Боги Бамиана

Оповестив старшину, о размере ежемесячной дани, трое ребят спортивного телосложения, сразу же после разговора отправились в травматологию и, сняли побои. А через пару часиков Колю-Колю приняли⁴⁸. Наш «справедливый и гуманный» отмерял орденоносцу три с половиной года колонии общего режима. И сейчас Перстень видел, что Коля-Коля очень хочет, у него, что – то спросить. – Давай спрашивай. – На хрена ты ему руки перебил? – Поинтересовался тот. – Днюха моя.– Ответил Перстень. – Поздравляю. Так, на хрена? – Может, пожалел. – Пожалел? – Удивился Коля – Коля. – Ну, да, так бы в курятник⁴⁹ загнали. – Уверенно ответил Перстень. – Да ты брат гуманист. Он, с таким отношением, всё равно, скоро, туда уедет. – Да, но, не на мой, день рождения. – Слушай, ещё вопрос, если не хочешь не отвечай. Ты, почему на пальме⁵⁰ кантуешся, по нижнему ярусу шконари свободные есть, и по жизни у тебя всё ровно?

– А, кто тебе сказал, что на нижнем ярусе мазёвее спать? И по жизни мы с тобой брат как минимум, автоматные рожи. Вроде и не западло, но в блат комитет по понятиям ход закрыт. А у пальмы, скажу я тебе, масса неоспоримых достоинств. Это я чётко ощутил в Алма-Атинском приёмнике распределители, в начале перестройки. Попали мы туда с приятелем в пятницу вечером. Небольшая хата карантина, где то три на пять метров, была совершенно пуста, и моей первой мыслью, было занять нижний угол нар. Подальше от параши и поближе к решке. На что, мой умудрённый опытом товарищ, на тот момент уже имеющий три ходки, сказал, что в основном я прав. Кроме одного. Угол занимать надо верхний и пару соседних досок снять, чтобы вши не одолевали.

К понедельнику в хату набили человек тридцать, всех мастей. Контингент разнообразием не отличался. Безработные, спившиеся, сколотые, освободившиеся, и другие, не успевшие отдуплиться, что происходит, в проданной стране. Ни кто из них, не имел, на кармане лаве, чтобы откупиться, от доблестной и не подкупной Фемиды.

– Пацаны, можно я к вам?-

Заехавший в камеру опрятный, и не зачуханный мужичок после кивка моего товарища присоседился к нам. Он вкратце рассказал, что после освобождения с пятилетки, приехал домой, а дома то и нет. Вернее сам дом на месте, только жена продала его, полгода назад, а сама с детьми и новым папой, куда – то стартанула. И, новоиспечённый, бич божий, покантовавшись неделю на воле, решил пересидеть, смутные времена, в охраняемом месте. А что, крыша над головой есть. Хоть и херово, но три раза в день кормят. Подмолаживают иногда, но это мелочи, по сравнению с мировой революцией и перестройкой.

В итоге, каких только персонажей, там не было. И двое торчков на ломках, которые друг за другом стояли в очередь на парашу, то блевать, то дристать. И спившийся профессор, который «за докурить» рассказывал интересные истории. Про то, как он, придумал лампочку Яблочкова. Или как посоветовал Менделееву уже, наконец, опубликовать свою таблицу в широких научных кругах. И перестать пудрить ему мозги на каждой пьянке, своими плюмбумами.

Под нарами тоже была своя движуха. Человек шесть по заезду, сразу нырнули туда и варились там по своему, не докучая остальным. Один дед или не дед, был такой грязный и, от него так воняло, что менты постремались его шманать. А он с собой завёз превосходный чуйский табачок, которым угостил всех желающих. Корче, сверху лучше видно. Ещё вопросы есть?-

Не дожидаясь ответа Коли – Коли, Перстень повернулся к Старому:

– Как думаешь, долго ещё мурыжить будут?

– Да хрен его знает, если больше двух часов продержат, значит, точно лагерёк разгружают. Продержали четыре часа и опять стали называть фамилии. Когда назвали Перстня, он взял свой баул и пошёл к двери. На выходе омоновец в маске сорвал с него бирку и, сунул её в руку. Затем сказал:

– Иди дальше. –

А дальше были неприятности.

– Где твоя бирка? –

Спросил омоновец, стоящий за дверями.

– Вот.-

Ответил Перстень, разжимая кулак.

– А почему он у тебя в руке, а не на одежде? –

Вежливо поинтересовался мент.

– Ваш сорвал. –

Честно ответил Перстень.

– Ты как разговариваешь?!

И тут сапёр ошибся.

– А ты как разговариваешь? –

Ляпнул он, не подумав. Не успел Перстень договорить фразу, как на него обрушился град ударов.

На расстояние сорок метров, до шизо, четверо омоновцев, допинали его, секунд за тридцать. Очнувшись в камере и оглядевшись, Перстень решил проверить, что из частей тела осталось не повреждённым. На удивление поломаны были только два ребра. Синяки и шишки, не в счёт. Хромая и кряхтя от боли, он доковылял до двери камеры.

–Здорова, кича.-

А, в ответ тишина.

– Это Перстень с третьего. Есть кто живой?

– Если пасть не закроешь, сейчас ты тоже умрешь. –

Послышался с продола голос вертухая. Решив не злить лишний раз охрану, и проанализировав ситуацию, именинник пришёл к не утешительным выводам. В свой тридцать второй день рождения он был на самом дне социума. Ни каких примет указывающих, на то, что ситуация изменится, в лучшую сторону не было. Зато была, не хилая перспектива, раскрутится ещё на пару – тройку годиков, за поломанные конечности крысы.

Через трое суток зайдя в полупустой барак, он узнал, что прогнозы Старого начали сбываться.

После отбоя Перстень забрал у Крытника килограмм подарка и решил прогуляться до знакомых. До текущих событий, пройти зону вдоль и, поперёк в любое время суток, не составляло, труда. Локалки были открыты круглосуточно. Контроля в зоне, со стороны администрации не было. Мент зашедший в отряд мог, запросто, получить по хребту, прилетевшим, неизвестно откуда, сапогом. Каждый проход между койками, был завешен парашютами^*. Парашюты, это комплекты постельного белья с одним рисунком, которые вешались между шконарями и на выходе на продол между рядами. Этим создавалась иллюзия обособленного пространства. Сейчас же всего этого не было и в помине. Проходы между койками просматривались насквозь. Все прутья заборов локальных зон, были заварены, а на калитках висели амбарные замки.

– Ты как сюда добрался? Все локалки, закрыты.-

Поинтересовался Зендер.

– Да как – то так, получилось, красиво. Где пить будем? –

Спросил Перстень.

– Я смотрю у вас тоже парашюты по срывали.

Отряд, в который пришёл Перстень, просматривался из конца в конец, насквозь. Больше половины двух ярусных коек пустовало.

– Пошли в кишку, там вроде ни кого сейчас. Всех, кто после отбоя, более менее, шевелился, вывезли.

– Ну что, пацаны, вздрогнули. – Перстень поднял кружку с самогоном.

– С Днём рождения.

Сказал немногословный тост Лом. И выпив, продолжил.

– Стесняюсь спросить, ты как самогонку сберёг? Тут шмон такой был – всю зону вверх дном перевернули.

– Ну, это не моя заслуга. –

Ответил ему Перстень.

– Крытник курковал. Я до сих пор в ахере, как крыса его раскулачить решился.

– А он тебя, кстати, не сдал. –

Сказал Зендер.

– Так и я с ним не жестоко обошёлся.

– Шутник ты, однако. –

Улыбнулся Лом.

– Какие тут шутки? Что в зоне творится? Я не как не отдуплюсь.

– Тогда наливай.

Выпив налитый Перстнем самогон, Зендер продолжил.

– Слушай, что мы знаем:

Из лагеря вывезли всех смотрящих, блатных, и приблатнённых. Короче всех, кто может поднять кипишь⁵¹, погнали на этап. Говорят, что зону будут делать образцово показательной, чтобы показывать её всяким комиссиям и проверяющим. А это значит, что сейчас пойдут к нам козьи этапы. И наверняка придётся не сладко, когда зону с чёрного на красный перекрашивать начнут.-

Зендер налил в стакан самогон и протянул его Перстню.

– А пока с днём рождения тебя, здоровья, терпения, силы и мудрости. А так – же удачи и скорейшего освобождения тебе желаем. Вздрогнули.

– Что думаешь?– Спросил, закуривая Лом.

– Думаю, что очередная перестройка, мать её, много здоровья и сил отнимет. Так что спасибо за пожелания всё это пригодится. Вам тоже желаю всех благ. Почапал я на отряд, Бог даст, увидимся.

– Кстати, насчёт Бога. –

Лом встал, чтобы проводить Перстня:

– Ты в курсе, в лагере храм православный строим? Если, что приходи.

– Да я как то сам привык справляться, что Бога вмешивать. –

Ответил Перстень.

– Вот это «Сам» нас и доводит до ручки. Я конечно не настаиваю. Но если будет туго – приходи. С Божьей помощью всё намного лучше складывается.

– Там видно будет. –

Сказал Перстень, выпрыгивая в окно барака.

***

Прошёл год.

– Перстень к отряднику.

Проорал, шнырь, заглянув в секцию.

– Осужденный вас долго ждать?-

Дверь с табличкой «Начальник отряда» открылась и улыбающийся отрядник со словами: – Давай чай остывает.

Запустил Перстня в кабинет и закрыл дверь на ключ.

– Ну что, уважаемый, у меня две новости хорошая и плохая. – Начал он с противной улыбкой.

– Давай хорошую.– Хотя, что хорошего ждать от администрации было не понятно.

– С днём рождения тебя. – Сказал отрядник.

– Спасибо. А плохая?– Поинтересовался Перстень.

– А плохая состоит в том, что если ты не переселишься с последнего проходняка в любой другой, то поедешь в шизо на пятнашку⁵².

– С какого это? – Поинтересовался Перстень.

– Я вроде ни чего не нарушаю. Вон даже в ПТУ на сварщика отучился.

– Отучился, это, да. – Согласился отрядник.

– Только на промке ты почему – то не работаешь.

– Не работаю. – Согласился Перстень.

– А собираешься? – Полюбопытствовал начальник отряда.

– За три рубля, нет.– С уверенностью ответил Перстень.

– А за сколько? Если конечно не секрет. – Заранее зная ответ, спросил отрядник.

– Кончай базар начальник, хочешь закрыть – закрывай.– Не желая продолжать разговор, Перстень пошёл к двери.

– Смотри, пятнашка в шизо, в конце января, далеко не Гагры.

– Не пугай начальник.

– Да я не пугаю, знаю, «шурави» пугать только время зря тратить. Упрямые вы. А мне в отряде сейчас упрямцы не нужны. Да и честно сказать я сам пару годиков за речкой был. – Сказал он, достав из тумбочки бутылку коньяка и два гранённых стакана.

– Поэтому давай-ка мы с тобой, по стакану накатим. Не стрёмно с ментом пить?

Он налил два полных стакана и один подвинул в сторону Перстня.

– За тех, кто там остался.

– За это нет.

Перстень вернулся к столу и, выпив залпом вопросительно посмотрел, на отрядника.

– Иди, скатывай матрас. После обеда в подвал поедешь.

Выйдя после второй пятнашки, Перстень зашёл в проходняк, к смотрящему, на чай.

– Ну как тут, поживаете, господа сидельцы?– Поинтересовался он.

– Тоскливо, господин страдалец. Вроде всё есть, а её родимой, не хватает.-

Ответил смотрящий:

– Самогон будишь?

– Буду. Только сначала схожу, помоюсь, побреюсь.

– Давай, а я пойду, пообщаюсь. С карантина, нам пятерых на отряд подняли. Сейчас они у отрядника. Выйдут, надо таво – этово. Сам знаешь.

Помывшись, Перстень расположился, в проходняке у смотрящего Кима. От сюда, был хорошо виден, его пустующий шконарь, сиротливо стоявший в углу, без матраса.

– Ну, что дальше, поедешь страдать или переедешь всё-таки. Вон смотри, соседний проходняк пустой.-

Задал вопрос, вернувшийся со встречи этапа, смотрящий:

– Тебе сколько до звонка осталось?

– Пять месяцев.

– Смотри, со стороны общества, к тебе претензий нет ни каких. Досидишь спокойно и домой. Подумай.

– Опа. А это, что за кадр. Похоже с последнего этапа. Зырь Перстень, он на твой шконарь мостится. Сейчас приколемся.

Действительно, к койке Перстня, стоящей в дальнем углу подошёл новенький зек. И запихав под кровать спортивную сумку, стал раскатывать на ней свой матрас.

– Слышишь, неуважаемый, я так понимаю, ты на этот лежачок кости кинуть собираешься? – Спросил, смотрящий за отрядом, новенького.

– Не твоё дело. – Хамовато ответил спортивного вида чернявый зек. Видимо, он чётко придерживался инструкции, данной ему, каким-то, не доброжелателем.

– И почему я неуважаемый. – Осмыслив вопрос, спросил он.

– О, ты даже, этот момент уловил.– Обрадовался Ким:

– А то я думал, ты совсем, тугой. Я не люблю объяснять очевидные, вещи.

Сказал он, не выходя из проходняка:

– Но когда ты вошёл в хату, ни кто таки, не услышал, твоего «здравствуйте». Значит ты общество, не уважаешь. Ну а нам, тогда, с чего, тебя уважать? И ещё. Ты вообще в курсе, что за последний проходняк, у нас мусора крепят, не по детски. Ты как, готов?

– К чему? – Непонимающе, спросил зек. Похоже, инструктирующий первохода упустил, то ли по халатности, то ли специально тот момент, что последний проходняк, имеет, не только блага, но и обратную сторону.

– Ладно, разберусь. – Заваливаясь в обуви на кровать, нагловато ответил кадр.

– Ну-ну разбирайся. – Задумчиво проговорил смотрящий.– Давай Перстень выпьем за святую простоту.– Сказал он, протягивая стакан.

– За неё.– Поддержал тост Перстень.

– Тебя к отряднику! – Заглянув в секцию, крикнул новичку, шнырь.

– Как думаешь. – Поинтересовался Ким.– Съедет? Или вы с ним, на киче словитесь?

– Думаю, съедет, но могу и ошибаться, посмотрим. – Ответил ему Перстень.

– Что раньше времени гадать, минут через пять, видно будет.

Увидели чуть пораньше. Всего через три минуты. Не на кого не глядя, заезжее хамло, зашло в секцию и, скрутив матрас и, куда-то свалило из хаты. Конечно, кому охота, зимой в шизо париться, в отряде, в любом случае, теплей, будет.

– Ладно. – Сказал Перстень, кидая матрас, на свой шконарь

– Дорога, на пятый отряд есть? Хочу после отбоя в гости сходить.

– Дорога есть. – Сказал Ким.

– Но лучше идти днём – меньше палева. Я так понял ты завтра опять в подвал?

– Не будем о грустном. – Перстень присел на койку, – Давай рассказывай дорогу.

– Смотри, в нашей локалке, в правом нижнем углу, три прута сделаны из алюмишки и покрашены в цвет основного металла.-

Начал объяснять дорогу смотрящий

– Дожидаешься пока, вертухай в сидке отвлечётся, отгибаешь и, ныряешь в соседнюю локалку. Там второе окно с права, открыто. Ныряешь туда. Потом проходишь по продолу и, лукаешься в третье справа окно. Когда пролезешь, окажешься во внутреннем дворике. Там проходишь через него и лезешь в Зендеровский проходняк. Только смотри по аккуратней. Он психует, когда много народу через проходняк шастает.

– Понял. С ним, как-нибудь, договорюсь. Куда дальше?

– Через окно от Зендера проход в локалку пятого отряда. Ещё раз повторюсь, это лучше делать после трёхчасовой проверки, мусора обычно в это время не лютуют.

– Зендер открывай.

– Кого там ещё несёт? А Перстень, ты? Залазь.– Обрадовался Зендер.

– Хоть кто – то к нам. А то все через нас, только нервы треплют.

– И я рад тебя видеть. И тебя Лом тоже. – Сказал Перстень, усевшись в проходняке земляков:

– Как сами?

– Как зеки, у которых по девять отсижено и по шесть впереди. – Мрачно пошутил Зендер.

– Да не слушай ты его. – Сказал Лом. – Всё нормально. Просто депресняк его давит. Да ещё, дорога пошла, через проходняк. Народ туда – сюда шастает. Вроде и благое дело – общее. Но нервяк, сам знаешь, трудно сдержать. Водку будешь?

– Буду. Стесняюсь спросить. У всех самогон, а у вас, что за праздник?

– Да у нас один товарищ, решил в двадцать одно покидать. Вторую неделю с москвичом каким – то шпилят, пока наши побеждают. А вообще знали, что ты сегодня зайдёшь и, барыге, заранее заказали. Ну, давай.

Стук в окно, не смог обломать, самый повторяемый в мире тост.

– Давай за Давая.

– Какого на хрен. Давая?

– Чего надо?

Открыв окно, спросил Зендер.

– На шестой.– Ответили с улицы.

– Давай залазь. Шустрей давай. – Проворчал он, пропуская в окно, зека, с другого отряда.

– И так день, и ночь, вторая неделя.

–Так, а что вы паритесь? – Удивился Перстень:

– Есть же свободные проходняки. Переехали и всё, а сюда новеньких кого-нибудь поселили.

– Я ему давно уже об этом говорю. – Сказал Лом, наливая водку в стаканы.

– А он заладил, я в этом проходняке, шесть лет прожил, и переезжать не собираюсь.

– Ну, тогда один выход. – Предложил Перстень. – Менять дорогу.

– Скорей всего, так и будет, вон, пусть через соседей, лазают. – Проворчал Зендер.

– Я мужики, тоже до пятого прогуляюсь. – Сказал Перстень.

– Не обессудьте, надо мулю земляку передать, а на обратном пути с вами ещё пообщаемся.

– Ну вот.– Буркнул Зендер. – А кто там у тебя?

– Мага Махачкалинский. Я на киче с Закиром славливался. Его из бура в шизо кидали на десяточку⁵³. Просил зайти к Маге. Да и он расстроится, если не зайду.

– Он сам к тебе, чуть попозже, с нами, собирался. Иди, конечно.-

Проворчал Зендер и, вышел из проходняка.

– Ты на него сильно не обращай внимания. Весеннее обострение и сопутствующие факторы, имеющиеся в наличии. Ну, ты меня понял.– Извинился за друга Лом.

– Понял. Скажи Лом, что надо сделать, чтобы покреститься?

– Выучить три молитвы: – Отче наш, Богородицу и Символ веры. Что, без помощи Отца небесного тяжко?

– Ты знаешь да. Выйду с третьей пятнашки покрещусь. Если как говорят крещёные «Бог даст». Напиши мне, пожалуйста, молитвы. Я их на обратном пути заберу. – Что опять в шизо поедешь? – Поинтересовался Лом

– Скорей всего да.

– Ну, Бог в помощь. – Сказал Лом, передавая Татарину листок с молитвами. Зендер просто сказал: – Увидимся.

***

–«Сууууууууууууууууууууууукккка, как холодно, на киччччччччччччччччччччччччччччччче, в феврале месяццццццццццццццццццццццццццццццццце».-

Думал Перстень, подтягиваясь на висящем над железной дверью камеры наморднике. Подтягиваться он мог долго, минут двадцать. Потом столько же приседать и столько же отжиматься. Отжиматься ещё можно было к верху ногами, на руках. Потом, пока тело разогрето, попытаться уснуть.

– Что за бумажка? – Подумал он, нащупав во внутреннем кармане робы, какой то листок.

– А это молитвы. Те, что Лом, написал. Посмотреть, что ли. Хотя какая от них помощь. Навряд – ли теплее станет. Так что там написано?:

–«Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя твое, да придет царствие твое, да будет воля твоя, яко же на небе, и на земле. Хлеб наш насущный даждь нам днесь. И остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашим. И не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. Аминь».

Больше половины слов не понятно. – Не спать, до отбоя спать запрещено! Встать, подойти к стене, руки на стену ноги шире. Сколько человек в камере? Почему молчишь? -

Три зоновских вертухая, в масках, с дубинками, ворвались в камеру. За ними вальяжно зашёл холёный майор.

– А, Афганец. –

Сказал он.

– Не пойму вас, афганцев. Почему вы все, такие упёртые. Вот ты же Перстень не блатной? А на промку ходить не хочешь так? Что молчишь?

– Тепло берегу, гражданин начальник.

Поёживаясь и пытаясь сохранить остатки тепла, Перстень снял руки со стены и, попытался закутаться в бушлат.

– Руки на стену! –

Последовал окрик. И дубинка прилетела, точно, в правое бедро зека. – СУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУКА. БОООООООООООООООООООООЛЬНО.– Подумал Перстень упав, но при этом, не проронил ни звука.

–Сидишь вот в одиночке, на пониженной пайке. –

Как ни в чём не бывало, продолжил офицер:

– Холодно. А, правда, почему так холодно. Дайте ему картонки, пусть решку, заложит. И прибавьте батарею, нам труп перед комиссией, совсем не пригодится. Да, и покормите, его пару, тройку дней. Три дня, до комиссии осталось. Всей киче внимание. Говорит майор Катков. – Выйдя из камеры он, повысив голос продолжил: – Через три дня приезжает комиссия по правам человека. И, если у вас, господа зеки, есть какие-то претензии или пожелания, то я вас выслушаю прямо сейчас. Если же претензий нет. Каток вышел в коридор между камерами и закончил свою речь словами:

– То вся кича умоется кровью, если какая-то падла, откроет рот, с жалобами. Надеюсь, услышали все?

Молчание знак согласия.

Замок камеры защёлкнули. Послышались удаляющиеся шаги вертухаев и снова тишина в штрафном изоляторе. Тишина, которую не спутаешь, ни с чем, насквозь пропитанная болью, отчаянием и злостью. Перстень, опираясь о стенку, на одной ноге допрыгал до забетонированного посреди хаты столика и двух скамеек. Сильно болела ударенная нога. Холодно опять, аж колотит. – Покурить бы. – Подумал Перстень, морщась от боли, в ушибленной ноге. – Вот только нет курева, то – есть, ни хрена. Только бумажка с молитвами. Всё равно завернуть нечего. Ещё почитать что ли?

– Богородица дево радуйся, благодатная Мария. Господь с тобой, благословенна ты в женах и, благословен плод чрева твоего, яко спаса родила, еси душ наших. Аминь.

Кормушка открылась и через нее, в хату влетели две кортонки, и пачка «примы».

– Командир, а спички?– Крикнул Перстень.

– Может тебе ещё бабу, в пионерскую правду, завернуть?– Послышался удаляющийся голос вертухая.

– Это от вас навряд – ли дождёшься, а за картон и курево душевно благодарен, граждане начальники.– Крикнул в никуда Перстень, закладывая решётку уличного окна, картоном.

– А огонь добудем с Божьей помощью. Интересно.– Подумал он:

– Откуда у меня такие мысли?

Первая затяжка наполнила голову туманом. После второй он медленно сполз по стене на бетонный пол, ноги стали ватными. Куда-то на второй план отошли холод и боль. Казалось, что тлеющий огонёк дешёвой сигареты, прибавил тепла, остывшему до предела организму. Сквозь туман он увидел, как через открывшиеся тормоза, в камеру зашли два вертухая. Один из них отстегнул шконарь, другой, кинул на него матрас. Затем оба молча вышли, ни разу даже не ударив прикайфовавшего зэка.

***

Море, жара, полный пляж, отдыхающих. Глиссируя, на крутой волне, мой серфинг развил, приличную скорость. Этим финтом я, вызвал восторг, дефилирующих по кромке прибоя, двух молодых особ в бикини.

– А можешь ещё так? – Попросила меня одна из красавиц:

– А то мы сфотографировать не успели.

– Для вас красавицы, всё что угодно, особенно для тебя рыжая. Тебя как зовут?

– Лена.

– А ты откуда?

– Из Волгограда.

– В восемь на мосту встретимся?

– Я подумаю.

– Для рыжей Лены из Волгограда трюк на бис.

Глиссирующий виндсерфинг, очень капризная штука. Если корпус доски, больше чем на половину, повисает в воздухе, то судно становится не управляемым. Так и вышло. Тресь… серфинг в одну сторону Перстень в другую. И, с лёту, ударился боком, об лежащий на берегу, огромный валун.

–Бооооооольно. – Простонал зек, вставая с бетонного пола.

Приснится же посреди кичи пляж. Кстати, в хате заметно потеплело, уже не шёл пар изо рта, и не колотила зябкая дрожь. Эта самая дрожь, порядком надоела, за последние полтора месяца. Без неё было как – то не привычно, но хорошо.

– Что Бог не делает всё к лучшему. – возникла из глубин памяти, услышанная, от прабабушки фраза.

– Кстати о Боге. Где эта бумажка? ВЕРУЮ…..

Лязг замка, прервал дальнейшее изучение листка. Вертухаи затолкнули в камеру ещё, трёх сидельцев.

– Здоровья тебе Перстень.– Сказал один из них. Я Руслан с Хасавьюрта.

– И тебе тоже, зёма. Проходите, располагайтесь. – Сделав широкий жест рукой, в шутку предложил Перстень.

Не смотря, на дневное время, охрана отстегнула шконари, кинула на них матрасы и ушла.

– Я Мирный с Мирного. – Представился второй сиделец.

– А я Джон. – Сказал третий.

Уточнять, откуда родом Джон, Перстень не стал. Если захочет, сам расскажет. Все трое выглядели крайне истощёнными.

– Наверняка у меня вид не намного лучше.– Подумал Перстень.

– Принимаем ужин.– Кормушка с лязгом открылась, и в хату пополз, ароматный запах, борща.

– Глюк.– Подумал Перстень.

Но глюк не пропал, за четырьмя мисками, наваристого борща, последовали, макароны по-флотски. Сказочный обед, завершился, кружкой сладкого напитка, из шиповника. Отдав миски, зеки завалились на отстёгнутые шконари.

– Что это было? – Отдуваясь, удивлённо поинтересовался Мирный:

– Кто-нибудь мне объяснит, что происходит? То месяцами полпайкой кормят, а тут такой пир закатили, как бы, не просраться с непривычки.

– Ты чё, Мирный, спал, когда Каток на продоле про комиссию орал? Нас сюда на откорм согнали, чтобы не напрягаться, по хатам не разносить. В одну кормушку сунул и не сильно устал, бегая по продолу. А откормить надо, иначе комиссия, как по Станиславскому скажут, не верим. Не верим, что людей можно довести до такого состояния. – Сказал Джон, доставая из складок поношенной робы, пачку Мальборо:

– Угощайтесь.

– Ни хрена себе.– Удивился Мирный:

– Это как?

– Всё просто коллега. Двумя словами, рыночная экономика в действии. На воле подошли к вертухаю и, за хорошее вознаграждение, попросили передать мне, на день рождения, литр коньяка, курево и закуску.– Так, что у нас, сегодня, после отбоя, не запланированный той⁵⁴. Кормушка в двери, опять открылась.

– Принимаем витамины, жалуемся на здоровье.

– О, и медицина пожаловала. Красивая, умираю без любви. – Начал подкатывать к миловидной медсестре Руслан.

– Жалобы на здоровье есть?– Невозмутимо повторила вопрос, привыкшая к подкатам медсестра.

– Да есть, вот здесь болит.– Руслан, через кормушку, схватил руку медсестры и, прижал её к своей груди.

С трудом освободив руку, медсестра, с криком, отскочила от кормушки. В камеру ворвалось трое охранников и, от души, прошлись дубинками, по хребтам сидельцев.

– Чтоб витамины съели.– Сказали вертухаи, защёлкивая со стороны продола замок камеры.

На столе, посередине камеры, остался стоять, пластиковый пузырёк с пилюлями.

– По две пилюли на брата.– Сказал, разглядывая содержимое пузырька, Мирный и продолжил:

– Кто будет?

– Я схаваю, хуже не будет: сказал, заглатывая пилюли Джон.

– А я обожду. Гляну, что с тобой будет. Пойду, прилягу. – Перстень завалился на откинутый шконарь. – Лафа, как мало человеку надо.– Подумал, засыпая он: – Тепло, мягкий шконарь, сытое брюхо и, чтоб не били.

***

БОГИ БАМИАНА.

– Перстень, вставай. Постой в окопах со снайперкой, пока мы обедаем. -

Попросил, заглядывая в блиндаж Снайпер.

– Ага. – Сказал я, вставая с нар.

– Сейчас иду. Движуха в секторе была?

– В мёртвом секторе, двое в овраге сидят. Так иногда постреливают, патронов видимо маловато. Ну и по пещерам посматривай, может какая-нибудь зараза пальнуть, сам знаешь.

– Ладно, давай.

Я взял из рук снайпера СВДэшку и вылез из блиндажа, под жаркое афганское небо. Идти пришлось, пригнувшись, по окопу, мимо сидящих у агэса,^* двух бойцов, разогревавших на сухом спирте тушёнку.

– Приятного аппетита. – Пожелал я, проходя мимо них, на снайперскую позицию.

– Чего в блиндаж кушать не идёте? Там по прохладней будет, а я, пока посмотрю. Снайперка ваш сектор тоже перекрывает.

– Вот Перстень – человек, о других заботится. А ты, ни о себе, ни о расчёте.-

Проворчал Сэмэн, поворачиваясь к своему другу, командиру расчёта Маркелу. А мне с улыбкой сказал:

– Спасибо добрый человек, мы воспользуемся твоим предложением. Пойдём немного остынем, а то мозги на этой жаре закипают.

– Смотри Перстень. – Маркел задержался в ячейке и, стал рассказывать мне обстановку:

– Из второго кишлака, духи пытались в мёртвую зону, ишака, с ящиками провести. Они его запустили без погонщика. Наверное, думали, что сам дойдёт. Мы перед ним пару гранат кинули. Он развернулся и назад пошёл. Наверняка, ещё раз попробуют запустить. Им патроны надо туда, как-то переправлять. Похоже, они ночью не успели запастись. Ну, давай, через часик вернёмся. Закончил он инструктаж. Потушив спирт и забрав тушёнку, пацаны, сгорбившись, ушли в сторону блиндажа. А я остался в окопе один.

Высунув ствол в бойницу, я приложил глаз к прицелу СВД. Приближал он капитально. Второй кишлак, находящийся под горкой Восточной, в провинции Бамиан, был как на ладони. Дети играли в альчики^* в дорожной пыли. Рядом клевали что-то штук пятнадцать жирных кур. Какая-то не молодая ханумка^* развешивала бельё во дворе. Вроде ни какой активности не наблюдается. Оставив винтовку в левой бойнице, я посмотрел в стерео трубу. В правой бойнице, в пяти километрах по шкале, зажатый между двумя горами, стоял кишлак Таджик. С этой стороны тоже всё спокойно. А вот прямо передо мной, в километре от окопов, вертикальной стеной, стояла гора. А в ней, шестьдесят восемь пещер, и из каждой, могло прилететь то, что может отнять жизнь. У подножия горы находился овраг, а перед оврагом, стояли развалины двухэтажного дома. И из этих развалин, духам было очень удобно, обстреливать расположение десантников. Один минус был у этой прекрасной позиции. Доставить туда боеприпасы и питание можно было только со стороны второго кишлака или со стороны кишлака Таджик. Оба эти направления, полностью контролировались нашим блокпостом. Активных боевых действий в провинции Бамиан не было года два. Но ежедневные перестрелки, а иногда и ракетно – миномётные обстрелы присутствовали. Так, что расслабляться не будем, подумал я, доставая фляжку. Жара конечно капитальная. Маскировочная сеть, тень толком не даёт. Под пятьдесят не меньше. Посмотреть, что там, в секторе происходит. Высунув стереотрубу я увидел, смотрящую мне в лицо, задумчивую морду ишака. Ишак стоял перед минным полем, гружённый, привязанными к нему двумя зелёными ящиками.

– Ты, что тут делаешь? –

Спросил я ишака, как будто он мог мне ответить.

Джихад ишак, пошевелил ушами, и ни чего мне не сказал. Но всем своим видом показал, как ему не охота, в такой солнечный день, идти, через минное поле. Однако, у его хозяев, были собственные планы, прямо противоположные со взглядами скотины. Со стороны оврага я услышал, щелчок выстрела, из подствольного гранатомёта. Взрыв в двадцати метрах сзади осла, не потревожил, привычное к войне животное. Зато досрочно закончил обед подразделения.

– Что за стрельба со взрывами, мешает нам переваривать обед? –

Поинтересовался у меня, тихо появившийся со спины снайпер:

– Мы только с товарищем лейтенантом, в нардишки⁵⁵ сели покидать, а тут веселуха какая – то намечается. Дай-ка гляну. – Снайпер, взял стерео трубу, и стал, по очереди совать её во все бойницы, приговаривая при этом:

– Ага, хорошо, замечательно. Ах, вы вот как. Ладно, сейчас подумаем, как вам ответить. Перстень подвинься. – Попросил он меня.

– Я сейчас, Герасима в дозор отправлю, мало ли что.

Герасим был не убиваемой куклой сделанной из черенка лопаты и куска фанеры. С нарисованным на ней усатым лицом и, надетой сверху старой каски. Прежде чем вылезти самому, снайпер всегда отправлял в дозор Герасима. Как только силуэт стрелка показался в бойнице, несколько сухих ударов, поднявших пыль на бруствере окопа, показали, что спокойно работать не дадут. Но и на минное поле ни ишак, ни духи идти не собирались.

– Смотри пацаны, что происходит. -

Снайпер протянул стерео трубу молодому летёхе. Тот второй день был на блокпосту и вёл себя прилично; в атаку не шёл и старшего из себя не изображал.

– Посмотрите в среднюю бойницу, товарищ лейтенант. Видите в конце второго кишлака движение?

– Да там, что-то происходит. – Подтвердил летёха.

– Наш осёл отвлекающий. – Продолжил Снайпер

– Они сейчас там ишаков к пещерам перегонять будут. Командуйте товарищ лейтенант.

Попытавшегося привстать лейтенанта я поймал, за ещё не успевший выгореть ХБэ⁵⁶.