Сосново

…тут Тростников к ним подошёл… сбил тему, заполонил новой энергией, эмоциями, страстями… ликом замельтешил, гримасы строил… девочка уже на ТТ с обожанием смотрела и шуткам его смеялась… Глеб немного постоял третьим лишним… и в сторону отошёл.

…чё ты решил этой Клаве про бабку рассказывать – тоже мне тема… олух ты, паря… да и кто ты ей?.. может с тобой пойти, может с Тростниковым… «что он Гекубе, что ему Гекуба?»… вот увезёшь такую в Лисий Нос, а она назавтра с другим пойдёт… вряд ли тебе это понравится… скучно всё же без любви.

…Глеб к Коробкову подошёл… бузонил, что деревяхи из «Мухи» надо бы натырить… уже заплачено… но Юрка не слушал и только лыбился на весь белый свет… он уже принял на грудь, забыл давешние разборки и клеил молодуху.

– …девуля… деву-у-у-у-ля, – нудил Коробков, – вон, вон… тот стаканчик… ух ты, какая у нас щёчка… ну сядь, сядь вот здесь.

…девчонка принесла стакан и засмущалась, когда Юрка взял её за руку… медленно и церемонно посадил себе на одно колено… приобнял… смотрел в профиль умильно и елейно… Глеб по Юркиным глазам видел, что Коробков теряет нить и смутно ощущает окрестности.

– (Коробков): …пальчики на стакане какие тонкие… двойные… как рыбки в стекле… ну, пои меня, пои… а я как бы без рук… лётчик Маресьев.

…она осторожно подала ему стакан с водкой… Юрка, держа руки за спиной, хлюпал, сипел, цедил сквозь губу… и шумно дышал в стакан… к девулиной ручке припал и долго старательно целовал… со стороны казалось – ел ручку.

…за шейку девулю взял и медленно потянул к себе… она напряглась и вроде сопротивлялась, но не сильно… в щёчку нежно чмокнул… а потом к ушку наклонился и тихо спросил:

– …как отчество твоё?

– …Матвеевна, – она пробовала отвернуть голову и отодвинуться… как если бы хотела взглянуть на него издали.

– (Коробков): …Татьяна Матвеевна… какое просторное имя… со всех концов света ветра́ сошлись – Борей, Хорей, Шалфей и Матвей… по полям гуляют… три дня скачи – никого не встретишь… а некоторые, велеречивые, всё своё отскрести норовят… но ты не такая… Татьяна Матвеевна… голубушка… Танечка, милый цветок… душа горит… расстегни мне рубашечку… саван мой… вон из себя пойду… я ж без рук… с вот этой пуговички… вот… пальчики твои, что пёрышки.

…девочка, боясь случайно дотронуться до него, расстёгивала пуговицы.

– (Коробков): …ещё, ещё одну… вот так… а теперь руку мне на сердце положи… скажи, как оно стучит.

…девочка засмущалась и убрала руку за спину… но Юрка осторожно взял её ладонь… на весу неся… медленно и торжественно просунул себе под рубаху на грудь.

– (Коробков): …вот тебе вся печаль моя безотрадная… слышишь, как птичкой бьётся моя судьба?.. как другим расскажешь-то?..

…он отпустил её руку… и, глядя в глаза, осторожно гладил девулю пальцем по ушку, по щеке, по шее… ей было неловко… она натянуто улыбалась… и явно не знала, как быть.

– (Коробков): …не тревожься, голубушка… я тебя нагую золотыми звёздами изрисую… ириску мою… закрой глазки, видь ручками, – она не закрыла, – …ниже, ниже ручку веди… вот так… ой, не хочет… боится… что ж ты замуж-то за меня не хочешь, крохотуленька моя?.. ну только сверху, сверху пальчики положи… как бы там ничего нет… и вдруг – есть!.. ха-ха-ха!.. не бойся его… кита подводного… ну погладь… погладь…

…девочка быстро отдёрнула руку… но Коробков взял её за плечи и бережно притянул к себе:

– …я тебе по ручке сейчас погадаю… видишь, голубушка, выпадает тебе сегодня ночлег с лесным великаном… который потом обернётся прекрасным принцем.

– …пьяный матрос… капитанская дочка!.. – встрял Леон.

– …и снится страшный сон Тарасу: …как будто бы одна девчоночка ему гладит волосёночки, – нудил Тростников.

– (Леон): …долго я тяжкие цепи влачил… звяк-звяк-звяк… ожил я, Олю почуя.

– (ТТ): …матерела тучка золотая у пупка утёса-великана.

– (Коробков): …цыц, гарнизон!.. суфлёры-шаромыжники… времени нет поубивать вас всех… ты видишь, крохотуленька моя, они мне слов душевных больше не говорят… кусаются только, как собаки бездомные… хулу вечно на меня гонят… хульники… некому мне свою душу рассказать… вот я вижу, что ты одна мне веришь… ибо я среди них тоже один… как перс… перст… под Полтавой… и «некуда больше спешить»… вот она, пристань моя тихая… га-а-вань, можно сказать… по уши в этой га-а-вани и сижу.

…под Коробковым стул деревянный конторский заскрипел простуженной Бабой-ягой, предрекая житейские сложности, зловредные козни и непростой выбор у камня на глухом распутье.

– (ТТ): …и залез атаман на свою атаманку… и спалося ему-у-у-у… как нигде никому-у-у-у… му-му.

– (Глеб): …ну чё шпынять человека?.. он там, положим, другиню к любости склоняет… житейский сюжет… и не надо в замочную скважину…

– (Леон): …и восходит солнце, и заходит солнце, а хуйня эта продолжается вовеки.

…………

– …проводи́те меня, – услышал Глеб голос Анны за спиной… – уже поздно… я боюсь одна до метро.

– (Глеб): …отчего же нет?.. наше дело кучерско́е: подъедь, выедь и уедь, – ему тоже надо было идти… завтра вставать к восьми.

…провожал её до метро… говорил всю дорогу… она уже называла его на «ты» и смеялась шуткам… не заметил, как они вместе вошли и спустились по эскалатору… на перроне он начал её целовать… она увернулась.

– (Анна): …ну зачем?.. тебе это – ничего, мне это – ничего, – спокойно так сказала… как бы застеснявшись за них обоих.

– (Глеб): …ты бы обиделась, если бы я даже не попробовал, – он всё ещё обнимал и не отпускал её.

– (Анна): …зато я бы ехала домой и воображала, что у тебя есть хорошая девочка… и начала влюбляться в тебя, – она не пыталась высвободиться.

…поезд из туннеля пригромыхал… тормозил со скрипом.

…он притянул её к себе и поцеловал в губы… она не отталкивала, но и не завелась… он слегка отстранился и посмотрел на неё… она снова застеснялась… быстро чмокнула его в губы и резко отвернулась.

– (Анна): …ну всё… пока.

– (Глеб): …«пока» – это срок… маханём в Лисий Нос на выходные?..

– (Анна): …«пока» – это не срок, а случай.

– (Глеб): …а телефон?

– (Анна): …случай, он всегда без телефона.

…двери в вагон открылись.

«Кронверк»

…матёра вошь… её ж нигде не было!

…Лёха уже третий раз выбегал к трапу… круги давал… вниз в трюм – по раздевалке – сцене – куцей кулисе – другому проходу – вверх на палубу – на бак – под тентами – опять к трапу… с-сука!.. вчера в перерыве за кулисами отсосала любо-дорого… рядом за вешалками квохтали и костюмами буртешили… плечиками звякали и нагибались шнурки вязать… что уж сасем отвальный стрём!.. а она в полном забытьи и с жуткой подробностью довела его до таких вершин… что аж губу прикусил… чтоб не забыться и не застонать… а вот сегодня на пять минут с Игнатьичем встрял побузить о колонках… и на тебе – «не вышла в назначенный срок».

…Лёха Коробков стоял на сходнях, плавно покачивая их ногами… куда-то надо было себя бросить.

…не хер тут делать… это ясно… их деревяшку, как они по-свойски называли плавучий ресторан «Кронверк», неожиданно закрыли на пару дней… инспекция нашла обугленную проводку на кухне… Галины, чтоб дать в лапу, не было… заболела посреди зимы по весенней распутице… Арташес сперва на принцип пошёл… инструкции громко вслух читал… хотел зажмотить, ясное дело… потом начал в коридоре совать конверт второпях… при всей кухонной обслуге… инспектор взбычился и наорал… что он, дурак что ли – при свидетелях брать?.. им, рок-ансамблю, конечно, заранее никто не позвонил… и все притащились к половине восьмого вечернее представление давать… завтра точно не починят – мать их в качель… но велено быть к обрезу в полном параде… опять, как тогда, в ДК «Нарвский» ушлют… бляди!

…снег набух и по-тихому сочил исподнизу… пар шёл от сугробов на набережной… фонари на просвет дымкой заволокло… и потёртая луна, похеренная тучкой сбоку, едва обозначала себя расплывчатым призраком в светящихся белёсых эфирах… мокретью веток… столетней чухной… грибами прелыми било в нос из-под снега и шло в грудь… по́лы и па́хи развевая… ноздри шевеля… замороченной хернёй мутило ум… гусями какими-то кастальскими.

…призадумался Лёха… глазами туда-сюда бесцельно водил…

…подзаборная птица сучила по насту, отыскивая объедки… ссутулившиеся, редкие на набережной пешеходы натужно утверждали свои бахилы по нелёгкой кривой в раскисших снегах… выпить бы… но кухонные разошлись ещё днём… а Гаврила не даст… прошлый раз выябывался… начальника строит.

…Лёха вспомнил было про дачу… в Сосново… но братана не будет… а без него – одне песни под баян… у него кир, конечно, есть в мастерской… но он же небось с полдня умотал этому учёному лаптю тра́пезную расписывать… благодетелю… ну откуда у учёного может быть столько капусты?.. и ещё собрание у него вроде сегодня – ему картину военно-морскую заказали… или на разборку дома на Пороховых укатил… хуй его знает.

…стоял себе Лёха сиротой… на краю тёмных невских просторов… задумчиво и потерянно… скобля ногой обледенелую бросовую дощечку… совсем ни к чёрту этот половинчатый отгул… потом опять положенный выходной скрутят… но делать нечего – мотать отсюда надо… на дачу, что ли?

Дача

…Лёха швырнул дверь от себя и вошёл, расстёгивая дублёнку… печной духотой, как ватой, забило грудь… шёл в середину, к столу… на ходу стащил шубу и швырнул в общую кучу в углу на полу… не видя впотьмах и не осязая… медленно отходя кожей, застывшей после ходьбы по морозу от станции… свет, конечно же, был выключен… орал магнитофон… кто-то танцевал… на диванах сосались… бутылки на столе все пустые, ясное дело… в одном стакане ещё было на два пальца… Лёха выпил, не чувствуя… набираясь тепла… оглядываясь… Полищук с какой-то лошадью в обнимку шатался… танцевал якобы… все девки вроде разобраны… на столе пошукал – ни хера… под столом на полу пошарил… нашёл упавшую бутылку и из неё крохи допил.

…вышел в коридор… в соседнюю комнату заглянул… темно… товарный трюм, бля… один меркнущий подслеповатый огарок скучал на дне приземистой консервной банки, скудно освещая потолок… еле ли́ца видать… Март – пьяный, в покривившихся очках – с ехидной задушевностью тренькал на гитаре… издавая плывущие аккорды… дядя Глеб ему полусонно подпевал… как всегда перевирая слова и калеча мелодию… Юлька Мартова спала на плече у своего мужика… магнитофон из соседней комнаты было слышно в Мартовых паузах… то Март, то магнитофон… херня вместо музыки… Леон с ТТ бакланил… эти баб не водят, но про баб вечно чешут… на кроватях за ними блядки шли вне зависимости… незнакомые пришлые и временные хлопотали.

…глаза ещё не привыкли к полутьме… но луна в окне, как ни крути, сквозь замусоленные кружевные завесы свой полуночный свет в комнату кидала.

…у дверей девочка сидела… Лёша, стоя спиной к окну, смотрел на неё издали… она заметила и глаза отвела… медленно подошёл через комнату и встал близко напротив, ноги расставив… мошонкой метя ей прямо в лицо и наглядно почёсывая себя под яйцами… баба не двинулась и сидела молча… но, даже не видя, Лёха почувствовал, как она напряглась… чиркнул газовой зажигалкой… провёл пару раз совсем близко от её лица… нарочито… чуть ли не задевая… якобы рассматривая… баба отпрянула слегка, но осталась сидеть… волосы назад откинула… морда была на сдачу… потому и сидела одна.

– …так близко не надо, – тихо сказала.

…Лёха поднёс зажигалку к своему лицу… она глаз не подняла и упрямо смотрела мимо… Лёха пялился внаглую.

…рожу тупую держит… как на паспорт… дежурное блюдо… спать с такой – скука сивая… лежать будет колода колодой… потом повадится приезжать раз в месяц к ресторану и смотреть издали исподтишка… вся кухня ржать будет.

– (Лёха): …пойдём, я тебе нос погреть дам.

…она осталась сидеть, стараясь не глядеть на него… неподвижно так… боится, дура… парень с коридора вошёл… баба резко встала со стула, шагнула к нему и заулыбалась… словно ждала его… угодливо заквохтала… Лёха посмотрел на парня, стоявшего с тупой рожей… ваньку лепит, не её чувак… ну пусть… погасил зажигалку… пошёл на кухню.

…там, под пустыми бутылками, в бумажном пакете с макаронами единоличник Тростников держал заначку на завтра… Лёха никогда бы сам не допёр… но Мусёк прошлым месяцем, отойдя по малой, но неотложной нужде… и тихонько досиживая своё за фанерной стенкой… вернулась с подробным и проницательным рассказом обо всех шорохах и бульканьях в безнадёжном пятом часу утра… бутылка была уже початая… и если особенно не напрягать тростниковское доверие к евоному похмельному глазомеру… вот и в этот раз место не поменял… мнит себя Пинкертоном.

…пакет размок, подмёрз и опять размок… сначала Лёхе показалось, что там одна полузамёрзшая бесформенная жижа, но потом он нащупал внутри бутыль с налипшими макаронами… это придавало посуде фантастический вид… но пробка легко нащупалась… пил… палец на стекле у прошлого уровня меткой держал… закрывать собрался… передумал и ещё пил… спрятал в те же макароны.

…по лестнице наверх взобрался… на втором этаже в большой комнате натопили, как в бане… у окна голая жопа впотьмах луной летала… выныривала над одеялом… как упругий дельфин из-под воды.

…в углу на кровати Витюшу узнал… баба какая-то с ним… пристроился к ним сбоку… Витёк возник было с нелицеприятными матюгами… но узнал Лёху и залыбился, подмигнул… молочные братья… по многим сисям.

…Лёха к девочке с другой стороны притёрся… на ней уж все защёлочки были расстёгнуты и лямочки приспущены… Витюша её мощно лобзал, то вздымаясь, то сползая… она смутилась от Лёхиного присутствия… всё оборачивалась на него… а он её не трогал сперва… лежал рядом и смотрел на профиль пристально… тихо дул на неё.

…легонько так завиток волосиков и ушко стал гладить… она снова забеспокоилась и хотела рукой его отодвинуть… он за локоть перехватил и себе под голову сунул… и своей лишней рукой на отдалении держал… а нижней губой осторожненько так, едва касаясь, стал по краю её ушка водить… она дёрнулась, повернулась к нему, шёпотом своё «уйди» сказала… а он легонько, пушок губами чувствуя, поцеловал в щёчку… в шейку… ещё, ещё… не торопясь… выбирая куда, наливаясь силой… она отворачивалась и хотела высвободиться… но Витюша её тоже держал и елозил рукой по грудям, иногда локтем Лёху толкая… а Лёха ручку вниз спустил, на животик… баба рванулась от него очень решительно… но Лёха держал и животик гладил, чувствуя, как заходится всё внутри… но для́, сдерживая свой порыв… осаживая себя… она снова рванулась… теперь уже изо всех сил… его и Витюшу в разные стороны раздвигая… они опять удержали.

…Лёха руку меж ножек в трусики спустил… волосики ей ласково вороша… гладя её мокренькую одним пальцем сверху по губкам и чуть раздвигая их… она опять к нему повернулась и резко дёрнулась прижатой рукой… а он поцеловал девулю в губки и на ушко прошептал:

– …ну что ты, глупенькая?.. ты же самая хорошая на свете, и я тебя люблю.

…целовал взасос… легко, лишь играя её губами… не давая отнять… она резко отвернула рот… а он целовал в шею, в щёку, за ухом, снова в губы… изгибаясь… точно находя… предвидя каждый её уклон… нарастая внутри… чувствуя… и замедлялся вдруг… осторожно водил губами по её шее.

…опять руку вниз спустил… по её волосикам стал нежно пальцем водить… останавливался и ждал… а потом вновь начинал легко и бережно по губкам водить… и снова застывал… зашлось и запрокинулось в нём… и рука то нежно, то уверенно ласкала её животик и мокрые нежные губки под ним… там, где зажато, сдавлено всё, жарко, потно… каким-то неведомым чувством уже знал её… чувствовал всю… изнутри держал… отыскивая те самые неслышные ноты и струны… она задышала, его ритм ловя… глаза закрыла… и, как бы отыскивая что-то, повернула к нему нелепо открытый рот… не поцелуя ожидая, а прислушиваясь… навстречу чему-то идя… а он держать её забыл… весь там, на руке своей нижней сойдясь… истоньшаясь… доводя до небес истому… давая ей уйти вперёд и ждать его… вновь догоняя и отставая… и тут началось… через край пошло, нарастая… волна эта в ней… запрокидывая, унося, закипая пеной и накрывая их обоих… он чуть замедлил было… а она уж всем телом подавалась навстречу каждому его движению… собой беззвучно моля… тут, почти у самого верха, он сам в разгон пошёл… быстро, точно, попадая в её ритм… убыстряя и раскачивая… выгнулась она… беззвучно губами шепча… лепетно… опала в беспамятстве… этот бесконечный выдох пошёл… и в ту же секунду у него началось… а он продолжал её ласкать… остановиться не мог… совсем бешеный был, чувствуя, как заливает внутри штаны тёплой спермой, течёт под яйца и вбок по бедру.

…выдохнул… отвалился… руку вынул, обтёр об одеяло… пьянило, лихорадило… знал за собой, как заводит его это изначально чужое ощущение женского оргазма… повернулся на другой бок… углом простыни залез к себе в ширинку… вытирался, морду кривя… всё там было перемазано… трусы насквозь… как в соплях… всегда любил кончать в неё… чтоб не видеть своего кефира.

…застегнулся… лежал… в тёмное окно смотрел… белёсые рамы, слегка луной подсвеченные… ни хера там не было видно… сел на кровати… Витюша нос нафуфырил… подмигнул и кивнул на бабу… Лёха отрицательно мотанул головой… идти с Витюшей в бутерброд смысла не было.

…Витюша – неслабый бомбила… а баба – нетянучка… на двоих её не хватит… в конце стала ноги сжимать изо всех сил и торопиться… словно чудо какое свершается, которое любой мелочью можно превратить в облом… небось давно не кончала как надо… даст по разу и в кисель уйдёт.

…встал с кровати… вышел… вниз спустился на первый этаж… пошёл на кухню… раздумал вновь трогать тростниковский резерв… может, потом… если уж совсем херня наступит.

…возгласы услышал… пошёл на шум в прежнюю комнату… во бля!.. все бабы пристроены… дядя Глеб тихо лимонит с Мартом… шепчутся, как декабристы… про сотворение мира, конечно… о чём же ещё?.. у дяди Глеба есть отхожая ляля… но к братану он её не водит… и сюда не привёз.

…Тростников пьяный на кровати сидел… засунув Нинке руку сзади в шаровары… и громко руководил темой дня… ему б на стадионах выступать… душа обчества:

– …«слышен ропот: „Нас на бабу променял“» – это только так… для отвода глаз… на самом деле кореша́ его на зуб пробовали… нельзя ли спихнуть… они его на прочность всё время проверяли… и в том была высокая внутренняя политика этой сумбурной банды… а ему, чтобы сохранить за собой не только гетманский пост, но и самоё жизнь, надо было время от времени кого-то мочить… извиняюсь за каламбур… все эти мокрушные авторитеты всегда висят на волоске… вот и приходится регулярно и наглядно показывать своим подручным волкодавам, что с любым из них могёт случиться в любой досужий мо́мент.

…а может, дело усугубилось ещё и тем, что, когда он её трахал… она… всё ж княжна… его презрением обдала… а у него… у простолюдина… от этого комплекс неполноценности развился… моить, не было у него утром чувства полного преобладания над этой оттраханной бабой… всё же после ночи пылкой любви мог бы и заступиться за свою чувиху… и, обладая абсолютным самодержавием, поприжать шутничков любым другим способом… окромя купания персидского сиятельного лица «на просторе речной волны»… но… как ни крути, а мужичонка, выходит, был кишкой слабоват против своих подельников… и падок на грошовый аплодисман, как все эти авторитеты… а потому и решил учинить описанный выше простенький концепт.

…я всегда подозревал, что без некоторого пристрастия к дешёвке народным вождём ни в жисть не стать… все эти Наполеоны, хамелеоны и Мао Цзэдуны любую высоту полётов и широту взглядов сводят к понятной площадям пошлянке… эти организуемые ими массовые хождения с хоругвями и плакатами для меня полнейшая загадка… как, впрочем, и все остальные их публичные деяния… поэтому я лучше, как говаривал наш дворник Хрихорий, с дорогой душой вернусь к подотчётному центральному герою данной песни.

…так вот… утопив свою полюбовницу… можно сказать, без видимых на то причин… он ещё спрашивает: «что ж вы, черти, приуныли?»

…занятная любознательность!.. приуноешь тут, когда до ближайшей пристани неведомо куда… а верховный бригадир с апохмелья изволит малопонятно шалить… и делать всем присутствующим душещипательные намёки… эдак он, под предлогом душевного кризиса средних лет, мог всё своё приблудное воинство поштучно за борт перекидать… а народ в те годы был весь увешан железом!

– (Глеб): …«ну-ка, Филька-чёрт, пляши!» – ну, ясное дело, после смертоубийства самое время для танцев.

– …тут слово «чёрт» надо понимать буквально, – бубнил пьяненький Март.

– (ТТ): …это в вашем сюжете, господин послушник… а в моей транскрипции – Филька был шестёркой… и, жизнь свою ежесекундно спасаючи, со всей невозможной самоотверженностью плясал… с натуральным вложением души и вдохновенным рвением… кому как не ему было знать, что до смерти и впрямь четыре шага… или ровно столько, сколько до ближайшего борта… ибо если княжон топить – дело хоть отдалённо, но всё же трагическое… не потому, что баба, а всё ж таки – сан… то уж Фильку за борт на шлейке спустить – затейно, прибаутно, улюлюйно и невсамделишно… и свидетельствует отнюдь не о злодействе, а о широте души… поэтому Фильке надлежало энергией себя уберечь… неуёмностью таланта и лихим, неудержимым простором… надо было такой лихой кометой по небу просиять… чтоб у самого бригадира и у прочих душегубов надёжно отложилось: песню не убьёшь!.. одним словом, Филька так плясал, что жопа по швам трещала.

…а на месте остальных мародёров я бы стал дружненько поддерживать это веселье общим притопом, прихлопом, видимым ликованием и неким вывертом с заковыкостью… ибо тут была возможность сбить бригадирову хмарь… и всем кагалом повернуть оглоблю евоного ндрава в любую другую безопасную для коллектива сторону.

– …челны-княжны… ради рифмы мать родную продадут… не верь им, поэтам, – томно тянул Март.

– (Глеб): …челны-то были расписные… стало быть художников пользовал… бандюгам художники, музыка и танцы всегда нужны.

…Тростников зверскую рожу состроил и приготовился съесть Нинку… Нинка захихикала и ручками закрылась… ТТ зубы наглядно показал и кровь из неё пить полез… за ушком лизал и в шейку кусал… она в полном восторге запрыгала и шейкой завертела… а он объял её за вкусные округлости и запел в ушко, пародируя оперные страсти:

– …Крузенштерном загадочным я к тебе приплыву!.. что может быть круглей твоих грудей?!. твоих колен… моя Гретхен!.. моя Нинон!.. дас айн батон… ну, обойми… обойми меня, непутёвого, моя булочка!

…она невинную кису состроила… и норовила его ноготками царапнуть… махались друг на дружку… руки балетно вздымали… ржали… бутылку со стола опрокинули… водкой запахло.

– …стой! – заорал Тростников, – не шелуди ногами… усех поубиваю, усем кроу пусчу!

…народ под стол полез искать впотьмах… елозили многочисленно и вроде нашли… ТТ содержимое на просвет в окно смотрел:

– …так приучал трёхлетний Коля свою собаку к алкоголю.

…Лёха между столом протиснулся к Тростникову:

– …Анатолий Лухьяныч, дайте подержаться трудовому народу за ваш интимный предмет… вам больше нельзя… девушки любить не будут.

…из его рук бутылу резко выдернул… опрокинул и пил… Тростников хлестанул впотьмах рукой… вырвал обратно… стекло у Лёхи скрипнуло по зубам.

– (ТТ): …эт-то что за морская свинка?!. кто?!. ты, что ли, Лёха?.. что?.. свежего жмурика лабать не позвали?.. слишком тёплый?.. ему ещё брови рисуют… а у вас – простой… и сразу лапой за чужое… своего, конечно, не привёз… идейный шаромыжник… комиссар… будешь номер сто двадцать восьмой… на ладони запиши… архипел-ла-аги души моей… бежат бумаги, лежат вне ей-й-й!

…Тростников изрядно подзаложил и намеревался петь… опять за гитару схватился… охнул Лёха про себя… охуею я от его пения.

…вышел в коридор бесцельно… не хер тут делать, просто не хер… магнитофон из соседней комнаты «Муди блюз» тянул… заслушался… любил «Мудей»… дверь в ту комнату слегка приоткрыл… потёмки… посреди какой-то педрила в синем свитерке томно в танце гнулся с бабой в обнимку.

…Лёха в дверях стоял… то в комнату, то в коридор поглядывал… Кулич из-за дальней двери выполз… мятый весь, жуткий… со сползшей мордой… сцать пошёл… кивнул побито… Лёха молча ответный приветик послал.

…педрила ни черта не умел танцевать… Лёха, кому по роду службы всё же полагалось с гитарой пританцовывать на сцене, понатаскавшись по гастролям, обычно с усталой брезгливостью терпел все эти нынешние роковы́е танцы в народном исполнении… и довольно неплохо передразнивал губернские оттенки провинциального понта… но баба!.. спокойненько, томненько так… то ручкой поведёт, то бёдрышком качнёт… словно в ней костей нет… не спешит себя показать, и такое чувство меры… что, знаете ли, не каждый день… засмотрелся Лёха… вай-вай, если она трахается так же… лица её он не видел сзади… но ладненькая, кругленькая, обтянутая правильными штанцами попка обещала много утех… опять пошло-поехало у него… в яйцах забурило… больно стало, когда бугор этот, штанами стиснутый, стал тихой сапой пробираться с полшестого на пять минут первого.

…педрила бабу свою целовать полез… стояли посреди, ластились… Лёха на её зад смотрел… угадывая те самые линии впотьмах… воображая скрытые детали… от этого видения его так прихватило, что яйца завыли от боли… он даже отвернулся.

– …эй, парень! – крикнул Лёха, – там тебя Кулич зовёт.

…педрила растерянно оглянулся и спросил, какой Кулич… Лёха степенно пояснил, что там с Куличом ещё кто-то… из города приехал… говорят, «срочно»… сказали, что ты в синем свитерке… педрила неуверенно пошёл к двери… Лёха пропустил его, указал вверх по лестнице… посмотрел вслед и двинул к девахе… она отошла и прислонилась к стене… Лёха подошёл вплотную, чуть ли не касаясь её, но всё же не касаясь… она не отодвинулась… медленно подняла голову и спокойно посмотрела на него… он в полумраке разглядел нечто похожее на улыбку… уверенная, падла.

– (Лёха): …вы извините меня… я преодолеваю смущение… вы не могли бы выйти со мной отсюда на минутку… мне надо важное вам сказать, – задумчиво и нежно взял её за руку, как бы приглашая пройти.

…она руку не отняла, но не двинулась с места… и снова улыбнулась ему в темноте.

– (Лёха): …я по глазам вижу, что в душе вы добры… пожалуйста, не отказывайте в такой малости, когда это так важно для меня… мне так тяжело говорить в этом бедламе… прошу вас, лишь несколько шагов… это вас никак не затр…

…тут Лёху шматануло в сторону, и, пытаясь удержаться, он грохнулся о стол… башкой крутанул, уходя от второго удара… и, ещё не встав… силуэт находя… рывком себя поднимая, вмазал в темноте по контуру… но педрила успел чуть раньше… у Лёхи один глаз сверкнул и ослеп… мотануло Лёху, и он, согнувшись и в сторону уйдя, назад пяткой тому в живот… и с разворота длинным крюком.

…сцепились вплотную… чуть на пол не покатились… устояли… Лёха его к круглой печке привалил и там, прижав, бил и бил наотмашь… быстро и яростно… тот коленом Лёхе в поддых вмазал… согнулся Лёха… ответил с разворота пяткой в живот… так закомпостировал, что чуть печка не рухнула… и педрила повалился наземь, стал кататься… но тут Лёхе сзади чуваны руки скрутили… Лёха аж взвился от ярости… он же весь пузом и рылом педриле открытый… но его уже втроём держали и свет зажгли.

…в растерзанной комнате на полу ползал педрила весь в крови… Лёха тоже на роже расползшуюся квашню ощущал… ему его же дружок Кулич руки крутил и ещё два каких-то добровольца… Лёха от них всё же вырвался, пообещав, что драться не будет… педрила корчился на полу… держался за живот и охал… бубнил злое, на Лёху глядя… девочку ту сдуло… Лёха Нинку прибежавшую спросил, где, мол, она… Нинка только загадочно бровками повела.

…озернулся по ландшафту… усёк закадычный предмет… спиной к столу повернулся… за собой задней рукой незаметно бутылку со скатерти смёл… и, держа добычу в секрете, стал по-тихому пробираться к двери.

…девочки этой в коридоре тоже не было… гадюшник стоял открытый… по комнатам идти неохота… постоял, галдёж ловя… педрила за закрытой дверью орал и, похоже, рвался отомстить… Лёха только хмыкнул про себя… повезло тебе, пацан, что нас разняли… знал же, что не хер тут делать… без братана – ни водки, ни девок… толкнул выходную дверь на мороз… битую морду в снегу купать.

…………

…девочка эта ни с того ни с сего оказалась на крыльце в накинутой на плечи каракулевой шубейке… она стояла на ступенях и обернулась ему навстречу… подошёл… притянул к себе за талию… посмотрел в глаза умильно и проницательно… вывернулась… со ступенек спустилась… плавно и манерно по тропинке пошла… себя показывая… и меховыми сапожками снег рыхлый футболя.

– …ну что же вы совсем одна на морозе?.. пойдёмте в тепло… я вам покажу мою коллекцию марок, – вякнул с неожиданной хрипотцой Лёха.

…она ему усмешку сделала одними губами… и медленно, враскидочку, пошла прочь… развратная, сука… от ухмылочки этой открытым ртом у него привычный мураш от пупа вниз пополз.

– (Лёха): …вы не поверите, как одиноко мне было среди этого сброда, пока передо мной не явились вы… ведь в душе я – дядя самых честных правил… для меня важнее всего – ноблес оближ.

…нарочито медленно шла прочь, не оборачиваясь… но давая время догнать себя… а он, не догоняя, шёл сзади, шагах в трёх… произнося пламенные слова… заплетаясь, запинаясь, возвышаясь над мелочёвкой… страдая вслух… смешивая в восторженную смесь подслушанные обрывки умных разговоров и хрестоматийные стихи… в эдакий салат… салют… сальто-мортале.

…………

…Март в углу сам себе на гитаре тренькал… играть он не умел… но умел издавать таинственные… Божественные, как он говорил, звуки… и млел под них… Тростников философски-восклицательно орал об Афанасии Никитине и каких-то царевнах в бочках, которые тоже были путешественницами… вёл исторические параллели и меридианы:

– …в топлении вельмож была всенародная языческая тяга к христианству… к окроплению водой!.. от персидской княжны к Муме!.. тяга к единению во Христе сирых и полновластных!.. и всегда как полная антитеза – это кургузое беспомощное робеспьерианство, фурьеризм, марксизм и ульянизм!.. кривая память узколобеньких дровосеков о горних высях… топорно и по-слоновьи прямыми ходами претворённая в жизнь… идеологический лубок… только на натуральном материяле и с живой кровью… оттого они над нами и зверствуют с 1789 года, что мы им сказок новых не пишем… мы сами, суки, виноваты!.. «Тысячу и одну ночь» им надо в понятном изложении для телевидения… чтоб их зверства прекратить… чтоб забыли, откуда у них рога и копыта растут… с той же целью, что и Шехе́ра-задэ́ в своё время своему некроманту плела.

– (Глеб): …«Ниву», «Ниву» надо воскрешать… народу же надо во что-то верить… когда «Нива» захирела – эта вонючая революция и началась.

– (Март): …сказок у них хватает… их надо научить, как жить друг с другом… как прокормить себя, никого не убивая.