Приятная неожиданность

Глава 16

На следующий день наконец-то получил вторую заказанную мной песню. Предупредил своих, чтобы на меня сегодня не рассчитывали и умелся вместе с домрой.

На княжеском дворе меня обрадованно встретил Владимир.

– Пришел! А мы уж и не надеялись тебя больше увидеть.

– Да я вам подарок принес, – потряс кусками пергамента с переписанными писцами сегодня текстами.

– Кстати, твои советы пригодились: у Давида запоры прекратились, у меня головные боли прошли. И у нас для тебя подарок отыщется.

Мы пошли к князю на пир. Там я и спел величественным баритоном две новые песни, не делая между ними пауз.

Зал бушевал. Невзирая на мое низкое звание, звали выпить за каждый стол. Я роздал подарки – пусть им еще в Чернигове эти песни споют. Князь вдруг встал и оповестил присутствующих.

– Великому певцу и лекарю жалуется конь из моей конюшни!

От волнения я пошел и выпил изрядную дозу водки. С разных сторон теребили бояре:

– А ты что лечишь?

– Все.

– А дорого?

– Обычно.

– А домой придешь?

– Приду. Будет немного дороже.

– А ночью?

– В два раза больше.

Потом долго заедал. Княжья реклама сработала. Спросили, где меня найти. Ответил.

Затем боярин увел меня с собой. Прилег в той же комнате, что и раньше, отключился. Утром встал как обычно – свежим. Боярин зашел за мной.

– А жить вы с князем будете долго, – поведал ему я.

Вчера, когда они брали из моих рук пергаменты, успел поглядеть на кисти их рук.

– Откуда знаешь?

– Как ведун уверяю.

Владимир обнял меня на прощанье без лишних свидетелей. Я ответил ему тем же.

– Осенью уходим к себе, в Чернигов – там для Давида место освобождается. Видимо, навсегда. Решишь, приезжай. Там можешь творить, что угодно. Лечить, строить лесопилки. Препон и лишних поборов не будет.

Да, заманчиво…

Подошли к конюшне. Конюх вывел уже оседланного жеребца. Зовут Вихрь. Конь был истинно княжеский: мощный красавец белого цвета, одним словом – буцефал. Такого на рынке не купишь. Я уже уверенно вскочил в седло, простился с боярином, как положено, на словах, поклонился в пояс хорошему человеку и ускакал.

Ехал и думал, что в принципе, никто мне и тут не мешает. Какой же смысл менять шило на мыло, куда-то переезжать? Если бы там налоги были поменьше. А тут народ весь знакомый, тоже большое дело. Приехал, распряг жеребца, пустил гулять по двору. Ну, теперь за выборами можно не следить – моя совесть чиста, подарки отработаны.

День был пасмурный, накрапывал дождик. Накинул плащ и пошел гулять с собаками и кобылкой. Попытки выманить из дома хозяев, успехом не увенчались. А одному мне с двумя лошадями не справиться. Так и дошли до леса по холодку. Устав от дождя и хмурости погоды вернулся на двор.

Позанимался с Марфой, и ушел в дом. Люба позвала завтракать. Рассказал Игорю про Вихря.

– И что, хороший конь?

– Очень.

– Надо же, как у тебя все просто. Спел песенку и получил хорошего жеребца.

– Да и у тебя очень похоже идут дела: помахал руками и иди на рынок за коником.

Посмеялись. Рассказал им про строительство брички.

– Надо же, – поразился ведун, – как все просто и какая защита человеку! Считай дом на колесах. А кучер мокнуть будет?

– Отнюдь, – сказал я.

Объяснил про устройство навеса над кучером, утепление пассажиров зимой пологом, несколько работающих вместе лошадей, тройка, шестерня идущих цугом коней.

– Чего их, коняшек-то, зря умаивать? А кучей им тащить кибитку полегче.

Поглядев на жену и вспомнив о ее минимальной степени информированности, Игорь заметил:

– Интересный край Кострома! Сколько всего тамошний народ придумал! И лесопилки, и кареты…

– А ведунов не было и нет, – подхватил я, – и от этого народ поголовно чахнет.

Повеселились в очередной раз.

Доложил о будущих усовершенствованиях фаэтонов: изготовлении рессор, установке откидывающегося верха, постановке ступеньки для подъема внутрь, устройстве мягких сидений, окраске наружной части и покрытии ее лачком, отделке внутренней части разными тканями, остекление окон с форточками и без, порожек сзади для сундука.

– А рессоры – это что такое?

– Это для тех, кто не любит набивать шишки на лбу и затылке и прикусывать кончик языка. Такой человек и поставит такую конструкцию, – и изложил ее устройство.

– Замысловато, – крякнул хозяин дома.

Да, дружок, по-настоящему сложных вещей, типа устройства современного телевизора, тебе и не увидеть. А то бы до старости сидел и гадал: а как ящик с этими проводками движущиеся картинки показывает?

– А зачем по Новгороду сундук?

– За городом пригодится: везти деньги и самоцветы, одежду, дорогие специи, защитить от дождя быстро ржавеющее оружие.

– Ящик же будет падать?

– Веревками крепится. Но все это – на любителя. Очень богатого. Хоть золотом обобью, не упущу выгоду.

Поболтали еще и я отправился на рынок верхом на коне. Бричка уже была готова и сияла зелеными боками. Впряг жеребца, сел на козлы. Поехали!

Сначала объехали базар – затарились несколькими мешками ячменя, который так любят лошади. Пара мешков крупы коляску тоже не отяготили. На прощанье, подумав о дождях и заехав в нужный ряд, взял ведро белых грибов, подосиновиков и подберёзовиков. Других, типа сыроежек и валуев, груздей, чернушек и волнушек я не отличал от поганок и не брал. Наложил кусков завозного и дорогущего сахара. У меня без него резко ослабевает память. Ухватил две разные по размеру сковороды. Любаша жареной еды что-то не дает.

Народ, пока я неспешно трусил по дороге, останавливался и глядел мне вслед. Полезные моему делу слухи теперь распространятся по Новгороду. Сильной тряски не было – рессоры служили на совесть. Могучий конь легко влек груженую карету. Очередной бизнес-проект скоро заработает. Что-то жизнь идет очень бурно: не успею осуществить одно новое для меня дело, а на подходе уже следующее! И для всего есть народ и материалы. Словом, пляши и пой, пока не удавили…

Не успею порадоваться успеху, а пора уже опять вкладывать деньги в дело. Стал уже пятиконечным, как звезда на пилотке: пою, лечу, пилю, делаю кирпичи, сколачиваю колымаги. Однако, пора бы уже и отдохнуть от этого постоянного кручения, позаниматься новым домом, конюшней и сараем, собачьей будкой, садом и огородом. Вода на участке была, лозоходец проверил. Да я и сам видел ее линию. Пора обустраивать колодец: копать, выкладывать дубовый сруб, делать козырек и ворот с цепью.

Въехал во двор, начал разгружаться и распрягать Вихря. Насыпал лошадям вволю отменного ячменя, налил по ведру воды в приспособленные для поения коняшек кадушки. Стал носить на кухню продукты. Притащил мешки с крупой, был похвален хозяйкой. Вынул рафинад, вызвал удивление.

– А это еще что такое?

Объяснил.

– Меду же у нас полно?

– Я его не очень люблю, да и не везде он идет.

Увидев грибы, купленные прямо с ведром, поразилась: а куда нам столько? Мы такое количество супа и не съедим! Часть пожарим, часть посолим, ответил я. Самые вкусные – это жареные. Хороши и маринованные. В этих делах я был специалист, женщины с ними возиться не любили.

– А как это?

Пришел любопытствующий ведун.

– Мариновать – это кроме соли положить немного уксуса.

– Яблочный уже пошел, – заметила задумчиво Люба. – Только кто это будет делать?

Подумалось: пристроим кого-нибудь из особо чванливых боярынь. Желательно ту, что недавно тут куражилась. Сказать не сказал: для Любаши это была изрядная психологическая травма, еле водкой отпоили. Говорить об этом незачем.

– Я умею, сделаем. А потом огурцы посолим.

– А их солят?

– Еще как! Только бочка дубовая нужна.

– Мы в ней капусту квасим.

– Еще одну прикупим.

– Да дорого…

– Я денег дам, не разоримся. Погреб же есть?

– Обязательно! Все как у всех. Да и рубли найдем. А жарить грибы долго?

– Сейчас махом приготовим.

Я хорошенько помыл дары леса, потом нарезал с лучком и пожарил на здоровенной сковороде. Ели с большим удовольствием. Видимо, в связи с изумительным вкусом, наложили добавки. Тут грибы и кончились. Эх, не хватает жаренной картошечки! Игорь укоризненно сказал жене.

– И-эх, а мы только в супе эту вкуснотищу и видим! А ведь возле леса живем…

Она потупилась. Я встал на ее защиту:

– Не все тут из Костромы приехали! Я у вас тоже многому учусь.

– И то верно, – заметил ведун.

Люба загорячилась:

– Да я их завтра еще больше сделаю, у нас их ведро!

– И посолим и замаринуем еще, – добавил я, и мы продолжили трапезу. После еды, отдохнув как обычно, я поскакал к мельнику. Данила уже принял плотину у строителей. Отсыпал денег, простился с артелью. Лесопилка была почти готова. Плотники возились с избой. Посидели, поговорили. Табель бревен рос. Оставил будущему пильщику денег на расчет с лесорубами и возчиками на три дня. Дал команду, чтобы пришел на торг завтра: будем брать на работу ему подсобников посильнее.

Заехал на двор к ведуну. Расседлал кобылку. Вернулся в город на рынок. Музыканты и Фрол торчали на условленном месте. Купец уже был на все согласен. Объяснил ему, что нужно найти двух грузчиков и начинать строить амбар. Лавка будет при нем. Плотники подойдут завтра, пусть идет ищет место. Бревна подвезут. Отсыпал денег на расходы.

Пошел с ребятами, попел. На этом день завершился. Вечером подошел к дому ведуна. Меня уже ждала боярская челядь – двое мужчин с серьезными выражениями лиц.

– Боярин тебя ждет. Жену у него прихватило.

– На десять рублей будет дороже.

– Это неважно.

Они сели в седла, а я пошел на двор, запрягать коня. Наслушался я здесь о боярских дамочках. Поди, показывает мужу отсутствие здоровья.

Ну ничего. Финансовые потери последнего времени стали для меня ощутимыми. Кроме, как от пения и лечения, других денег пока ни от чего не было. Я начал подумывать о сворачивании пока кое-каких проектов, от которых быстрых прибылей не ожидалось. Поэтому буду вежлив и ласков. Лишних шестьдесят монет делам не повредят. Попадется психопатка, испробуем гипноз. В прошлой жизни вроде получалось.

Прибыли, сдал жеребца конюху, вошел в терем. Внешний вид боярыни о многом сказал профессионалу. Она сидела бледная, согнувшись и держалась за живот. Боярин и приживалки стояли рядом. Быстро распорядился убрать лишних и начал лечить.

В животе что-то лопнуло: или киста, или флегмонозный аппендицит. Жизни оставалось на несколько часов. В моей прежней жизни хирурги и анестезиолог уже бы мыли руки. Да и мне придется попотеть. В хорошем исходе я уже не был уверен – гной из брюшной полости маханиями рук не убрать. Скорее даже была уверенность в плохом исходе. Я начал водить руками, пытаясь хоть что-то облегчить. У хорошего хирурга с антибиотиками шансы сохранить больную были бы пятьдесят процентов, при разлитом перитоните, с которым я похоже имею дело – десять. Линия, охватывающая живот, уже начинала чернеть. То есть мои шансы на благополучный исход стремились к нулю.

И действительно – первые полчаса никаких эффектов не было. Ощущение моей бесполезности крепло. Потом вдруг ей как-то полегчало, и она смогла лечь. И о чудо – чернота исчезла! Не знаю, только надолго ли…

Я тоже решил отдохнуть и присел на лавку. Чувствовал себя, как после тренировки со старым ушкуйником. Руками пока не работал, отдыхал. Боярин подскочил ко мне, бросив молиться.

– Ну что, жить будет? На нем ярко пылал оранжевый факел. Молодость, любовь…

– Бог даст, поживет еще. Но надо еще много работать.

– Так работай, не сиди!

Да, щенка пора привести в чувство.

– Ты хочешь, чтобы она недолгий остаток жизни пролежала колодой, без чувств и речи, и не могла двинуть ни рукой, ни ногой?

На него будто вылили ушат холодной воды и такой сценарий его абсолютно не устраивал. Хозяин залепетал:

– Да я хотел побыстрее и получше…

На него было жалко глядеть.

– А хорошо быстро не бывает, – назидательно заметил я.

Не тебе торопить опытных людей…

Вдобавок, сильно неуверенных в успехе. Так длилось всю ночь – дела все были плохи. Уйти было нельзя, слишком велик был риск потери. К утру буркнул:

– Мне тюфяк какой-нибудь, и чем укрыться… Ей бабу покрепче, чтобы не пускала от кровати, лучше пусть лежит.

– А в туалет как же?

– Прямо в кровать и сходит. Выкинешь потом тряпки. Для нее стоять и ходить – смерть. Сам спать иди, мешать только будешь.

Он убежал, привел могучую женщину средних лет. Вскоре принесли ей табуретку, а мне матрас с простынкой и одеялом. Объяснил прислуге задачу.

– На девичьи приказы, просьбы, мольбы внимания не обращать – держать в постели. Увижу, что упустила, проспала или еще что, сдам боярину – пощады не будет, извинения и оправдания приниматься не будут. А хозяин живой не выпустит.

Молодой уже стоял рядом и кивал. Бабенка зевать сразу перестала, подобралась. Боярину велел:

– И поставь кого-нибудь из ратников караулить, лучше двоих, чтобы кроме меня никто не ходил. Боярыню держать хоть силой, укладывать в кровать! И покажи мне туалет.

Дружинника взяли от ворот. Второго подогнали чуть позже. Баба сидела, как влитая. Я упал и уснул, проспал до обеда. Отпустил женщину, велел позвать хозяина. Сильно хотелось жрать. Хозяйка, глядя на меня с кровати, ныла:

– Мне надо пойти, мне нужно увидеть маму…

Запугал ее теми же речами, что и мужа, стала лежать тихо. Прибежал боярин. Сказал ему, что уйти пока не могу, попросил подавать еду сюда и много не тащить. Колбаса и сало должны присутствовать обязательно. Суп не надо, по туалетам бегать некогда. На ночь опять поставить ратников и сиделку. Велел чуть позже переодеть больную и сменить постель.

Все было сделано под моим неусыпным надзором и руководством. Боярыню даже не сажали. Еды быстро наволокли. Оставил следить за порядком хозяина, и унесся в толчок. Когда вернулся, девушка уже усаживалась с явным намерением куда-то сходить. Рявкнул на них. Эффект был достигнут необходимый: боярыня зарылась в свои перины, муж унесся рулить по хозяйству. Дело было ясное: он жену ужасно любит, она беззастенчиво этим пользуется. О женщины! Вам имя вероломство! Спокойно поел, передохнул. Стал опять лечить. Положение дел практически не менялось: линия не изменялась, бледность не исчезала. Неужели была и потеря крови? Я буду сильно горевать, если она уйдет… За тридцать лет, так и не смог привыкнуть к смерти больных при мне. Без меня – ну умер, так умер, чего тут больно-то горевать.

После этого упал на свой тюфяк. Вечер еще не наступил, а кряжистая тетка уже сидела. Боярские орлы на караул подошли чуть позже. Я провел с наемницей инструктаж. Она не удивилась. Видимо, ночная поделилась новостями с остальной женской челядью. Ратники негромко переговаривались за дверью. Хорошо, что их двое. Один был бы менее надежен – он может уснуть, уйти провожать меня в туалет, да мало ли что!

Бабам я вообще не верю. Прошляпят, схалатничают не вовремя, уснут. Если бы меня не было, посадил двоих. Так было бы верней. После чего завернулся в легкое одеяло и заснул. Трех утренних часов сна организму явно не доставало.

Так длилось три дня. На второй день ворвалась, снося охрану, обеспокоенная мать боярыни. Сразу же попыталась усадить дочурку, видимо, для более тесных объятий. Я рыкнул и пресек эти забавы в корне.

Потом злому лекарю долго и многословно сообщался малонужный анамнез ребенка и родни: чем болела в детстве, как болели родственники. Интересного было мало. Дитятко якобы болело холерой и мучилось животом, опухало за ушами и лихорадило. Если перевести все эти истории на понятный обычному врачу язык, то делалось ясно, что живот прихватило либо от несвежей воды, либо от похищенных в саду неспелых яблок. Кстати, любой понос или боли в животе опять вызовут панику у мужа. Надо принять профилактические меры – пока все не успокоится, попить кипяченой воды.

Заболеть особо опасной холерой у девчонки шансов не было. На вид ей было годков семнадцать, а холера с массой умерших прошла лет тридцать назад, специально по приезду выяснял. Холерный вибрион в Волхове не водится, это не Ганг. Опухоль за ушами – это эпидемический паротит, в просторечии свинка. Для девочек безопасен. Сопровождающая ее повышенная температура тоже опасений не вызывала.

Болезни родственников были обычными: дядя пил запоями, дедушка упал с лошади… Наследственных или нехороших женских болезней в роду не водилось. Матушка боярыни трещала без устали. С этим пора было кончать. Попытки ее выгнать успехом не увенчались. Вдобавок, пора было кушать.

Велел ратникам позвать хозяина. Тот прилетел, как вихрь. Сказал насчет кипяченой воды или кипяченого взвару. Сообщил, что желателен супчик с небольшим количеством мяса. Попросил поставить еще табуретку для еды. Есть больная будет лежа. Велел убрать мать – девушка устала. Вытолкать говорливую маменьку оказалось нелегко.

Зять узнал много нового и нелестного о своих умственных качествах от тещи. Уладили ситуацию охранники – вывели тетку под белы рученьки. Слышался ее удаляющийся по коридору крик. Из каких она? Оказалась из захудалого боярского рода, отличающегося гнусным нравом.

Боярин убежал за едой для больной, заодно и лекаря голодным не оставят. Принесли дополнительную табуретку, следом доставили кушанья. Сразу поесть мне не удалось.

У ухаживающей коровы выдача еды не задалась – руки тряслись, мимо рта норовила промахнуться, паскудно охая при этом. Отогнав приживалку, начал выдавать недрогнувшей травматологической дланью суп и белый хлеб. На половине девица умаялась, и я этот процесс прекратил.

Сам приступил к истреблению харчей. Поел, завалился отдохнуть. Выслал прислугу отнести посуду. Так и жили три дня. Периодически ночью тетки засыпали. Я подходил и давал пинка, чтобы не орать. Иногда шумела в коридоре мать хозяйки. Внутрь ее не пускали.

На четвертый боярыня оживилась. Бледность исчезла, линии опасения не внушали. То ли гной рассосался, что вряд ли, то ли осумковался. Я ее поднял при боярине. Потом пошли кушать. Ела девушка хорошо. Потом начали рассчитываться. Хозяин спросил, сколько он должен. Я ответил, что, учитывая работу ночью, сотню. Боярин сказал, что знает, как работают ведуны.

– Поводят часок руками и гони пятьдесят рублей. Ночью их из дому не выманишь. А ты трудился три дня и три ночи, неустанно.

Тут же мне была выдана запрошенная сумма и наложено самоцветов: поблескивали яхонты и изумруды, веселили глаз рубины и янтарь. Адамант был всего один. Алмазы на Руси еще не нашли. Сколько же он стоил завозной? Все камушки были уже отгранены ювелиром. Поблагодарили друг друга. Я напомнил о кипячении воды, хотя бы в течение месяца и откланялся.

У Игоря и Любы была тихая паника. Всех успокоил, а Любаше предложил на выбор драгоценные камни. Она загорелась, как все женщины. Долго крутила их в руках, потом остановилась на изумруде и гранате, не в силах между ними выбрать. Люба не понимала, что лучшие друзья девушки – это бриллианты. Велел брать оба.

За обедом просто и не знала, как уважить и чем попотчевать. Ведуна это заинтриговало, и он пожелал узнать причины такой перемены. Мы оба выкатили свои сокровища. Игорь повертел их в руках. На мое предложение что-нибудь взять, выбрал изрядный кусок кварца. Все были довольны, особенно я, сразу отработавший обучение, еду и деньги, получаемые на первых порах ни за что.

Повалявшись после обеда, поехал на базар. Нашел там Екатерину и Фрола рядом. На мой вопрос он ответствовал, что место для лавки выбрано и мы отправились на Торговый рынок. Место мне понравилось. На всякий случай купил дополнительный кошель, пересыпал туда пятьдесят монет и отправился к старшине.

Тот сообщил, что на это место претендуют еще два купца, но взвесив на руке приятно позванивающий кошелек, велел смело гнать всех в три шеи, ссылаясь на него. На этом же торге нашли плотников, бревна, возчиков, и работа закипела. Я выдал Фролу денег на все расчеты. С тем и отбыл.

Дома был пойман человеком от Акинфия, и приглашен прибыть на свадьбу немедленно. Прихватил с собой домру, и мы отправились.

На празднике кипели купцы в большом количестве. От Матвея были только отец и мать. Жених с невестой сидели во главе стола. Встал отец Елены и сообщил собравшимся, что сегодня его дочь выходит замуж за владельца лесопилки.

Все сразу стали глядеть на Матвея с уважением, а кое-кто поглядывал с завистью на купчину: их дочки выходят замуж за нищих приказчиков и считается большой удачей выдать за богатого человека. А после объявления Акинфия, что он в половинной доле и сбыт весь на нем, уважение возросло – все знали, что старшина в убыточные дела не ввязывается и потому очень богат. Вдобавок он озвучил цену на доски. Она была в два раза меньше, чем на бревна. Сбыт был обеспечен.

Мы поели, и я начал петь.

В паузе ко мне, держась за руки, подошли молодые муж и жена, стали рассказывать о нападении разбойников. Такие злые, говорила Лена, тараща глазенки. Был выходной, и подсобники ушли в город. Елена как раз пришла погостить к мужу. И тут навалились работники с большой дороги. Один крепко держал ее и глупо ржал в предвкушении будущих радостей, другие окружили ушкуйника, не понимая своей ошибки. Им казалось, что они волки, вышедшие стаей на робкую овечку, а оказалось ватага зайцев вышла на тигра.

Разбойники, в отличие от спецназовца Руси, были вооружены. Матвей с ними не цацкался. Мгновенно убил первого голыми руками, а приобретенной от него железякой (всеми видами оружия владел в совершенстве) расправился с остальными. Держатель Леночки попытался скачками убежать. Ушкуйник его махом догнал и пристроил к остальным.

Потом всех стащил в Вечерку и отправил вниз по течению на корм рыбам и ракам. Мысли кого-то хоронить и ставить кресты, его не посещали. Он просто хорошо выполнил привычную работу.

Лена возле него горячилась, рассказывая о жестокости мужа, размахивала руками. Хоть бы одного в живых оставил! Матвей глядел на нее непонимающими, но любящими глазами. Действительно, зачем оставлять в живых, головореза, который завтра подожжет и дом, и лесопилку?

Елену надо было унимать. Уже стали прислушиваться гости, привлеченные ее громким голосом.

– Послушай, – сказал я твердо, – это ведь не шутки! Завтра, оставшийся в живых соберет новую ватагу, и снова начнет зверствовать: грабить и убивать. А чуть позже поймает на дороге тебя, отца или мать и сделают с вами все, что вздумают. А хорошие мысли таким людям в голову и не приходили никогда!

Лена осеклась, задумалась. Потом унеслась дальше праздновать. Ушкуйник крепко пожал мне руку и поблагодарил за то, что унял супругу, после чего тоже пошел в чуждое для него общество. Я еще немного попел и отчалил. На второй и третий день приходить не хотелось. Рассчитывал порадовать своих музыкантов.

Наутро сияло солнышко. Игорь легко согласился пойти со мной на речку, в отличие от Любы, которая, как обычно, возилась на кухне. Всех животных взяли с собой. Погуляли. Купались сегодня долго. Подолгу и загорали на солнышке. Болтали о том, о сем. Я рассказывал о последнем излечении, получении самоцветов и о том, как следил за состоянием боярыни по ночам. Ведун поражался моей лихости и тоже рассказывал о своей лечебной деятельности.

– Кстати, – заметил он, – у меня боярин хорошо, если один за год явится, а у тебя частят.

Объяснил все помощью князя и созданной им рекламой.

– Да, от этого правителя Новгорода тебе много пользы, – заметил Игорь. Кстати, а ты, когда лошадей перековывать будешь?

Вопрос поставил меня в тупик. Я, честно говоря, думал, что это делается один раз и на всю жизнь. А оказывается подковы меняют каждые месяц – полтора. И когда моих красавцев подковывали в последний раз, неизвестно. Ну, выяснить это пока возможно у княжьих конюхов.

Потом буду считать. Еще нужно узнать, кто этим занят. По книгам 19 столетия – это был кузнец. Про 11 век я ничего не знал, ведун то же, он лошадей никогда не держал. Я отправил Игоря с собаками домой, а сам подался на княжескую конюшню.

Конюхи объяснили, что делать это уже пора и, если хочу – исполнить нетрудно. Новые подковы у них, конечно же были. При этом так выразительно поглядывали на меня, что все было ясно. Попросил начинать. Делали это все вместе. Один держал животину под уздцы, другой сгибал ногу лошади и ставил подкову, третий придерживая гвоздь, колотил по нему молотком. Весь персонал конюшни был при деле. На все про все ушло где-то полчаса.

Я одарил каждого рублем, спел им пару песен про лошадей. Но когда они стали уговаривать потолковать в ближайшей харчевне, вежливо отказался, сославшись на дела. Пьянок без причины не люблю. Они долго махали мне вслед, жалко, что не белыми платочками.

Через месяц выборы. Интересно, останутся коневоды или уйдут? Кто же кует лошадей здесь, в Великом Новгороде? Ну не княжеские же конюшие…

Проехался по рынку. Мне в конском ряду тут же объяснили, что лучше всего это делают кузнецы. Особое значение это имеет зимой, в гололед. Крайне опасны падения и для лошади, и для всадника. Ставят особые подковы – ледоходы. А гололед у нас у нас в стране постоянно. Странный обычай – падать каждый год, подумал я, вдобавок и после вас переживший еще тысячу лет. А причина одна: отсутствие песка в государстве. Поэтому еще долго и в 21 веке, любой трампункт будет похож на медсанбат военной поры после броска наших войск в наступление.

Для интереса слез с коня, прошелся вдоль ряда со специями и травами. Пока время есть, надо потратить его с пользой. Приправы были все прежние, а вот среди трав меня кое-что удивило. Стоял явный русак, не иностранец какой-нибудь, а возле него лежал на прилавке раскрытый мешочек с крупнолистовым чаем! Как он до Китая смог добраться в одиннадцатом-то веке?

Понюхал – точно он, о чем я тоскую с самого переноса сюда.

– Где взял?

– Афонька откуда-то приволок.

Уж не Афанасий ли Никитин из Индии вернулся? Да и был ли там в эту пору чай? Спросил торговца.

– Он вроде бы Иванов, а где был – про то не ведаю. Три дня с этой травой бьюсь, никто не берет, не знают. В первый день подошла одна бабенка, хотела в суп положить. Подсунулась тут же другая, якобы поопытнее, и отсоветовала: горчить будет и вонять. На кой черт с ней связался Афоня, неизвестно.

– Трава редкая, – протянул я, вглядываясь в купчину.

Тот оживился:

– Так ты ее знаешь? Купи!

Продолжал его раскручивать:

– Да мне много ли надо…

– Афоня здоровенный мешок приволок, дорожиться не буду!

Это хорошо, с делами пока неувязочка. Хотелось бы думать, что временно.

– А тебе-то эта трава на кой?

Потрогал для усиления эффекта серебряный обруч на лбу, чтобы стало ясно – ведун.

– Для лечения малоизвестной и редкой болезни. Нам лекарям, иногда бывает нужна, другие не возьмут. Ее чуть больше дашь – яд голимый! Не откачаешь потом пациента. Во сколько она вся встанет?

Я стоял и имитировал горячее желание уйти. Это его окончательно сломило, и торговец начал торопливо считать. Потом выдал окончательную сумму. Всего десять рублей? Я облегченно вздохнул.

– А мешок-то при тебе?

– Да вот он, весь тут!

Я весело отсыпал червонец, перевязал здоровенный мешок, закинул на круп лошади, и мы с торгашом, довольные друг другом, а больше каждый собственной ловкостью разбежались.

Довез, сгрузил на кухне у Любаши. Спросил, есть ли кипяток?

– Только что вскипел, – отозвалась хозяйка, явно интересуясь, что за диковину я приволок.

Не выдержал, сразу и заварил. Это до кофе я не любитель, а без чая мне дискомфортно – с детства его пью. Интересно, что буду делать, если это окажется какая-нибудь дрянь, типа сурепки? Наверное, снимать штаны и бегать…

Для вкуса положил сахарку. Подождал немного, чтобы лучше заварилось. Отхлебнул. Это он. Судя по запаху и вкусу – высший сорт! Без подделок и имитаций. Тут меня, любезный, не обманешь! Люба поинтересовалась:

– А что это такое коричневое ты тут наварил?

Вместо ответа налил ей чайку и предложил попить со мной. Хозяюшка, не торопясь, и в сомнении отхлебнула.

– Неплохо. Но мед все-таки лучше.

Может быть. Все на любителя. Только сейчас медведей и меда в лесу много, а чай в наших краях и через тысячу лет никак не растет. Допили, поболтали. До обеда еще можно побродить часок.

Отправился поглядеть на эксперименты с глиной. Если кирпичей до сих пор не получилось, прикрою эти сомнительные опыты, и так уже дороговато обошлись. А на пороге зима. В мороз ничего не налепишь. Лошадка донесла махом. Бывший кожемяка налепил и закалил несколько кривоватых изделий. Спросил молоток, он дал топор. Мне, правда, без особой разницы – с самого детства оба инструмента в руках сына плотника прижились.

Стукнул по одной вещи – труха. По другой – то же самое. Объяснил работяге, что на этом процесс закончился. Не получилось. Звезда стала с четырьмя лучами. Он поплелся ишачить на братьев. Что делать, ему не повезло. Бывает и хуже, но реже. Я опять взгромоздился на Зорьку и подался на дневную трапезу.

Надо налегать на кареты. Подходят купчики, интересуются, но предложений пока нет. Надо внедрять среди бояр и главное – боярынь. Вот у тех денег хватит. По очереди что ли им давать покататься? Потом назад не вырвешь…

А шарабаны мои для продажи пока слабоваты. Надо делать мягкие сидения, стеклить окна, разработать, сделать и поставить задвижки на двери. И некому поручить это дело – специалисты еще не родились. Надо хоть первый опытный экземпляр довести до ума, доработать до товарного вида. То, что есть сейчас, продать, конечно, трудно. И тут заниматься с кирпичами, просто нет времени. Доехал, расседлал кобылицу, поучил Марфу и отправился кушать. Сегодня петь было не нужно – пришло время отдохнуть.

Повалялся и решил проведать лавку-склад на Торговой стороне. У Фрола было странновато: он, безоружный, противостоял шести вооруженным людям. Пятеро уже вытащили мечи, шестой стоял и командовал. Дело явно было плохо. Увидев меня, купец крикнул:

– Володя, уноси скорее ноги!

Каков молодец! Сам погибай, а товарища выручай! Его явно из Костромы догнали. Шестой, похоже их атаман, тесть-убийца. Вся бандитская ватага повернулась ко мне – может еще кого-нибудь нужно зарезать? Я провел в воздухе рукой вперед и назад. Пятеро умерли сразу и без мучений. Предводитель еще тащил меч из ножен. Спросил Фрола:

– Сам убьешь?

– Он на мечах, вроде, очень горазд. Боюсь, не осилю.

В ход опять пошла моя верная рука, и бандитский командир отправился к остальным. Купчина меня похвалил:

– Ловко ты выучился! А что теперь делать будем?

– Обдери, пока не окоченели, с них оружие. Одежду хочешь бери, хочешь оставь.

– А ты?

– Со старшиной пойду посоветуюсь. Мы знакомы.

Фрол без лишних слов принялся за дело. Сказывалась ратная выучка. Выползли из склада два перепуганных плотника. Увидев изобилие трупов, начали креститься.

Начальник купцов был на месте. Подарил ему полный кошель рубликов, объяснил положение дел. Его, оказывается, звали Сысой. Я тоже представился.