Свобода

– 32 –

Вячеслав обходился с Марией, как с маленьким ребенком, не отрываясь, глядя в ее лицо, и стараясь уловить хоть какой-то признак хоть какого-то желания хоть чего-нибудь. Мария оставалась тенью, заключенной в телесную оболочку. За восемь часов плавания, она, как показалось Вячеславу, даже не пошевельнулась. Что бы он ни шептал ей на ухо, о чем бы ни рассказывал, ни спрашивал, ничто не могло вывести ее из оцепенения. Мария упрямо смотрела куда-то вдаль, туда, за берега, за поля, леса, проплывающие за бортом теплохода, туда, за горизонт, за горизонты. В какой-то момент, – теплоход уже подходил к конечной точке плавания, – Вячеслав зажмурился, опустил голову, и из глаз его потекли слезы. Он закрыл лицо руками и уперся в колени. И в это самое мгновение Мария медленно развернулась к нему, подняла руку и нежно погладила по голове. Словно электрический разряд прошел по телу Вячеслава. Он весь встрепенулся, чуть не подскочив, и обратил к Марии исполненное искренним счастьем, сияющее лицо.

– Маша? – едва прошептал он.

– Я здесь, Слава…

Каргасок был довольно крупным поселком, расположившемся на левом берегу Оби. Сойдя с пристани, Вячеслав с Марией направились прямо в центр и тут же наткнулись на гостиницу, где сняли скромный номер на двое суток. С того момента, как Мария произнесла первое слово, Вячеслав не находил себе места от переполнявшей его радости, и говорил не останавливаясь. Мария же ограничивалась лишь легкими наклонами головы, да еле заметной улыбкой. Она только слушала, почти ничего не говоря, как не пытался Вячеслав ее растормошить. «Да, Слава. Хорошо, Слава. Конечно, Слава», это все, что он от нее слышал.

Устроившись в гостинице, они вышли на улицу. Темнело.

– Пойдем, Машенька, поужинаем? – спросил Вячеслав. – Ты почти не ешь в последнее время, скоро станешь легкой, как бабочка.

Мария кивнула и еле слышно проговорила.

– Давай, только одни.

– Одни? – спросил Вячеслав. – Как одни? Возьмем продуктов и перекусим в гостинице, ты так хочешь?

– Пройтись, пока не хочу ужинать, пройтись хочу.

– Пройтись? – переспросил Вячеслав. – Маша… ну, хорошо, как пожелаешь, маленькая моя. Пойдем к реке?

Мария кивнула.

Пройдя совсем немного, они оказались на берегу Оби. Мария остановилась и устремила свой взгляд на водную гладь, уже отпустившую на волю последние лучи солнца и готовящуюся окунуться во тьму, разбавляемую бликами от огней поселка.

– Маша, как же я рад, что ты вернулась, как же я рад! Как будут рады Оксана, Андрей, Петр Ильич… Мы же все только о тебе и говорим, о тебе беспокоимся. Они завтра уже должны быть здесь, – в какой уже раз повторял Вячеслав. – Любимая моя. Теперь все у нас наладится. У нас есть деньги. Кое-кто из полиции взялся нам помочь. Очень скоро, совсем скоро мы доберемся до Тихого океана, а там, на другой стороне начнем совсем новую жизнь, начнем все с чистого листа, дорогая моя!

Лишь какая-то загадочная улыбка слегка касалась лица Марии, и еле заметная тень пеленой накрывала ее светлые глаза.

– Эх, Машенька! – Вячеслав крепко обнял Марию.

Не ответив на его объятья, Мария развернулась и медленно направилась вдоль берега. Вячеслав послушно двинулся вслед за ней. Мария все шла и шла, удаляясь от пристани. Вскоре они наткнулись на сваленные у берега бревна. Не говоря не слова, Мария присела на одно из них и снова устремила взгляд на реку. Вячеслав сел рядом и обнял Марию за плечи.

– Тебе не холодно, солнышко? – ласково спросил он.

– Нет, мне хорошо, – ответила она и опустила голову на плечо Вячеслава, также продолжая смотреть на воду.

– Радость моя! – Вячеслав ощутил, как тепло захватило все его тело.

– Слава? – тихо произнесла она и выпрямилась.

– Да, Машенька?

Мария медленно отведя взор от воды, взглянула на Вячеслава и как-то неловко улыбнувшись, сказала:

– Я все же хочу есть.

Вячеслав рассмеялся.

– Пойдем, я устрою тебе пир! – весело сказал он, собираясь подняться.

– Нет, давай тут, тут так хорошо, красиво. – Мария опять развернулась к реке.

– Темно уж совсем – не видно ничего, по огонькам добираться будем. Ты хочешь здесь остаться? Но, как… по пути был продуктовый магазин, который, где-то, да вон он! Пойдем?

– Я подожду тебя, это же рядом.

– Ох, Маша, как же я не хочу тебя оставлять одну даже на пару минут. Давай, все же, со мной…

– Слава, я подожду, тут красиво, тут тихо, но темно… – настойчиво и в то же время нежно проговорила Мария.

– Машенька… – Вячеслав ощутил легкое замешательство. Он не смог воспротивиться возлюбленной. – Хорошо. Я мигом. Что тебе принести?

– Что-нибудь… не знаю… Печенье, больше ничего не надо…

– Хорошо, я еще что-нибудь придумаю. Я вина возьму, хорошо? Хочешь?

– Хорошо, милый… Слава…

– Да, любовь моя?

– Ты очень хороший, Слава.

– Маленькая моя, что ты… Я… – Слава поднялся.

– Слава! – Мария вскочила вслед за ним.

– Машенька?

Мария бросилась Вячеславу на шею и крепко обняла его, уткнувшись ему в грудь.

– Машенька… – Вячеслав растерялся, Вячеслав растаял.

– Иди, милый, – прошептала она и тут же повернулась в сторону реки.

Вячеслав, мгновение смотрел на Марию, после развернулся и быстро направился в поселок. Сделав несколько шагов, он остановился, снова развернулся, – Мария продолжала стоять лицом к реке, – хотел было, вернуться, но, тряхнув головой, бросился бегом к магазину. Оказавшись в небольшом универсаме, он быстро обошел его, выбрав две упаковки печения, шоколад и бутылку красного вина. Подойдя к кассе, Вячеслав вдруг остро ощутил необъяснимую тревогу. Он выложил товары на прилавок и остановил взгляд на кассирше, которая начала сканировать продукты. «Слава, я подожду, тут красиво, тут тихо, но темно…» – звучало у него в голове. – «Печенье, больше ничего не надо…» «Ты очень хороший, Слава». «Иди, милый».

– Что это было? – вслух произнес Вячеслав.

– Что вы говорите? – поинтересовалась кассирша.

Вячеслав молчал.

– Итак, с вас… – начала кассирша.

– Маша… – прошептал Кортнев и, сломя голову, выбежал вон из магазина.

Марии не было на месте. У Вячеслава зашумело в ушах, он схватился обеими руками за голову, лихорадочно озираясь по сторонам. Темнота завладела берегом, прихватив речную гладь. Сердце колотилось в груди, оглушая округу. Вячеслав попытался крикнуть, но в горле пересохло настолько, что он выдавил из себя лишь нечленораздельный хрип. Сердце гремело. Облизав губы и набрав в легкие воздуха, он закричал, что было сил…

– Маша, Маша, Машенька… – отозвалось слабое эхо.

Раздался какой-то непонятный звук. Вячеслав перевел дыхание, задержал его, прижал руку к груди, словно таким образом пытаясь приглушить стук сердца, и в это момент, сквозь этот самый стук он четко расслышал всплеск воды.

– Маша! – истошно завопил Вячеслав и бросился в реку…

Кортнев подхватил Марию в тот самый миг, когда волны начали смыкаться над ее головой. Она еще не успела вобрать в легкие воды…

– Машенька, зачем? Зачем? – причитал Вячеслав, неся Марию на руках до самой гостиницы. – Как? Как…

– Слава, – лишь однажды произнесла Мария, когда Кортнев укладывал ее на кровать и укутывал в одеяло.

Всю ночь Вячеслав не сомкнул глаз. Он сидел возле Марии, которая к его удивлению крепко спала до самого утра, иногда поднимаясь и подходя к окну, вглядываясь в темноту. Он все порывался выйти на улицу покурить, то вынимая из кармана пачку сигарет и крутя ее в руках, то судорожно запихивая ее назад, но боялся оставить Марию даже на мгновение. К утру он до основания раскрошил пачку.

Утро началось тяжело. Мария, стараясь не смотреть на Вячеслава, встала и направилась в ванную комнату. Вячеслав тем временем вскипятил чайник. Пока ее не было, он приготовил чай и разлил его по чашкам.

– Прости меня, Слава, – тихо, с дрожью в голосе проговорила Мария, когда вошла в комнату.

– Я чай сделал. Пей, Маша, а то остынет, – сказал Вячеслав, с трудом улыбаясь и пододвигая стул к столу.

Мария села, сделала глоток и поставила чашку на стол.

– Маша… – начал Кортнев, но тут же осекся. Он всю ночь готовился к утреннему разговору, но все, о чем он думал, куда-то разлетелось. – Я… я же… как?

Мария отвернулось и еле слышно, каким-то грудным голосом, сочетавшим боль, отчаяние и остервенение, произнесла:

– Я грязная! Мне тошно! Меня тошнит, тошнит… Я не хочу оставаться здесь, Слава, я порченная, меня очень испортили, испачкали, мне не… не могу я, Слава… Я не хочу оставаться здесь…

– Что ты говоришь? Где здесь? – Вячеслав бросился перед Марией на колени и схватил ее за руки.

– На этой земле… это, грех, я знаю, но… но, я не могу! Не могу! Слава! – заголосила Мария, срываясь на плачь.

Вячеслав был настолько поражен, что никак не мог выговорить и слова.

– Я хочу освободиться от этой грязи, я хочу. Я тебе не нужна такая! Я тебе не нужна, Слава! Я знаю, что говорю! Я буду тебе только обузой, я… тебе мешаю…

– Маша! – наконец воскликнул Кортнев. – Что ты говоришь? Прошу тебя, успокойся, успокойся, маленькая моя. Это жизнь! Ты же понимаешь, насколько эта жизнь несправедлива, и несправедлива она, как правило, к таким хорошим и добрым людям, как ты. Она нас испытывает, испытывает, понимаешь? Мы не должны сдаваться! И мы не сдадимся. Я освобожу тебя, Маша! Я, а не эта река! Верь мне, родная! Я не дам тебя в обиду. Как ты можешь говорить такое? Как ты можешь мешать, быть обузой? Только благодаря тебе я жив и… иду вперед. И иду я с тобой, потому, как без тебя… без тебя мне не имеет смысла идти туда, вперед. А там, впереди, наше счастье… наша свобода… Но, без тебя мне это все не нужно. Милая моя, я так тебя люблю. Все будет хорошо, все у нас будет хорошо…

Вячеслав обнял Марию, и не отпускал ее до тех пор, пока та не перестала рыдать.

– Все у нас будет хорошо…

Вячеслав договорился с Марией о том, что все произошедшее минувшим вечером останется для их друзей тайной. Более того, Вячеслав пообещал своей возлюбленной, что и для них самих все вскоре уйдет в небытие и превратится в такую же тайну.

Днем позже все были в сборе. Оксана долго обнимала Марию, не скрывая своей радости от ее «возвращения», Петр Ильич не мог скрыть своего восторга от речного путешествия, уверяя всех в том, что благодаря этой дивной сибирской природе он зарядился таким вдохновением, что готов писать свою книгу круглосуточно, Ислам молчал, Андрей мягко улыбался.

Проведя ночь в Каргаске, с рассветом выехали в сторону Томска.

– Немного не доезжая до Томска, будет еще один клад… должен быть, – сообщил Андрей Вячеславу.

– Добро, – отозвался Кортнев.

Дорога до Томска оставляла желать лучшего. Около пятисот километров пришлось ехать в основном по грунтовой дороге, усеянной ухабами.

К середине следующего дня в нескольких километрах от моста через Обь беглецы сделали остановку, и Андрей с Вячеславом отправились на поиски очередного тайника. И снова поиски оказались успешными.

– Мы с каждым разом повышаем нашу квалификацию следопытов, – заметил Андрей. – Скоро без шпаргалки начнем бабки по всей стране срубать.

– Сколько там? – спросил Вячеслав.

– Столько же, что и в предыдущем, сто тысяч. Итого, у нас около четырехсот тысяч. Нужно подбить все, что осталось… Мы увлеклись комфортом. Может, вернемся в палатки?

– Затеряться на съемной квартире проще, чем в поле.

– Слава, мы в Сибири! Тут тайга! – воскликнул Андрей.

– Далеко в тайгу ты закатишь свой вездеход? – поинтересовался Вячеслав.

– На то он и вездеход. И у Петра Ильича не хуже.

– Ладно, – сказал Кортнев, – доберемся до Красноярска, там решим, как быть, согласен?

– По рукам. А почему до Красноярска? Речь о наших паспортах? – спросил Андрей.

– О них. Сначала выясним, смогут ли нам помочь. Я о количестве, ты помнишь, я говорил. Деньги могут сплыть, а то и, вообще, не хватит.

– Скинем тачку, – опять предложил Андрей.

– Посмотрим…

– Слушай, Слав, все хочу тебя спросить.

– Спрашивай.

– Может, конечно, мне показалось, да и не только мне, Оксане тоже, но у вас ничего не произошло с Машей?

– Ты о чем? – немного замешкавшись, спросил Кортнев. – Маша вернулась, – конечно, произошло.

– Больше ничего? – настаивал Андрей.

– Все в порядке, уверяю тебя.

– Как скажешь. Кстати, под Абаканом еще клад есть, это километров триста от Красноярска вниз. Может, заглянем сначала туда?

– Тебе не кажется, что мы расслабились, покинув Тобольск? – спросил Вячеслав.

– Есть такое, ничего не попишешь. Призыв ясен. Включаем бдительность, товарищ майор. Идем? Оксана, кстати, начала подбирать нам апартаменты в Томске. Наш ждет скучнейший город, как писал о нем Антон Павлович Чехов!

– 33 –

– Какие будут указания?

– Есть новые идеи?

– У нас тишина.

– Проверяем всех без исключения.

– Какие планы, Иван Владимирович?

– Докладывай, Иван Владимирович!

– Что-то ты не весел, Иван Владимирович.

– Будь добр, Иван Владимирович, предоставить полный отчет.

– Ты предлагаешь с этим мне идти на верх?

– Что с тобой, полковник?

– Не ожидал, Иван Владимирович. У всех бывают сбои, но чтоб такое произошло с тобой… Не ожидал, не ожидал. Надеюсь, этому есть объяснение.

– Черт тебя дери, Шоцкий! Да что с тобой? Ты второй месяц топчешься на месте, полстраны истоптал! А где результат? Я так и не дождался объяснений. Я краснею! И из-за кого? Из-за самого полковника Шоцкого!

– Неделю сидим. Ни беглецов, ни золота Колчака. Мы зашли в тупик? Так и нет идей? Иван Владимирович, вся надежда только на тебя…

В том, что Кротов будет молчать об истинной причине поездки в Тюмень, Шоцкий был уверен. Он ясно дал понять майору, что факт его связи с Рашидом Мамбетовым может выйти наружу в случае акцентирования внимания на нюансах тюменской операции. Тем не менее, он отдавал себе отчет в том, что подлинные обстоятельства рано или поздно станут известны, с подачи ли Кротова, в ходе расследования, но станут, это было лишь вопросом времени.

Но не это сейчас беспокоило Шоцкого.

Каждую ночь он видел один и тот же сон… Лес, он окутан туманом, и его окружают черные псы…

«Я схожу с ума?» – задавался он вопросом. Он вспоминал, как еще в Москве, когда он сидел у себя дома, ему почудилась тень, напоминающая женский силуэт, закутанный в черный плащ. «Я начал сходить с ума еще тогда? Или это что-то другое? Мои последние действия, связанные с ведомым мной расследованием и операцией, не имеют ничего общего с профессиональным долгом. Чем же они обусловлены? Чувством справедливости, необходимостью в принятии решений, основанных на личном отношении к ситуации, к участникам этой ситуации, потребностью, острой потребностью в выходе из-под контроля, инстинктом, чутьем, живым человеческим чутьем? Или все это в совокупности? Это, и еще много чего. Но должно быть что-то основополагающее. Что-то, являющееся доминирующим фактором, дающим импульс, толчок к выходу на поверхность прочих оснований. Выход из-под контроля? Примитивно, и в обнаженном состоянии лишено эффективности. Что-то гораздо глубже и, в то же время, проще. Что-то легкое… Кто ты, тень? Ты призрак моей независимости? Призрак моего «я», добровольно спрятанного мной под мундирами, погонами, распоряжениями, приказами, присягами, отчетами, протоколами, рапортами?.. Ты мне нужна, я хочу узнать, кто ты, понять тебя. Еще совсем немного и я навсегда покину лампу и перестану быть ее рабом».

– А еще эти псы? – прошептал Шоцкий, стоя на набережной Иртыша.

Вечер опускался на Омск, скользя лучами заходящего солнца по крышам города. Иван Владимирович дошел до центрального пляжа, развернулся и быстрым шагом направился обратно. Скоростью и стуком шагов он стремился заглушить мысли, которые начали путаться, а значит, не сулили ничего дельного. Дойдя до Комсомольского моста, он перешел на другую сторону. Побродив по району, пройдясь мимо ресторана «Колчак», он развернулся и по Юбилейному мосту вышел к Воскресенскому скверу. Там он решил передохнуть. Он остановился, опершись на перила, и сквозь листву устремил свой взор на Омь.

Стемнело. Редкие фонари зажглись, едва освещая опустевший сквер.

– Вот вы неугомонный, Иван Владимирович!

Возле Шоцкого, словно из-под земли вырос подполковник ФСБ Кравчук.

– Нисколько не удивлен вашему появлению, Анатолий Борисович, – не поворачивая головы, произнес Шоцкий.

– Ну, чему же тут удивляться, я же говорил вам о нашей скорой встрече. Но, не это является основной причиной, верно?

– С вами не поспоришь.

– Для вашего руководства, равно, как и для руководства вашего руководства, вы оказались в тупике. В этом можно не сомневаться. Вы же не сомневаетесь? От вашего соглядатая не поступает ничего дельного. Надо полагать, вы произвели с ним надлежащую беседу. Но, как вы понимаете, этого мало, и для вас, и… для нас, разумеется. Он стал балластом, обузой, он вреден, опасен, а в целом бесполезен. Во всяком случае, для нас он будет бесполезен.

– Для вас? – поинтересовался Шоцкий.

– Не может же он знать что-то больше вашего? А нам достаточно вас, – сказал Кравчук.

– Вы бы не могли пояснить, о чем вы говорите?

– Разве вы не догадываетесь?

Шоцкий, все также, не глядя на Кравчука, проговорил:

– Вы намерены подключиться официальным порядком, или же официальным порядком забираете дело?

– Второе. Но, не сразу, как вы понимаете. Чуть позже, не прямо сейчас, а, скажем, завтра, с утра. – Послышался смешок Кравчука. – Нам для начала нужно прийти к взаимопониманию. Есть моменты, которые мне бы категорически хотелось с вами обсудить и прийти к некоему, хотя бы промежуточному результату, который мог бы меня устроить. Уверен, вы и сами догадываетесь, о чем я говорю.

– Только вас?

– Что, простите?

– Результат должен устроить только вас?

– Мне этого будет достаточно. Поскольку в большинстве своем, вопросы лежат на поверхности, мы очень кратко все обсудим.

– Я так понимаю, наша беседа неформальна и ни к чему не обязывает, – проговорил Шоцкий.

– Как и любая наша с вами беседа, – согласился Кравчук. – Выводы делать вам, так же, как и задумываться о последствиях. Поверьте, если мы с вами договоримся, все будет выложено ровно и гладко, – я о вашей дальнейшей карьере. А последние два месяца вы будете считать просто небольшим недоразумением. У нас уже есть сценарий, согласно которому выйдет так, что вам поручили задание, выходящее далеко за рамки вашей компетенции и возможностей. Не спрашивайте, что я имею в виду, это не должно вас тревожить.

– А что меня должно тревожить?

– Иван Владимирович, к этому мы еще подойдем. Итак, начнем с самого начала?

– Как пожелаете.

– Вы не кажетесь покладистым, чтобы говорить так. Ваш скептицизм может сыграть против вас. Простите, это всего лишь наблюдение. – Кравчук остановился. – Еще будучи в Москве, вы внимательно изучили дела всех преступников, на которых была объявлена охота. Изучили досконально, не поленившись лично обойти все точки и проведя детальный анализ каждого обстоятельства, предшествующего образованию банды, так это назовем. Зная вашу репутацию, руководство было уверено в том, что не пройдет и нескольких дней, как дело будет закрыто, но… но, вы не пришли к руководству с конкретными предложениями, вы задумались. Вы задумались! Вы задумались не над тем, как закрыть дело, то есть изловить и наказать преступников, нет, предметом ваших размышлений стала причина действий, совершенных людьми, которые в результате этих самых действий стали преступниками. Вы свернули с привычного для всех пути, пути, по которому вы следовали всегда и благодаря которому и заслужили, по праву заслужили безупречную репутацию. Вы не придали этому значения, а вот те, кто вами руководили все эти годы, сразу же обратили на это внимание.

– Вы как это все выяснили, следили за мной? – Шоцкий наконец развернулся к Кравчуку. – Зачем вам это?

– Что вы? – Анатолий Борисович рассмеялся. – Это все мне удалось выяснить гораздо позже. Бывает порой довольно таки легко вызвать человека на откровение, не зависимо от количества звезд на его погонах. Не будем вникать в тонкости нашей с вами работы. Итак, вы ведь действительно могли закрыть дело, может и не в считанные дни, а в течение пары недель, но вы этого не сделали. Вопрос: почему?

Шоцкий невозмутимо смотрел в лицо Кравчуку.

– Есть, на мой взгляд, единственное объяснение, – продолжал Крачук. – Вы этого не сделали намеренно. А почему? Все предельно просто, ваши подопечные, грабители и убийцы, одним словом, преступники, вам симпатичны. Элементарно, нелепо, преступно до безобразия, и, в конце концов, безнравственно! Что тут можно сказать? Человеческая душа – загадка. – Кравчук внимательно посмотрел в глаза Шоцкого и добавил: – Даже ваша. Не бойтесь, об этом я никому не говорил. – Кравчук рассмеялся. – Поверьте, этой информацией владею только я. Не хочу я ей делиться со своим руководством, которое в качестве подтверждения потребует от меня доказательств, если поверит, конечно, и, задействовав нагромождение бюрократических инструментов, что наших, что ваших, инициирует проведение соответствующего расследования. Ни к чему. Нам интересно другое, и я не стал никого отвлекать на такие глупости. Вы можете от меня избавиться, конечно. – Кравчук снова рассмеялся. – Я заговариваюсь, хоть и обещал изложить все кратко. Знаете ли, у меня склонность к произведению эффектов! Такая тяга к театрализации чего бы то ни было! Иначе, скучно бывает. Например, представляете, вы стоите здесь, на набережной, задумались о чем-то. А тут я прямо перед вами на парашюте спускаюсь… Как думаете?

Шоцкий не изменил выражения лица.

– Да, – процедил Кравчук, – душой компании вас не назовешь. Ну, да ладно. Итак, мне глубоко плевать на ваши эмоциональные всплески, волны, воронки, и прочие, дестабилизирующие душевное равновесие, явления. Если помните, вышел я на вас совсем по другой причине. Благодаря удачному стечению обстоятельств, а также вашему непосредственному участию, мы избавились ото всех ненужных элементов в пользу многоуважаемого товарища Камы. Под корень истребили всех его конкурентов, внутренних и внешних. Сейчас бы аплодисменты не помешали. – Кравчук остановился.

– Теперь у него монополия на все виды деятельности, включая незаконную, на юге страны. И, разумеется, через него и у вас, – заметил Шоцкий.

Кравчук широко улыбнулся.

– Судя по вашей интонации, вы осуждаете совсем не наигранно. У вас просто душа разрывается от такой вопиющей несправедливости. Вы что, впервые с этим столкнулись? Не смешите меня. Ах да, я забыл, что вас что-то ударило по голове, когда вам поручили поимку ваших подопечных. Я к этому, кстати, еще вернусь. Да, нам легче контролировать этот регион. Но, это скоро перестанет быть моей заботой – дело сделано. Кама станет депутатом, мэром, губернатором, будет общаться с конторой на другом уровне. Что ж, несправедливо? Зато удобно и практично. Но, есть одно «но». Это вы и иже с вами. Вы знаете обо всем этом, то есть, вы свидетель. Кто заварил кашу в горах, это нам решать. Вы поняли? Это были не ваши любимцы. Вы…

– Я понял.

– Простите. В Тюмени произошли бандитские разборки… это уже не важно. Это не ваша забота. Вас там…

– Меня там не было.

– Чудесно! – воскликнул Кравчук. – Вернее, вы там были, – и этот факт уже не скроешь, – но по совершенно иным причинам, которые вы замечательнейшим образом нарисуете своему руководству, или уже нарисовали. Помните, я интересовался вашим рапортом?

– Я уже его направил, – сказал Шоцкий.

– И в нем?..

– Я нарисовал.

– Слушайте, вы мне так нравитесь! – выкрикнул подполковник. – Я буду ходатайствовать о том, чтобы вас в будущем использовали в наших интересах.

Шоцкий сверкнул глазами, что не осталось для Кравчука незамеченным.

– Вам не нравится слово «использовать»? – ехидно спросил он. – Что я могу поделать? Все мы друг друга используем. Даже так: всех нас используют. Мы не принадлежим себе. Мы все пешки, винтики, пыль, зависимые от… Что-то я ухожу в философию. Это вы так на меня влияете. Продолжим. – Кравчук взглянул на часы. – Давайте, пройдемся.

Они медленно направились в сторону Юбилейного моста.

– Вам нет дела до моих подопечных, – вдруг сказал Шоцкий, – в чем настоящая причина того, что дело вы хотите забрать себе? Кавказский вопрос вы замяли, или замнете. В чем дело?

– Я немного слукавил, говоря, что нет дела, – улыбнувшись, произнес Кравчук. – На верху, на нашем верху, и, разумеется, в узком кругу, информация подана таким образом, что дело мы забираем у вас в результате соприкосновения с тем самым кавказским вопросом. На вашем верху, я вам уже сказал, что будет сказано, без ухода в подробности, но, простите, дело получено, нужно его делать, то есть, изловить злодеев. И это лишь формальная сторона вопроса. Я хотел бы оставить все мои недомолвки на финал нашей с вами беседы. Вернемся к поверхности. Сначала… Что-то вы меня сбили. Я уже говорил, что хотел бы и в дальнейшем иметь с вами дело. Так вот, вы человек довольно таки тяжелый, к тому же, как я уже заметил, в данный момент, находящийся под воздействием какого-то необъяснимого эмоционального срыва, но, тем не менее, обладающий определенным талантом, исполнительный, опытный, одним словом, полностью соответствующий своей нашумевшей репутацией. Вы полезны, но, к моему сожалению, небезопасны. Причина опять же в вашем срыве. Простите, снова напомню о том, что вернусь к этому в конце. Чтобы купировать этот ваш недочет, неизвестно, сколько еще намеревающийся продлиться, необходимо использовать сдерживающую функцию, основным элементом которой, как я вам уже как-то говорил, является ваша дочь.

Шоцкий не подал вида, что готов наброситься на Кравчука и разорвать его на части.

– Какое самообладание! – воскликнул Кравчук. – Успеем вернуться и к этому вопросу. К тому же, как я и говорил, ничего страшного в этом нет. Мы же, не… ну, вы помните. Просто вы должны иметь в виду, что каким-то ненадлежащим образом использовать полученную вами информацию, информацию, не входящую в зону вашего профессионального влияния, так это назовем, или разглашать ее, вам не стоит, поскольку ваша халатность в этом плане может отразиться на дорогом вам человеке. Боже мой, я сейчас расплачусь! Мы можем многое. Не волнуйтесь, мы не в кино, и ваша дочь не будет находиться под каким-то там постоянным наблюдением. – Кравчук усмехнулся. – Не буду вам льстить. Все зависит от вашей лояльности. Вам выбирать, вам решать. Хотя, о чем я говорю, мы за вас уже все решили. И вы нам нужны. Далее, об элементах сдерживающей функции… Давайте на мост поднимемся. Красота. Омь, Иртыш!

Они поднялись на Юбилейный мост, дошли до его середины, и Кравчук остановился, вглядываясь в темную воду.

– В одну реку нельзя войти дважды, – произнес он. – Что это я? Постоим над водой, не возражаете? Так вот, кавказский след! Какое шаблонное выражение. Версия об участии ваших любимчиков в бойне сведена окончательно на нет нашими усилиями. Все, забудьте о ней, как забыли о ней на вашем верху. Я так понимаю, вы также убедили забыть о ней своего соглядатая. Так вот, о нем, о соглядатае. Я очень благодарен ему, поскольку именно благодаря его доносу на вас, в котором я сумел рассмотреть ваши лирические нотки, у меня получилось разгадать ваши намерения. Но, его непосредственная связь с Рашидом Мамбетовым, о которой, уверен, известно оставшимся людям последнего, хоть они и не знают имени информатора, все нам портит. Да и, наблюдая за вами, он мог заметить что-то, чего не стоило бы замечать. – Кравчук опять взглянул на часы. Шоцкий обратил на это внимание, и, стараясь придать себе непринужденный вид, начал озираться по сторонам. – И, он же на вас стучит. – Кравчук тихо рассмеялся. – И, уверен, ваше руководство понимает, что рано или поздно вы догадаетесь об этом, и вам это не понравиться. А учитывая ваше нестандартное поведение, из-за которого его к вам и приставили, бог мой, что вы можете натворить!

– О чем вы говорите? – не скрывая недоумения, спросил Шоцкий.

– А майор Кротов такой же исправный служака, как и вы. Поглядите! – Кравчук указал в сторону Воскресенского сквера, откуда на мост поднимался Илья Константинович.

– Зачем он здесь? – спросил Шоцкий.

– Люблю производить эффекты, я же вам говорил.

– Иван Владимирович, вы здесь? – подходя, удивленно спросил Кротов.

– Что происходит? – искренне удивился Шоцкий.

– Это я вас вызвал, Илья Константинович, – произнес Кравчук.

– Вы… – начал Кротов.

– Подполковник Кравчук, ФСБ, – отчеканил тот. – У меня к вам только один вопрос. Только ответьте прямо, не задумываясь и так, чтобы я видел ваше лицо.

– Что, простите, я не понимаю, – рассеяно проговорил Кротов.

– Илья Константинович?.. – начал Шоцкий.

– Прошу вас, майор, вот так, что бы мы вас видели. – Кравчук помог Кротову встать лицом к городу, выбрасывающему в ночь потоки электрического света, спиной к Иртышу, прислонив его к перилам. – Вот так будет достаточно. Иван Владимирович, вы свидетель.

– Иван Владимирович, что это? Товарищ подполковник, вы говорили о личном разговоре, с глазу на глаз… – рассеянно проговорил Кротов.

– Видите, Иван Владимирович. Слуга всех господ. И вам и нам, и на сторону. Илья Константинович, вопрос. О вашей связи с Рашидом кто-то, кроме здесь присутствующих, знает?

Кротов открыл рот, выражая удивление.

– Не удивляйтесь, Илья Константинович, нам все известно, не стоит недооценивать коллег. И что вы строите из себя невинность? Хочу заметить, что вы, не ведая того, сыграли за нас. Вы, можно сказать, успешно сработали, так, что не волнуйтесь. Просто… просто, ответьте на вопрос.

– Нет, – еле сдерживая дрожь, произнес Кротов, – никому неизвестно.

Кравчук внимательно посмотрел в лицо Кротова, после повернулся к Шоцкому и, широко улыбаясь, произнес:

– Ну, вот и замечательно, не правда ли, – весело произнес Кравчук, быстро оглядываясь по сторонам.

Повернувшись обратно к Кротову, он вдруг выхватил из кармана нож с коротким лезвием и в одно мгновение перемахнул тому горло. Не успела еще кровь хлынуть наружу, как Кравчук подхватил майора за ноги и перекинул его через перила.

– Так вот, Иван Владимирович, – как ни в чем не бывало продолжал Кравчук, заглушая всплеск воды, – это был дополнительный, страховочный элемент сдерживающей функции… Ах да. – Он швырнул нож в воду. – Как несложно догадаться, это вы избавились от назойливого стукача. Пойдемте отсюда, тут пахнет мертвечиной. Да, если у вас есть сомнения, то я заранее осмотрелся, еще днем. Эту точку не задевает ни одна из камер. Не буду вас учить, придумайте сами, куда делся Кротов, ну и после, когда его выловят какие-нибудь рыбаки, тоже что-нибудь придумайте.

Шоцкий стоял, не шевелясь, испугано глядя на Кравчука.

– Ну что вы, расслабьтесь. Неожиданно? Согласен. Но, каков эффект! – воскликнул подполковник. – Не могу ничего с собой поделать. Идемте. Может, перекусим? Вы как?