Стоящие свыше. Часть III. Низведенные в абсолют

Он подумал немного, глотая ужин, и, когда девица была уже у двери, крикнул ей вслед:

– Ладно, не нужно вина. Я найду другое место…

Спаска схватила его за локоть и замотала головой:

– Нет, не надо! Мне гости не будут мешать, честно… Не надо, не уходи…

Сначала в дверь постучался богато одетый и очень высокомерный человек. Он приехал верхом (Спаска слышала цокот копыт за дверью), вошел в комнату и, скинув плащ, долго оглядывался по сторонам, словно не догадывался, что его следует повесить на вешалку.

– Нету у меня прислуги, Нравич, нету, – рассмеялся отец в ответ на недоуменный взгляд гостя.

– Да я и не рассчитывал… – пробормотал гость и повесил-таки плащ на вешалку. Плащ у него был очень красивый, со стальным отливом, на собольем меху с оторочкой из горностая.

Гость не торопясь снял перчатки (руки у него были тонкие и белые, холеные), прошел к столу, звеня шпорами, и водрузил на середину бутылку вина.

– Это из подвалов Белого Оленя. Пожаловано всем, кто ночью был на площади Речной Заставы. Можешь не сомневаться – стоит не меньше золотого лота.

– Может, к нему и памятная грамота прилагается? Змаю от Нравуша Волгородского?

– Хочешь, прямо сейчас и нарисую? – рассмеялся гость и уселся за стол. Смеялся он хорошо, искренне, и высокомерие с него тут же слетело.

– Да я не гордый, я выпью. – Отец потянулся к поясу, где должны были быть ножны, но пояса на нем не было. – Дай нож, мой остался где-то у Рыбных ворот.

И когда гость протянул свой нож отцу, сомнений у Спаски не осталось: на лезвии сиял герб рода Белого Оленя – гость оказался не кем-нибудь, а сыном Волгородского князя. Только она представить себе не могла, как тот, словно Ратко, пьет хлебное вино, а потом шумит и буянит. Тогда она еще не знала, что вино может быть не только хлебным.

– Какое милое дитя… – задумчиво сказал высокородный Нравич, пригубив налитое в серебряный кубок вино. – И какой недетский взгляд. Где-то я уже видел эти глаза, Змай…

– Не может быть, – усмехнулся отец.

– Зачем ты сунулся на площадь Речной Заставы? Не боялся, что тебя кто-нибудь узнает?

– Никто же не узнал…

– Ну да. Ты слышал, что теперь болтают на улицах? Будто сам Живущий в двух мирах ночью появился в Волгороде, чтобы преградить дорогу заразе.

– А я-то тут при чем? – невозмутимо улыбнулся отец.

– У него была особая примета – отсутствие следов оспы на лице. А еще он появился и исчез, поминай как звали! Тебя ищут храмовники.

– Они давно меня ищут.

– Давно они ищут Змая, а теперь им нужен тот, кто дал повод для слухов о Живущем в двух мирах. Сегодняшняя ночь не прибавит авторитета Храму в Волгороде, зато Живущий в двух мирах как никогда любим толпой…

– Ничем не могу помочь Храму, – пожал плечами отец. – Я же не виноват, что белокрылые чудотворы не спустились ночью в Волгород, чтобы защитить его от заразы. А может, Надзирающим стоило опередить Живущего в двух мирах? У них тоже нет следов оспы на лице, но они ею не болеют. И я даже знаю секрет: коровья оспа. Одно маленькое пятнышко на руке – как и у чудотворов. Вот такое, гляди!

Отец закатал рукав и показал крохотную ямку чуть выше локтя.

– Ладно, ладно… – махнул рукой гость. – Я уже слышал про коровью оспу. Так куда ты исчез? Когда люди князя прибыли к Рыбным Воротам, тебя уже не было.

– Я пошел посмотреть, как мертвецы попали на площадь Речной Заставы.

– Как-как… Их через ворота перебросили, разумеется…

– Да ну? Вот так раскачали и перебросили? Ты через стол попробуй мертвое тело перебросить, – поморщился отец, и Спаска вспомнила прикосновение склизкой кожи мертвеца к ладоням.

– Баллистой. Или камнеметом.

– На глазах стражи? Или твоя стража дрыхла без задних ног? Сомневаюсь. Они боятся заразы не меньше, чем все остальные в городе, глядят в оба – чтобы через стены пришлые не лезли. Но я тебе скажу больше. Когда мост стоял на месте, это было возможно. А сейчас – нет. Баллисту надо было бы поставить вплотную к стене, там три локтя до обрыва.

– Ты хочешь сказать…

– Да, именно это я и хочу сказать: мертвецов пронесли внутрь.

– Городскую стену охраняет предатель? – гость даже приподнялся, едва не расплескав вино.

– Это не самое страшное. И не самое важное. Все уверены, что мертвецов подбросили в город те, кого сюда не пустили. Получается, или в городе у них был свой человек, или они кого-то подкупили. Но, может, проще было подкупить стражу и войти в город? Вообще-то все, у кого есть деньги, уже давно в город вошли. И у кого родственники из стражи – тоже, можешь не сомневаться. Радует, что таких не много.

– Значит, это дело рук колдунов! – Гость ударил по столу открытой ладонью – звякнула посуда и едва не опрокинулась бутылка вина.

– И так подумает каждый… – ответил отец. – Только зачем это колдунам?

– Как зачем? Чтобы их боялись…

– Да ну? А зачем колдунам нужно, чтобы их боялись? Может, им от этого легче жить станет? И ты прекрасно знаешь, кому нужно, чтобы люди боялись колдунов, – Храму. Вот увидишь, завтра все забудут про Живущего в двух мирах и заговорят о Чернокнижнике, который наслал мор на Млчану. Заметь, никто из храмовников оспой не заболеет.

– Да… Очень похоже на правду… – пробормотал высокородный гость. – Чернокнижник, похоже, предвидел это заранее?

И Спаска хотела промолчать или потом поговорить с отцом, но не удержалась:

– Нет. Это не храмовники. Это нужно болоту…

Отец взглянул на нее с удивлением, но вовсе не рассердился. А вот лицо гостя искривилось, он хотел что-то сказать, но отец не позволил:

– Помолчи, Нравич… Кроха, почему болоту?

– Оно позвало Гневуша. Я слышала, как оно зовет. И Гневуш умер. Старуха плюнула в колодец. Я говорила, чтобы ее не пускали. И здесь тоже была старуха в куколе – она смеялась.

– Змай, давай сейчас не будем слушать детский лепет, – недовольно сказал гость.

– Это не детский лепет, – ответил отец. – А тебя слушать никто не заставляет. Кроха, где ты видела старуху, которая смеялась?

– У Рыбных ворот. Где ты сжигал мертвецов. Она ходила рядом, где не было огня. Там еще были воры, но они не с ней, они просто.

– Откуда ты знаешь, что я сжигал мертвецов?

– Я видела.

– Что еще ты видела?

– Как убили Надзирающего у ворот в лавру. Как Синие Вороны убегали. Как из пушек стреляли. Я разное видела.

Отец хотел спросить что-то еще, но тут раздался тихий и настойчивый стук в дверь.

– Не заперто. – Отец поднялся. Встречая сына Нравуша Волгородского, он не вставал…

Дверь приоткрылась, и через порог шагнул невысокий человек в одежде простого горожанина. И трудно было сказать, сколько ему лет, – сначала он показался Спаске очень молодым, но потом она увидела, что он, наверное, старше Ратко.

– Здорово, Свитко. – Отец шагнул навстречу гостю.

Тот откинул капюшон, встряхнул шевелюрой и улыбнулся – словно солнце заглянуло в полутемную комнату. А на его скулах с еле заметными ямками от оспы пятнами проступал чахоточный румянец.

– Уф, Змай… Нашел бричку. Цены они сегодня ломят!

– А ты думал! Завтра на Хстовском тракте не протолкнуться будет.

Гость снял насквозь промокший суконный плащ и огляделся. Высокородный Нравич его нисколько не смутил, но, встретившись глазами со Спаской, он почему-то отступил на шаг, и улыбка его на секунду погасла.

– Садись, – сказал отец. – Ты едва не опоздал выпить вина из подвалов Белого Оленя.

– Признаться, я думал, что приедет сам Чернокнижник… – смерив взглядом Свитко, проворчал Нравич.

– Милуш не болел оспой, для него это было бы слишком опасное путешествие. – Свитко улыбнулся Нравичу, и перед его улыбкой не устоял бы и сам Государь.

Спаска знала о хозяине замка Сизого Нетопыря, Милуше Чернокнижнике, – самом знатном колдуне Млчаны. О нем ей рассказывал дед. В замке Чернокнижника пряталось много колдунов. Получалось, что пришедший Свитко – тоже колдун?

– А могу я быть уверенным в том, что вы полномочны вести переговоры такого рода? – Нравич почему-то взглянул на отца, а не на пришедшего гостя.

– Признаться, я остерегся взять в дорогу грамоту, письменно подтверждающую переговоры волгородских князей с оплотом Зла, – рассмеялся Свитко.

– Можешь быть уверенным, – сказал отец и откинулся на спинку стула с кубком в руках, давая понять, что участвовать в переговорах не намерен.

– Хорошо. Попробуем. Мы как раз говорили о том, что в ночном происшествии толпа обвинит Чернокнижника… – с тонкой усмешкой начал Нравич.

– Но в Волгороде, – чуть приподняв кубок, кивнул ему колдун, продолжая улыбаться.

– Да. И если зараза распространится в Волгороде, замок Сизого Нетопыря толпа сровняет с землей. Против пяти-шести тысяч мужчин, пусть и плохо вооруженных, замок не устоит.

– Не устоит. – Спаске показалось, что Свитко сказал это с каким-то особенным нажимом. – Но в этом случае ни Волгород, ни Хстов, ни Выморочные земли – солнца не получит никто. Этого ли хочет Волгород?

– Ни из Хстова, ни тем более с Выморочных земель замок помощи не получит… И Волгород мог бы рассчитывать на что-то более конкретное, чем солнце для всех.

– Милуш не торгует солнцем.

– Торговать солнцем – слишком размытое понятие. Я бы предпочел, чтобы размер помощи Волгорода был измерен в золотых лотах.

Спаска не очень хорошо понимала суть их разговора и удивлялась только: они вовсе не становились пьяными, хотя выпили бутылку целиком и начали следующую. Она решила, что Ратко покупает дешевое плохое вино, а отцу подарили дорогое и хорошее, от которого люди не пьянеют.

Отец вскоре уложил Спаску спать, и она на удивление быстро уснула, хотя и собиралась, как прошлой ночью, смотреть на него сквозь прикрытые веки.

19 мая 427 года от н.э.с. Утро

Крапа Красен пришел точно в назначенное время. Инда не был с ним знаком, пять лет назад в Исподнем мире его сопровождали кураторы Лиццы – чудотворы из Афрана. Это был крепкий, ширококостный человек среднего роста, с волевым квадратным лицом и внимательным взглядом. Инде он показался прямым, бескомпромиссным и поначалу понравился – с такими людьми хорошо работать. Дворецкий проводил Красена в столовую, Инда велел подать еще кофе, и они вдвоем уютно расположились в креслах перед картой Исподнего мира на стене.

– Что вы хотите от меня услышать? – спросил Красен, приподняв кофейную чашечку, но глядя при этом на карту.

– Как можно больше.

– Я могу говорить весь день и всю ночь.

– Значит, я буду слушать вас весь день и всю ночь, – кивнул Инда. – Я бы хотел знать о Млчане столько же, сколько знаете вы. А лучше – еще больше.

– Я слышал, ваша цель – один-единственный человек…

– Не только. Если вам не сообщили, я консультант тригинтумвирата. Я аналитик, доктор прикладного мистицизма, кроме людей меня интересуют проблемы энергообмена.

– Тогда мне в самом деле придется говорить весь день и всю ночь! – рассмеялся Красен и наконец отхлебнул кофе.

– Только учтите: мне надо знать правду. – Инда посмотрел на собеседника, и тот перестал смеяться.

Попал… Вот так, с первого пробного выстрела – попал. А ведь хотел всего лишь проверить… Инда был доволен собой.

– Правду? – Красен задумался. – В последнее время мне казалось, что правда никому не нужна. Мне казалось, Афран прячет голову в песок и не желает слышать ничего, кроме бойких сводок о том, как все удачно складывается и какие мы, чудотворы, умные и хитрые парни.

– Это не так. Афран не хочет лишь огласки, поэтому я здесь, слушаю вас, а не читаю ваши отчеты, сидя за тридевять земель.

– Что ж, я рад. С чего начать?

– Начните с начала.

– Нет, пожалуй, с самого начала я рассказывать не стану. – Красен поднялся и поставил кофе на столик. – Я начну с падения Цитадели.

Он достал из нагрудного кармана карандаш и показал на карте черную точку:

– Вот здесь она стояла – Черная крепость. Очень близко отсюда, можно было бы увидеть ее в окно. На этом месте на поверхность выходят скальные породы, поэтому расположение города не случайно. Эта же плита выходит на поверхность на месте Волгорода, старейшего города Млчаны. В полулиге от крепости лежит Змеючий гребень, бывшие каменоломни Цитадели. По поверьям, именно туда упал восьмиглавый змей, убивший Чудотвора-Спасителя.

– Если не ошибаюсь, именно там находится наш новый портал?

– Не новый. Один из самых старых порталов, который долгое время был закрыт. Я вернусь к этому. Цитадель основал Вереско Хстовский из рода Белой Совы в сорок девятом году до начала эры Света. Не только он – многие знатные семейства вложили деньги в земли Цитадели. За несколько лет сложился мощный анклав, с сильной армией, артиллерией, охраняемыми границами. Цитадель платила подати Хстову, ее жители считались подданными Государя, но во всем остальном она имела полную автономию, а именно – не пускала на свои земли храмовников. И, конечно, колдуны со всей Млчаны текли на ее земли рекой. В те времена еще не были заметны климатические изменения, Цитадель принимала колдунов без особенной выгоды для себя.

– Вы говорите так, словно гордитесь ею… – пробормотал Инда.

– Мне нечем гордиться, я не принимал участие ни в ее строительстве, ни в политическом обустройстве, ни в последующей защите. Но падение Цитадели, к которому мы стремились триста лет, ударило по нам сильней, чем ожидалось. Это одна из наших фатальных ошибок.

– Фатальных? – переспросил Инда и поднял голову.

– Именно. И наши жалкие попытки ее исправить лишь усугубляют положение дел.

Инда кивнул. Хорошо, что к нему прислали этого человека. Который не боится говорить советнику из Афрана то, что думает. Фатальных ошибок было много, Инда не удивился еще одной – гораздо больше его поразила прямота Красена.

– Продолжайте.

– Конечно, от Цитадели исходила угроза и Храму, и нашему проекту в Исподнем мире. Университет, колдуны-ученые – по образу и подобию нас, чудотворов-ученых. Их знания в области энергообмена приближались к нашим, а в агрономии и обгоняли. Земли Цитадели давали в полтора раза бо́льшие урожаи, чем прочие земли Млчаны, хотя находились северней. По сравнению с соседними Волгородскими землями – и в два раза. Ее территории расширились до нынешних границ – здесь они обозначены. – Красен показал границу карандашом. – Это была особая культура, сплоченная культом колдунов, силы и знаний, очень воинственная. Мальчикам в колыбель клали оружие, каждый мужчина был воином, каждый колдун – образованным человеком. Не просто грамотным – именно образованным.

– Вы рисуете прямо-таки утопию… – усмехнулся Инда.

– Нет, до утопии им было далеко. В основном Цитадель разоряли войны; чтобы удержать границы, нужно было кормить большую армию. Университет, который возглавляли колдуны, делил власть с родом Белой Совы, и далеко не всегда они могли договориться. Торговля была затруднена, Цитадель не имела выхода к внешним границам Млчаны. Купцы боялись тех мест, боялись колдунов – ехали туда единицы, и Храм не одобрял этой торговли. В общем, это была злая, умная и вовсе не богатая страна. Да еще и склонная к расширению территорий. Кость в горле Храма.

– И что же? Мы ее уничтожили?

– Да, это была наша идея. Цитадель убила чума. Волей судьбы распространилась именно легочная форма, если вам это о чем-то говорит.

– Я не силен в эпидемиологии…

– Зараза идет по воздуху, заражение почти неизбежно, смерть наступает через три-четыре дня после начала болезни, выживают единицы. Больше пяти тысяч колдунов погибло в городе, и еще около тысячи на прилегающих землях. Я не считаю других жителей, нас они не интересуют. Под корень был уничтожен род Белой Совы, об этом позаботились специально. Земли рода получил Храм, теперь их зовут Выморочными. Эпидемия спровоцировала пожары, сгорела ценнейшая библиотека Исподнего мира. Тогда и закрылся портал на Змеючьем гребне – из-за заразы.

– И в чем фатальность совершенной ошибки? – Инда улыбнулся – он прекрасно знал ответ.

– Это подорвало генофонд колдунов и уничтожило преемственность их традиций. Вспомните историю Северского государства, чума в Цитадели началась одиннадцатого сентября двести семьдесят третьего года.

Да, историю Северского государства Инда знал неплохо: в начале четвертого столетия, когда не каждая семья могла платить за свет солнечных камней, призраки уносили множество жизней.

– Опытный колдун никогда не пойдет к глупому духу… – продолжил Красен. – Он найдет мрачуна, доброго духа, от которого получит энергию легко и без риска. Колдун-отец научит колдуна-сына отличать добрых духов от глупых или злых. Только тот, кто ничему не учился, кто случайно открыл в себе способности выходить в межмирье, шатаются по нашему миру и пьют энергию мирных обывателей. Храм, расправляясь с колдуном, превращал его сыновей в монстров.

– Это не фатально. И проблему с призраками мы решили, если я ничего не путаю…

– Но умерших колдунов было не вернуть. И отток энергии в Исподний мир не восстановить.

Инда почувствовал, что бледнеет. То, что происходит за сводом, не самое страшное.

– Говорите, – сказал он хрипло. – Говорите, говорите! Я вызвал вас для того, чтобы это услышать!

– Никакой сброс энергии не поможет Исподнему миру. Никакие праздники колдунов не дадут ему достаточно силы. Это снежный ком, он вот-вот покатится с горы. Запросите статистику, Храм ведет учет рождений и смертей. Девочки начинают рожать в двенадцать лет, когда не в состоянии выносить полноценное дитя. Их дети мрут как мухи. А к двадцати пяти матери умирают от непрерывных родов, иногда вообще не оставив живого потомства. Двое детей в семье, доживших до детородного возраста, – редкость. И колдуны не исключение. Эпидемии и голодные зимы выкашивают целые деревни. Скоро некому будет любить чудотворов! И это только один фактор. А есть еще один: люди больны. Они не в состоянии отдавать столько энергии, сколько здоровые. Чем истовей туберкулезник просит чудотворов о помощи, тем ближе его конец! И это еще не все. Люди ищут других богов…

5 февраля 420 года от н.э.с. Исподний мир

На следующее утро отец успел уйти и вернуться до того, как Спаска проснулась. Он снова был одет в хорошую одежду и принес ей плащ – серебристо-серого цвета, из вощеной материи, с легким и мягким мехом внутри. Наверное, такие плащи носили только царевны…

На завтрак они с отцом ели сырники со сметаной – бледно-желтой и тягучей, – и Спаска снова удивлялась: ну откуда же в городе так много молока? В деревне из козьего молока варили сыр – но только летом, когда молока хватало. Иногда делали и творог, но слишком мало, чтобы печь сырники. Тогда она не задумывалась, что за еду платят деньги, – в деревне покупали в основном крупы, муку, материю и одежду.

Спаска еще не привыкла к красным сапожкам, чулкам и юбкам, а тем более – к плащу и, когда они вышли из дома, все время смотрела то себе на ноги, то на блестящие по́лы плаща и изредка вздыхала.

На улицах было малолюдно, и отец сказал, что все, кто хотел выбраться из города, выехали еще затемно, а остальные сидят по домам. И все равно Спаска чувствовала страх, который висел над городом, сочился из-под дверей и через неплотно прикрытые ставни.

Отец вывел ее к Хстовским воротам, на каретный двор – там их ждал вчерашний улыбчивый гость, колдун Свитко, с лошадью, запряженной в бричку. Когда отец подошел к бричке, лошадь заржала и испуганно шарахнулась в сторону – Свитко еле-еле ее удержал.

– Ну и как мы поедем? – укоризненно спросил колдун.

– С ветерком, – ответил отец, и Свитко рассмеялся, качая головой.

До выезда на тракт отец шел поодаль от лошади, а потом они и в самом деле поехали с ветерком: Свитко, сидевший на облучке, напрасно натягивал вожжи – круглобокая кобыла, привыкшая к тяжелым возам и неспешному шагу, летела вскачь, роняя пену из-под удил. Хорошо, что на тракте никого не было, а завалы разобрали те, кто выехал из Волгорода раньше. Впрочем, проскакав лигу, лошадь поуспокоилась и перешла на рысь, а потом и вовсе потащилась шагом – теперь Свитко никак не мог заставить ее идти живей.

Мимо пустующих застав и постоялых дворов старались проехать побыстрее, на тракте остановились только раз – напоить лошадь, и все равно семь лиг до поворота к замку Сизого Нетопыря одолели лишь к вечеру. К замку через болото вела гать – правда, широкая, бревенчатая, но все равно кобыла шла по ней не так легко, как по насыпному наезженному тракту. Иногда Свитко приходилось слезать с козел и вести лошадь за повод. Глядя на него, Спаска снова удивлялась: чахотка высасывала из колдуна жизнь по капле, он не мог не знать, что жить ему осталось недолго, но все равно улыбался, словно рассыпал радость вокруг себя и заражал этой радостью тех, кто был рядом, – а кашлял в платок.

В дороге было много времени – и смотреть по сторонам, и говорить с отцом. Отец отвечал на все вопросы, но иногда слишком сложно.

– А кто такой Живущий в двух мирах? – спросила Спаска, вспоминая высокородного гостя.

– Я бы сказал, что Живущим в двух мирах называют гипотетическую личность, некоего покровителя Выморочных земель; впрочем, не только их. Это что-то вроде Предвечного, которого поминают всуе к месту и не к месту.

– Спаска, – оглянулся сидевший на козлах Свитко, – Живущий в двух мирах – это защитник тех, кому больше не на что надеяться.

– Да, люди привыкли на кого-нибудь надеяться, вместо того чтобы надеяться на себя, – проворчал отец. – Если Предвечный остается глух к их мольбам, они непременно выдумают себе еще кого-нибудь, кто будет посговорчивей… Например, Живущего в двух мирах.

– Змай, ты неправ. Есть разница между поклонением чудотворам и верой в Живущего в двух мирах.

– Да, для чудотворов разница несомненна… – ответил отец вполне серьезно, но Свитко рассмеялся над его словами – он часто смеялся над словами отца, а отец часто говорил серьезно, когда хотел пошутить.

Часа два ехали по гати в полной темноте, и Свитко уже не садился на козлы, пока вдали не показались огни на стенах высокого замка.

– Ну вот и добрались, – сказал Свитко с облегчением.

– Вот как не пустит меня Милуш… – усмехнулся отец.

С обеих сторон от ворот горели два тусклых фонаря, и в темноте Спаска с трудом разглядела заболоченный ров и поднятый мост.

– Эй! – крикнул отец. – Открывайте!

– Кого там принесла нелегкая? – У ворот зашевелился человек.

– Это я, Змай. Позови хозяина.

Не прошло и десяти минут, как калитка в воротах распахнулась и к краю рва вышел странный и очень высокий человек – в окружении свиты с факелами. Он был одет в блестящий черный плащ с развевавшимися полами и островерхую шапочку с полями. Вид у него был зловещий – Спаска именно так представляла злых волшебников из дедовых сказок. Но еще более зловещим показался ей свет огня, падавший из распахнутой калитки, словно внутри замка все горело.

– Змай, не пущу, – крикнул хозяин замка, еще не переступив через порог. – Свитко пусть проезжает, а тебя не пущу.

– Девочка здорова, – ответил отец.

– Все так говорят. И все так думают. Прости. У меня здесь четыре сотни людей, из них больше половины – колдуны. Не открою.

– Девочка здорова, Милуш! Я тебе клянусь!

– Не надо мне твоих клятв – не пущу.

– Тогда я снесу ворота к едрене матери! Открывай, сказал! За шкуру свою трясешься, что ли? Чернокнижник хренов! Жизнь этой девочки стоит всех твоих колдунов, вместе взятых.

Человек, похожий на злого волшебника, ничего не ответил, а через минуту мост, скрипя цепями, плавно поехал вниз. Отец ступил на мост, едва тот коснулся берега рва.

– Так бы сразу и говорил, – невозмутимо сказал хозяин замка, когда отец подошел к калитке.

– А я так сразу и говорил. Только ты не слушал. – Отец, подвинув хозяина плечом, протиснулся ко входу в замок.

В подворотне, как и у городских стен Волгорода, отделяя замок от моста, зияла огненная яма – это ее зловещий свет пробивался из калитки. Через яму была перекинута широкая и толстая доска, смоченная водой, – от нее валил пар. Лошадь Свитко повел к другим воротам.

Человек, похожий на злого волшебника, бесцеремонно взял Спаску за подбородок и приподнял ее лицо.

– Шесть лет… А смотрит так, будто видит межмирье…

Посреди каменного зала – неуютного и холодного – стоял такой же огромный очаг, как в дедовой избе. Только углей в нем было гораздо больше. И кроме их тусклого света, по стенам было натыкано множество смоляных факелов – поэтому потолок сплошь покрывала жирная сажа. Когда дверь в пустой зал открылась, Спаска увидела, как несколько летучих мышей с писком устремились вверх.

– Вас зовут Чернокнижник? – спросила Спаска.

– Меня зовут Милуш-сын-Талич, – холодно ответил колдун, и сразу стало понятно, что дядей Милушем его называть нельзя. – Значит, внучка Ягуты Серой Крысы и Ивки из Синих Сомов… Неплохо получилось. А мальчик? Я слышал, у Ягуты есть и внук.

Голоса в пустом зале раздавались гулко, от этого Спаске становилось еще неуютней.

– Мальчик умер, – ответил отец. – И… он мог бы стать сильным колдуном, но и только.

– Он мог бы стать очень сильным колдуном… – едко заметил Милуш. – Что в Волгороде?

– Потом поговорим, – пожал плечами отец. – Не здесь.

– Ладно. Детка, подойди сюда. – Чернокнижник подтолкнул Спаску к очагу. – Погляди хорошенько. Что ты видишь кроме углей?

Воздух над очагом дрожал, морщился, но ничего, кроме стены напротив, Спаска не видела.

– Я вижу стену, – ответила она.

– Очень хорошо. Смотри на нее внимательней, не отводи глаза и старайся не смаргивать. А я тебе помогу.

Милуш подошел к странному круглому столику неподалеку от очага и взялся за колотушку. А потом ударил колотушкой по тому, что Спаска сначала приняла за столешницу, – раздался низкий, тягучий звук, который разнесся по залу и забился вокруг многократным эхом. Барабан! Это был барабан, в десять, наверное, раз больше, чем у деда… Его рокот, нарастая, вскоре наполнил все вокруг, гулом отвечали ему стены, и Спаске казалось, что тяжелый воздух бьет ее в спину, толкает, рождает странную дрожь внутри.

Вспыхнули угли в очаге – быстрое синеватое пламя заплясало перед глазами, свиваясь в видения гораздо более яркие, чем грезы о хрустальном дворце.

– Крепость. Я вижу черную крепость.

В грохоте барабана никто не услышал ее слов.

Неприступная твердыня мрачной громадой поднималась над болотами; стены ее из желтого некогда известняка изгрызла сырость, они почернели, осклизли, кое-где покрылись зеленым налетом мха, кое-где слоились и осыпа́лись. Тяжелый подъемный мост был перекинут через ров, который загнил и зарос тиной, продолжая, впрочем, еще надежней защищать крепостные стены: через него нельзя было перебраться ни на лодке, ни вплавь. Насыпной холм просел под тяжестью стен, расплылся, как кусок сырого теста, но башни крепости все равно смотрели далеко за горизонт, направив жерла пушек на подступы к стенам. Кто знает, может быть, стены ее почернели от щедро пролитой на них крови?

Кровь лилась на стены вместе с кипящей смолой, крючья цеплялись за камни бойниц и поднимали приставные лестницы – люди рубили веревки, отталкивали лестницы от стен; топоры проламывали плоские блестящие шлемы – сабли вспарывали животы; стрелы тучами летели из-за стен вниз – арбалетные болты выбивали из стен куски камня. Рухнули тяжелые ворота, толпа хлынула внутрь – с лязгом упала кованая решетка, преграждая толпе путь назад, и смола кипела на лицах и плечах, и горящее масло лилось на плоские шлемы, и стрелы пробивали доспехи навылет, выплескивая кровь из ран на стены. И реял над воротами стяг с белой совой, раскинувшей крылья, – хищная птица словно искала жертву с высоты своего полета.

Хищные птицы питаются мясом – темной ночью белой сове привезли целую телегу человеческого мяса. И равнодушные мясники на куски рубили раздутые трупы, и летела черная смерть за стены города, и шлепками прилипала к брусчатке…

Бой барабана смолк в мгновенье, только эхо осталось витать под потолком – развалины черной крепости пожирало болото, и только тени прошлого бродили меж руин да порастала зеленым лишайником гранитная брусчатка.

– Ты чем думал? – орал отец, все еще перекрикивая гром барабана.

Спаска оглянулась: он держал Чернокнижника за ворот плаща, прижимая к стене. На лице Чернокнижника не было страха – только равнодушие.

– Ты чем думал, я тебя спрашиваю? Даже Ягута такого паскудства не делал! Она же дитя!

– Успокойся. – Чернокнижник брезгливо оттолкнул руку отца. – Можно подумать, я ясновидец. Детка, ты что-то видела?

– Я видела черную крепость, – ответила Спаска. Сердце билось спокойно и ровно.

– Она видела падение Цитадели. Она… – Отец задохнулся.

– То есть не межмирье? Жаль.

– Она видит гораздо дальше, чем просто межмирье. Она… снимает кожу с времен… Ягута никогда при ней не бил в барабан, никогда!

– К сожалению, чтобы принимать энергию добрых духов, надо выходить в межмирье, а не снимать кожу с времен.

– Я умею выходить в межмирье, – тихо сказала Спаска. – Только здесь нельзя… Здесь дверь далеко…

– Что? Ты уже встречалась с добрыми духами? – Милуш подлетел к ней коршуном.

– Да. Мне не надо барабан. Мне надо танцевать. И надо дудочку.

– Дудочку? Дудочку… – Милуш задумался на секунду, а потом схватил Спаску за руку и потащил к двери. – Пошли. Во двор пошли, раз тут дверь далеко.

– Куда? – Отец взял Спаску за другую руку. – Там дождь! Холодина!

– Ничего, обсохнет.

Во дворе шел снег – настоящий белый снег. Он падал на мощенную камнем землю и не таял.

– Факелы! Факелы несите! – командовал Милуш своей свитой. – Я должен все видеть!

Привлеченные шумом и светом факелов, поглядеть на Спаску вышли чуть ли не все обитатели замка – они почему-то не спали. В деревне в это время все спали, кроме деда, Гневуша и Спаски. Только Гневуш не умел выходить в межмирье.

Маленький дворик со всех сторон был окружен лабиринтом построек, люди толпились на галереях и открывали окна, чтобы посмотреть на происходящее.

– А дудочка? – спросила Спаска.

– Дудочки не будет. Но у меня есть кое-что получше.

Чернокнижник поманил пальцем одного из слуг, и тот с нарочитой осторожностью протянул ему махонький сундучок. Такого немыслимого волшебства не было даже в хрустальном дворце! Стоило завести сундучок ключом и открыть крышку, как нежные колокольчики тоненько заиграли тихую мелодию. Спаска разглядывала чудесную вещицу с открытым ртом, едва не забыв, что на ней вместо рубахи для колдовства три взрослые юбки, и чулочки с подвязками, и красные сапожки. Как, наверное, будет красиво, если она станцует во всем этом под волшебную музыку из сундучка…

Никто не учил Спаску танцевать, танец шел откуда-то изнутри, а тут снежинки кружились со всех сторон – и Спаска кружилась вместе с ними. Колокольчики-льдинки вызванивали нежную мелодию, и если болото скрадывало звуки, то здесь, среди камня, каждый звук длился долго, тонко вплетаясь в предыдущие и следующие. И хотя людей было много, все молчали – только факелы потрескивали потихоньку. Спаска знала, что выходит в межмирье не так, как остальные. Ей не надо было долго смотреть перед собой, направляя взгляд вдаль, – она одновременно видела и мир вокруг, и межмирье, и добрых духов по ту сторону границы миров. Она танцевала им, и те с готовностью отдавали свою силу – иногда за время танца Спаска могла принять силу десятка добрых духов. Она безошибочно чуяла свет солнечных камней, с легкостью отличала добрых духов от глупых или злых и вовсе не считала путешествия по их миру опасными. Ей не требовались проводники, хотя дед прикармливал росомаху и двух ворон и Спаске нравилось путешествовать по мирам вместе с ними.