Колесо Времени. Книга 13. Башни Полуночи

Глава 7
Легче перышка

К ночи ветер стих, хотя гром по-прежнему напоминал Лану, что все хуже, чем кажется. За несколько недель дороги в компании Булена грозовое небо потемнело пуще прежнего.

Сперва они ехали на юг, потом свернули на восток, а теперь находились где-то на границе между Кандором и Салдэйей, на Равнине Копий, а вокруг высились потрепанные непогодой крутые холмы, похожие на крепостные башни.

Быть может, Лан с Буленом не заметили границы. На здешних проселках редко ставили пограничные столбы, а горам все равно, какое государство на них претендует.

– Мастер Андра, – донесся из-за спины Лана голос Булена. Лан купил ему верховую кобылу светло-серой масти, но Булен так и не расстался с вьючным коником по кличке Лазутчик.

Теперь же он поравнялся с Ланом. Тот настоял, чтобы Булен называл его Андрой: чего Лану не хотелось, так это новых спутников, а если никто не узнает, кто он такой, никто и не будет напрашиваться сопровождать его. Лан снова мысленно поблагодарил Булена за ненамеренное предупреждение о действиях Найнив. Как ни крути, за это он теперь в долгу у парня.

Сам же Булен оказался чрезвычайно разговорчивым.

– Мастер Андра, – продолжил он, – если позволите, может, свернем на юг на Берндтском перепутье, а? Есть там одна придорожная таверна, в ней таких перепелов подают – объедение! А потом снова свернем на восток, на дорогу к Южному Меттлеру. Вы не представляете, насколько проще там ехать! И еще в тех местах ферма моего двоюродного брата – двоюродного по матери, мастер Андра, – и мы могли бы…

– Едем прежним путем, – отрезал Лан.

– Но к Южному Меттлеру дорога несравнимо лучше!

– И поэтому, Булен, на ней гораздо больше людей.

Булен вздохнул, но умолк. Хадори неплохо смотрелся у него на челе, и парень, как ни поразительно, и впрямь уверенно владел мечом. Давненько Лану не встречались столь одаренные ученики.

Было темно – из-за этих гор смеркалось тут рано – и зябко, если сравнивать с местностью вблизи Запустения. К сожалению, здешний край оказался довольно людным. Лан с Буленом миновали распуток, а часом позже и впрямь увидели таверну, в окнах которой горел свет.

Булен устремил на нее полный вожделения взгляд, но Лан не остановился. Он взял за правило путешествовать по ночам, дабы не привлекать к себе лишних взоров.

На темном крыльце сидели трое мужчин с трубками в зубах. В воздухе, затуманивая окна таверны, вились едкие дымки. Лан не обращал на незнакомцев особого внимания, пока трубки не были убраны, словно по команде. Все трое отвязали лошадей от ограды таверны.

«Просто замечательно», – подумал Лан. Разбойники, поджидающие на полночном тракте усталых путников. Ну да ладно. Трое противников вряд ли представляют серьезную опасность. Пока что они рысили за Ланом, а нападут где-нибудь подальше от таверны. Лан проверил, легко ли выходит меч из ножен, а Булен оглянулся через плечо и взволнованно сказал:

– Милорд, у двоих хадори на головах!

Лан развернулся так круто, что плащ взвился за спиной, но трое преследователей не остановились. Приблизившись, они разделились и объехали Лана с Буленом.

Глядя им в спину, Лан крикнул:

– Андер! Куда это ты собрался?

Один из троицы – поджарый мужчина опасного вида с прихваченными хадори длинными волосами – глянул через плечо. Лан не видел Андера уже несколько лет. Похоже, тот наконец-то снял кандорский мундир. Теперь на нем был иссиня-черный плащ, а под плащом – кожаный охотничий костюм.

Все трое остановились.

– Ага, Лан, – произнес Андер. – Я и не разглядел, что это ты.

– Ну да, ну да, – безразлично проговорил Лан. – А ты, Назар? Как помню, в юности ты снял хадори. А теперь снова надел?

– Я сам себе указ, – ответил Назар. Он был уже в возрасте – пожалуй, разменял восьмой десяток, – и волосы у него поседели, но к седлу был приторочен меч.

Третий – его звали Раким – был не из малкири. Смерив Лана взглядом раскосых глаз салдэйца, он смущенно поежился.

Лан коснулся пальцами лба и закрыл глаза. Трое мужчин поехали дальше. Что за дурацкую игру они затеяли? «Какая разница?» – подумал Лан и снова взглянул на дорогу.

Булен хотел было что-то сказать, но Лан пресек его попытку свирепым взглядом и свернул с дороги на заросшую узкую тропу, ведущую на юг.

В скором времени за спиной у него послышался глухой топот копыт. Лан развернулся и увидел подъезжающих к нему троих мужчин. Гневно стиснув зубы, он остановил Мандарба и заявил:

– Я не собираюсь поднимать знамя Золотого журавля!

– А кто говорит, что собираешься? – парировал Назар, после чего троица разъехалась и вновь миновала его.

Лан ударом каблуков послал Мандарба вперед и нагнал незваных спутников:

– В таком случае хватит меня преследовать!

– Вообще-то, мы опережаем тебя, а не преследуем, – возразил Андер.

– Вы свернули на тропинку вслед за мной, – упрекнул его Лан.

– Дороги тебе не принадлежат, Лан Мандрагоран. – Андер взглянул на Лана. Его лицо было плохо видно в ночной темноте. – Если ты вдруг не заметил, я уже не мальчик, которого много лет назад распекал герой Сальмарны. Теперь я солдат, а это востребованная профессия. Так что поеду этой дорогой, раз уж мне того хочется.

– Разворачивайтесь и поищите другую тропинку на восток, – сказал Лан. – Это приказ.

– Ты уже не командир мне, Лан, – рассмеялся Раким. Спустя многие годы его голос остался таким же хриплым. – С чего бы мне исполнять твои приказы?

Остальные усмехнулись.

– Но к приказу короля мы, конечно, прислушались бы, – добавил Назар.

– Ага, – подхватил Андер. – Если бы приказы раздавал не кто-то, а сам король – дело другое. Но короля я здесь не вижу. Или вижу?

– У неприкаянного народа не может быть короля, – сказал Лан. – Не бывает короля без королевства.

– Однако ты взнуздал коня, – щелкнул поводьями Назар. – И едешь на верную гибель в землях, которые, по твоим словам, никакое не королевство.

– Такова моя судьба.

Пожав плечами, все трое поехали вперед.

– Не глупите, – тихо окликнул их Лан, остановив Мандарба. – Эта тропа ведет к смерти.

– Смерть легче перышка, Лан Мандрагоран, – отозвался Раким, не оглядываясь. – Если нас ждет всего лишь смерть, то путь будет проще, чем я думал!

Лан скрежетнул зубами, но что он мог поделать? Избить этих троих до бесчувствия и бросить на обочине? Он тронул каблуками коня, и тот пошел вперед.

И двое превратились в пятерых.

* * *

Заметив, что чадо Байар явился с очевидным желанием о чем-то сказать, Галад решил не прерывать незамысловатой утренней трапезы. На завтрак была овсяная каша с пригоршней изюма – так кормили всех солдат, дабы не порождать ненужной зависти. Некоторые лорды капитан-командоры питались гораздо лучше своих людей, но Галада это не устраивало – особенно теперь, когда многие в мире голодали.

Чадо Байар стоял у входа в палатку и ждал, когда на него обратят внимание. Сухопарый, с ввалившимися щеками, он был одет по всей форме: белый плащ, табар, а под ним кольчуга.

Наконец Галад отложил ложку и кивнул Байару. Воин подошел к столу и застыл по стойке смирно. В палатке у Галада не было изящной мебели. Его меч – бывший когда-то мечом Валды – лежал на простом столе рядом с деревянной миской, слегка выдвинутый из ножен – так, что виднелись цапли на клинке и в полированной стали отражалась фигура Байара.

– Говори, – разрешил Галад.

– У меня новости насчет армии, милорд капитан-командор, – доложил Байар. – Она примерно там, где и указали пленники. В нескольких днях пути отсюда.

Галад кивнул.

– Под гэалданским флагом?

– И под майенским. – В глазах Байара загорелся огонек свойственного ему фанатизма. – А также под знаменем с волчьей головой, хотя в донесениях говорится, что вчера вечером этот стяг убрали. Там наш Златоокий, там! Разведчики в этом не сомневаются.

– И он в самом деле убил отца Борнхальда?

– Да, милорд капитан-командор. Мне довелось встречаться с этим человеком. Он и его солдаты – выходцы из места под названием Двуречье.

– Двуречье? – переспросил Галад. – Даже странно, насколько часто в эти дни я слышу это название. Не оттуда ли родом и сам ал’Тор?

– Говорят, что оттуда, – ответил Байар.

– В Двуречье выращивают неплохой табак, чадо Байар, – потер подбородок Галад, – но не припомню, чтобы там растили солдат. Не говоря уже о целых армиях.

– Это темная глухомань, милорд капитан-командор. В прошлом году мы с чадом Борнхальдом провели там какое-то время. Это место кишит приспешниками Тьмы.

– Ты говоришь словами Вопрошающего, – вздохнул Галад.

– Поверьте мне, милорд капитан-командор, – с жаром продолжил Байар. – Умоляю, поверьте. Это вовсе не пустые домыслы.

Нахмурившись, Галад указал на табурет у стола, и Байар сел.

– Объяснись, – велел Галад. – И расскажи все, что знаешь об этом Перрине Златооком.

* * *

Перрин помнил времена, когда на завтрак ему хватало простого хлеба с сыром, но эти дни остались в прошлом. То ли сказывалась его связь с волками, то ли изменились вкусы, но теперь он жить не мог без мяса. Особенно по утрам. Понятно, мясо бывало на столе не всегда, что не так уж плохо, но просить, как правило, не приходилось.

Так и в тот день он встал, умылся и обнаружил, что служанка вносит в шатер здоровенный, сочный, дымящийся шмат окорока. Ни фасоли, ни овощей. Ни подливки. Только окорок, натертый солью и обожженный над костром, да еще пара вареных яиц. Прислужница оставила еду и удалилась.

Перрин вытер руки, прошел по расстеленному на полу палатки ковру к столу и вдохнул аромат ветчины. В глубине души он понимал, что лучше бы отказаться от такого угощения, но как тут сдержишься, когда вот оно, мясо? Поэтому он сел, схватил вилку с ножом и приступил к еде.

– Все равно не понимаю, как ты можешь есть такое на завтрак. – Из умывальни (в шатре было несколько разделенных занавесками секций), вытирая руки, вышла Фэйли в одном из своих неприметных серых платьев – идеальных, поскольку они не отвлекали смотрящего от ее красоты. Изгибы фигуры она подчеркнула, подпоясавшись крепким черным ремнем. От золотых поясов, независимо от их утонченности, Фэйли упрямо отказывалась, а когда Перрин предлагал выбрать что-нибудь по ее вкусу, демонстративно закатывала глаза.

– Это же еда, – сказал Перрин.

– Вижу, – фыркнула она и посмотрелась в зеркало. – По-твоему, мне померещилось, что ты камни глодаешь?

– В том смысле, – объяснил Перрин с набитым ртом, – что еда есть еда. Какая разница, что у меня на завтрак, а что на обед?

– Такая, что никто не ест мясо с утра пораньше. – Она глянула в зеркало, поправила шнурок с маленьким голубым камнем и развернулась, шурша свободными рукавами салдэйского покроя. Девушка остановилась у стола и наморщила нос. – Пойду завтракать к Аллиандре. Пришли за мной, если будут новости.

Перрин кивнул и проглотил очередной кусок. Есть мясо за обедом, но отказываться от него на завтрак? Что за бессмыслица!

Он решил не сниматься с лагеря, который был разбит возле Джеханнахской дороги: что еще оставалось делать, раз уж между ним и Лугардом стоит армия белоплащников? Чтобы оценить опасность, разведчикам требуется время. Перрин много размышлял о своих странных видениях, в которых волки гнали овец навстречу какому-то хищному зверю, а Фэйли шла к обрыву. Он понять не мог, что означают эти сны. Может, они как-то связаны с белоплащниками? Их появление тревожило Перрина сильнее, чем он готов был признать, но в душе он лелеял хрупкую надежду, что это препятствие окажется несущественным и не замедлит его слишком сильно.

– Перрин Айбара, – донеслось из-за входного клапана, – дозволено ли мне войти?

– Да, Гаул, – отозвался Перрин. – Моя прохлада – твоя прохлада.

– Спасибо, Перрин Айбара. – Высокий айилец вошел и бросил взгляд на окорок. – Вот это пиршество. Что празднуешь?

– Ничего, кроме завтрака.

– Славная победа, – рассмеялся Гаул.

Перрин покачал головой. Он уже не надеялся, что научится понимать айильские шутки. Гаул уселся на землю. Вздохнув – не вслух, а про себя, – Перрин взял тарелку с окороком, пересел на коврик напротив гостя, поставил тарелку на колени и продолжил есть.

– Тебе не обязательно сидеть на полу из-за меня, – заметил Гаул.

– Я сел сюда не по принуждению, Гаул.

Тот кивнул.

Перрин отрезал очередной ломтик окорока. Было бы куда проще схватить его и зубами отрывать кусок за куском. У волков все проще. К чему ножи и вилки?

От этой мысли он оторопел. Нет, он не волк и не будет думать как волк. Не пора ли перейти на фрукты? Нормальный человеческий завтрак, как сказала бы Фэйли. Нахмурившись, Перрин вновь набил рот мясом.

* * *

Галад и думать забыл про остывающую кашу, а Байар рассказывал, понизив голос:

– В Двуречье мы сражались с троллоками, и это подтвердят десятки людей из нашего лагеря. Нескольких тварей я прикончил собственноручно, вот этим вот мечом.

– Троллоки? В Двуречье? – не поверил Галад. – Оно же в сотнях лиг от Пограничных земель!

– И тем не менее они были там, – сказал Байар. – Мы отправились в Двуречье по приказу лорда капитан-командора Найола. Думаю, он почуял неладное. Сами знаете, Пейдрон Найол не забил бы тревогу, не имея на то веских причин.

– Да, согласен. Но… Двуречье?

– Поверьте, там полно приспешников Темного, – настаивал Байар. – Борнхальд уже рассказал вам о Златооком. В Двуречье этот Перрин Айбара тогда уже поднял древнее знамя Манетерен над армией, набранной из тамошних фермеров. Взглянув на таких, обученный солдат лишь презрительно усмехнется, но они берут числом, а некоторые ловко обращаются с луком или боевым посохом.

– Знаю, – бесцветным тоном подтвердил Галад, припоминая, как однажды получил весьма неприятный урок.

– Этот человек, этот Перрин Айбара, – продолжил Байар, – он исчадие Тени, это как пить дать. Его называют Златооким, потому что у него и впрямь глаза золотистого цвета. У людей не бывает таких глаз. Мы не сомневались, что именно Айбара привел троллоков в Двуречье, чтобы заставить фермеров присоединиться к его армии. В итоге он вынудил нас отступить оттуда. Теперь же Айбара здесь, прямо перед нами.

Совпадение? Или нечто большее, чем совпадение?

Байар, как видно, мыслил в том же ключе.

– Наверное, следовало упомянуть об этом раньше, милорд капитан-командор, но я сталкивался с этим существом, с этим Айбара еще до событий в Двуречье. Пару лет назад он убил двоих Чад на заброшенной андорской дороге. Тогда мы с отцом Борнхальда и встретили Айбара в лагере неподалеку от большака. Он бегал вместе с волками, резвился с ними как умалишенный! Прежде чем его угомонили, прикончил двоих наших. Нам удалось его пленить, но ночью он сбежал. Милорд, его должны были повесить.

– Кто может подтвердить твои слова? – спросил Галад.

– Чадо Оратар. А чадо Борнхальд готов рассказать обо всем, что мы видели в Двуречье. Да и в Фалме тоже побывал Златоокий. Да за одно то, что он там сделал, его нужно привлечь к ответу. Здесь нет сомнений. Сам Свет привел его к нам.

* * *

– Говоришь, у белоплащников наши люди? – спросил Перрин.

– Я-то лиц не разобрал, – ответил Гаул, – но у Илайаса Мачиры глаза поострее моих. И он, как говорит, точно видел Базела Гилла.

Перрин кивнул: золотистые глаза Илайаса ничуть не уступали его собственным.

– Сулин и ее разведчики говорят примерно то же самое. – Гаул взял предложенный Перрином кубок с элем. – У белоплащников множество повозок, и они подозрительно походят на те, что мы отправили вперед. Сулин выяснила это рано утром и попросила передать тебе, как ты только проснешься. Она ведь знает, что поутру у мокроземцев дрянное настроение.

Очевидно, у Гаула даже мысли не возникало, что его слова могут быть оскорбительными. Перрин был мокроземцем, а у мокроземцев скверный нрав – по крайней мере, в понимании Айил, – так что Гаул лишь констатировал общепризнанный факт.

Покачав головой, Перрин попробовал яйцо. Переваренное, но съедобное.

– Сулин заметила кого-то из знакомых?

– Нет, – ответил Гаул, – хотя видела нескольких гай’шайн. Но не забывай, что Сулин – Дева, и надо бы поручить кому-то подтвердить ее слова. Кому-то, кто не хватается за возможность выстирать наше исподнее.

– Какие-то проблемы с Байн и Чиад? – спросил Перрин.

– Клянусь, эти женщины меня с ума сведут, – поморщился Гаул. – Ну сколько можно? Иной раз я предпочел бы, чтобы гай’шайн были не эти двое, а сам Затмевающий Зрение!

Перрин усмехнулся.

– Тем не менее пленников не тронули. Похоже, они в добром здравии. К тому же одна из Дев заметила над лагерем весьма своеобразный флаг, зарисовала его и показала твоему секретарю, Себбану Балверу. По его словам, этот флаг означает, что войско ведет сам лорд капитан-командор.

Перрин опустил глаза на последний кусок окорока. То были дурные вести. Прежде он никогда не встречался с лордом капитан-командором, зато сталкивался с одним из лордов-капитанов белоплащников. Той ночью погиб Прыгун, и та ночь уже два года как не давала Перрину покоя.

В ту ночь он впервые забрал чужую жизнь.

* * *

– Что еще вам нужно? – Байар буквально навис над столом. Его ввалившиеся глаза пылали. – Свидетели четко и ясно видели, как этот человек убил двоих из нас! Неужели мы сделаем вид, что он невиновен?

– Нет, – ответил Галад. – Клянусь Светом, если твои слова – правда, мы не позволим ему уйти. Наш долг – призывать преступников к ответу.

Байар улыбнулся. Судя по виду, он рвался в бой.

– Пленники признались, что королева Гэалдана присягнула на верность этому Айбара.

– А вот это уже проблема, – заметил Галад.

– Или возможность. Пожалуй, Гэалдан – именно то, что нужно Детям Света. Новый дом. Место, где можно вернуться к привычной жизни. Вы говорите об Андоре, милорд капитан-командор, но долго ли там будут терпеть наше присутствие? Вы говорите о Последней битве, но нельзя исключать, что произойдет она через много месяцев. Быть может, наш долг – вызволить целую страну из лап чудовищного исчадия Тени? И тогда королева – или ее преемник – окажется у нас в долгу!

– При условии, что мы сумеем одолеть этого Айбара.

– Сумеем. Пусть наша армия не столь велика, но многие из его солдат – простые фермеры.

– Ты же сам говорил, что фермеры могут быть опасны, – напомнил Галад. – Не стоит их недооценивать.

– Да, но я знаю, что победа будет за нами. Пускай фермеры опасны, но они не устоят перед мощью Чад Света. И на сей раз Златоокий уже не спрячется ни за жалкими деревенскими укреплениями, ни за спинами разношерстных союзников. Теперь его ничто не спасет.

* * *

Быть может, это часть жизни та’верена? Была ли та ночь неизбежной? Перрина замутило, и он отставил тарелку.

– Тебе нехорошо, Перрин Айбара? – справился Гаул.

– Просто задумался.

Белоплащники не оставят его в покое, а Узор – чтоб он сгорел, этот Узор! – будет сводить его с Детьми Света, пока Перрин не разберется с ними раз и навсегда.

– Насколько велика их армия? – спросил он.

– Двадцать тысяч солдат, – ответил Гаул. – И еще несколько тысяч – но эти, судя по виду, копья в руках не держали.

Прислуга и маркитанты. Гаул напускал на себя серьезный вид, но от него разило весельем. Когда на айильцев нападали, почти каждый мужчина – за исключением кузнецов – брал в руки копье, и тот факт, что многие мокроземцы не способны защитить себя, вызывал у них непонимание, а то и гнев.

– Их армия велика, – продолжил Гаул, – но меньше нашей, и у них нет ни алгай’д’сисвай, ни Аша’манов, ни других людей, способных направлять Силу, – если, конечно, Себбан Балвер не ошибся. Похоже, он немало знает об этих белоплащниках.

– Балвер прав. Белоплащники терпеть не могут Айз Седай и считают приспешниками Темного всех, кто умеет использовать Единую Силу.

* * *

– Ну что, выступаем? – спросил Байар.

– У нас нет выбора. – Галад встал. – Сам Свет привел Златоокого прямо к нам в руки. Только нужно разузнать побольше. Пожалуй, мне стоит съездить к этому Айбара, рассказать, что у нас его союзники, и пригласить его армию на поле боя. Я предпочел бы выманить его и атаковать конницей.

* * *

– Чего ты хочешь, Перрин Айбара? – спросил Гаул.

Чего он хочет? Вот бы узнать.

– Отправь людей на повторную разведку, – сказал Перрин. – Найди новое место для лагеря, получше этого. Попробуем договориться, но ни при каких условиях мы не оставим Гилла и остальных в лапах белоплащников. Дадим Детям Света шанс вернуть наших людей, а если откажутся… Что ж, там будет видно.

Глава 8
«Семицветка»

Мэт сидел на потертом табурете, облокотившись на потемневшую деревянную столешницу. Здесь приятно пахло – элем, дымом и кухонным полотенцем, которым недавно протерли стол. Мэту нравился этот запах. Есть что-то успокаивающее в приличном, хоть и шумном трактире, который притом содержат в чистоте – ну, ясное дело, относительной: кому же глянется идеально чистый, будто сегодня только открывший свои двери, трактир? Все равно что неношеный плащ или некуреная трубка: в таком заведении не почувствуешь себя как дома.

Двумя пальцами правой руки Мэт перевернул сложенное письмо – написанное на плотной бумаге и запечатанное каплей кроваво-красного воска. Это письмо появилось у него совсем недавно, но головной боли оно доставило уже не меньше, чем любая женщина, за исключением разве что Айз Седай – от них хлопот всегда куда больше. Другими словами, треволнений было предостаточно.

Он перестал вертеть письмо в руке и бросил его на столешницу. Чтоб ей сгореть, этой Верин! Ну зачем она так? Связала его клятвой, и теперь он как рыба на крючке.

– Что скажешь, мастер Кармазин? – спросила трактирщица, скрестив руки на стойке. В последнее время Мэт на всякий случай называл себя этим именем – во избежание неприятностей. – Тебе повторить или как?

Мелли Крэб была миловидной девицей с круглым лицом и соблазнительными золотисто-каштановыми кудряшками. Мэт ответил бы трактирщице своей лучшей улыбкой, от которой таяла любая женщина, что встречалась ему на пути, но теперь он был человеком женатым, так что отныне разбитые сердца неуместны. Хотя грудь у склонившейся над столешницей Мелли была весьма достойная. Ростом трактирщица не вышла, поэтому пол за стойкой был повыше, чем в зале. Да, очень приятная грудь. Мэт подумал, что Мелли вполне сгодилась бы для поцелуев, а то и уединения в задней комнате трактира. Но нет, он больше не смотрел на женщин. Вернее, смотрел, но не так, как прежде. Теперь поцелуи Мелли не для него. Скорее для Талманеса. Слишком он чопорный – поцелуи и объятия пошли бы ему на пользу.

– Что надумал? – спросила трактирщица.

– Как бы ты поступила на моем месте, Мелли? – Рядом с Мэтом стояла пустая кружка с застывшими на ободке хлопьями пены.

– Заказала бы еще по одной, – без раздумий ответила Мелли. – Всем присутствующим. Это был бы чрезвычайно щедрый поступок, а людям нравятся щедрые парни.

– Я имел в виду письмо.

– Ты пообещал не открывать его? – спросила Мелли.

– Ну, не совсем. Пообещал, что, если открою, сделаю в точности то, о чем в нем говорится.

– Клятву дал, что ли?

Мэт кивнул и тут же ойкнул, когда Мелли выхватила сложенный лист у него из пальцев. Потянулся за ним, но трактирщица отпрянула, не переставая вертеть письмо в руках. Мэт хотел было попытаться забрать его снова, но сдержался: неплохо знакомый с игрой «дай-ка отниму», он не испытывал желания выставлять себя на посмешище. Женщины обожают вгонять мужчин в краску. Позволишь такое хоть однажды – пиши пропало: Мелли будет повторять такие выходки при всяком удобном случае.

Однако он покрылся испариной:

– Так, Мелли…

– Могу сама открыть, если хочешь. – Прислонившись к полке с напитками, Мелли разглядывала письмо.

Кто-то потребовал очередную кружку эля, но трактирщица отмахнулась, да и вид у красноносого мужика был такой, что еще одна кружка явно стала бы лишней. Трактир Мелли пользовался немалой популярностью, и посетителей обслуживало полдюжины подавальщиц. Рано или поздно одна из девушек подойдет и к этому забулдыге.

– Могу открыть, – посмотрела Мелли на Мэта, – и рассказать, что в нем написано.

Кровь и пепел! В таком случае у Мэта, как ни вертись, не будет выбора: придется сделать все, о чем говорится в растреклятом письме – что бы в нем ни значилось! А ему всего-то и надо подождать несколько недель, а потом он обретет свободу. Подождать каких-то несколько недель? Это запросто.

– Нет, не пойдет, – отказался Мэт. Но Мелли уже сунула большой палец между бумажных складок, готовясь сломать печать, и Мэт распрямился. – Мне все равно придется сделать, что там написано. Так, Мелли, не надо. Осторожнее!

Она улыбнулась, глядя на Мэта. Ее трактир «Семицветка» считался одним из лучших в западной части Кэймлина: здесь подавали крепкий и вкусный эль, при желании можно было сыграть в кости, и в зале не видели ни единой крысы – должно быть, они опасались конфликтовать с Мелли. О Свет! Эта девица запросто могла вогнать человека в такую краску, что, того и гляди, бакенбарды со щек отвалятся.

– Ты так и не сказал, от кого это письмо. – Мелли продолжала вертеть его в руках. – От любовницы, да? Что, поймали тебя на крючок?

Насчет крючка она была права, но слово «любовница» в отношении Верин звучало так нелепо, что Мэт даже рассмеялся. Целовать Верин – все равно что миловаться со львицей, и из этой парочки Мэт предпочел бы львицу: меньше шансов, что укусит.

– Я дал клятву, Мелли, – сказал он, стараясь не выказывать волнения. – Так что не вздумай распечатать письмо.

– А я никакой клятвы не давала, – возразила трактирщица. – Поэтому могу и прочитать, но о содержании рассказывать не стану. Разве что дам пару намеков, чтоб ты не раскисал.

Мелли смотрела на него, сложив пухлые губы в улыбку. Да, и впрямь симпатичная. Конечно, не Туон с ее прекрасной кожей и огромными глазами, но все равно симпатичная, а губы… губы особенно хороши. Как человек женатый, Мэт не имел права глазеть на эти губы, но все же ответил трактирщице своей лучшей улыбкой: на сей раз выбора не было, пусть даже эта улыбка разобьет сердце Мелли. Нельзя, чтобы она распечатала письмо.

– И все равно, Мелли, – обворожительно промурлыкал Мэт, – если откроешь письмо, а я не сделаю того, что в нем велено, моя клятва будет стоить не больше, чем кухонные помои. – Он вздохнул, понимая, что существует лишь один способ вернуть письмо. – Это письмо передала мне Айз Седай. Ты же не хочешь прогневить Айз Седай, Мелли? Или хочешь?

– Айз Седай? – переспросила трактирщица с неожиданным пылом в голосе. – Сколько себя помню, я всегда хотела попасть в Тар Валон и узнать, не примут ли меня. – И она с намного большим любопытством посмотрела на письмо.

О Свет! Похоже, у этой Мелли не все дома. А Мэт еще считал ее здравомыслящей женщиной… Ага, как же. Он еще сильнее вспотел. Может, выхватить у нее это письмо? Мелли стояла так близко…

Она положила письмо на стойку, придерживая его одним пальцем, который упирался в самый центр восковой печати, и заявила:

– Ты познакомишь меня с этой Айз Седай, когда снова с ней встретишься.

– Если это случится, пока я в Кэймлине, – сказал Мэт, – познакомлю. Честное слово.

– И что, твоим обещаниям можно верить?

– Проклятье! – возмущенно воззрился на нее Мэт. – К чему этот разговор, Мелли?

Она рассмеялась и ушла обслуживать редкозубого мужика, все еще требовавшего очередную кружку эля. Письмо осталось на стойке. Мэт цапнул его и аккуратно спрятал в карман куртки. Проклятая женщина. Единственный способ сохранить свободу, не влипнув в паутину Айз Седай, – никогда не распечатывать это письмо. Хотя о какой свободе речь? Мэт и без того уже запутался в интригах Айз Седай, так и крутившихся вокруг него. Увяз по самую макушку. Хотя напрашиваться на новые неприятности стал бы лишь человек с опилками вместо мозгов.

Мэт со вздохом развернулся к залу. Трактир оккупировала разношерстная публика. В эти дни Кэймлин трещал по швам – город был набит под завязку, как брюхо рыбы-льва на месте кораблекрушения, – и трактиры с тавернами отбою не знали от посетителей. Несколько фермеров в робах с обтрепанными воротниками увлеченно бросали кости. Мэт уже сгонял с ними игру-другую, после чего заплатил их деньгами за свою выпивку, но он терпеть не мог играть на медяки.

Широколицый мужчина в углу продолжал пить – рядом с ним стояло штук четырнадцать пустых кружек, – а приятели подзуживали: дескать, не останавливайся. Отдельно от других расположилась компания аристократов, и Мэт подумал было, не предложить ли им партейку в кости, но у благородных господ были такие лица, что к их столику и медведь не подошел бы. Похоже, эти ребята ошиблись с выбором стороны в войне за престолонаследие.

На Мэте был черная куртка с кружевными манжетами. Самые скромные кружева и никакого шитья. Свою широкополую шляпу он неохотно оставил в лагере. За последние несколько дней подбородок зарос щетиной и зудел так, словно в ней завелись блохи. С этой небритостью Мэт выглядел как последний дурак, зато узнать его теперь было не так-то просто. Когда твой портрет имеется у каждого городского разбойника, лучше не рисковать. Вот бы разок извлечь пользу из того, что ты – та’верен, хотя рассчитывать на подобное не стоит. По мнению Мэта, нет ничего хорошего в том, чтобы быть та’вереном.

Свой шарф он повязал пониже и спрятал под высоким воротом куртки, застегнув ее на все пуговицы. Мэт был вполне уверен, что однажды уже умер, и снова умирать ему совершенно не хотелось.

Мимо прошла девушка-подавальщица – стройная, крутобедрая, с распущенными черными волосами. Мэт отсел в сторонку, чтобы у пустой кружки сделался одинокий вид. Заметив ее, служанка улыбнулась, подошла подлить эля, и Мэт вознаградил ее широкой улыбкой и медной монеткой. Теперь он, как человек женатый, не имел права обольщать красоток, но никто не запрещал подбирать пару для друзей. Возможно, эта девушка понравилась бы Тому. Может, хоть повеселел бы. Мэт хорошенько запомнил лицо служанки, чтобы при случае узнать ее снова, и принялся потягивать эль, не переставая ощупывать в кармане письмо. О содержании письма он не думал. Стоит погрузиться в такие мысли, и ты уже в шаге от того, чтобы сорвать восковую печать. Отчасти Мэт напоминал себе мышь, сидящую у мышеловки с заплесневелым сыром. Не нужен ему этот сыр. Пусть себе гниет.

Наверняка в письме содержится приказ сделать что-то опасное. И сомнительное. Айз Седай обожают насмехаться над мужчинами. О Свет! Мэт надеялся, что Верин не оставила в послании поручение вызволить кого-то из беды. Будь оно так, сделала бы все сама.

Он вздохнул и сделал долгий глоток. Пьянчуга в углу наконец свалился с табурета. Шестнадцать кружек. Неплохо, хотя Мэт ставил на семнадцать. Что ж, почти угадал, и ему что-то да причитается. Он отставил свой эль, выложил на стойку несколько монет, на прощание кивнул Мелли и забрал выигрыш у длиннопалого парня, сидевшего за одним столиком с выпивохой, после чего взял с подставки у двери свой посох и направился к выходу.