Глава 15
Рассвет притаился у подножья морского замка. Долгожданный солнечный день норовил окутать море, сегодня тихое и спокойное. Жители города тянулись к воде. Толпа разрасталась. С каждым часом шепотки становились громче. Всем хотелось поглазеть на заморскую невесту. Люди болтали: “Птица – писаная красавица с белоснежной кожей и светлыми волосами!”
– Такую и я бы себе не прочь привезти из Конринхола! – шутили зеваки.
Их жены, конечно, не забывали укоризненно посмотреть в ответ, и непременно вставляли едкую фразу:
– Бледная! – кривились, морщились. – Блеклая моль! – и тайком смотрели сухие и ломкие кончики своих черных волос.
Первой к берегу привели невесту, облаченную в шелк василькового цвета, усеянный черным жемчугом. На плечах ее лежала меховая накидка из оленьей шкуры.
Королевская стать и девичья стройность украшали ее лучше любого наряда, но одетая в дорогое платье, она словно возвышалась над простым народом Моще-Рехты. Будто ландыш спрятался на горной равнине. Это и завораживало, и заставляло поостеречься. Сколько людей повадиться сорвать его, сколько растоптать, а сколько спасти? Тайна – в том, что скрывалось за тонкой девичьей фигурой: долгожданный мир или необратимая погибель.
Ветер развевал две тонкие не заплетенные пряди из стороны в сторону, закручивал снежным вихрем вокруг прически-ракушки. Многие удивлялись ее красоте, многие завидовали. Она пленяла, заставляла неотрывно наблюдать, изучать и любоваться. Недаром Хрут следил с утеса за происходящим внизу.
Все ждали часа, когда солнце коснется морской глади, а женщины запоют, не нужна им будет ни флейта, ни дудка. Они исполнят песнь о чувствах, песнь о любви. Дикую, необузданную морскую песнь.
"Бьется в волнах морской корабль,
Машет платочком парус в дали.
Дева у края, шепот прощанья:
Милый, вернись, не пропади.
Дай обещанье, дай обещанье.
Бейся, бейся
И сбереги.
Чудищ морских видел не мало,
Ранили в спину с копьем на мели.
Старый корабль, дальние дали,
Милая, только жди
Дай обещанье, дай обещанье.
Бейся, бейся
И сбереги.
Понял моряк, понял немало,
Видел другие дома и пути.
Много проплыл, много изведал,
Жемчугом главным всегда была ты.
Дай обещанье, дай обещанье.
Бейся, бейся
И сбереги"
Ветер окутывал ласковой пеленой песчаный берег. Кто-то зябко переступал ногами, кто-то расправил плечи, подставляя долгожданному солнцу бледный лоб. Все были в ожидании таинства. Даже чайки не нарушали тишину криками, даже дети, вечные шалуны, стояли рядом с матерями, не вырывали ладошки, не убегали с визгами. Все сотни глаз были устремлены в одну точку.
– Выпьет? – не оборачиваясь спросил Хрут у сидевшего поблизости Ригира.
Птица была далеко, лица не разберешь, но ему хотелось бы увидеть заплаканную нареченную. Так он представлял ее сейчас: грустной, тоскующей, страдающей и жаждущей. Он знал, как мучились нареченные, еще ребенком запомнил. Хрут кусал губу, обсасывал мысль по кругу. Пусть жаждет не воды, а оказаться его. В его объятиях. Он закивал, соглашаясь с мыслями. Пусть это будет ее заветным желанием.
– За тебя то уж точно, – Ригир лишь невнятно хмыкнул.
Его слепость к чужим невзгодам взяла отгул. Ин снова где-то пропадал и изрядно действовал на нервы.
– Где он опять? – Спросил отец у собравшихся отпрысков.
Ригир застегнул плавательный мундир. Застежка неприятно впилась в кадык, заставила поморщиться. Он посмотрел на Илея, взглядом сообщая: “Отец заметил”.
– Я могу поискать его. – Воодушевился Олли, который бодро разминался, размахивая копьем. – Мы ведь не сможем начать без…
– Что за глупости. – Перебила его королева-мать. – Дорогой, разве нет правила, которое позволит принять участие лишь троим? – легко произнесла королева, обращаясь к мужу.
– Нет, – безотказно в один голос ответили Махна Вечный, Илей и Ригир.
Братья сдержано переглянулись, а король устало вздохнул, поднялся и подошел к обрыву. Сколько он себя помнил, всю жизнь морские относились к традициям с благоговением. Чтили жемчужный свод, учили безмолвный язык, дрались до беспамятства, знали свое место, любили красивых дев… В разрез тоскливых отцовских мыслей шел иной спор:
– Мама! – резко произнес Олли, будто оторвал кору от дерева. – Если Добис не пройдет, я не смогу участвовать!
Королева ахнула:
– Милый мой, я и слова не сказала об этом! – возмутилась она и вернула сыну обиженный взгляд. Он в первый раз повысил не нее голос… – Тебе так понравилась эта птичка? – недоумевала она.
Олли еще больше надул губы и отвернулся, ударяя копьем по воздуху. Понравилась, не понравилась… Еще чего спросят? Он об этом никому не расскажет!
Пера, его мать и третья жена короля, вздохнула: “Ох уж эти мальчишки! Им бы только гоняться за сокровищами и размахивать копьями”. Олли целился, а затем резко подсекал воздух и бил невидимого противника. Замахнулся, прокрутился, уклонился и ударил. Шелковистый хвост то и дело подпрыгивал и грациозно опускался на спину. Щеки разрумянились, на лбу выступил пот, но это лишь украшало мальчишеское изящество и красоту. Невидимка сражался не хуже Олли, заигравшись принц чуть не попал отцу по плечу. Махна, отклонившись, вырвал из рук сына копье.
– Прости, отец! – опережая невысказанный упрек короля, Олли вытаращил от испуга глаза.
Тот лишь отбросил оружие в сторону и раздраженно приказал охране:
– Приведите его, – он сжал челюсти в негодовании.
Все затаились, потому что сразу поняли, о ком идет речь.
– Немедленно. – Хмуро развернулся и добавил. – Не сделаете – шкуру спущу.
Птица прошла по дороге, усеянной по бокам разбитыми раковинами мелких моллюсков. Поступь ее была легкой, а спина ни разу не согнулась. Но вот раз, затем второй она споткнулась. Остановилась на мгновение. Казалось, вот-вот развернется и, расталкивая толпу, убежит. Однако каждый раз принцесса снова поднимала голову и делала шаг, подходя ближе к заветной чаше. Шелк развевался и легкой синевой стелился за ней, словно сам ветер удерживал нареченную. Старик-вестник что-то сказал. Слов было совсем не слышно, и птица рухнула на колени. Сейчас ей должны предложить испить из чаши. Жажда раздирала горло и туманила разум. Таков путь. Предупредил ли кто-то? Сама догадалась?
Руки ее потянулись к сосуду, женщины закрыли рты ладонями, боясь любого звука, дети кусали ногти на разных пальцах. Не взяла! Опустила голову. И возглас ужаса все же растворился в одобрительном вздохе облегчения. Принцесса отказалась пить. Дикая и необузданная гостья подчинилась, не стала препятствовать таинству. Ее движениями правили покорность и смирение.
Ригир краем глаза уловил шелест, но взгляд не отвел. Исподлобья следил за принцессой, которая вот-вот выпьет из второй чаши. Шум не прекращался, он опустил вниз голову и тут же увидел брата. Здоровяк, два метра ростом! А шалил как мальчишка. Ин старался остаться незамеченным, но лазать по горам морские умели плохо. Он то и дело срывался под собственной тяжестью. “Да, это тебе не плавать”, подумал Ригир, подыскал подходящий камешек и кинул в лоб младшему брату. “Хочешь все время ходить по лезвию ножа, пускай. Только не впутывает в это меня". А Ин попытался ответить брату, подыскивал подходящий камушек для себя, но не вовремя снова заскользил ногами по еще мокрой после дождя земле, пока не уперся в суровый отцовский взгляд. Махна Вечный тоже прислушивался к посторонним шорохам.
Птица внизу терпела, но братьям было любопытнее посмотреть, как Ина за шкирку, как щенка из канавы, поднял на обрыв отец. Замахнулся недобро, нахмурился, сжал кулак покрепче, посмотрел на сына. Тот был весь уже мокрый, грязный. Хотел приструнить, наказать за разгульничество, но лишь дал подзатыльник и обнял по-отечески. Ин усмехнулся легкомысленно.
– Следи за младшим, – сказал добродушно король.
Ин кивнул.
– В этом не сомневайся, отец, – жестами показал он и исподтишка все-таки кинул гальку в Ригира.
Подошел к краю обрыва. Вода была тихой спокойной, от того видно было очертания лабиринта. Суету у берега он намеренно игнорировал, но и тут были слышны неприятные разговоры.
– Сегодня она снова устроила представление! – тихо нашептывала мужу Крена. – Но знаешь… – замолкла. А может не нужно произносить вслух, может лишнее скажет. Прислонилась прямо к уху Илея, и сказала шепотом, щекоча его теплым дыханием. – Есть в ней этот огонек.
Илей отвлекся от разглядывания спины опоздавшего брата, сжал руки Крены, все еще думая о своем и лишь потом одарил ее теплым взглядом.
– Ты в нее веришь?
Крена на мгновение затихла, приложила руки в животу. Ин поморщился от того, что тоже ждал ее ответа, хоть и стоял к говорившим спиной. "Принцесса – как ребенок, – подумала Крена. – От нее все чего-то ждут, но что случится на самом деле?"
– Верю ‐ не верю… Она – не цветок, чтобы гадать. Захочет, своего добьется.
Илей покрепче закрыл жену от непогоды. Птица Крене понравилась.
– А если не захочет, то заставим? – Хрут тоже подслушивал их раговор.
– Хрут, не трясись, за тебя она точно воды не выпьет, – в шутку сказал Олли, пока разминал суставы перед заплывом.
Это было уже слишком для достоинства Хрута. Второе высказывание в сторону того, что она его не выберет. Он насупился, посмотрел на брата, пряча злость под челкой. Подошел впритык, меряя расстояние большими тяжелыми шагами. Олли нахмурился, хоть и не хотел, переживал из-за морщин на лбу, но остановился. Готовые сцепиться в любой момент, они как два быка, стояли, уткнувшись лбами. Олли хоть и был младше и немного не дотягивал по росту, не отставал.
– Не думаешь же ты Олл, что она достанется тебе? – спросил надменно Ригир, даже не удосужившись повернуться.
В его мыслях была та, которую он не смог спасти. С того дня он не заходил в воду, и была бы его воля, никогда больше бы в этом не участвовал. Никто не поймет его чувств, не разделит боль, ведь в день первой жемчужины принято радоваться.
Хрут и Олли удивленно переглянулись и отодвинулись. Не поверили, что это сказал их старший брат. Безмовно побеседовали, но к выводу прийти не смогли, зато драться расхотелось.
Крена хмыкнула, а Ин снова напрягся. Почувствовал еще неозвученное. Руки его были плотно сжаты в кулаки, а мысли холодили разум и обжигали сердце. Он перебирал в голове все лазейки лабиринта, только бы не думать о другом.
С берега нельзя разглядеть ловушки или места тайников-жемчужин. Зато вот тут начинался тоннель, три отсека для дыхания и лабиринт, большой, сплетенный будто затонувший под водой корабль. И снова тоннель уже на сушу. Заплыть, найти и выплыть. Довольно просто. Однако так площадка выглядела лишь с высоты птичьего полета. Только в воде можно до конца понять, насколько опасным будет этот путь.
– Не знаю как, но она справилась, – произнес Ригир.
Слова будто такие же холодные, как застывший лед в его глазах, заставили всех кроме одного обернуться и он продолжил:
– Даже если ей кто-то подсказал, а сомнений в этом у меня нет, то либо она действительно достойна стать одной из нас, либо она не достойна жизни.
Он непонятно скривился, хотелось плюнуть на все и просто уйти. Ригир до последнего надеялся, что этого не случится. Лицо исказилось, утратило последние песчинки красоты. Но делать было нечего, он подошел к уже готовому прыгать Ину.
Четыре избранника встали у самой кромки обрыва статные, холеные. Невесомые костюмы плотно прилегали к телу и согревали на глубине. Олли вновь поправил волосы, а старик-вестник, не дожидаясь, пока юный принц прихорошится, ударил в барабан. И только последний еле уловимый звук инструмента стих, принцы прыгнули, умело рассекая телом водную гладь. Еле заметный всплеск, и вода кольцами колыхала, постепенно утихая. Обученные плаванию с младенчества, принцы проворно двигались к морскому дну. Одно касание с водной гладью будто в мгновение даровало им жабры и перепонки. И не мешали им муть, водоросли, мелкие рыбешки, холод или соль морских глубин. Все это было их домом, а они его хозяевами.
– Я слыс-сал! – свистя от недостатка передних зубов громко прошептал мальчишка. – Королефская семья мозет задерзивать дыхание на целых полчаса!
Было это правдой или вымыслом? Однако девочка, подслушивающая разговоры мальчишек, услыхав новую сплетню уже бежала к сестре.
– Слыхал! На целых три часа! – донеслось с другой стороны толпы.
Принцесса молчала, окруженная незнакомцами она могла лишь томиться в ожидании. Укутавшись в шкуру плотнее смотрела в даль. Там, внутри морской воды, на большое расстояние, разрастался коралловый лабиринт. И что же, кто выиграет, тот и будет мужем моим? Подумала принцесса. И сама не заметив, произнесла:
– Мне холодно, поторопись.
Ригир забыл, как мягко ласкает кожу вода. Не суетился, расправил нарукавники-плавники. На мгновение хотел расслабиться, забыться и вдоволь понырять, заплыть подальше на один из ближних островов, попросить козьего молока… Ин и Олли остались позади, а может и правда? И Хрут не заметит. Ригир нашел глазами брата, пригляделся, сощурился. Показалось или нет? Подплыл поближе, легко перебирая ногами, как лягушка. Вот гаденыш! Братец уже успел прорезать в тоннеле-водоросле дыру. Ригир еле успел схватить его за пятку. Втолкнул обратно, выбил ловким движением нож. Хрут забарахтался, пытаясь поймать вещицу, но нож тут же растворился, изредка поблескивая, и все дальше уплывая к морскому дну. Это был его любимый нож, подаренный отцом на десятилетие. Но Ригир не проникся потерей, на развороте схватил за плечи, притянул к себе и ударил резко в межреберье. Ему хотелось еще вчера “причесать” братца за Ина, но сдержался. Пузыри воздуха окутали их обоих. Хрут задохнулся, теряя драгоценный воздух, пытался поймать соперника, но все напрасно, тот уже скрылся в недрах лабиринта, опережая прочих. Похоже, Ригир отложил свой побег.
Ин плыл позади, то и дело поправляя Олли, чтобы тот не “уходил” вправо. Вода – безбрежная тишина, в которой можно побыть наедине с собой. Морские чтили безмолвие, от того и придумали себе язык подстать. Однако сейчас, еще не зайдя в заросли лабиринта, он уже слышал их. Жемчужины звали, что есть мочи кричали, вопили неистово, и будто была бы их воля, отрастили бы хвосты-плавники и приплыли бы к нему сами. Неужели Ин один это слышал? Олли резко остановился, поглядел по сторонам. Долго размышлял, куда же свернуть на этот раз и поплыл прямо на звук. Проворно проходя преграды, он почти подплыл к входу в тоннель. А там свернуть направо, проплыть вдоль зарослей, уклониться от копий… Даже с открытыми глазами Ин видел, как можно легко собрать их, одну за другой. Проплывая мимо нового куста водорослей, Олли снова начало клонить. На сей раз влево. И Ин не сдержался, взял брата за рукав и потащил в нужную сторону.
Ригир слышал слабый голос вдалеке. Плыть так не хотелось. Приходилось заставлять себя делать гребки, через силу уступая воле и здравому смыслу. Самообладание норовило потеряться по дороге, но он держался. В ушах зашумело. Жемчужины путали, надсмехались над недостойным. И правильно делали, не был он достоин. Крик. И он будто увидел ее облик перед собой. Заморгал, зажмурился, руками зажал глаза, убрал наваждение. Нет больше Рай, давно уже нет. Мертва она.
Хрут проплыл впереди, передразнивая удаляющимися переборами ног. Ригир поморщился. Подлец брат тоже жемчужины не достоин. Пение путало, но он уже знал, что второй голос – лишь эхо первого. Ригир ухмыльнулся, Хрут попал в плен зовущих вьюнов, а значит он сумеет его опередить.
Ин вел брата, закрывал от тоннелей-ловушек, маленькие лезвия уже не раз впивались в оголенные участки кожи. Чтобы тот не догадался, иногда отплывал, будто тоже терялся в поисках, однако все равно оставался поблизости. Олли, будто оглушенный, метался в разные стороны. В день первой в жизни жемчужины он ощущал предвкушение и интерес, но тем не менее надеялся, что сумеет не потерять изящества. Пение утихало. Ин почувствовал, как зов растворялся. Братья уже справились, отыскали потерянное.
А Олли все еще ходил вокруг да около. Ненароком еще вляпается во что-нибудь. Вон там, за зарослями точно спрятаны ядовитые прутья, он может на раз-два схватиться за них рукой. Ин поплыл к зовущему тайнику. Жемчужина в раковине черным уголком пряталась за скользким камнем. Он сделал вид, что пропустил их из виду, аккуратно посмотрел, наблюдает ли Олли, и когда задуманное было исполнено, отплыл. Олли слышал что-то, но что это такое не понимал совсем. Лишь бы выплыть красиво из воды, думал он, порядком растеряв интерес. Увидел раковину, осторожно взял ее в руки и без зазрения совести помахал ей над головой, показывая находку Ину. Старший брат наконец-то выдохнул: дело сделано, можно возвращаться на сушу. Проплыл до поворота, и что-то потянуло его обернуться. Олли не заметил путы и угодил в ловушку.
Ин безмолвно выругался. Он не будет в этом участвовать, не будет биться! Однако все разваливалось, план рушился. Ин снова выругался! Схватил раковину и уплывающего в беспамятство брата и поплыл к выходу из лабиринта.
Как только Ин вытащил младшего брата на берег, истошный крик рассек тишину. Птица сорвалась с места, побежала на израненных негнущихся ногах, размахивая рукавами в разные стороны, смахнула накидку, забыв о холоде. Его плоть размеренно дышала, но она будто не замечала настоящего. Ее глазам будто была подвластна другая картина. Все ей было все равно в этот момент, все, кроме жизни раненого.
– Он ранен? – она бегло ощупывала его, прикидывая, сможет ли как-то помочь ему сейчас. Прямо здесь. На одно мгновение их руки соприкоснулись. Ин оторопел. Это прикосновение отпечаталось вспышкой в его глазах, но никем осталось не замечено. Все взгляды были прикованы к лицу принцессы, на котором виднелись дорожки от пролитых слез.
– Позовите лекаря! – взметнулась она.
– Лекаря! Позовите лекаря! Ведьму! Кого угодно! Помогите ему! – хныкала она.
Ригира очень удивил ее этот взгляд. Какая шумная эта птица! Ей то что? Подумал он. А вот Хрут ехидно усмехнулся. Птичка с острым клювом проявила толику милосердия… Да, она его удивила, и в его голову приплыл хитрый план.
Глава 16
На коленях неприятно кололся песок. Он уже высох, и постепенно опадал на каменный пол. Белые разводы морской соли стягивали кожу на руках. Я перебирала ими под столом в надежде хоть немного снять зуд. Больше всего на свете я мечтала о ванне и согретой постели. Утро оказалось слишком насыщенным и тяжелым, однако традиции этого дома велели поступать иначе.
Приглушенные разговоры перемешивались с причмокиванием и стуком приборов. От тарелки, стоящей передо мной, разносился такой приятный аромат, что я буквально чувствовала вкус на языке. В наваристом бульоне плавали кусочки рыбы, кусочки овощей и маслянистые пятна жира. За весь день лишь глоток воды смочил горло. Есть хотелось невероятно. Я на земле дикарей, в пору выпить суп через край, а не черпать по чуть-чуть. Но я – принцесса, и Пресветлая видит, еще помню о воспитании. Я зачерпнула немного бульона глубокой ложкой. На ее поверхности остались сверкающие капли, подула и аккуратно поднесла ко рту. Обжигающая, в меру соленая жидкость потекла в желудок.
По обе стороны будто оковы сидели два брата: слизняк и еще какой-то поменьше. А вот место напротив пустовало. И это давало больше свободы. Может это место чуть не утонувшего мальчишки?
Зачерпнула еще одну ложку. "Не торопись набивать едой рот. Принцессы вкушают пищу степенно и величественно", говорила мне матушка, в очередной раз шлепая по ладошке. Будучи маленькой, я любила набивать рот хлебом или кашей. Казалось, так быстрее закончится эта съестная пытка. Но теперь я благодарна матушке. Как мне бы хотелось снова оказаться в ее объятиях. Бульон успокаивал желудок и разум. Голод отступал, мысли приходили в норму.
Один из королевских сыновей, сидящих рядом с матерью, широко распахнув глаза, смотрел мне прямо в рот… "Их воспитанием совсем не занимаются", подумала я про себя! Но ведь остальные делали это украдкой! Может ждали, что сейчас я начну кудахтать как курица или еще что похуже? Или ждут, когда я попрошу пшено на закуску?
– Что тепель будет с Олли? – спросил маленький принц, который сидел рядом с братом, во всю рассматривающим меня.
– Да, что будет с Олли? – переспросил еще один, постарше.
Мать погладила первого по голове. А я навострила уши, продолжая медленно есть ложкой суп, заполняя пустоту в животе.
– Он проиграл, дорогой.
– И он не будет длаться с большими клабами?
Я чуть не выронила ложку. Они же не заставят сражаться и меня?
Королева покачала головой, а я смотрела на бульон, который мгновение назад казался мне лечебным снадобьем от всех невзгод.
– Как оби-идно! – возмутился тот и стукнул по столу ложкой.
Она с бряньканьем упала на пол. Нянечки завозились, одна прыгнула под стол, вторая салфеткой вытерла мальчишке руку, третья уже меняла ему фартук…
Моего уха коснулся щекочущий шепот:
– Боюсь, ты не туда приехала, если хочешь выбрать сосунка вместо опытного мужчины. – Ехидно ухмыльнулся слизняк и коснулся моего уха кончиком носа.
Светлая мать, как неприятно!
– На себя намекаешь? – замешкавшись, я не сразу показала ему, насколько его поведение было отвратительным, поэтому произнесла шепотом, а лучше бы надменно повысила голос…
Дверь отворилась и мне пришлось поднять взгляд от “мерзости”, что сидела поблизости.
– Ин, нельзя ли приходит вовремя? – тут же спросили у вошедшего.
Ин показал говорившему непонятные мне движения пальцами.
– Это могли сделать и слуги, – послышалась в ответ на жесты.
Ин снова ответил, складывая пальцы, а я снова ничего не разобрала.
– Я могу участвовать в Добис вместо Олли? – спросил еще один из сыновей.
Голова от такой суеты кружилась.
– Нет, сынок, – сохраняя все то же морское спокойствие, ответила королева. Казалось, за столом сидело не меньше сотни детей и все чего-то требовали, чего-то ждали. Как можно заниматься воспитанием всех этих мальчишек? Уму непостижимо, и ведь у короля нет ни одной дочери!
– Ай! – тихо воскликнула я, забыв подуть на суп.
Я прижала пальцы к губами и поморщилась.
– Мама, а почему у нее такие белые волосы? – спросил еще один из маленьких принцев.
Королева промычала что-то мне непонятное, а после ответила мальчишке жестами.
Они обсуждали меня, не таясь и совсем не стесняясь этой бестактности. Варвары! Я прикусила язык, хотя парочка отменных ругательств уже успели за него зацепиться, и как ни в чем не бывало продолжила есть, но когда подносила новую порцию супа ко рту, мальчишка произнес громким шепотом:
– А лазве у птиц нет клюва?
Я поперхнулась и пролила горячий суп на колени. Слизняк взял мою салфетку, поднес ее к моим ногам. Что он собирается сделать? Едва его руки коснулись моих бедер, скрип разнесся по всей столовой, а я резко поднялась со стула и вылила тарелку горячего бульона на его костюм. Не знаю, что это за сверкающая ткань, но он даже не поморщился.
– Никогда меня больше не трогай, понял?! – выкрикнула я.
И если на скрип никто не обратил должного внимания, на мой возглас все тут же повернули головы.
– Ну все, – раздраженно заявила та, что облила меня вчерашним вечером. – Хватит, – она беззвучно положила ложку на стол. – Ласта! Раз уж ты как раз поднялась, пойдем. Я отведу тебя к лекарю.
Узкий коридор холодил отчаянием, серость разъедала мысли. Зачем я вообще сюда приехала?.. Уныло шлепая все еще босыми ногами по холодному каменному полу, я оставляла за собой дорожку следов. Солнечного света явно не хватило, чтобы нагреть камень. Ступни с каждым шагом замерзали все больше. Тело пронизывало ледяными иголками. Хотелось ускорить шаг, чтобы хоть как-то согреться.
– Ты так удивила всех, – произнесла Крена.
Ее выверенные движения не уступали даже беременности: ровная спина ни на мгновение не осутулилась от тяжести. Она ждет от меня извинений или признаний?
– Я должна была дать ему обтереть меня? – ядовито выплюнула я.
Какие мерзкие порядки! Они вообще мне никто! С какой стати меня с ним посадили? С этим противным зеленым слизняком! Да он будто из болота вылез! Я терплю их законы, еду, а в замен?
– Ты не должна была помогать Олли.
Ее слова меня остудили. И на мгновение, хоть и короткое, я снова ощутила стыд.
– Кто-кто, а вода бы ему точно ничего не сделала, – продолжила объяснять она.
Мы свернули, и я сразу поняла, что уже была здесь. Тусклый коридор, двери, и я уже вижу, хоть и мимоходом, тот огромный трезубец. Широкий белый постамент возвышает его, делает еще больше.
– Проходи, нам сюда, – уточнила морская, и мне пришлось отвлечься.
За открытой дверью таилась еще одна, вернее это была ткань глиняного цвета, которая и служила дополнительной защитой. Морская легко отодвинула ее рукой, и я увидела сидящего человека. Присмотревшись, я узнала в нем Олли. Довольный принц уже разделался суп и уплетал какую-то кашу за обе щеки. Запах еды смешался с травянистым лекарственным, непривычно, но не отталкивающе, как будто ты заел вишневым джемом горькую сыворотку, и криво поморщился.
Задорный взгляд осмотрел мою спутницу. Мальчишка был хорошеньким. Румяные щеки его красили и делали лицо совсем юным.
– Ты не принесла мне вкусностей?
– А тебе полагаются вкусности? – шутливо переспросила она. – Майнез тут?
– Еще как полагаются! Ин не принес мне коврижки с медом!
Олли увидел меня и тут же выпрямился, сел ровнее, пригладил волосы и закончил:
– Майнез замотал меня и пошел есть, – голос изменился, стал грубее – Вот. – Он указал на перебинтованную кисть левой руки.
Я была рада, что не увидела крови или излишней бледности. С ним действительно было все в порядке. Мы уставились друг на друга: накануне произошло многое произошло, так что у нас даже не было возможности разглядеть друг друга. Это тоже было непривычно, его черные, отливающие синевой волосы были будто чем-то пропитаны. Словно жиром обмазаны, так сильно они блестели. Мальчишка смутился, и я перевела внимание на Крену. Морская уже достала какие-то склянки из шкафчиков, растворы, порошки. Эта комната была похожа на пристанище нашей верховной ведьмы, но в тоже время сильно отличалась. Даруна обитала в богато украшенной, статной обстановке, а здесь слишком пусто, слишком сыро, слишком просто, хватило одного взгляда на этот бесформенный кусок ткани. Однако стоило ли ждать иного в морском доме?
– Я очень рада, что с тобой все в порядке. – Искренне все-таки проговорила я.
Мальчишка смутился.
– Его ранили в морской воде, это лишь царапина. – Крена ответила за принца.
Я улыбнулась Олли, ощущая напряжение, повисшее между нами, незнакомцами и снова отвела взгляд.
– До свадьбы заживет, – Олли аккуратно положил в рот еще одну ложку каши и стал медленно ее жевать.
Я отчего-то смутилась.
– Присядь.
Здесь толком не было мебели, лишь заваленный всем чем только можно стол и уже занятая скамья. Олли убрал пустую тарелку, и я смогла уместиться на краю скамьи.
Крена кивнула, подошла поближе, приложила мешочки с чем-то холодным и добавила, указав в сторону принца, – мальчишки вечно дерутся, – улыбнулась она, – я уже научилась готовить мешочки с холодом.
Даруна бы просто смахнула ссадину рукой, магической силой сняла боль. Да, здесь все иное.
– Почему тебя не отпустили? – спросила я у смотревшего на мои ноги принца.
Он прикусил губу, отодвинулся подальше, открыл было рот, нахмурился, закрыл рот, а потом и вовсе скрестил руки на груди и отвернулся. Я снова ничего не поняла. Может он показал один из их тайных знаков, а я и не заметила? Однако мальчишка продолжал молчать и как будто делал вид, что я его задела.
– Он не хочет идти к отцу, – снова ответила за него Крена тяжело вздохнув.
Обратно возвращались не спеша.
– Что это такое? – не побоялась спросить я, когда мы вновь вошли в коридор с реликвией.
Я не могла отвести взгляд, следила за аккуратными, выверенными линиями металла, переходами цвета: зеленый, синий, золотой. В этом трезубце было все: красота, сила и легкость. Да! Казалось, что в какую руку он бы ни лег, маленькую или большую, каждому будет посильной ношей.
– Подарок, когда-то дарованый нами большекрылым богам.
Оторопев, я медленно развернулась и посмотрела ей прямо в глаза.
– Не смотри ты так, – одернула она меня.
"Это же к беде", лихорадочно подумала я. Крена благоговейно взглянула на трезубец. Внутри, посередине хвата, поблескивал красный камушек, каких я раньше не видела.
– Мои потомки сотворили его когда-то, а инкрустировали, кстати, птицы. Так что, забирая его с проклятой земли, мы забрали нам принадлежащее.
Камушек сверкал так, как будто за стеклом пряталась красная скорлупка. Ни рубин, ни рубеллит… Похож на огненный опал, но нет, это не он. Опал по цвету ближе к янтарю, а этот ярко-красный.
– Точно птицы? – все-таки с сомнением переспросила я.
Крена только усмехнулась и легко кивнула. Губы сами собой грустно искривились. Я не знала этот камень…Или не помнила его.
– Сдается мне, если бы тигры забрали оттуда свое золото, то здорово обогатились.
– Это не богатство, птица, это память, – упрямо повторила Крена.
Я покачала головой.
– А если про…
– Он столетиями стоит тут и ничего плохого в морской дом не принес и по сей день! – перебила она.
На ее безбровом лбу образовалась глубокая морщинка. Я покачала головой, не скрывая своего осуждения.
– Не болтай лишнего, птица. Ты только начала мне нравиться.
"Мне тоже не по нраву ваши порядки", подумала я, но в ответ спросила другое:
– Что было там, под водой? – я посмотрела ей в глаза. – А завтра это что-то вылезет на сушу?
Они развесили по дому оружие. Чтобы все вокруг восхищались, боялись? А что делать мне? Я даже меч в руках никогда не держала!
– Принцесса, – мягко остановила она.
Я поморщилась и отвела взгляд. К чему тайны, к чему недомолвки…
– Расскажи мне о завтрашнем дне, – тихо попросила я, и мы медленной поступью продолжили путь.
– Олли сегодня выбыл, оттого и не хотел показываться отцу. Сложно быть проигравшим в такой день. Это не просто выбор невесты. – Она остановила меня удержав за плечо, хотела заглянуть в глаза. – Добис и про отвагу, и про силу. Это обещание всем о том, что не предашь, сумеешь сберечь.
По узкому коридору пробежали мальчишки размахивая учебными листами из стороны в сторону, видно трапеза подошла к концу. Один налетел на меня, прижимая листы к груди. Я мельком разглядела странные каракули, обозначения пальцев, мизинец пятый и так до первого – большого. Нарисованная ладонь была окрашена разными цветами и их сочетания складывались в слова. Но тут он увидели за моей спиной Крену, мгновенно отлепился и перестал хихикать. Принц постарше потянул его за руку и они побежали дальше.
– Здесь тебе нечего бояться, – продолжила Крена, глядя принцам в след. – Ну если только взбалмошных мальчишек.