Глава 18
Вспышки еще мелькали в тенях, в складках занавесок и отблесках пламени. Они дразнили разум воспоминаниями и наполняли душу страхом. Я провела тыльной стороной ладони по потному лбу, стирая холодные капли, и осмотрелась. В поднявшейся неразберихе охрана отвела меня прочь от берега, вернув обратно в замок.
Горожане, которые до этого жадно смотрели на расправу с морскими существами, изменились в лицах, стали животным взглядом изучать меня. Поднялся шум, восклицания, ругательства. Летели камни, песок и странные слова. Барабан прогремел финальный бам, пока охранники прятали меня за своими спинами.
Один из них разжег камин. Поленья не отсырели – пламя быстро набрало силу, окутывая теплым светом книжные стеллажи. Оказавшись здесь, я будто перышко осела на комоде у двери. И сейчас не вставая подергала ручку, она была заперта.
Безрассудный страх во мне говорил: “Я убегу. Сбегу прямо сейчас. Светлая мать, я не могу выйти за него замуж! Я больше не могу ждать подвоха, притворяться и терпеть. Я устала. Зачем я здесь… Зачем терплю эту боль… Мне нужно домой! Немедленно! Отец все поймет, он примет меня любой”.
Морская крепость давила. Эти сырые стены сковывали, будто я провалилась на дно пещеры. И отсюда никто не услышит мои стенания, “скалы” удержат все внутри. За дверью послышался шум и толкотня, которая быстро стихла. А я будто ошпарилась кипятком и отпрыгнула от двери. Глаза заволокло светлой пеленой. И я горячо провела по ним тыльной стороной ладони, стирая слезы. На руке осталась белая краска, которой мне обмазали все лицо.
Они не примут меня даже такой! Даже такой я не буду на них похожа! Я нашла глазами старую пыльную тряпку, затем графин. На дне еще осталась затхлая застоявшаяся жидкость. И растерла все лицо до красна. Кожу пекло от жесткой ткани, но это меня отрезвило.
Старое кресло у камина просело на сидушке. Кожа потрескалась, исцарапалась. Я села в него. Согретое теплом камина, оно на мгновение подарило мне чувство защищенности, как будто я вновь оказалась дома.
Служанки принесли нам травяной отвар, отец уложил нас с братьями на родительской постели, а матушка рассказала сказку. Но стоило мне открыть глаза, как теплое ощущение растворилось. Комната успела прогреться, а я снова ощутила холодную тоску по дому.
Тусклый солнечный свет проходил через старые занавески и освещал книги и бумаги, словно разбросанные второпях. Пыль в воздухе стояла занавесом, и переливалась в лучах солнца, отчего казалось, что комната искрилась. Я протянула руку и взяла потрепанные бумажки. Непонятные символы, витиеватые рисунки, совсем не похожие на руны ведьм. Какие-то листы порваны по краю, какие оторваны на половину. Где-то рисунки целые, на них цепочки людей и животных. Длинные витиеватые пути шли и обрывались. Игрушечные фигурки животных стояли на игральной доске. Я выбрала себе одну. Маленькая птичка со сложенными крылышками напоминала мне статуи у фонтана в саду. Я взяла ее в руки, согревая фигурку в руках, и прижала к груди туда, где бьется сердце.
На потолке бушевало море. Фреска тянулась вниз по стене уходя к камину. Верхняя часть ее над камином была прикрыта выгоревшим на солнце тускло-фиолетовым занавесом. Старая, изможденная временем ткань рвалась в руках, но я все равно ухватилась за край и сорвала ее.
Могучие волны на картине окутывали тела королевской семьи. Нарисованные водороты, будто живые – сию же минуту коснуться пола и окатят меня ледяной водой. От нарисованных глаз так и веяло утренним холодом, который вот-вот должен превратиться в теплый рассвет.
Я узнала маленького Ригира почти сразу. Затем нашла наследника Илея. А после в ребенке, совершенно крохотном и беззащитном, Ина. Он сидел на коленях у красивой, но незнакомой мне женщины.
Молодой Махна был почти как Илей сейчас. Простота в глазах лучилась счастьем. Я провела по краю картины рукой, там, куда смогла дотянуться. На кончиках собрались пыльные комочки. Краска где-то тускнела, как занавески, где-то и вовсе облупилась.
Мальчишки держали в руках игрушки. Их нарядили в короны, которые были им велики. И почему художник не сделал их в пору, а нарисовал так как есть?
Я вздрогнула от резкого хлопка тяжелой двери.
– Думаешь, мои дети не могут за себя постоять? – ужалил меня вопросом вошедший. Я поспешила повернуться в его сторону, и ужаснулась, опуская глаза в пол в и застывая в почтительном поклоне. Напротив стоял непоколебимый король, Махна Вечный.
Поклонилась, но не решилась поднять головы, изучая черный узор на каменном полу.
– У вас сговор? – допрашивал он.
Его голос сковывал движения и пробирал до дрожи в коленях. От того я не сумела найти подходящих для ответа слов.
– Молчишь… Так лучше. Мне не составит труда вернуть тебя домой, птица! – Последнее слово он выплюнул.
Я округлила глаза и все-таки посмотрела на него в изумлении. Не понимала, радоваться ли? Но непрошеный вздох облегчения услышали мы оба.
– Вижу твоему отцу уже не нужна армия, – скупой на эмоции он проговаривал слова четко и весомо.
По спине пробежал холод ужаса, а сердце остановилось на мгновение и забилось сильнее. Оно повторяло лишь одно слово: “ Нет, нет, нет” Мы не закончим войну без их помощи… Там мой брат! Он должен вернуться домой!
– Нет… Нет, нет, нет, постойте! – пискляво возмутилась я.
– Бунтуешь!? – скривился он от насмешки. – Мой сын попросил тебя об этом?
– Хрут? Я бы никогда… – горячо выпалила я, полностью перейдя на писк.
В его глазах бушевал холод морей и сталь кинжалов.
– Мои дети – это мой тыл, у тебя нет прав вносить раздор. – Он будто окатил меня ледяной водой.
Я снова молча опустила глаза, а про себя повторяла: “Нет, нет, нет”.
– Ваше Величество, прошу Вас… – прошептала я.
– Никто не вправе останавливать уже начатый бой, – отсек он, не терпя оправданий.
Он подошел ко мне и больно сжал запястье, хорошенько встряхнув. Видно тряско в коленях распространилась на все мое тело.
– Ты сказала всем, что мой сын слабый!
Сново промолчу, разозлиться.
– Кто дал тебе это право?! – заполнял молчание упреками.
– Старик-вестник… – тихо начала я не поднимая головы.
Я смотрела как белеют костяшки его пальцев. Ответ его не впечатлил, он еще сильнее сжал мое запястье, и я тут же умолкла.
– Оставь мечты в прошлом. – Он отдернул мою руку, и я сжалась.
К ладони снова поступала кровь, разогревая холодные пальцы.
– И заслужи уже наконец свое имя.
Я неслась по коридору, будто слышала за спиной шаги чудовища из леса, чудовища с поля. Чувство страха и отчаяния смешались, а сердце лишь билось быстрее и быстрее. От того я и врезалась в грудь на новом повороте. Посмотрела ему в глаза. Мне так хотелось его ненавидеть. Они испортили мою жизнь… Или даровали жизнь Синей Птице. Мне так хотелось его ненавидеть…
– Подвинь ее, – произнес из-за спины Ина Ригир.
Ин протянул руку к моему красному запястью, но я одернула ее и усмехнулась рассеяно.
– Не надо, – дергано или жалобно попросила я.
А затем обогнула их, не удосужившись поклониться. Однако чувствовала на себе провожающий взгляд.
Я вошла в комнату и зажмурилась.
“Заслужи свое имя” – звенели слова морского правителя.
– Ваше Высочество, – следом за мной в комнату вбежала запыхавшаяся Ави.
Мне нужно быть готовой и в следующий раз не поддаваться на уловки ни старика-вестника, ни кого-либо другого.
– Со мной все в порядке. – Заверила я ее огрубевшим и охрипшим от страха голосом. – Со мной все хорошо.
Глава 19
Завтрак ждал меня на столике утром. Холодная каша уже не дымилась – успела остыть. Аппетита не было, как и моей служанки. Она снова куда-то запропастилась, пришлось одеваться самой. Однако, когда я попыталась выйти из комнаты, ручка не поддалась.
– Эй, – возмутилась я и снова подергала ручку двери. – Откройте!
Мне никто не ответил. Я боролась все это время за свою жизнь, чтобы меня так глупо заперли? Я зло ударила ногой по двери, разнося гулкий звук по комнате.
Я со скучающим видом ковыряла кашу. Тарелка с когда-то жидкой, словно сопли собаки, квашней превратилась теперь в большой склизкий комок. Ложка застыла прямо поперек тарелки. Я поднимала ее, наклоняла, но каша, прямо как грибная шляпка, так и осталась стоять на ножке. Весь комок вместе с ложкой отлип от тарелки, и если бы мог, тут же рассмеялся бы над моим перекошенным и кислым лицом. Я не решилась ее лизнуть, но попробовала понюхать и снова поморщилась. Грибочек явно был ядовит.
Как только я услышала щелчок в замочной скважине, выпустила из рук ложку и каша шлепнулась обратно в тарелку, издавая при этом склизкий кряк.
– Ави! – как ужаленная я подскочила с места, – Что там такое творится?
Она молча поставила передо мной новый поднос и начала складывать посуду с завтрака.
– Ави, ответь! Они хотят отослать меня домой?
Я мешала ей, цеплялась за рукава. Какой бы надломленной я сейчас не выглядела, я хотела знать, что со мной будет. А если за мой проступок они захотят лишить меня жизни?
– Ави! – умоляюще проскулила я.
– Мне нельзя, – шепотом произнесла она.
– Нельзя говорить со мной? Но почему? – я против воли повышала голос.
Ави покосилась на дверь и приложила палец к губам.
Я тоже посмотрела на нее, но там не было слышно шорохов.
– Вам ничего не угрожает, ждите, – бегло сказала напоследок и вышла.
Ави приносила мне еду, к которой поначалу я почти не притрагивалась. Я знала, что наворотила дел, но не могла поверить, что все может измениться из-за одного проступка. Меня с позором отправят домой? Запрут здесь навечно? Не помогут Птице и по всему миру в итоге будут слоняться армии темных существ? Я теряла время в пустую, не находя себе увлекательного занятия. К ужину Ави в прямом смысле завязывали рот тряпкой, чтобы она не могла со мной говорить.
Второй день я провалялась в постели, встала лишь к вечеру, чтобы съесть ужин и снова лечь. Третий день подходил к концу, сердце мое оставалось спокойным, мысли не шуршали в кустах змеиным шипением. Меня не отправили домой, а значит у меня еще есть шанс стать покладистой, как того требуют порядки. Поздно вечером Ави принесла мне записку. Писать она не умела, поэтому нарисовала злых людей за головами у них были спрятаны вилы, похожие на оленьи рога. Судя по рисунку, их посадили в темницу. На обратной стороне листа была нарисована голова и коряво подписана сверху тремя буквами “Ави”. Голове то ли король, то ли королева, то ли еще кто с короной на голове завязал язык.
Было приятно получить хоть какую-то весточку, но эта записка не давала ответов на вопросы. Если о смысле второго рисунка я давно догадалась сама, то первый застал меня врасплох. Что он значил? Как его расшифровать я понятия не имела. Я вспомнила крики людей, вспомнила их злобные лица, но не могла и предположить, что мои решения могут задеть кого-то. Кого-то из-за меня посадили в темницу? Или это я должна жить в заточении? Это мое наказание? Как я должна была поступить?.. “Вам ничего не угрожает” сказала не так давно Ави, и я хотела ей верить. Я больше не буду противиться судьбе. Возможно это именно то, о чем говорил Махна Вечный.
Я ждала своей участи и ночь провела спокойно. Мысли смирно сидели на цепи и не бередили душу сожалениями. Я выйду за него замуж, вот и все. И пускай это склизкая морда подавиться, когда будет целовать меня в знак своей липкой любви! Я вытерплю. Во имя семьи я сделаю что угодно.
Крена тихо постучала ранним утром, за ее спиной пряталось всего две служанки. Ави среди них не было. Прислуга повела меня в ванну, искупала, не проронив не слова. На этот раз я не упиралась, действительно готовая к чему угодно. Попросят пойти туда нагой, пойду. Попросят отрезать косу, я и это сделаю.
Я вытерпела и натирания маслами, и царапанья сухими листьями по распаренной коже, и отмывание мылом с крапивой. Морская принцесса поглядывала на меня со странным прищуром, будто оценивала, из какого я теста. А мне хотелось быть камнем, самым прочным, таким, которым дорожил бы мой народ.
Втроем они не раз отходили и шептались, пока я сидела на табурете, не задавая вопросов. Волосы успели оставить полукруглую лужу на полу. Служанка легко промокнула пряди полотенцем, а затем бросила мокрую ткань на пол. Две пряди на макушке она оставила высыхать просто так, расчесав их. Крена подошла ко мне и заботливо погладила по щекам, убирая остатки капель. Мне показалось, ей отчего-то будто было меня жаль.
На столике рядом в двух мисках служанки развели с водой порошки. Черный и фиолетовый. Крена руками нанесла фиолетовую жидкость на мои глаза, окрашивая кожу на веках и переносице. Холодная краска текла, капая на ключицы и спускалась дальше в ложбинку между грудей. Черной краской Крена обмазала пряди на макушке, которые служанки заплели в косу и завернули в чистое полотенце. Затем они снова выбелили мне лицо и взялись за прическу. Простой хвост украсили ракушками, а затем снова отошли и стали шептаться, указывая рукой на сложенное на кровати платье. Крена повысила голос:
– Я же просила перешить! – сквозь зубы заявила она.
Служанки зашептались между собой, точно перекладывая вину на кого-то третьего.
Пока они были заняты пререканиями, я подошла к сложенной вещи и развернула ее. Это снова были штаны, а вовсе не свадебное платье, как я подумала. По бокам от каждой штанины развевалась красивая полупрозрачная ткань. На свету она переливалась фиолетовым, синим, голубым и зеленым, будто ракушка. В складках ткани прятались на веревочках черные жемчужины. А вот верх этого наряда я сначала приняла за украшение для волос. Множество жемчужин, скрепленных между собой кожаными скрученными жгутами, тянулись от воротника до пояса. Я приложила наряд к телу, все еще не понимая, как это нужно носить, ведь тонкая полоска такой же переливающейся ткани могла скрыть лишь грудь, оставив живот открытым. А затем, так и не разобравшись, повернулась к во все глаза разглядывающей меня троице:
– Это нужно перешить? – сомневаясь уточнила я.
– Это наряд жемчужины, – сказала Крена. Губы ее в этот момент будто свело судорогой. Плотно сжатые они ходили ходуном, будто не выпуская летающую во рту пчелу.
Сейчас я была готова надеть что угодно и что угодно вытерпеть, любую боль, любую жалость, поэтому пока Крена подбирала нужное объяснение, я ждала ее ответа и произнесла тихо:
– Не нужно ничего менять.
Пусть слизняк оценит.
– Делайте все как себе, как морской невесте.
– Тебя готовят не к свадьбе, – по привычке поправила она, устало вздохнула и обошла меня по кругу, заглядывая прямо в глаза. – Осталось последнее испытание.
Туманные мысли о неприятном будущем пошли трещинами. Что она сказала?
– Так я не выхожу замуж за слизняка? – не веря собственным словам хмуро спросила я.
Крена звонко ахнула, а служанки зашептались за спиной.
– Добис, – посмеиваясь своим мыслям, она продолжила. – Добис – это не просто слово. Это ритуал. Он состоит из трех жемчужных заповедей. Первая, – перечисляла она, – дать обещание.
Крена кивнула, проверяя, слушаю ли я ее.
– Вторая – биться. И последняя, третья – сберечь.
Заплыв, поединок, и что-то третье… Глаза бегали по морским холодным радужкам.
– Так я не выхожу замуж за слизняка! – восторженно прокричала я, все еще не веря в свою удачу.
Туман в мыслях полностью рассеялся, я увидела берег своего будущего чистым солнечным и теплым.
– Так я не выхожу замуж за слизняка! – вновь повторила я и рассмеялась.
А потом соскочила с места и закружила Крену в танце. Морская опешила на мгновенье, а потом тоже рассмеялась, смехом давно забытым. Такой смех слышен в людях, которых давно хорошенько не веселили.
По ту сторону зеркала на меня смотрела незнакомка. Жемчужины постукивали друга о друга и холодили кожу. Одна к одной, ровные и чистые, они искрились переливами, как складки ткани на свету. Я покрутилась на одной ноге, бусины синхронно застрекотали, будто кузнечики. Волосы, собранные в хвост, плавно закружились, как хвост зверька, и упал на спину. Клубок эмоций запутался, весь пошел узлами. Немного напуганная наготой, я все еще прикрывала живот, но услышав восторженный полушепот:
– Вы такая красивая!
Я, как налитый до краев кубок, наполнилась уверенностью. Да, это не было похоже на утонченную и мягкую птичью красоту. Но это определенно было похоже, на то, как бы мне хотелось выглядеть сейчас и как себя чувствовать.
– Тебе пора идти, жемчужина, – игриво проговорила Крена и подтолкнула меня к двери.
За дверью было тихо, но я будто ведомая чужими мыслями знала, что я выйду туда и изменю ход вещей, запущу новый круг еще неизведанного грядущего.
Я шла за Креной в окружении военных охранников и игриво виляла бедрами. Что-то ужасно несносное и дерзкое пробудилось во мне, опьяняя рассудок. Мне хотелось петь, хотелось танцевать, смеяться и растворятся в сладком запахе морских глубин. Коридоры наполнялись округленными глазами морской прислуги и перешептываниями, в которых отчетливо слышалось два слова: "птица" и "хвост".
От заинтересованных взглядов, останавливающихся на моем животе, по коже разливалось незримое тепло. Мне было горячо, даже жарко, казалось вот-вот вспыхну, как веточка сухоцветов.
На улице бушевал ветер, но я не чувствовала холода, как-будто магическое тепло скрывало меня от непогоды. На берегу рассыпались как пшено танцующие горожане. Я слышала музыку и с холма, к которому направлялась. С этого места прыгали в воду принцы. Там тоже были люди, их статные широкие спины покрывали шкуры и кожаные военные штаны и рубахи, бархатные платья и искрящиеся платья. Как только мы поднялись, чувство грядущей перемены поглотило меня. Во взглядах таилось так много противоречий, но одно было ясно всем и было точно. Третий этап Добис начнется совсем скоро.
Глава 20. Часть 1
Ветер будоражил кожу утренней свежестью и щекотал легкую ткань. Складки играли на свету перламутром. Морской воздух проникал вглубь меня, задерживался на мгновение, ловя в свою соленую ветхую сеть.
Мы дошли до холма. Крена и охранники закрывали меня, но я чувствовала, как горожане, бежавшие всю дорогу за нами, поднимаются на носочки, и толкают друг друга, и шепчутся. Я игриво улыбнулась, совсем немного поднимая уголки губ. Это была надменная улыбка, которая непременно делала спину ровной.
Под ногами снова выложили тропу, ровную и чистую, не было препятствий на ней. Она тянулась далеко вверх, уходя с обрыва в небо. Хотелось подойти к самой кромке земли и посмотреть с высоты на воду.
Едва Крена отошла, я увидела Хрута. Он стоял рядом со стариком-вестником и переговаривался, неотрывно следя за мной, казалось я почувствовала его колючий взгляд, едва вышла за порог замка. Именно он колол кожу на руках невидимыми шипами.
Он будто коршун выслеживал меня, но это не пугало, лишь вызывало внутренний зуд. Я представляла, что он – назойливая, надоедливая муха, именно так бы сделал настоящий наследник птиц.
– Выпей, нареченная, – Крена вновь протянула мне чашу с черной жидкостью.
Она легко коснулась меня холодными тонкими пальцами и влила снадобье в мои ладони, собранные лодочкой. Я приложила губы и сделала глоток. Маслянистая солоноватая жидкость осела в животе, будто острый камушек. Я поморщилась, но под взглядом слизняка, не желая давать ему возможность разглядеть мои слабости, вернула на лицо холодную снисходительность. Неприятное, перекошенное усмешкой лицо представлялось мне скользким, как у лягушки – потный лоб блестел от солнечного тепла. Ну и мерзость! Я снова чуть не поморщилась.
– Так они смогут тебя найти. – Шепнула мне морская принцесса, поглаживая мои мокрые руки большими пальцами.
Они будут меня искать? Я сощурила глаза, обдумывая. Почему она сказала мне это? В надежде поддержать и успокоить? Мы будем играть в прятки?
– Спасибо, – отстраненно поблагодарила я ее за подсказку. Мысли новым тревожным клубком начали приближаться. Я отгоняла их. У меня нет больше возможности поддаваться панике и страху.
Она усмехнулась и, отпустив охрану, ушла к Илею, говорящему с отцом. Обстановка была одновременно торжественной и обыденной. Морская знать, наряженная в красивые мундиры и расшитые жемчугом юбки, платья и костюмы, занималась своими делами, изредка поглядывая на меня. А заняться здесь было чем. Музыка не стихала, переходя из одной мелодии в другую. Дети кубарем скатывались с небольшого пригорка и с криками бегали друг за другом, а королевские отпрыски суетились вокруг королевы, будто играли в кошки-мышки. Девушки и юноши танцевали, кто-то играл в игры с мячом, а кто-то упражнялся с деревянными палками.
Мне хотелось подойти поближе к краю и рассмотреть, куда ведет моя тропа. Поднявшись повыше, я увидела на самом краю чашу. Живот громко заурчал, неприятную жидкость хотелось чем-то заесть.
Накрытый и набитый до отвала стол ломился разными морскими закусками. Рыба, водоросли, хрустящие плоды и коренья. Моллюски в склизкой воде, будто сырые… Щупальца двигались, пританцовывая морским танцам. Да они живые! Горло начинало жечь, и я все-таки осмелилась взять плошку с полупрозрачной скользкой жидкостью. Почти безвкусный и солоноватый отвар имел знакомый вкус – мне приносили его, пока я была в заточении.
– Попробуй это, – произнес бархатный мужской голос.
Ко мне подошел Олли и тонкой изящной рукой налил в свободную плошку зеленый сок.
– Гадость, а не еда, – то ли в шутку, то ли вправду пожурила я, морщась.
Он подал мне чашку и, когда я протянула руку, быстро забрал, сам сделал глоток и зажмурился. Наверняка от того, что пил он несусветную гадость.
– Можешь не пить, – подтвердил он мою догадку. Однако, он снова сделал глоток, на этот раз подкрепляя богатство вкуса довольным мычанием.
Так я не угадала! Это было настолько дерзко и не похоже на поведение молодого принца, что я рассмеялась.
– Наливай, – сквозь смех попросила я.
– Это Зо-ло-та-я вода! Вот увидишь, Ин и Хрут примут ее перед заплывом.
Я смеялась, но пришлось снова сосредоточиться, услышав еще одну зацепку. Мне хотелось узнать, что меня ждет.
– А зачем ты ее пьешь?
– Для красоты, – он перекинул свой длинный идеальный хвост блестящих и гладких волос на плечо. – Из корня Сильвии делают отменный порошок от простуды, боли и любой другой хвори. В здоровом теле – красота.
Я сощурилась. Не обманывает ли он меня? Тут все иное и то, что птицы даже не додумались бы использовать для еды, здесь же с удовольствием ели. Истар, пользуясь моей наивностью, частенько подшучивал надо мной. То скажет, что осел – лошадь, которая мало ела морковки. И я, боясь, что не вырасту как это лошадь, грызла ненавистный овощ и на завтрак, и на обед. То придумает, что за стеной живет волшебная зверушка и ее нужно задабривать яблоками и пирогами. Навлекая гнев нянюшек, я носила к тайному проходу тарелки с вкусностями, а Истар лакомился ими и смеялся надо мной. Ох и злилась же я на брата за шутки! Но тут другое дело. С сомнением я все же сделала робкий глоток.
Сладкий травянистый вкус мгновенно утолил жажду и будто прояснил взгляд. Живот перестал бунтовать, и я неожиданно для себя почувствовала легкость во всем теле.
– Как может быть какая-то трава сильнее магии? – недоуменно спросила я.
Он лишь легкомысленно пожал плечами и спросил о другом:
– Потанцуем? – в его глазах плескался задор.