Профессор Башарин. Переписка с историками (1943-1989 гг.)

№ 7
Г.П. Башарин – Н.М. Дружинину

Якутск. 8 августа 1953 г.

Дорогой Николай Михайлович!

Это пишет Вам Георгий Прокопьевич Башарин. Думаю, что Вы помните меня и знаете то, какой оказалась моя судьба после успешной мною защиты докторской диссертации (5 июня 1950 г.)

В феврале 1952 г. за книгу о трёх ранних якутских писателях, написанную и изданную 10 лет назад, меня исключили из партии, сняли с должности зав. кафедрой истории СССР Як[утского] пед[агогического] института, лишили возможности работать преподавателем и в научном учреждении. ВАК отменил постановления заседаний учёного совета Вашего института от 10 сентября 1943 г. и 5 июня 1950 г. о присуждении мне учёных степеней кандидата и доктора исторических наук. За несколько дней до появления статьи «За правильное освещение истории якутской литературы» (10 декабря [19]51 г.) заседание учёного совета Як[утского] гос[ударственного] пединститута единогласным голосованием 30 членов совета ходатайствовало перед ВАК’ом о присвоении мне учёного звания профессора. ВАК, конечно, отклонил и это ходатайство, а членам учёного совета пришлось только раскаяться в своей ошибке.

Я испытал слишком тяжёлый удар критики. Мои критики выдумали даже какое-то «башаринское» течение и «башаринцев». Около года шло беспрерывное шельмование меня в печати. В то же время меня постигло огромное семейное несчастье – от воспаления лёгких скоропостижно умер мой горячо любимый сын Вовочка, который бегал, разговаривал, играл в прятки… Он в первый же день заболевания был доставлен в детскую больницу. Не смогли вылечить его…

Однако всё это я перенёс, более того, продолжал работать. Моя горячая любовь к нашей советской родине, к нашему родному советскому народу, к нашей великой Коммунистической партии вдохновляла меня на жизнь, работу. Полностью сознавая все действительные свои ошибки, трезво анализируя их, я всё время стремился извлечь уроки из критики, как бы она ни была суровой. В последнее время стали говорить, что никакого «башаринского» течения, никаких «башаринцев» не было в природе, что Башарин не буржуазный националист, что в его работе оказались только невольные извращения и ошибки.

В конце июля я представил в Министерство просвещения Якутии свою докторскую диссертацию, написанную во многом заново в свете трудов И.В. Сталина «Марксизм и вопросы языкознания», «Экономические проблемы социализма в СССР» и директив XIX съезда партии. Министр просвещения ЯАССР Захар Прокопьевич Саввин решил обратиться к Вам, А.М.  Панкратовой, М.К. Рожковой и С. А. Токареву с просьбой дать объективные развёрнутые отзывы об этой моей работе. Есть постановление ВАК’а от 12 апреля [19]52 г. о разрешении мне защиты диссертации на степень доктора без наличия степени кандидата наук. Если будут положительные отзывы о высылаемой Вам моей работе, то Министерство просвещения ЯАССР намерено командировать меня для её защиты или в Институт истории АН или в один из институтов Минпроса РСФСР. Ваши отзывы играли бы большую роль и в рассмотрении моего заявления в ЦК, между нами говоря, о восстановлении меня в партии.

Свою докторскую диссертацию я выстрадал трудом и переживаниями в течение десяти лет (1943–1953). Убедительно прошу Вас, Николай Михайлович, найти возможность прочесть и оценить эту мою работу. В данный трудный для меня момент я не могу скрыть от Вас, что на исследование истории якутского крестьянства вдохновляли меня труды русских учёных, особенно труды Б.Д. Грекова и Ваши труды по истории русского крестьянства. Мой товарищ Ф.Г. Сафронов в свою бытность в Москве узнал, что Борис Дмитриевич тяжело болен. Это сообщение явилось тяжёлым ударом для меня…

Я полон мечты о дальнейших исследованиях. На очереди у меня стоит исследование истории аграрных отношений в Якутии второй половины XIX – начала XX вв. Но беспокоит меня моё материальное положение. Работаю методистом-историком Детской экскурсионно-туристской станции при Минпросе ЯАССР. Получаю 700 рубл[ей] в месяц. У меня дети, жена, 80-летний отец, 70-летний отец погибшего на фронте двоюродного брата, двое больных неграмотных сестёр. Я сам давно потерял одно лёгкое, страдаю воспалением средних ушей. Имея такое здоровье и столь много иждивенцев, и не имея минимума средств существования, я очень беспокоюсь за дальнейшее продолжение своей научной деятельности. Я слишком глубоко убеждён в правоте дела нашей партии, в закономерности и неизбежности победы коммунизма, чтобы мог смотреть равнодушно на свою судьбу как полезного для этого человека. Я должник государства и народа, которым обязан всем.

С полным к Вам уважением и надеждой на Вашу помощь.

Г.П. Башарин

Якутск, Каландарашвили, 16.

АРАН. Ф. 1604 (Н. М. Дружинин). Оп. 4. Д. 283. Л. 3–4об.

№ 8
Г.П. Башарин – А.М.  Панкратовой

Якутск. 6 ноября 1953 г.

Дорогая Анна Михайловна, с глубокой радостью, от всей души поздравляю Вас с избранием в академики нашей родины. Желаю Вам долгих лет ещё большей плодотворной работы. Ваш рост является ярким свидетельством того, каких успехов могут достигнуть в области науки сыны и дочери простых людей, пользующиеся материальным и духовным богатством советского общества, воспитанные Коммунистической партией. Ваше упорство в борьбе за преодоление специфических трудностей науки, пережитков прошлого, различных буржуазных влияний в области идеологии, Ваша исключительная честность, как научного работника, Ваше беззаветное служение народу служат вдохновляющим примером для молодых научных работников всех областей и республик нашей необъятной родины.

В последнее время мои переживания особенно усилились. Я, 18-летний неграмотный охотник 1929 г., сын бывшего забитого якутского батрака, благодаря Советской власти и заботе Коммунистической партии, начав со школы ликбеза, стал научным работником, вырос до защиты диссертации на соискание учёной степени доктора наук. И вдруг всё это свелось к нулю из-за книжки, написанной мною 10 лет назад со студенческой скамьи, без научного руководителя?!

Полностью сознавая свои ошибки, я борюсь за их исправление. Но здесь, в Якутске, не помогают мне в этом. Исключили меня из партии, сняли с должности зав. кафедрой истории СССР Пед[агогического] института, уволили с работы при Институте филиала АН, добились снятия с меня двух учёных степеней, лишили меня возможности заниматься научной работой. Дошли до того, что сняли мой домашний телефон и даже хотели лишить меня квартиры (только по специальному указанию из ЦК партии восстановили телефон и приостановили вопрос о лишении меня квартиры). Ограничились лёгким делом – лишь одной расправой со мной. Что касается вопроса об оказании мне помощи, то об этом и не думают. Между тем всем известно, что критика должна помогать советскому человеку, поднимать его, а не губить.

В последние два-три года я преодолел огромные трудности. Исключение из партии явилось для меня настоящей трагедией. К этому прибавилось лишение учёных степеней, увольнение с работы, беспрерывная ругань в печати и на собраниях в течение двух лет, огромное семейное несчастье. Резкое ухудшение условий жизни моей семьи привело к тому, что я потерял горячо любимого сына Володю, скоропостижно скончавшегося от воспаления лёгких. Врачи не могли вылечить моего ребёнка. При 50-градусном морозе похоронил своё сердце – любимого сына сам, один…

Однако я не падал духом. Горячая любовь к Коммунистической партии и советскому народу, глубокая надежда на то, что восстановлюсь в партии, в рядах научных работников и буду бороться за выполнение своего священного долга перед государством и народом, – всё это вызвало у меня стремление работать с удвоенной энергией. За последние два-три года я работал без отпуска, без выходных дней и сделал столько, сколько не мог бы сделать в течение пяти лет нормальной работы.

Я уже выслал Вам на просмотр все свои новые труды, в их числе докторскую диссертацию. Теперь прошу Вас присовокупить к ранее полученным работам ещё пять новых статей, написанных для учителей школ Якутии – о заточении Н. Г. Чернышевского в Вилюйской тюрьме, о жизни и творчестве В.Г. Короленко в Амгинской ссылке, о революционной деятельности Г. И. Петровского в Якутии 1916–1917 гг., о революционных событиях «Монастырёвская трагедия» 1889 г и «Романовский протест» 1904 г.

Дорогая Анна Михайловна, я хорошо понимаю, как Вы заняты. Только необходимость и глубокая надежда на Вашу чуткость, на Ваш заслуженный авторитет перед ЦК заставляет меня обращаться к Вам помочь мне восстановиться в партии и в рядах научных работников. Прошу Вас ознакомить товарищей Поспелова и Шкирятова с содержанием всех моих новых работ, убедить их в том, чтобы восстановили меня в партии. После восстановления в партии и защиты диссертации я хочу выступить в центральной печати с письмом о помощи партии мне, о результатах исправления своих ошибок делом, трудом, о планах своей дальнейшей работы. Это будет хоть немного полезно для той работы, которую развертывает наша партия по воспитанию молодых научных работников. Я хочу превратить свой жестокий провал в полезный, поучительный эпизод своей жизни.

В одном из номеров «Вопросов истории» я читал о том, что Институт истории АН принимает меры по исправлению допущенных в его деятельности ошибок. Одной из этих мер, я думаю, должно быть исправление ошибок, допущенных в моей докторской диссертации, её перезащита на заседании Учёного совета Института. Если бы осуществилось это, то перестали бы ругать дирекцию, членов Учёного совета Института из-за меня, а я имел бы возможность не краснеть перед сотрудниками любимого Института.

С приветом и надеждой на Вашу помощь

Г. Башарин

Якутск. Каландарашвили, 16, кв.1.

P. S. Анна Михайловна, я был бы рад, если бы Вы поговорили обо мне с Сергеем Александровичем Токаревым (было бы неплохо, если бы показали ему вот эти последние 5 моих статей). В 1950 г. очень интересовался моей работой член-корреспондент Фёдор Васильевич Потёмкин. У меня он выпросил автореферат моей докторской диссертации. Очень серьёзный партийный товарищ. Просмотрит ли он мои новые работы? Далее, где-то в Москве работает Михаил Константинович Расцветаев. Я его не знаю, но его труды по Якутии оказали мне большую помощь. Он работает, кажется, в ВПШ. Нельзя ли показать ему мои работы?

АРАН. Ф. 697. Оп. 3. Д. 183. Л. 4–6. Машинопись, подпись и приписка – автограф.

№ 9
Г.П. Башарин – А.М.  Панкратовой

[Якутск]. 17 ноября 1953 г.

Анна Михайловна.

Передавали ли Вы моё заявление товарищам Шкирятову и Поспелову? Если не передавали, то я прошу представить в ЦК, вместо старого заявления, вот это новое. Если же моё старое заявление уже лежит в ЦК, то думаю, что всё равно неплохо будет дополнительно к нему представить туда и новое.

Г. Башарин

Если Вам самим неудобно передавать мои заявления в ЦК, то это мог бы сделать мой брат. Словом, я прошу Вас сделать всё это так, как удобно и лучше.

Г. Башарин

АРАН. Ф. 697. Оп. 3. Д. 183. Л. 7.

№ 10
Г.П. Башарин – Н.М. Дружинину

Москва. 18 апреля 1954 г.

Дорогой Николай Михайлович!

В результате беспрерывной работы с 28 марта по 17 апреля я закончил устранение недостатков, имеющихся во второй редакции своей диссертации.

В предыдущих письмах я уже писал Вам о тех изменениях, которые планировал внести в текст работы. В ходе практического учёта критических замечаний рецензентов я пересмотрел группировку материалов и во второй и третьей частях диссертации. В результате глава об общественном строе якутов конца XVIII – первой половины XIX вв. перенесена к началу второй части, т.е. стала главой пятой. Если исходным пунктом исследования ясачных и аграрных реформ 60–70 годов XVIII в. было рассмотрение социально-экономических отношений, стихийно сложившихся к моменту этих реформ, то отправным пунктом исследования истории аграрных отношений конца XVIII – первой половины XIX вв. стало изучение общественного строя якутов того периода. В связи с этим я сделал соответствующую перегруппировку и всех остальных глав во второй и третьих частях исследования, устанавливая фактическую и логическую связь между ними.

Раньше я предпослал каждой из частей диссертации по одному листу с изложением задач и содержания глав данной части. Это объяснялось моим затруднением в группировке материалов исследования. Теперь автор стал более уверенным в выдержанности его структуры, чем раньше. В связи с этим отброшены упомянутые листы как лишние.

Вторая часть введения и первая часть заключения оказались рыхлыми. Поэтому они переработаны.

Внесены редакционные изменения почти во все главы диссертации.

Работа сдана на перепечатку, которую машинистка обещала закончить к 20 мая, т.е. к моменту моего возвращения с курорта.

Сегодня уезжаю в Кисловодск. Совсем извёлся из сил. Думаю отдыхать как следует.

С глубоким к Вам уважением благодарный Вам Г. Башарин

Москва. Зацепа, 436, комн. 43.

АРАН. Ф. 1604. Оп. 4. Д. 283. Л. 6–7.

№ 11
Г.П. Башарин – В.И. Шункову

Москва. 3 июня 1954 г.

Дорогой Виктор Иванович!

В апреле 1952 г., находясь в тяжёлом положении, я не мог правильно реагировать на Ваши критические замечания к моей докторской диссертации. Считаю своим моральным долгом специально извиниться перед Вами за это.

В последние два-три года я прошёл суровую, но полезную школу критики. За это время, стремясь исправить свои ошибки, окупить свою вину трудом, делом, я коренным образом переработал свою докторскую диссертацию и написал ряд мелких работ.

Прежде, чем приступить к переработке диссертации, я специально изучил все отзывы о ней, которые поступили в ВАК, а также всю критику в печати, которой подверглись мои работы. Ваши критические замечания, изложенные в самом кратком из отзывов о моей докторской диссертации, оказались наиболее глубокими и полезными для меня. Ваши замечания относительно значения присоединения Якутии к России, земледелия, уровня развития якутского общества в XVIII—XIX вв. и классовой борьбы в улусах я положил в основу переработки своей диссертации.

Есть постановление ВАК’а о разрешении мне защиты диссертации на степень доктора для наличия степени кандидата. Я представляю свою работу в Институт истории на предмет вторичной защиты. Дирекция согласилась принять её.

Я побывал в ЦК, в Минпросе РСФСР и в А[кадемии] н[аук]. Встречая готовность научных работников и руководящих товарищей помочь мне, стал чувствовать себя несколько лучше, чем до этого.

Я никогда не забываю того, что Вы, будучи учёным секретарём Института, заботливо относились ко мне в годы моего пребывания в докторантуре. Упомянутые Ваши критические замечания оказали мне большое содействие в переработке диссертации. Всё это даёт мне смелость лично просить Вас, Виктор Иванович, читать и оценить новую редакцию моей работы, которую я представляю в Институт истории в июне, тем самым помочь мне вернуться в ряды научных работников.

В Москве с большим интересом читал Ваш автореферат. Горячо поздравляю Вас с обобщением Вашей многолетней работы над исследованием важной и трудной проблемы истории земледелия в Сибири раннего периода и с получением степени доктора.

В Москве я буду жить 2–3 месяца. Лечусь. В последние годы от тяжких переживаний и постоянных волнений, а также от резкого ухудшения своего материального положения я потерял здоровье. К хроническому туберкулёзу лёгких теперь прибавились сердечное заболевание, ишиас, общее ослабление нервной системы, обострение воспалительного процесса в ушах и ухудшение зрения. Отдыхал месяц в Кисловодске, но получил очень мало. Врачи рекомендуют отдыхать 3–4 месяца для заметного восстановления сил и здоровья.

С глубоким к Вам уважением

Г. Башарин

АРАН. Ф. 1555 (В. И. Шунков). Оп. 1. Д. 345. Л. 1–1об.

№ 12
Г.П. Башарин – А.М.  Панкратовой

Якутск. 28 сентября 1954 г.

Дорогая Анна Михайловна!

Я прилетел в Якутск 18 августа. На другой же день был в обкоме у тов. Борисова, подал ему заявление, представил статью об исправлении ошибок, все свои новые труды, в их числе диссертацию.

В обкоме не рассматривалось моё заявление. Борисов «посоветовал» подать заявление в первичную партийную организацию того учреждения, сотрудником которого я должен буду [стать]. Если первичная организация примет, то моё заявление последовательно будет рассматриваться: в горкоме, обкоме и ЦК. А если первичная организация отклонит моё заявление, то я останусь вне партии. Всякому совершенно ясно, что при существующем борисовском ко мне отношении в Якутии нет ни одной первичной организации, которая бы осмелилась принять меня в партию.

По отношению ко мне у Борисова слова всегда расходятся с практикой:

1. Вплоть до утра 6 февраля 1952 г. он уверял меня в том, что дадут мне только выговор.

2. В марте того же года Борисов дал Шкирятову слово, что сохранит меня как научного работника.

3. Летом с[его] г[ода] он дал слово Комарову (сам просил), что обком сам имеет возможность рассм[отреть] моё заявление о восстановлении в партии.

В первом случае я был исключён из партии, во втором «отлучён» от науки, в третьем – моё заявление передано в первичную организацию.

Мою статью обсуждают около полутора месяцев и всё-таки ещё не опубликовали её. Если напечатают, то с оговоркой, что я не признаю ошибок своих.

Товарищ Борисов, касаясь места моей работы, рекомендовал мне быть библиотекарем при филиале АН, говоря, что там зарплата большая, чем на Детской экскурсионно-туристской станции. Я отказался, настойчиво прося устроить меня на научную работу. В конце концов, товарищ Борисов направил меня в филиал, сказав, что там меня примут научным сотрудником. В филиале же предложили мне быть лаборантом, помощником какого-нибудь научного сотрудника Института, где работает Гоголев. В связи с этим я ещё раз подал заявление с просьбой признать меня пригодным к научной работе и принять научным сотрудником, с правом заниматься над самостоятельной разработкой какой-нибудь из актуальных тем по истории Якутии. Ответили, что нет для этого никаких оснований. Заместителю директора Института истории АН товарищу Филиппову выслал копию своего заявления от 17 сентября, в котором писал о том, как вновь «отлучили» меня от науки.

Борисов говорит, что дадут мне возможность защитить диссертацию, но распорядился так, чтобы мою работу рецензировали люди, которые участвовали в расправе со мной. У меня нет никакой надежды, что они объективно оценят мою диссертацию.

Из Москвы получена моя работа «Г. И. Петровский и его рев[олюционная] деятельность в 1916–1917 гг.». Редакция ж[урнала] обкома партии «По ленинскому пути» приняла к печати, но боится, что секретарь Борисов не разрешит. Эта же редакция заказала мне статью «Аграрная программа партии и её роль в укреплении союза рабочего класса и крестьянства». Около месяца я работал над этой статьёй, представил её в редакцию, но не уверен в том, что напечатают её.

В октябре я вылечу в Москву. С приветом и наилучшими Вам пожеланиями

Г. Башарин

АРАН. Ф. 697. Оп. 3. Д. 183. Л. 8–8об.

№ 13
Г.П. Башарин – А.М.  Панкратовой

Москва. 20 октября 1954 г.

Дорогая Анна Михайловна!

Я прилетел 14 октября. Ещё 28 сентября из Якутска через брата переслал Вам письмо, но Вы его не получили, т.к. выехали в Китай. Прошу Вас получить его сейчас. Оно отражает состояние вопросов о моей партийности и месте работы к сегодняшнему дню.

Информирую Вас о ходе разрешения вопроса о предстоящей защите мною диссертации.

В Совете министров Якутии обсудили вопрос об оказании мне помощи в защите диссертации. За период пребывания в Москве с мая по август я, как Вам известно, нигде не получал зарплаты, висел в воздухе. Совет министров это моё пребывание признал творческой командировкой и распорядился выдать мне зарплату методиста Детской экскурсионно-туристской станции, сотрудником которой я был в период с 15 мая по 15 октября. Вместе с тем восстановили проездные от Москвы до Якутска. Всего выдали 8 тыс. рубл[ей]. Кроме того, из фонда председателя Совета министров в виде единовременной помощи выдали 2 тыс. рубл[ей].

Наконец, Совет министров республики командировал меня в Институт истории для защиты диссертации до 30 декабря с сохранением зарплаты методиста Детской экскурсионно-туристской станции. От имени Совета министров выслали на имя А.Л. Сидорова письмо с просьбой оказать мне всемерное содействие в защите диссертации.

Моё маленькое учреждение – Детская экскурсионно-туристская станция – дало мне положительную письменную характеристику, а заместитель министра просвещения ЯАССР товарищ Федотов заверил мой листок учёта кадров.

Всё это сделано, конечно, без участия моих злопыхателей, в их числе Борисова.

В Совете министров, Минпросе, Союзе писателей, Пединституте, среди трудящихся встретил сочувствие, поддержку. Оказали помощь также сотрудники филиала, хотя руководитель этого уважаемого учреждения, Всеволод Петрович Дадыкин (предс[едатель] Презид[иума]) и Захар Васильевич Гоголев и в настоящее время продолжают считать меня «непригодным» к научной работе. Эти товарищи, пользуясь своим служебным положением, искусственно задерживают рецензирование моей диссертации, которую я представил на их рассмотрение по совету дирекции Института истории АН. На просьбу А.Н. Филиппова Гоголев недавно ответил письмом, в котором сказано, что мою диссертацию будут рецензировать в ближайшие месяцы?! Товарищ Филиппов возмущён этим ответом. А ведь диссертация находится у них с середины августа.

Был у В. И. Шункова. Он сказал, что к чтению моей работы определённо приступит после ноябрьских праздников. Это хорошо. М.К. Рожкова возвратится с курорта в конце октября. Она знакома с работой. Потапов сказал, что до января занят и не взял диссертации. Мне кажется, что он уклоняется, о чём я говорил А.П. Молчановой. Последняя сказала, что придётся подыскать другого оппонента…

Анна Михайловна, у меня есть ещё один важный вопрос. В конце сентября, в Якутске я просмотрел «взамен гранок» своей статьи о патриархально-феодальных отношениях у якутов конца XVIII – первой половины XIX вв. Просмотренные гранки были получены в редакции журнала 2 октября. Но в эти дни по прибытии в Москву, вопреки своему ожиданию, я узнал, что моя статья не будет напечатана ни в 10, ни в 11 номере «Вопросов истории». Переговорил по телефону с товарищем Селезнёвым, который сообщил, что у редакции нет ясности относительно моей статьи.

Прошу Вас поставить вопрос перед редакцией об опубликовании моей статьи. Эта статья имеет научную ценность, содержит в себе новые факты, новые выводы и мысли. Она предварительно была одобрена к печати, и потому я уже получил гонорар в сумме 4 тыс. рубл[ей] гос[ударственных] денег. В Якутске и в ЦК моё положение заставило меня говорить, что одна моя работа появится в «Вопросах истории». Если какой-нибудь специалист (товарищ Селезнёв сказал, что мою статью рецензируют специалисты) не согласен со мной, то пусть останется при своём мнении, но не помешает напечатанию моей статьи.

Из Якутска я информировал товарища Комарова ([зам.] предс[едателя] КПК при ЦК) о том, что моего заявления в обкоме не рассматривают. По прибытии в Москву созвонился с его помощником товарищем Климовым, который сказал, что мои заявление и письмо переданы на рассмотрение ответственного контролёра КПК товарища Харитонова. Сегодня созвонился с товарищем Харитоновым. Он сказал, что примет меня, но когда – пока неизвестно. Его телефон К-6-27-00.

Высылаю Вам для ознакомления копию своего заявления в Президиум Якутского филиала АН, которое осталось без последствий.

С приветом Г. Башарин

ул. Горького, 49, дом приезжающих учёных, комн.33,

тел. Д-1-15-4, добав[очный] 33.

АРАН. Ф. 697. Оп. 3. Д. 183. Л. 9–10об.