– Да я и не думаю, я всё понимаю. Однако же, не просто так, Шломо, ты решился ехать в такую даль, была, небось, у тебя практическая цель?
– Разумеется, была цель. Хотел познакомиться с тамошним царем, по ихнему королем. Задумал рассказать ему о нас, хасидах, о пользе кошерной пищи. Какая только ерунда не приснится!
– А по мне, так вовсе это не ерунда. Разве плохо за долгие века изгнания заполучить, наконец-то, лояльного к нашему иудейскому племени монарха?
– Оставим в стороне политику. Слушай дальше, Шмулик. В один из дней подъехал к постоялому двору экипаж. Вызвали меня. Я вышел и увидал богато одетого господина. Тот подвел красавца-коня и строго сказал: “Шломо, немедленно мчись во дворец. Король ожидает тебя!”
– Радуйся: воплощается задуманное тобою!
– Не торопись, Шмулик. Взобрался я на коня и понесся во дворец. А Рут споро бежит за мной, не отстает ни на аршин. Кричит: “Остановись, неразумный, иудеям не положено ездить верхом, да еще в чужой стране!” Вскоре супруга моя куда-то пропала, а я лечу себе по Лондону вперед и вперед в своей хасидской одежде. Встречные дамы и господа, жандармы и конюхи, кухарки и дворники, нищие и бездомные – все свистят и улюлюкают мне вслед. Доскакал я до ворот королевского дворца и увидал Рут – она бежала бегом и опередила меня. Погрозила кулаком и опять исчезла.
– Погрозила кулаком? Это плохая примета перед аудиенцией у короля!
– Всё пошло вкривь и вкось, Шмулик. Я проявил слабость и, усевшись за роскошный монарший стол, жадно набросился на некошерную пищу – где уж тут говорить о пользе кашрута! Королю не понравился мой наряд. Он посмеялся над хасидским учением и нашим цадиком. Потом он познакомил меня с какой-то молодой важной дамой, которая, по его словам, составила из человеческих частей свирепого великана и вдохнула в него жизнь. “Где же он, этот лиходей?” – спросил я с опаской. “Он уехал из Англии в Божин, задумал какое-то зло!” – ответил мне дама. Тут все засмеялись, а я в страхе бросился наутек из дворца.
– Ты поспешил вернуться в Божин, чтобы предотвратить несчастье? – взволнованно спросил Шмулик.
– Разумеется! У ворот дворца стоял, бия о мостовую копытами, могучий конь. Рядом топталась Рут и с нетерпением ожидала меня. Я уселся в седло, посадил Рут впереди себя и обнял ее. Через четверо суток непрерывной и изнурительной скачки мы очутились на берегу Днепра, на том же самом месте, откуда меня провожали раби Яков и Голда.
– Слава Богу, вы дома!
– Я вновь увидел цадика с супругой. Примиренные, они печально смотрели на меня и на изможденную жену мою. “Где злодей-великан?” вскричали мы оба, я и Рут. “Он сделал свое черное дело и исчез!”– дружно ответили мне старики, и горесть проступила на лицах их.
– Какое же бедствие сотворило сие порождение недоброй фантазии заграничной дамы? – с трепетом спросил Шмулик.
– Не знаю, – ответил Шломо, – из сна мне не ясно, а спросить не у кого – засмеют. Но только на месте того валуна, на котором сидел и плакал раби Яков, я увидал во сне гору песка, и сейчас, на яву, я нашел там все ту же кучу – должно быть, великан стер камень в песок. И теперь тревога грызет меня, и я жду худого, сам не ведаю чего.
Первый сон Шмулика
Шломо закончил свой грустный рассказ и взглянул товарищу в глаза. Взгляд Шмулика излучал печаль и сочувствие. Он сопереживал, приняв на себя долю тревоги и душевной боли пострадавшего во сне друга.
Шмулик взял Шломо под руку и, взволнованные, оба хасида стали прохаживаться вдоль берега реки. Молчали. Первым заговорил Шломо.
– Ты знаешь, Шмулик, если вдуматься, то ведь мой сон, как ни толкуй его, ничего реально опасного не предвещает. Следуя здравому смыслу, я должен постараться поскорей забыть перипетии моих ночных видений и изгнать из сердца пустейшую смуту. Да вот только какая-то неведомая сила во мне мешает унять душевный трепет. Что бы это значило, дружище?
– Может быть, Шломо, ты просто мнителен?
– Я точно мнителен! Как-то раз, в бытность мою на Западе, я почувствовал себя худо – страшная тоска одолевала меня. Лекарь добросовестно обстукал и общупал меня всего, припал ухом к груди, заставил показать язык, внимательно выслушал жалобы. Затем огласил свой вердикт, дескать, внутри меня разлилась черная желчь, знак меланхолии. Для скорейшего исцеления рекомендовал прогулки на воздухе, сокращение мясного рациона и полноценный ночной сон. И добавил, что если я не последую его советам, а буду продолжать прислушиваться ко всякому шороху в теле, то со мной случится ипохондрия.
– Неужели? Как ужасно! А что это за болезнь, Шломо?
– Я не знаю, Шмулик.
– Спросим у раби Якова. Однако мне кажется, что нам, жизнелюбивым и неунывающим хасидам, такая хворь не грозит.
– Я на это надеюсь. Хватит говорить о страхах и бедах. Только начнешь думать о своем здоровье – сразу признаешь себя больным. Ты, вроде бы, тоже видел сон, и очень приятный. Обещал рассказать и позабавить нас обоих, не так ли?
– Расскажу с радостью! – оживился Шмулик.
***
– Итак, я начинаю. Ты ведь знаешь, Шломо, о моей ночной страсти?
– Шмулик, выражайся, пожалуйста, яснее! Что ты имеешь в виду? – спросил Шломо, с подозрением взглянув на собеседника.
– Ах, прости, друг, мне действительно не всегда удается с первой попытки облечь свои мысли в релевантные выражения. Ты ведь ничего худого не подумал, правда? – покраснев, спросил Шмулик.
– Разумеется, я не думал о неподобающих подлинному хасиду вещах. Замечу, что слово “релевантный” изумительно украшает твой лексикон, богатством своим приближающийся к моему.
– О, я польщен! – промолвил Шмулик, раскрасневшись на сей раз от доставленного похвалой удовольствия.
– Я, кажется, увел тебя в сторону, продолжай рассказ.
– Есть у меня слабость, которую я необдуманно назвал страстью: я выхожу по ночам из дома и гляжу в подзорную трубу на звезды, слежу за их движением по небосводу, замечаю взаимное сближение и отдаление мерцающих светлых пятнышек на черном бархате, наблюдаю сияние далеких миров и мечтаю, мечтаю, мечтаю! Лишает меня сна один чудовищный факт: люди земли не знают, как выглядят звезды вблизи!
– Я догадываюсь о предмете твоих мечтаний – ты мыслишь себя великим открывателем, грезишь улететь на звезду и вернуться оттуда с трофеем неведомого нам добра, стойкого против ржавчины земного зла. Говорят, Шмулик, если человек думает днем о быках, то ночью ему снятся одни только быки. Тебе приснился полет в иной мир, лучший нашего. Я прав?
– Ты абсолютно прав, друг! Расскажу всё по порядку. Привиделось мне, будто бы хозяин, у которого я служу, наградил меня новой подзорной трубой особой силы. Через нее звезды видны крупно и отчетливо.
– Позволь, Шмулик, ты, кажется, жаловался на скупость своего нанимателя, и вдруг такая щедрость?
– Так ведь это сон, Шломо!
– Верно. Вот и выходит: наяву ненастье, а во сне счастье!
– Пожалованием оптического чуда не ограничился неожиданно тороватый благодетель мой. Он вручил мне особую грамоту. На одной стороне говорилось, что я награждаюсь освобождением от службы на один день, а на обороте документа разъяснено было, как, пользуясь дарственной подзорной трубой, улететь на звезду.
– Экая ерунда, однако! – усмехнулся Шломо, – как такое возможно? Не иначе, забравшись вовнутрь, и, увлекаемый неведомой силой, вылетишь из трубы к звездам?
– Что наяву небыль, то во сне – быль. Вот ведь знаешь ты наверняка и не сомневаешься в том, что с приходом Спасителя, похороненные за пределами Святой земли иудеи перекатятся по подземным расселинам в Иерусалим, дабы восстать там из мертвых. В этом ты уверен, а сну моему не доверяешь? Не щеголяй маловерием, Шломо, а слушай дальше.
– Извини, не хотел тебе помешать.
– Всю ночь накануне отпускного дня я не сомкнул глаз: глядел в окуляр подаренной подзорной трубы, выискивая на небосводе подходящую звезду. К рассвету я сделал выбор, и, бодрый и счастливый, стал собираться в полет.
– Ты намеревался совершить тайный вояж, приготовив всем нам сюрприз по возвращении?
– Никаких тайн! Я прям и бесхитростен. Меня провожали мать, жена и детишки.
– Наверное, женщины от горя рыдали в голос, а малолетки испуганно жались к тебе?
– Ничего подобного, Шломо! Женщины утирали слезы счастья, радуясь моему успеху, а прелестные детки повели вокруг меня праздничный хоровод с веселыми песнями и бескомпромиссными требованиями подарков.
– Да-а-а-а… Англия, не в пример звезде, куда как ближе к Божину, однако прощание с близкими не порадовало меня, было безрадостным и тревожным. Завидую тебе, Шмулик! – грустно сказал Шломо.
– И вот я уже в другом мире! – продолжил Шмулик.
– Навстречу тебе вышли люди звезды?
– Представь себе, Шломо, что первые существа, которых я увидел – были раби Яков и Голда!
– Как же они там оказались? Чудеса, да и только! – удивился Шломо.
– Во сне не бывает чудес, а только истинная правда царит в голове спящего! “С прибытием!” – промолвил раби Яков, торжественно пожал мне руку и дружески похлопал по плечу. “Поешь-ка горячего мясного бульона со свежей булкой!” – воскликнула Голда, протягивая мне серебряный поднос. В большущей миске дымилось подернутое желтым жиром варево, виднелись контуры доброй половины курицы. Рядом источала аромат свежей выпечки белая булка. Голодный, я с жадностью поглотил завтрак. Оглянулся – а раби Якова и Голды след простыл!