ФАНТОМ – УГОДНИКУ. СРОЧНО. ОПЕРАЦИЯ «ПЕННИВАЙЗ» САНКЦИОНИРОВАНА СОВЕТОМ. ПРИШЕЛЕЦ ПРИКОМАНДИРОВАН К БУНКЕРУ БЕЗ ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫХ КОНСУЛЬТАЦИЙ С АРХИВАРИУСОМ КК2. ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНО, С ПОДАЧИ ХИМЕРЫ. УСТАНОВИТЬ НАБЛЮДЕНИЕ. ПРЕДСТАВЛЯЮТ ОСОБЫЙ ИНТЕРЕС: ВОЗМОЖНЫЕ МАНИПУЛЯЦИИ ХИМЕРЫ ПАТРОНОМ; ХАРАКТЕР КОНТАКТА ХИМЕРЫ С ПРИШЕЛЬЦЕМ, ВОЗМОЖНЫЕ СВЯЗИ МАНИПУЛЯЦИЙ С ТАЙНОЙ ЛИЧНОСТИ.
…В устье Тары было не сахар, но здесь гораздо хуже. Все, на что бы не падал взгляд, навевает безудержную тоску. Нет на Надежде ни бурной зелени милых сердцу алайских джунглей, ни крика птиц, вспугнутых на марше бестолковым имперским бронеходом, ни самой надежды, а только пыль, уныние и тлен. Мертвый мир, брошенный хозяевами. Или избавленный от них. Устье Леты…
Судя по картинкам, передаваемым орбитальной группировкой, жители планеты превратили свой дом, некогда, наверняка, цветущий и в чем-то даже уютный, в огромную смердящую свалку. На несчастной Надежде не осталось ни одного не пострадавшего от техногенной катастрофы уголка. Теперь весь этот многократно перестроенный и захламленный дом буквально разваливался на глазах. С грохотом и пылью рушились заводские трубы, проседали и осыпались жилые здания, на каменных мостовых гнили навсегда оставленные машины. Неумолимому молоху времени противился, пожалуй, только пластик, в который аборигены с каким-то необъяснимым фанатизмом стремились упаковать любую мало-мальски значимую вещь. Вездесущий ветер все еще разносил искусственную пленку далеко за пределы городов, продолжая отравлять почву и редкие чахлые растения.
Надежду следовало бы сохранить для истории, ничего на планете не меняя: законсервировать в том же виде как памятник глупости, алчности, жажде жалкого самоудовлетворения, неспособности поднять голову и перешагнуть через сиюминутные животные потребности. Моя бы воля, так и сделал, если б знал, как и для кого. Но Надежда вызывала у членов Всемирного совета чувства иного рода. Скорбь, жалость, сопереживание? Безусловно! Но, увы, только отчасти. Доминантой был, скорее, страх. Или, точнее, благоговейный ужас перед силой, с которой Земля – мудрая, сильная, светлая! – вряд ли могла бы справиться, даже если б бросила на кон все, что имела.
В материалах, с которыми мне позволили ознакомиться по пути с Гиганды, упоминалось о вмешательстве в судьбу загаженной Надежды некой полумифической сверхцивилизации – Странников. Несколько десятилетий назад они якобы успешно провели «эвакуацию» подавляющего большинства ее жителей. Куда? Неизвестно. Зачем? Ответ тот же. Чушь и ересь, казалось бы. Но эта несуразица, больше похожая на продукт детской фантазии, чем на правдоподобное толкование инцидента, всерьез впечатлила Всемирный совет. Его ответственных, непредубежденных, высоколобых участников совершенно не смущало, что информацию – обрывочную и порой явно противоречивую – разведчики почерпнули из рассказов вымирающих, дегенеративных аборигенов. Возможно потому, что центру просто очень хотелось найти хоть какое-то объяснение практически одномоментного исчезновения нескольких миллиардов душ. Экспликация сомнительных трактовок и аналогий – вот чем, на мой взгляд, это было на самом деле.
На момент контакта с землянами жалкие остатки популяции аборигенов жадно доедал грибок пандемии. Местных уничтожала чудовищная форма прогерии[1]. В ее возникновении, между прочим, аборигены видели руку все тех же таинственных Странников или, как они их называют, «нелюдей». Но в это утверждение Всемирный совет уже почему-то не верил. Избирательный получается скептицизм, не правда ли? Нелогичный.
Когда на Надежду высадились наши первые разведчики, синдром Вернера поразил практически всех автохтонов старше двенадцати-тринадцати лет. Остановить пандемию, увы, пока не удалось, хотя на Земле над проблемой бились несколько крупных медицинских институтов. Скажу больше: с годами прогерия прогрессировала. Теперь бешенство генов наблюдается и у восьми-десятилетних детей. До совершеннолетия не доживает практически никто. Но Странники, якобы, решили добить угасавшую цивилизацию наверняка и объявили охоту на самое дорогое – детей. Малышню выманивали и похищали с помощью метаморфов, принимавших обличье то клоунов, то солдат, то причудливых, но неизменно приветливых ксеноков.
Утверждается, что автоматы чужаков переправляют добычу в известную только им тмутаракань. Всемирный совет склонялся к версии, согласно которой метаморфы похищают детей для спасения – то ли маленьких жизней, то ли в целом местного генофонда. Объясняется, кстати, это чистым гуманизмом, присущим в теории всем цивилизациям, перешагнувшим определенную ступень развития. Вот здесь хочется горько усмехнуться. Почему мы стремимся истолковать все и вся, исходя из собственного представления мира? Разве история не учила, что подобный подход слишком примитивен, а то и преступно ошибочен? Мне думается, что нет на свете никаких добрых сверхцивилизаций. Откуда б появилась гуманность у тех, кто, если верить тому, что о них известно, и не гуманоиды вовсе? С другой стороны, разве на самом деле кому-то известно, как выглядят Странники? Кто-то из живущих их видел? Нет. А в доступном нам космосе один янтарин[2] от Странников и остался.
Но такова легенда, а в реальности сама Вселенная мстила автохтонам за то, что они сотворили с природой. Возможно когда-нибудь, после того, как последний абориген откинет копыта, этот смертельно больной мир пойдет на поправку, и по поверхности очистившейся планеты распространится новая доминирующая форма жизни. Надеюсь, Надежда больше не совершит ошибки, позволив кому или чему-либо развиться в такую же хищную породу, какой были жившие здесь люди…
…Никифор свернул голографическую проекцию, на которой отображалась местность, где ему вскоре предстояло действовать. Еловский запомнил карту в подробностях и теперь размышлял над странным, пугающим и, по его мнению, несколько неуместным названием операции – «Пеннивайз». Какими ассоциациями руководствовался центр? Какое отношение к Надежде имел литературный персонаж, выдуманный классиком ужаса[3]? Увы, в детали операции Ольга новичка пока не посвящала.
Еловский медленно провел рукой по люминесцентной краске, складывающейся в угловатые символы на стене. По непонятной ему причине многие казались знакомыми. Бетон, на котором тлела загадочная надпись, был холодным и сырым, несмотря на то, что в бункере постоянно поддерживалась комфортная температура, позволяющая персоналу ходить в шортах, а воздух, неоднократно очищенный и пропущенный через фильтры, был скорее сухим, чем влажным. Но Никифору он все равно казался спертым, с душком мертвечины.
– Что здесь написано? – Еловский нарушил молчание и повернулся к Ольге.
– Если бы ты хоть чуточку захотел, то успел за пару гипносеансов поднатаскаться в местном языке, – ответила она, отвлекаясь от просмотра документов, выведенных перед ней на экран. Никифор опустил глаза. С момента приземления его не оставляло странное ощущение: лицо координатора, миловидное и одновременно высокомерное, казалось ему знакомым, хотя он был уверен, что не видел ее раньше. По крайней мере, вспомнить подобное не удавалось.
– Что притих? – Ольга обозначила ехидную улыбку. – Лентяй! Все равно ведь придется учить. Так лучше бы раньше, чем как студент перед экзаменом. Между прочим, язык аборигенов достаточно мелодичен. Цивилизация Надежды оставила галактическому сообществу неплохое литературное наследие.
– Обязательно изучу, как только захочется прочесть что-то чуть длиннее надписей на стенах, – пообещал Никифор и приложил руку к сердцу. – Торжественно клянусь! Так что же это?
– Лозунг, – смилостивилась Ольга. – Что-то вроде: «Не пренебрегай настоящим, и одержишь победу в будущем». В приблизительном переводе. На русском, конечно, звучит не так эффектно, как на языке аборигенов. В оригинале присутствует своеобразная поэтика.
– Вот бы не подумал, что кому-то придет в голову упражняться в пропагандистских виршах в таком сумрачном месте, – Никифор повертел головой, осматривая стены, но больше зацепиться было не за что.
– О, так ты решил, что это баловался кто-то из наших, – догадалась Ольга и добавила в голос долю сарказма. – Вы делаете поспешные выводы, господин групп-егерь! В миссии, конечно, каждый второй – юморист, и каждый первый – глубокий творец и мыслитель, но данный образчик агитационного наследия Надежды – не подделка, а оригинал. Бункер достался миссии в наследство от предыдущих хозяев. Здесь, если я правильно поняла Всеволода Марковича, когда-то размещался небольшой отряд военных.
– Аборигены готовились к войне? – спросил Еловский, не скрывая иронии. – С кем? С вашими Странниками?
– Не разделяю твой скепсис, но скажу: возможно, – Ольга, понимая, что настырный прогрессор не позволит вернуться к работе, не удовлетворив любопытства, отстранилась от экрана. Координатор забросила ногу на ногу и чуть откинулась в кресле.
– Но этот бункер, скорее, был временным убежищем, – она нарисовала над собой воображаемый круг. – Здесь не нашли ни вооружения, ни боеприпасов – военные, видимо, все забрали с собой. Осталось только обмундирование и небольшие запасы продовольствия.
– Значит, существуют и другие бункера, – Никифор присел в кресло напротив и задумчиво погладил подбородок, разглядывая потолок. Тот был покрыт сетью мелких трещин и просил штукатура. Упрямый подбородок Еловского – мазка и бритвенного станка.
– Ты прав, – подтвердила Ольга с неожиданной ноткой раздражения. – Под мегаполисом, на окраине которого расположилась миссия, обнаружили целую сеть таких сооружений. Местные соединили их друг с другом коммуникациями, тоннелями с тайными выходами на поверхность. Город под городом, представляешь? На десятки тысяч человек. Колоссальный труд, но без выхлопа.
– Где же обитатели? – Еловский откинулся к спинке и поднял брови.
– Ушли, – неопределенно пожала плечами Ольга. – Видимо, поняли, что не смогут спокойно пересидеть под землей, а затем выйти на поверхность и начать все заново. Прогерия – не респираторное заболевание. Аборигены поражены ею практически поголовно.
– Вы обследовали все бункера? – поинтересовался Никифор.
– Нет, – удивилась Ольга. – Зачем?
– Ну как же? – Еловский ответил вопросом на вопрос. – Тебе не кажется странным, что, несмотря на пандемию, на Надежде до сих пор рождаются дети? Кто-то, возможно, даже передает им полезные навыки. Иначе как бы автохтоны сохранили то, что еще можно называть цивилизацией? Значит, где-то прячется обособленная группа, которая сумела найти способ либо приостановить, либо победить генное бешенство.
Ольга пару секунд с каменным лицом смотрела на Никифора, а потом вдруг задорно рассмеялась. Еловский, почувствовав неловкость, едва не покраснел.
– Ты сейчас пошутил, да? – Она прищурилась, став на миг похожей на лукавую лисичку. – Только здравомыслия ради не говори ничего подобного нашему Всеволоду Марковичу. Ты больно ранишь его чуткую душу.
– Я не собирался юморить и был абсолютно серьезен, – заявил Еловский, и искорки в глазах Ольги погасли.
– Послушай, мой дорогой групп-егерь, – она вздохнула. – Миссия находится на этой планете не первое десятилетие. Каждый, кто прибывает сюда, лелеет иллюзию открыть что-то светлое, найти путь к моментальному или монументальному спасению умирающего мира и его несчастных обитателей. Человек создан таким: он верит в чудо, даже, если законченный циник и нигилист. Многим, если не большинству, хочется результата здесь и сейчас. Но только оптимизм на Надежде очень быстро тает. Катастрофически быстро. Пропорционально численности автохтонного населения.
– Ты еще больше укрепила меня в мысли, что под городом еще остались нетронутые бункера, – резюмировал Никифор.
– Вторая группа высадки вскрыла несколько бункеров, – тон Ольги был теперь ровным, словно она зачитывала текст официального сообщения. – Пару, включая этот, обнаружили пустыми. Еще три фактически стали для аборигенов братскими могилами. Обитатели убежищ умерли под землей, так и не выбравшись на поверхность. Кто-то не решился сам, а кого-то не пустили – на месте нашли много стреляных гильз…
Координатор демонстративно повернулась к экрану, показывая, что ей больше не интересна тема разговора, но Никифор явственно ощущал, что беседа Ольгу почему-то тяготит…