– Постой. Можно тебя на пару слов, – окликаю его, собираясь проверить уровень благоразумия, начиная с младшего. – Ваня, можешь с нами за компанию не мерзнуть. Сам разберусь, – на мои слова приятель пожимает плечами, но не спешит возвращать к теплому костру.
– Что там с папой, когда идти сможет? От нас что-нибудь требуется? – быстро говорит парень, ежась от холода, грея руки в переднем кармане.
– Жить будет и ходить тоже, но позже. А желудок его к другой пище приучен, которую диетологи не одобряют, зато вкусной, за уши не оттащишь. Ладно, не о том речь… Объясни, чего вы все засели здесь. Можно разделиться. Одни за батей присмотрят, другие к вершине пойдут. Что же это за путешествие, одна еда с играми. Такую возможность упускать нельзя, когда еще сюда попадете. Правда еще договориться придется, но это уже без меня.
Сзади подходит Максим. Видимо он все слышал и отвечает за двоих:
– Нехорошо так поступать. Вместе начали, так вместе до конца идти должны. Батя обидится, если оставим его, долго вспоминать будет, себе дороже, – парень замечает озадаченность Сережки, и покровительственно приобнимает за плечи. – Собственно, что плохого? Нам здесь нравится. Прошли уже не мало, и почему обязательно к главной вершине нужно идти. Что там, медом намазано? Тут по окрестностям погулять можно. Потрясающие места, и народ не ропщет.
– Все с вами понятно. Отдыхайте. Мы же не Красные, чтобы свою волю навязывать. Но подумайте, еще не поздно, можете все переиграть.
– Лентяи, не то что мы с тобой, – говорит Ваня, когда братья оставляют нас наедине.
– Просто они довольны малым. Этот случай стал отличным поводом зависнуть в уютном местечке. Думаю, они договорились бы, но праздность привлекательнее. Батя всех удерживает, а они и рады. Все довольны в своем самообмане.
– Забудь. Пошли, посидим, побухтим. Ты же на гитаре играешь, то есть на лютне. Порадуй компанию. Если в их дрязги не вникать, нормальные люди.
– Поздно уже. Выспаться хочу. И не смотри на меня, как на маменькиного сынка. Десять минут так и быть, пожертвую, но играть не буду, руки онемели и с гитарами не дружу.
Ваня сразу находит себе забаву, разрисовывает чью-то чашку, своими заковыристыми буквами, под взглядами пары человек. Надеюсь, он помнит о раннем подъеме, у меня все по-прежнему строго. А мне, правда, пора на боковую. Знаю свой недостаток. Пристрастие к режиму снова лишает меня общества, хаотичного и эмоционального. Еще немного задерживаюсь, но поняв, что молчащего меня никто не замечает, удаляюсь на покой. Засыпая на спине, обращаю взор в прозрачное окошко на крыше, наблюдаю редкий вид звездного неба, который бывает только в горах. Как в счастливом детстве, мне снова кажется, что далекие светила наблюдают за мной, за моим путешествием, также пристально и беспристрастно, как следящая система этого огромного парка.
Прошедшая ночь кажется мне самой лучшей за все путешествие. Скорее всего, сказывается особенный воздух и ровная поверхность земли. Не обнаружив храпящей начинки Ваниного спальника, понимаю, что сном он побрезговал. Мой друг обнаруживается возле тлеющего костра, сидящим с дымящейся чашкой чая в руках. Он громко шепчется, сдавленно хохоча, чуть ли не покрикивая, с одним из младших отроков Игоря. Видимо боятся будить спящих, но громкости обычного шепота явно не хватает для выражения эмоций. Мне вручают еще одну кружку чая, налив из черного от копоти котелка.
Ваня, ухватывает меня за локоть, начинает торопливо говорить, то и дело срываясь на смех:
– Прикинь, к ним вчера Вольные странники заглянули. Им, торопыгам, некогда лагерь ставить, марш-бросок понимаешь ли. Парней угостили, спросили автоматическую аптечку, у меня самого такая была, но облом вышел. Зато новость недели узнали: якобы Красные Синих обчистили, да не просто по мелочам, а детали ракетного ранца унесли, в четырех ящиках с замками кодовыми. – Ванёк срывается на хрипящий смех, и едва подавив его, продолжает. – Никаких подробностей Странники не говорят, только невесомые контейнеры у всех спрашивают. По слухам Синие претензию выдвинули, Красные отпираются, якобы нет у них ничего. На одиночек беззаконных или на Вольных стрелки переводят. А сами тоже давай землю носом рыть. Дальше этой «золотой ракетно-ранцевой лихорадкой» все заразились. Носятся по лесам, вынюхивают, себе урвать желают.
Мне кажется правильным сохранить тайну, и разыграть удивление при постороннем человеке:
– Хе-хе, вот чудаки, заняться людям больше нечем. Может байка это все, кто-то ляпнул чушь, не подумав, а другие поверили. Пусть роют, ищут, лишь бы народ меньше тиранили, – пробую чай, грею руки горячей посудиной, и решаю завершить мысль шуткой. – А ведь это страшное дело, если Ставр за нарушителями порядка по воздуху гонятся будет, как мышь летучая, на ракетном ранце-то. Все трепещут и на поклон к проводнику идут.
Отпиваю чай, под затянувшийся хохот Вани, вкуса не понимаю, но задумываюсь. Натворили мы дел, как бы в будущем не аукнулось. Нас в лицо мало кто знает, но лучше рот на замке держать, и Ваню-балагура одергивать. Окончательно решаю на месте не задерживаться. Собираю свою посуду, и иду паковать вещи. Ваня улавливает мои мысли, тоже следует к палатке. Скручивая тент, с небольшой завистью смотрит на больничный пикник юных туристов. Остается надеяться, что их больше не потревожат, а нам пора спешить к вершине, подальше от нарастающего конфликта. Спустя десять минут мы покидаем все еще спящий лагерь, будто санаторий какой. Прощаемся только с одним отроком, просидевшим до утра, и резво уходим, в утренних сумерках, даже странно, что Ванёк не стал просить задержаться, кто его поймет.
Блуждание в лабиринте
В середине дня, после преодоления, самого высокого перевала, нашим глазам открылась величественная и пугающая панорама горного массива. Нагромождение хребтов и одиноких пиков занимает все видимое пространство. Только небо и горы, чем-то похожие на кости древнего гиганта. Ум не преминул возможностью запаниковать от грядущих подъемов и спусков, но мне удается отстранится, и принять тяготы как должное. Вспоминаю, что на карте все выглядело скромнее, но, самое главное, она помогла бы разобраться в паутине дорог, которые сплетаются здесь в причудливые рисунки. Понимаю, что мы не раз отступим с обрывов, будем обходить отвесные склоны и непролазный лес. Заранее смиряюсь с поражением, одновременно надеюсь на лучшее, и застываю, не в силах справиться с внутренними противоречиями.
– Что встал? Идем дальше. Не заморачивайся ты с этими перекрестками. Сколько уже их миновали, до сих пор в стену не уперлись, и назад не вернулись, – говорит Ваня, подталкивая меня в спину.
– Очень уж не хочется ошибаться, и потом лезть напролом, как тогда, в начале. Тебе хорошо, как ведомому, а мне выбирать приходится. Вроде не вопрос жизни и смерти, но все едино.
На наше счастье южный ветер пригоняет полчища кучевых облаков, скрывающих палящее солнце. Спустя час, после спуска с обзорной точки и долгого раздумья на большом перекрестке, мы понимаем, что крутые подъемы пока закончились. Теперь тропа пролегает между склонами, почему-то сухими, без единого ручья или водопада. Широколиственный лес, из незнакомых мне деревьев, с тонкими и изогнутыми стволами, кажется одинаковым и безликим, особенно на фоне скалистых выступов, которые действительно похожи на ребра и позвонки. Вид за очередным поворотом мало отличается от пройденного пути, и навевает тоску. Время и пространство растворяются, создавая ощущение топтания на месте. Мы продолжаем придерживаться запада, и молча ожидаем хоть какого-то разнообразия. День сам собой завершается, но пейзаж неизменен.
Утро мрачно от грозовых туч на небе, а поросшие лесом горы, только добавляют темень. Сновидения были пустыми, лишенными подсказок, и просыпаться в ранней темноте совсем не хотелось. Радует только отсутствие навязчивого бреда от следящей системы. Пасмурная погода поддерживает наше вялое состояние, а темные облака грозят оросить влагой это сухое, однообразное место, но так и не решаются, продолжая то ли дразниться, то ли стращать. Остается надежда найти крупный ручей, и следовать вдоль него. Ведь с обратной стороны гор течет река, и все воды попадают в ее русло.
Почти полностью свернув лагерь, Ваня сообщает еще одну новость, вполне предсказуемую:
– У меня закончилась вода, и здесь ничего не растет. Если так пойдет и дальше, придется вскрыть последние рационы.
– Ага, или начать сухой пост, – язвлю ему в ответ. – Кстати, для меня это не вопрос, и тебе полезно будет.
– Да ну тебя. Глянь на меня, похудел дальше некуда, скоро сидеть не на чем будет, – он продолжает возиться с навесным мешком, полученным от Валентина. – Не должно таких бесплодных земель быть, хоть листья жри, или умирать ложись.
– Все бы тебе умереть. Выберемся, не волнуйся, – пытаюсь хоть как-то ободрить приятеля, борясь с трагическими нотками в голосе. – Надо сегодня перестать скромничать и жалеть себя, как вчера, а то плелись как сонные мухи, под пасмурное настроение. Надеюсь, желание вкусно поесть будет для тебя отличным стимулом к ускорению.
– Судя по голосу и кислой морде, у тебя настроение такое же, как… – Ваня ненадолго задумывается, тихо мыча. – Никакое, нет его совсем. Прогресса в пути тоже нет, не ощущаю. Наверно это все из-за дороги.
– Возможно. Меня она не воодушевляет. Хотя считается, что за всякое дело нужно с радостью браться. Натягивать фальшивую улыбку сейчас не могу, а настоящая куда-то подевалась. На самом деле замкнутый круг. Нет радости от пути – нет прогресса, нет прогресса – нет радости. Надо его разрывать.
– Если ты музыкант, – Ванёк начинает рассуждать вслух, – тогда должен играть любые мелодии, и лирические, и грустные. Есть в них тоже что-то кайфовое. Скажешь, нет?
– Ловко ты меня… А что, есть такое дело. Задумку понял, но здесь можно вдвоем постараться. Вот иди и наслаждайся этими сонными лесами, зачарованной дорогой и застывшей природой. Не волнуйся, отлынивать не буду, помогу, – договорив глубоко вдыхаю, стараясь очароваться мрачной красотой.
Вновь все повторялось. Тонкие стволы деревьев, сизая хмарь над головой, чахлый подлесок, белесая земля. Глаз останавливается только на извилистых, длинных корнях, оплетающих и дробящих светлые камни; многолетний бессмысленный труд, почти как наш переход. Ожидаемый постоянный спуск не находится, как и вода. Скорее всего, до выхода из горного массива еще очень далеко. Мне приходится гнать от себя мысль, будто мы движемся параллельно хребту, как убегающий от катящегося камня болван из какого-нибудь старого фильма, не думающий о возможности свернуть в сторону.
– Слышь, – обращается ко мне приятель. – Ты на следы смотришь? Их тут полно.
– Да, видел. И что с того? – нехотя отзываюсь, скорее из вежливости, а то мог бы только кивнуть.
– Они расходятся по всем тропам. Понимаешь, вообще по всем. То есть на твоих любимых перекрестках, если считать, что только один путь правильный, большая половина народа ошибается, и прется не туда.
– Ты прирожденный аналитик, – говорю усмехнувшись. – По-моему, так всегда и везде. Имею ввиду мир или жизнь так устроены. Все люди вроде бы идут, что-то делают, хотя бы притворяются, а сквозь тернии мало кто продирается. Так и кружат в лабиринтах.
– На тебя опять депресняк напал. Мне вот полегчало. Иду, и сам не знаю, чему радуюсь. Наверно, потому что не в гору, да еще на воле, – Ваня дурашливо хихикнул. – Не так уж тут скверно.
– Мне разные люди вспоминаются. Хотя нет… А, ладно, – вовремя понимаю, что не стоит упоминать о внешнем мире, но нехорошо мысль обрывать, и решаю опереться на примеры из парка. – Наверно помнишь первые два лагеря, где народ учится. Так вот. Скольких неудачников мы уже встретили, а ведь все они готовились, надеялись. И куда не пойди, что ни делай, везде препятствия.
– К чему ты это клонишь?
– Просто нельзя однозначно говорить о правильных и неправильных путях. Слишком уж много дополнительных условий влияет, будь то погода, попутчики, время, события, да все что угодно, – почувствовав, что повысил голос, умолкаю, дабы остыть. – В общем надо идти куда идется. Не пользоваться умом, а отдаться течению, только в редких случаях легко маневрировать. Если заранее принять любой результат, обидно не будет, и не устанем от тяжких дум. Хотя ты для себя этот вопрос уже решил.
– Хорош болтать, теперь моя очередь тебя подгонять, – говорит Ваня, и впервые ускоряется раньше меня, наверно поняв нечто новое из моей спонтанной речи.
Постепенно в пейзаже возникает разнообразие. Мы точно не ходили кругами. Стволы деревьев теперь украшает плющ, свешиваясь пышными гроздьями над тропой. Тропа напоминает американские горки, так часты ее повороты, перепады высоты, и есть самые настоящие виражи, видимо подчиненные причудливому рельефу. Наш путь сворачивает в странную глушь, будто истерзанную ураганом и сильными дождями. От постоянных прыжков с валунов, вымытых из дороги, преодоления лежачих стволов и игру в равновесие на краю глубоких оврагов, скука развеивается, словно ее и не было. Внутри загорается давно дремавший азарт, а в мыслях вертится старая пословица: «Чем дальше в лес, тем больше дров», и ее шуточный вариант: «Чем дальше влез, тем ближе вылез». Ум зацепляется за логическую цепочку и начинает выдавать странные идеи, которыми хочется поделиться с Ваней.
– Слушай, приятель, если эти тропы запутаны умышленно, то в них заложен некий смысл, как в полосу препятствий или в игру, чем дальше, тем сложнее. Просто иного объяснения у меня нет, – Ваня заинтересовано глядит на меня. – Наверно мы ошибаемся, всякий раз выбирая легкий путь, вниз или по прямой. Может быть, надо выбирать сложные тропы, с подъемами или виляющие в сторону. Хотя бы попробуем.
Ваня молчит. Наверно считает меня сумасшедшим, верящим в некую теорию заговора. Вспоминаю, что в прошлый поход мне не удалось добрать до хребта, зато читал и слушал истории о самых странных способах его прохождения, для тех, кто идет без проводников. Хотя есть и простые пути, но мы на них уже не попали. У нас же с проводниками все сложно, полная самостоятельность перед неизвестностью, почти как после университета, иди куда хочешь, и будь что будет. Однако воплощение задумки пришлось отложить. За спиной слышался торопливый топот нескольких ног, заставляющий нас скрыться в зарослях. Горького опыта мы имеем с избытком, и лучше выглядеть глупым и изваляться в пыльной листве, чем объяснять очередному умнику почему идешь сам по себе, и куда вздумается.
Антагонисты
– Эй, мужики. Чего прячетесь, мы вас все равно давно заметили, – добродушный и немного картавый голос сопровождает хохот нескольких человек. – Не волнуйтесь, у нас с головой все в порядке, к цветастым служакам не относимся, – шорох листьев приближается, и лысая голова забавного на вид мужичка, заглядывает в наше убежище. – Здорово.
– По звуку мы цветастых от простых путников не отличаем, лучше перебдеть. А Синие, правда, нам сполна насолили. Вы из Вольных странников будете? – говорит Ванёк, смахивая с колен землю и поправляя куртку.
– Не… Вольные такие же дурни, как все тут. Зато почти безвредные. Мы всего-навсего здравомыслящие люди, со своими взглядами и целями. Забыл представиться, Павлик, – он протягивает Ване руку, пристально глядя в лицо, словно опытный физиономист.
После формального знакомства настает моя очередь задавать вопросы. Оценив внешнюю уверенность новых знакомых, рассчитываю получить помощь или совет для выхода из лабиринта. Решаю не хитрить, и спрашиваю Павлика прямо:
– Если вы мыслите здраво, и помощи у нас не просите, стало быть, этот хребет проблемой не считаете? А то мы каких только теорий не навыдумывали.
– За себя говори, – бурчит Ваня. – Мне уже почти нравится, только с водой у нас совсем туго.
– Ага, еще одни спящие, впрочем, предсказуемо, тут все такие, – отвечает Павлик, загадочно улыбаясь, одновременно снимая рюкзак. – Идея выбраться хороша, если знать, откуда выбираться и куда. Но мне негоже давать традиционные советы, они ввергнут вас в одну из типичных иллюзий. Все сложно, – он умолкает, соображая. Эх, была ни была, придется вас в курс дела ввести, время позволяет.
Ваня бегло глядит на меня, сдерживая вопрос, и явно беспокоится. Во мне тоже появляется внутренняя настороженность, ибо уже знаю, как людям погружение мозги выкручивает. Однако Павлик и его спутники не походят на отъявленных борцов за порядок и даже суковатых палок не имеют. Здесь и физиогномистом не надо быть, чтобы отличить идейных фанатиков от самостоятельных личностей. Решаю послушать, если само в руки пришло. Лысый мужичок просит отряд отдыхать и усаживается на траву рядом с нами.
– Здесь все не то, чем кажется. Вы когда-нибудь задумывались, отчего люди так уперто стремятся к вершине? Почему они взмывают в небеса, окутавшись сиянием? По-вашему, это нормально? Почему персонал сидит на стартовых точках и не вмешивается в конфликты? О нормальных гидах, схемах, картах, и маркированных маршрутах вообще молчу. А о границе задумывались? Были там? Что скрывают за этими непреодолимыми горами? – он с сочувствием глядит на незадачливых нас, и продолжает. – Короче говоря, мы находимся в огромной лаборатории, где над людьми проводят эксперименты. Здесь работают психические генераторы, ведь люди ведут себя как ненормальные. Замечали? Хотя, что такое нормальность – это отдельный вопрос. Можно много рассказать о сём местечке, но гораздо важнее сбежать. Сломать систему. Сокрушить запоры и препятствия.
Понимаю, что передо мной сидит еще один продукт, обработанный системой наблюдения, только особо изощренным образом. Едва сдерживаю улыбку от осознания, как причудливо Павлику заморочили голову, приоткрыв некий вариант правды. Будучи опытным, понимаю, что спорить с этим человеком бессмысленно. Он свято верит в свою теорию, на фоне полной амнезии, хотя прав в общих чертах. Разубеждать борца с системой сразу отказываюсь, ибо мне нет до него дела, зато решаю подыграть, надеясь получить временного проводника, или совет.
После продолжительной паузы, за время которой изображал культурный шок, смущенно говорю:
– Осмелюсь предположить, для победы над системой у тебя есть план и отличная подготовка, включающая знание местности, если правда к границе ходил, – до меня доходит, что наши цели сильно разнятся. – Подожди, куда же ты собрался, если вершиной не интересуешься, а граница неодолима?
– Хе-хе, поди представил, как мои люди скалы с обратным уклоном штурмуют? До нас сотни уже вверх улетели, пытаясь дернуть отсюда. Но мы не дураки, собираем опыт, друг другу пересказываем, ведь каждый день может стать последним, – Павлик переходит на таинственный шепот. – Внешнее кольцо скал не перелезть, трещин и проходов под ними нет, все реки замкнуты внутри. Очевидные способы побега бредовы и уже испробованы. Наша задача – найти скрытый центр управления, – лысый переходит на деловой тон и приосанивается. – Для этого мы принимаем всех, кто готов бороться за свою свободу. Мы почти во всем разобрались, осталась самая малость. Сейчас моя группа прочесывает данный участок хребта, продвигаясь вдоль. Присоединитесь?
– Эм… Честно говоря, у нас немного другие планы. Павлик, твой рассказ, переворачивает все в голове, и надо это обдумать. Однако, в твоей теории есть слабое место. Ведь управление может быть удаленным, за кольцом гор, хотя в целом звучит правдоподобно. И даже если выберетесь, вряд ли будете рады содеянному. Может снаружи мертвый мир, открытый космос или пустота? По мне риск сомнительный.
Ванёк сидит с выпученными глазами, то ли испугавшись массового безумия, то ли переваривая революционную информацию. У меня нет сомнений по поводу тяжести осознания подобных сведений глубоко погруженным, поэтому сам стараюсь выглядеть ошарашенным.
– Ты такую ересь не говори, не сбивай нам настрой. Хочешь, наверное, разделить общую участь и грациозно улететь в голубую высь? – неожиданно спрашивает искатель правды.
– Честно говоря, не планировал. Надеюсь на чудо и собственную упёртость, но это – мое дело, – во мне разгорается любопытство, ибо встретить человека с расширенным, но погруженным сознанием большая редкость, поэтому решаю спросить. – Считаешь, что улетевшие путники пропадают в никуда? Знаю, выглядит это странно, но так уж устроено.
– Вот именно. Сам на вопрос ответил. Так нам устроили. Зуб даю, там народу мозги прочищают, что-нибудь выкачивают, может, списывают в расход, а остальных назад, в ловушку эту. Надо же было додуматься, вознесение такое выдумать. Да-да, мы так и говорим, вознесение. А, черт с ним. Меня больше заботит, как ум человеческий здесь меняется.
– Но людям в принципе свойственно меняться…
– Так, да не так, – Павлик перебивает меня. Нас буквально ломают с помощью суровой природы, разделенного общества и психических генераторов, скрытых от глаз. Они создают ложные желания, сумбурные идеи, подавляют или будоражат, даже пугают всяким бредом. К счастью, их работа избирательна и непостоянна.
Слова Павлика напоминают мне о сравнительно недавней эпохе перемен, когда мир действительно освобождался от оков лжи и обмана. Мне посчастливилось родиться уже после, но человечество надежно сохранило тот болезненный опыт. Понимаю, что наш парк подобен детскому, шуточному аттракциону, по сравнению с суровой реальностью прошлого. Видать, именно память о тех технологиях управления массами людей пробудилась в сознании этого путника. Мне думается, что верными словами можно затронуть и другие фрагменты его памяти, касаемые желания победить в восхождении.
– Некоторые говорят, если пройти эти испытания, то перейдешь на принципиально новый уровень бытия и возможностей. Кстати, откуда вы все это берете? Может пси-генераторы вас вдвойне обманывают, если они вообще есть, – на память приходят предыдущие восхождения, и вновь становится ясно, сколь тяжела участь погруженных, не стоит их критиковать за ошибки на пути к цели, когда в голове шоры и бардак, разной степени тяжести.
– Оттуда и знаем, – мой собеседник неопределенно крутит пальцем в воздухе. – Да здесь же оно все, вот здесь. – Павлик стучит себя по голове.
– В этом, пожалуй, соглашусь, – говорю ему вслух, а сам думаю. – Как ни странно, но ты почти во всем прав, вот только мы добровольно приходим, и все ради пользы.
– Парни, подождите, у меня сейчас крыша поедет, – встревает в затянувшийся разговор Ваня. – Нам просто про дорогу хотелось узнать, а то идем наобум.
– Эх, ничего вы не поняли. Ну что ж, как всегда, – Павлик иронично вздыхает. – Вы мужики, не в свою игру играете, как мыши лабораторные. Куда путь вам проложили, туда и трусите. Могу только рукой указать, но без толку. Или за мной идите, но мы к вершине ни ногой.
– А может пройтись? Вдруг всё не так? Вдруг, это – правда ловушка, а все воспоминания гроша ломанного не стоят, – гаденько пищит в моем сознании пугающая мысль.
На сей раз посмеяться в лицо следящей системе не получилось. Даже несмотря на отсутствие лица. В висках набухает тяжесть, голова склоняется ниже, в глазах на миг темнеет. Некоторое время, мне кажется, будто мир застыл и остался только бешенный пульс крови, отдающийся в ушах. Уже собираюсь поверить в теорию страшной лаборатории и отсутствие своей воли, но прикосновение Вани возвращает меня к реальности. Приходится протереть внезапно намокшие глаза и извиниться. Мысленно желаю следящей системе успехов на поприще моего оболванивания и собираюсь с силами, дабы закончить бесполезный разговор, с самого начала зашедший в тупик.
– Накрыло, мужик? – сочувствует мне искатель выхода. – Вижу, не по-детски тебя скукожило. Вот так нас за ниточки и дергают. Меня порой и сильнее к стенке прижимает, однако держусь. Неужели до сих пор к вершине хочешь?
– Сомневаюсь, что ты найдешь нечто скрытое. Проводи ты сам эксперименты, точно позаботился бы о недосягаемости элементов управления. Ты же здравомыслящий. Но не это хотел сказать, – Павлик изображает ироничный интерес. – Уверен, вы кое-чему научились в тренировочных лагерях, прежде чем тайны пошли искать. Так представь, что посреди зачетного занятия ученик вскакивает, мечется среди палаток, обвиняет тренера, и надеется удрать, наплевав на получение, образно говоря, плода учебы, – лысый молчал, ждет продолжения. – Мне нужен плод. И это место сродни полигону, нами же избранному, таково мое понимание. Просто надо уметь отличать озарения от наваждений, чего тебе желаю. Не обижайся.
Разрушитель системы разочарованно разводит руками. Вербовка новых сторонников провалилась. Отряд искателей правды, верно расценивает движение лидера, заканчивая привал. Уже через минуту их спины скрываются за поворотом тропы. Наверно меня с Ваньком пожалели, наивных подопытных.
– Бред какой-то. А вдруг он правду говорил? – задумчиво бормочет Ваня, шумно почесывая затылок.
– Забудь, конечно, бред, ну или почти. Нам как угодно не по пути. Пусть развлекаются, как хотят, лишь бы народ не тиранили. Ты главное выкинь все из головы, миры внешние, внутренние, эксперименты. Не это сейчас главное. Мне подыграть пришлось. Хотел его на чистую воду вывести, но нет… Пойдем дальше, своими силами управляться надо.
– Погоди, пока мы в кустах прятались, мне какое-то журчание было слышно. Нет не то, о котором ты думаешь, не улыбайся так. Дохловатый, но ручей. Как хочешь, а мне и лужа сгодится.
– На счет луж не знаю, не пробовал, и не прижимало еще до такой степени, но пойдем, поглядим. Должно же хоть немного нам повезти.
Путешествие возобновляется. Фляги и даже пара пакетов наполнены вполне сносной водой, что радует, но мы молчали, каждый думая о своем. Мне кажется напрасным тревожить рассудок своего приятеля объяснениями и вообще любыми словами. У него и так временная картина мира расплылась и потекла на пол походной обыденности. Меня же восхищает тонкая подмена истинных понятий ложными. Замени идею лаборатории на полигон, и все встанет на место. Однако, эти парни нашли или выдумали внешнего врага, давшего иную, обманную цель. По себе знаю, что пасть в борьбе с системой проще, чем преодолеть собственное несовершенство. После беседы у меня остался странный осадок. Он заставляет нервничать, оборачиваться, словно на каждом шагу за нами следит система, и собирается устроить внеочередную пакость. Умом понимаю, следит, но злого умысла не имеет, машина все-таки.