IV
Маруся поймала Сергея в объектив своего фотоаппарата и нажала на спуск. Затвор открылся на долю секунды, луч света проскользнул сквозь лепестки диафрагмы и упал на плёнку, запечатлев на ней изображение молодого человека.
Серёжа перевернул страницу, откинул со лба светлую чёлку, и взглянул на Марусю:
– Ты собиралась снимать пейзажи и опять фотографируешь меня.
Девушка опустила фотоаппарат и подошла к Серёже, сидевшему под большим дубом. Он читал ответы на экзаменационные билеты. Рядом с ним лежали сумочка Маруси, его рюкзак, и белая ветровка. Синяя футболка с изображением яхты и якоря плотно облегала его плечи.
– Вообще-то, я фотографировала именно пейзаж. Дерево, рядом с которым ты сидишь, расположено на одной из линий, по которой строится композиция, а ты её дополняешь. Когда я проявлю плёнку и напечатаю снимки, ты увидишь, что кадр уравновешивается озером, находящимся слева от дерева, и облаками, парящими над горизонтом.
Маруся немного помялась и спросила:
– Какие у тебя сегодня планы на вечер?
– В четырнадцать часов у меня лекции в институте. Потом мне нужно заехать домой к Марку и забрать оттуда Анютины вещи.
– Жаль, что так получилось. Они были очень красивой парой.
Серёжа сдвинул брови и, смочив языком палец, перевернул очередную страницу.
– Ничто не вечно. Даже любовь когда-нибудь заканчивается.
В парке стояла безветренная погода. Ветви деревьев переплетались между собой, образуя причудливые узоры на фоне ярко-синего неба. Лучики солнца пробивались через дубовые заросли, отбрасывая тени на лица Серёжи и Маруси.
Маруся чуть-чуть приподняла подол своего платьица и сдвинув коленки села рядом с Сергеем. Он посмотрел на её профиль. Взгляд Маруси был рассеян и направлен на корни близлежащих деревьев. Радужная оболочка её больших зелёных глаз казалась прозрачной, как огранённый изумруд.
– Я иногда думаю о том, что занимаюсь не тем делом, – тихо вымолвила Маруся.
Сергей оторвался от конспекта, который принялся было читать, и удивлённо взглянул на неё:
– Почему?
– Моё творчество стало слишком коммерческим. А любая коммерция убивает искренность. Мне кажется, что если бы я пошла работать в офис, а по вечерам рисовала картины или снимала пейзажи ночного города, это было бы более честное творчество, чем те работы, которыми наполнено моё портфолио.
– Помнится, ты говорила, что несколько лет назад вообще не верила в фотографию как в искусство. А потом вдруг нашла какой-то стимул для творчества, и теперь тебя невозможно разлучить с фотоаппаратом. Иногда мне кажется, что ты даже спишь с камерой, – сказал Серёжа и погладил её по шее.
– В наши дни действительно стало много фотографов, все достижения которых опираются на фильтры графических редакторов. Если убрать из их работ компьютерные эффекты, то они лишатся львиной доли атмосферы и красоты. Но, мне попался человек, который занимался фотографией, имея за плечами академическое художественное образование, – ответила Маруся, и подняв с земли камешек, кинула его в растущие напротив неё кусты.
– Ты никогда мне про это не рассказывала, – сказал Серёжа, продолжая гладить её по шее. Распечатка с билетами теперь лежала рядом с ним на земле. От волос Маруси приятно пахло лавандой.
– Это случилось ещё до нашего с тобой знакомства. Мы познакомились с ним через Интернет. Один из виртуальных друзей добавил меня в чат, где сидели субкультурщики и любители чёрного юмора. Один из тамошних обитателей увлекался насекомыми и постоянно их фотографировал при помощи дешёвой зеркалки, реверсивного кольца, и штатива. Основная часть его работ представляла собой макро-фото, на которых были запечатлены насекомые. Но, они были лишь поводом. Главным в его работах были красивые оптические дефекты и цветовые аберрации, которые вызывали у зрителя целую гамму чувств. Он почти не пользовался Фотошопом, кроме тех случаев, когда нужно было настроить цветовые профили для печати или публикации фотографий в Интернете. А веру в фотографию как в искусство мне вернула одна его работа, где красивая композиция была выстроена при помощи границ кадра и палки, торчащей на фоне вечернего неба, – промурлыкала Маруся и повернулась к Серёже. В её ласковых глазах плескалась ностальгия.
Серёжа взял Марусю за руку и принялся гладить её по ладони кончиками пальцев.
– Как можно выстроить композицию при помощи одного объекта?
Маруся ответила:
– Важно правильное расположение объекта в кадре. Любая композиция строится по линиям, которые делят кадр или холст на девять одинаковых частей. Ошибка начинающих фотографов заключается в том, что они любят располагать самый интересный объект в центре кадра или заваливать горизонт. А для того, чтобы изображение как говорится “играло”, желательно размещать главный объект съёмки на одной из линий или их пересечении. Таким образом, чтобы оно было несколько смещено. В принципе, основы композиции и перспективы это тема для целой лекции. Сейчас мне было бы трудно это объяснить, не имея под рукой наглядных пособий по искусству.
– Я с удовольствием послушаю, – сказал Серёжа. Он обхватил своими пальцами ладонь Маруси. Та сжала его руку в ответ.
– У нас не так много времени, ты морочишь мне голову, – улыбнулась она, – если проводить какие-то аналогии, то я бы сравнила фотографию со скульптурой. В ней, конечно, применяются те принципы, на которых основана живопись, но в корне она ближе к скульптуре – если скульптор в своём творчестве отсекает от камня всё ненужное, то задача фотографа заключается в отсечении всего ненужного от объектов, которые он видит в окружающем мире. Только его инструментом является не резак, а объектив. Когда у меня ещё не было цифрового фотоаппарата, позволяющего тренироваться без ограничений, а снимать на плёнку я не умела, я носила с собой рамочку от диафильмов и иногда разглядывала окружающий меня мир через неё, откладывая у себя в голове основы для будущих сюжетов.
Маруся подняла с земли ещё один камешек и ловко бросила его в сторону раздвоенного дерева, попав между расходящимися стволами. Некоторое время они с Серёжей сидели молча.
Взглянув на дерево, Серёжа увидел белку, которая отрывистыми движениями перемещалась по ветвям. Заметив Серёжин взгляд, белка остановилась и уставилась на него блестящими бусинками своих маленьких чёрных глазок.
Его вырвал из раздумий голос Маруси.
– Серёжа, ты когда-нибудь думал о смерти? О том, что однажды всё это, – она подняла руку и обвела ей окружающее, – всё это закончится? Что нас ждёт дальше, после того, как мы умрём? Там что-нибудь будет?
Вопрос Маруси завёл его в тупик. Несмотря на имеющуюся у Сергея систему взглядов, он никогда по-настоящему об этой теме не задумывался.
– Я стараюсь об этом не думать, – ответил он, – жить одним днём, так как прошлого уже нет, а будущее ещё не наступило.
– Ты веришь в Бога? – спросила его Маруся?
– Сложно сказать, – сказал Серёжа, – я был крещён в детстве, но никогда не жил религиозной жизнью. И Бог для меня это скорее некая духовная сила, управляющая материей, пространством, и живыми существами, чем кто-то персонифицировнный.
– Ты не боишься умереть? – Маруся в упор смотрела на него, крепко сжимая его ладонь своими тонкими пальчиками.
– Просто не думаю об этом, вот и всё.
Маруся подняла ещё один камешек и бросила его в кусты, сбив с ветки листик.
– Я часто думаю о смерти, и одной из причин, по которой я увлеклась фотографией, является постоянная память о ней. В окружающем нас мире много всякой красоты, я стараюсь зафиксировать её, чтобы в постоянно меняющемся пространстве остались запечатлёнными хоть какие-то моменты, – вымолвила она, – представь себе – однажды не станет тебя, меня, а результаты нашего творчества останутся.
– Ты оптимистка, – ответил Сергей, – картины и рукописи так же подвержены разрушительному действию времени, как и мы.
– Но, произведения искусства, литературы, и музыкальные сочинения, как ты можешь видеть на примере классиков, переживают столетия, – парировала Маруся.
Сергей снова взял в руки распечатку и принялся перелистывать страницы:
– Чтобы стать классиком нужно обладать выдающимися качествами, которые смогут выделить человека на фоне других творческих людей, – заметил он.
– Я не претендую на звание классика. Надеюсь на то, что моё творческое наследие сможет прожить хотя бы на мгновение дольше, чем я. Научить людей чему-то хорошему, – смущённо сказала Маруся.
– В принципе, фотография может многому научить людей. Прежде всего, она является окном в мир безупречной эстетики. Но, чтобы создать что-то вечное, тебе придётся поменьше фотографировать меня, – улыбнулся Сергей.
Маруся широко раскрыла глаза и ткнула Серёжу в бок своим маленьким кулачком:
– Сволочь! – засмеялась она, осознав смысл Серёжиных слов после секундного замешательства, – это же ради тебя!
Сергей усмехнулся и снова отложил распечатку с билетами:
– Ты хочешь сохранить меня для потомков? – обнял он Марусю за талию.
– Да, – тихонько ответила она. Её распущенные светлые волосы красиво обрамляли её лицо. Сергей ощутил желание поцеловать Марусю.
– Как это мило, – ответил Серёжа и, плотнее обхватив её за талию, притянул Марусю к себе.
V
Несмотря на солнечный полдень, в храме царил полумрак.
Сквозь цветные полупрозрачные стёкла витражей в зал проникали лучи света, узкими полосками падавшие на пол и высвечивавшие извилистые узоры, выложенные на каменном полу кусочками разноцветных плиток.
Мама подошла к иконе Николая Чудотворца и поставила две свечки за здравие. Затем закрыла глаза и молча помолилась, прося святого о заступничестве.
В это время в церкви было немноголюдно, только несколько старушек и пара молодых женщин, пришедших на обеденную службу, да храмовые служки ходили то тут, то там.
На улице было жарко, но каменные стены храма сохраняли приятную прохладу. В воздухе пахло ладаном, воском, и маслом для лампад.
Решение зайти в храм мама приняла спонтанно, оно не входило в её планы. Так совпало, что церковь стояла рядом с местом её работы. Всё утро она думала про Анюту и отказ Сергея навестить её.
Придя на работу она сначала принялась разбирать документы, сделала пару звонков, а затем почувствовала себя совершенно разбитой. Налила себе чашку кофе, села и начала смотреть в окно, рассеянным взглядом изучая верхушки деревьев, окна домов, и линию горизонта, расплывававшуюся в тёплом воздухе.
За два года работы в компании она даже не подозревала о том, что поблизости находится храм, и когда её взгляд случайно выцепил его среди похожих один на другой панельных домов, приняла решение посетить это место во время обеденного перерыва.
Она помнила, что с самого детства Сергей нежно любил свою сестру и никогда не давал её в обиду, поэтому его решение отказаться от визита было неожиданным для неё.
Конечно, это было его право. Она вполне допускала, что у него могут быть свои дела, но в сложившейся ситуации шансы его шансы увидеться с ней таяли с каждым днём.
Под сводами храма раздавался голос священника. Служба была уже закончена. Батюшка вёл проповедь.
Мама поправила на голове платок и подошла поближе. Белый платок и синий офисный костюм с мини-юбкой и белой блузкой – более дурацкого сочетания не придумать для посещения храма. Ей было всё равно.
– …некоторые из нас считают, что смерть это конец и после неё ничего не будет. Такой взгляд очень удобен для тех, кому важнее богатство, удовольствия и материальное преуспевание. Эти люди считают, что материя является единственным мерилом ценности. Разменявшие дар вечной жизни на сиюминутные удовольствия, они слепы и не ведают о том, куда идут. Они не чувствуют и не видят, они не верят. Но у каждого в жизни однажды наступает момент, когда приходится осознать свою смертность, увидеть что всё то, что составляло смысл и ценность в его жизни – не более, чем иллюзия, – говорил священник. Редкие в этот час прихожане стояли вокруг него. Поверх чёрного одеяния, накинутого на худое старческое тело, висел на цепочке большой крест из серого металла. Седая борода прикрывала грудь, а длинные густые волосы были собраны в пучок на затылке, – всё в этом мире преходяще – богатство, слава, красота. Желая обрести опору в проявленном мире, мы подобны утопающим, которых затягивает в болото, из последних сил цепляющимся за рыхлую почву вокруг зыбучей трясины.
Мама слушала священника и отрешённо смотрела на иконостас. В глазах людей, изображённых на иконах, читались покой и безмятежность. На мгновение ей захотелось остаться тут, никуда и никогда больше не выходить. Забыть про дом, работу, про Марка и Анну, про Серёжу и Марусю, и остаться тут, чтобы вечно ощущать эту безмятежность, которой были напоены стены храма.
– …смысл жизни в том, что она заканчивается. Представьте себе, что каждый из нас мог бы жить вечно на земле. Это была бы ужасная жизнь. Человек это существо духовное. И все удовольствия, которые мы испытываем, даже те, что мы получаем от земных плодов – следствие нашей духовной жизни. Даже самый закоренелый атеист и безбожник живёт духовной жизнью. Они могут отрицать это, не осознавать этого, но в глубине души всегда будут это чувствовать. Только перед лицом смерти мы начинаем осознавать ценность жизни. Лишь зная о том, что цветок со временем увянет, мы способны оценить его красоту во всей полноте. Тот, кто помнит о смерти, имеет шанс прожить свою жизнь достойно, потому что перед её взором отступают все обиды и разногласия. Все противоречия уравновешиваются одним этим парадоксом. Поэтому тот, кто всегда помнит о смерти – уже пробуждён от сна тварной жизни. Лишь посмотрев ей в глаза, мы понимаем что истинно, а что преходяще, – сказал священник и вытер пот со лба. Несмотря на царившую в храме прохладу, ему было нелегко.
Мама никогда не была особо религиозной. Её, как и Сергея, родители крестили в детстве, но до сорока лет она жила светской жизнью, пока пережитое несчастье не ввергло её в отчаяние, заставив искать утешение во всём, даже в давно забытой ею религии, символ которой она носила на протяжении последних лет как украшение. Тем не менее, она читала истории о святых отцах, и сейчас ей вспомнился Иоанн Кронштадтский, всю свою жизнь отдавший служению людям. Почти не спавший, не евший, чей день постоянно занимали богослужения, благотворительность, посещение больных, преступников и отчаявшихся. Именно он сейчас пришёл ей на ум, когда она увидела как священник устало вытирает лоб, ведя свою проповедь.
Взглянув на людей, окружавших священника, она увидела на их лице спокойствие, любовь и безмятежность, такие же, как и у святых на иконах. Но, она понимала, что всем им, и ей в том числе, далеко до святых.
“Вот, зачем они сюда приходят”, – подумала мама, – “не потому, что одиноки. Не потому, что им некуда пойти. Просто они понимают больше, чем мы. А я не понимала”.
В этот момент ей захотелось заплакать. Всю жизнь она была сильной, успешной, уверенной в себе, и вдруг весь её тщательной выстроенный мир рухнул в одночасье. И оказалось, что то, что она считала источником своей силы, является слабостью, а то, что принимала за слабость, являлось источником силы.
Она прислонилась спиной к колонне и взглянула под купол храма. Через узкие боковые окошечки в его гулкое пространство проникали лучи света и яркими пятнышками играли на фресках, которыми были расписаны его стены.
Священник продолжал говорить, рассказывая о смысле жизни и бренности бытия, но мама больше его не слушала, а лишь отрешённо смотрела на то, как свет вырисовывает узоры на фресках. В одном из окошек купола она увидела край белого облачка на синем небе.
Через некоторое время она взглянула на часы – время обеда подходило к концу. Она выпрямилась, в последний раз посмотрела на священника – старушки всё так же окружали его и слушали проповедь. Потом развернулась и направилась к выходу из храма. Тяжёлая дверь медленно захлопнулась за её спиной.
Мама вышла под яркое весеннее солнце и взглянула в небо. Там неподвижно висели пухлые кучевые облака, а высоко над головой виднелся бледный диск Луны, словно изваянный из белого мрамора.
VI
Он долго стоял перед дверью подъезда, не решаясь войти. Узкая двенадцатиэтажная высотка из жёлтого кирпича торчала в ночном небе как кость. Стеклянные глазницы её окон уже погасли. Улица была безлюдной. Лишь ветви деревьев тихо шептались на ветру в бледном свете фонарей.
Поначалу он чуть не заблудился. Выйдя из метро, он зашёл в городской лесопарк и долго блуждал среди деревьев. Как назло, вокруг не было ни одного прохожего. Но, интуиция и постоянное чувство дежавю помогали ему найти верный путь.
Табличка на доме извещала о том, что здание расположено на улице Красной Армии, под номером “один”. Дом всем своим видом напоминал большую единицу, торчащую среди старых хрущёвок. Он резко выделялся на фоне застройки микрорайона. Только красная церковь, утопающая в листве лесопарка, создавала равновесие между собой и высоткой.
Марк открыл дверь и зашёл в подъезд. В воздухе пахло бетоном, бумагой, и свежей краской. Сразу за входной дверью располагался тамбур, одна из боковых стен которого была сделана из стеклянных блоков, скреплённых цементным раствором, через которые в тамбур просачивался рассеянный стеклом свет из подъезда.
Открыв следующую дверь, он сделал шаг и вошёл внутрь. Стены помещения были выложены белыми прямоугольными плитками. Между ними были узоры из чёрных и красных квадратиков. Почтовые ящики напротив лифта сияли свежей серой краской.
Подъём на шестой этаж длился бесконечно. Марк чувствовал сильное волнение, как перед первым свиданием. Предвкушение получения ответов на вопросы захлестнуло его с головой. В животе как будто летали бабочки, приятно щекоча диафрагму своими крыльями.
Во время подъёма он изучал своё отражение в зеркале, висевшем на задней стенке лифта. Воротник его рубашки был помятым, между бровей пролегла складка, а под глазами появились тени от усталости.
Он без особой надежды взглянул на часы и увидел, что они по-прежнему показывают восемнадцать тридцать.
Двери лифта раскрылись с протяжным скрежетом. Марк вышел на площадку и огляделся. Чёрно-коричневая металлическая дверь располагалась слева от него.
“Катя говорила, что дверь расположена справа. Она не уточнила – справа от человека стоящего лицом к лифту или от человека, стоящего спиной к нему. Она запомнила то, что видела, когда уходила от Анюты”, – подумал Марк. В воздухе висела мёртвая тишина. С улицы не доносилось ни звука. Соседние квартиры молчали. Казалось, что дом вымер. От этого Марку становилось не по себе.
Он подошёл к двери. На табличке, которая висела над глазком, было число “сорок один”.
Достав ключи, он по очереди попробовал каждый из них. Подошёл второй. Марк повернул ключ в замке и вошёл в квартиру.
В коридоре было темно. Он попытался нащупать на стене выключатель, но не смог.
Марк прикрыл за собой дверь. Справа от входа находилась кухня с красными шторами, через которые в неё проникал свет уличных фонарей. Это было небольшое помещение с газовой плитой, аккуратной стальной мойкой, маленьким прямоугольным столиком у окна. Над плитой и разделочным столом висела пара шкафчиков с посудой.
В голове у Марка вдруг возникла картина – солнечное утро, кружки с кофе, стоящим на столе, женщина, сидящая напротив него. Её лицо было скрыто лучами солнца, бившего в окно. Он почувствовал тоску, нежность и… ностальгию. На одной из кружек были изображены морские волны, якорь, и штурвал. Это была его кружка.
“АННА”.
Её имя сразу всплыло в его памяти. Как он ни старался, ему не удавалось вспомнить её лица. В свете фонарей, узкой полосой застывшем на стене, он увидел выключатель. Марк нажал на него, но света не было. Это было странно, так как в подъезде электричество было.
Внезапно раздавшийся в полумраке звонок телефона заставил его вздрогнуть. Марк почувствовал как шерсть у него на загривке встала дыбом. Висевший на стене кнопочный телефон мерцал зелёным светодиодным огоньком, извещая о входящем звонке.
Марк снял трубку и помедлив приложил её к уху.
– Алло, – сказал он. Из трубки слышались только потрескивание и шипение.
Марк нахмурил брови и повторил:
– Алло!
В трубке что-то зашуршало, а затем раздались короткие гудки.
Марк пожал плечами и повесил её на место.
“Нужно осмотреть комнаты”, – подумал он.
Он вышел из кухни и прошёл в коридор. Из-за темноты ему пришлось передвигаться наощупь.
Напротив кухни находилась дверь. Марк открыл её и зашёл внутрь. Это было маленькое помещение, размером чуть больше туалета. Похоже, что оно предназначалось под кладовку, но три стены, кроме той, в которой располагался вход, были до самого потолка уставлены книжными полками.
Он нагнулся и взял одну из книг с нижней полки. В свете уличных фонарей, падавшем с кухни, он увидел, что у неё красно-бело-синяя обложка. На передней части переплёта было написано “Альбер Камю”.
“Камю? Он мне нравится”, – подумал Марк, – “помнится, некогда я зачитывался “Чумой”, “Посторонним”, и его эссе про музыку. Зачитывался?”.
Поставив книгу на место, он вышел в коридор и, закрыв дверь, продолжил исследовать квартиру.
Пробираясь в узком пространстве он свалил что-то на пол. Нащупав дверную ручку, он нажал на неё и вошёл в комнату.
Это была небольшая комната с одним окном. Занавеска была сдвинута в сторону, уличный свет свободно падал в помещение, освещая то, что в нём находилось.
Вдоль одной из стен стоял длинный шкаф-стенка с полкой для телевизора, отделением для одежды и книжным стеллажом. У противоположной стены стоял диван-книжка с лежащим на нём скомканным одеялом. Рядом с окном был поставлен небольшой складной столик с ноутбуком и табуреткой. Стены были оклеены синими обоями.
Марк подошёл к стеллажу и принялся разглядывать книги. На полке, расположенной на уровне его глаз, стояло несколько фотографий в рамках.
Он взял одну из них в руки и подошёл к окну. Это была небольшая полароидная фотография в квадратной рамке. На ней были изображёны он и молодая девушка. У неё были светло-русые волосы, голубые, слегка раскосые глаза, и маленький пухлый ротик на круглом лице. Судя по всему, фотография была сделана на каком-то пляже. Девушка улыбалась и обнимала Марка за шею.
“Анна? Так вот ты какая?”, – подумал Марк. Тоска и нежность забились в его сердце с новой силой – “где же ты теперь? Как мне тебя найти?”.
При улыбке у девушки обнажались красивые ровные передние зубы, что придавало ей сходство с зайкой.
Сзади внезапно раздались звуки какой-то возни.
– Кто здесь? – крикнул Марк, отступив от окна.
На диване что-то двигалось. Одеяло сдвинулось и обнажило голову молодого человека с длинными, взлохмаченными пшеничными кудрями. Его лицо было сонным и усталым.
Молодой человек вынул руки из под одеяла, протёр глаза, и уставился на Марка. Некоторое время он изучал его, а потом промолвил:
– Показалось, – и повернувшись на бок улёгся спать дальше.
Марк подошёл к дивану и потряс молодого человека за плечо:
– Эй! Что ты делаешь в моём доме? Отвечай, нечего тут спать!
Молодой человек отмахнулся, но Марк настойчиво продолжал его трясти. Наконец, парень не выдержал и проснулся. Откинув одеяло, он сел на кровати и спросил:
– Марк, это ты?
Марк взял табуретку из под столика, поставил перед диваном, сел и ответил:
– Мы знакомы?
Парень потёр грудь под синей футболкой, на которой были изображены яхта и якорь, и сказал:
– Да, знакомы. Ты – Марк, парень моей сестры. Но ты же должен быть в больнице. Тебя уже выписали?
Остолбеневший Марк наклонился вперёд и, глядя в глаза парню, спросил:
– В какой ещё больнице? Что происходит?
Только сейчас он заметил, что черты лица парня напоминают ему внешность Анны. Такой же разрез глаз, только цвет радужки более тёмный. Такие же губы над мужественным подбородком. И цвет волос, как у девушки, запечатлённой на фотографии.
– А ты не помнишь? – задал парень Марку встречный вопрос.
– Что я должен помнить? – удивился Марк.
– Ты попал с Анютой в автокатастрофу, когда уезжал от нас. Позавчера.
– А ты кто такой?
– Вообще-то, я Сергей – брат Анюты. Мы с тобой дружили. Крепко же тебя ударило. Как ты здесь оказался, ты ведь лежал в больнице? – невозмутимо ответил парень. Весь его вид выражал сильнейшую усталость.
Марк слушал парня и не верил своим ушам. Он готов был поклясться, что не попадал ни в какие катастрофы, а теперь этот парень говорил ему про больницу, о которой он совершенно не имел никакого представления.
“Может быть я и в самом деле был в больнице? Возможно, я сбежал оттуда? Тогда полученная в автокатастрофе травма вполне может объяснить мою амнезию”, – подумал Марк, – “или этот парень – вор и просто врёт? Почему он тогда так похож на Анну?”.
– Расскажи мне, что здесь происходит. Я совершенно ничего не помню. Очнулся в каком-то кафе, нашёл у себя визитку института журналистики, приехал туда. Какие-то Катя и Саня сказали мне, что у меня есть девушка Анна, что я живу здесь – сказал Марк, вопросительно глядя в лицо парню.
– Всё верно, – сказал Сергей, – ты – парень моей сестры. Вы встречаетесь уже два года, собираетесь пожениться после окончания института. Планировали ребёнка, но пока безрезультатно. Анюта работает стюардессой, а ты – специалист по рекламе и связям с общественностью.
– А что произошло позавчера? – спросил у Сергея Марк.
Парень приложил к лицу раскрытые ладони и ещё раз протёр лицо.
– Ну, вы приехали к нам в гости, навестить наших родителей. Провели у нас субботний вечер и собрались ехать домой. Когда выезжали на проспект вы столкнулись с тяжёлым грузовиком. Прохожие и водитель фуры чудом не пострадали, а вот вы с Анютой получили сильные травмы…
Внезапно тело Сергея начало становиться прозрачным. Марк слышал его голос, но он становился всё слабее и слабее, пока парень не начал растворяться и в конце концов не исчез совсем.
Только лёгкая дымка на том месте, где он сидел, теперь напоминала о его присутствии.
Марк закрыл глаза, открыл их и ещё раз взглянул на диван. Там никого не было.
Он устало приложил ладонь ко лбу и провёл ей по лицу. После беготни по городу он чувствовал утомление. От этого у него снова начала болеть голова.
В его руке по-прежнему была зажата рамка с фотографией. Взглянув на неё, он отогнул скобки с задней стороны, извлёк квадратный лист фото из рамки и сунул его в бумажник. Затем подошёл к стеллажу и поставил рамку на место. Сев на диван, он закрыл глаза и через некоторое время провалился в сон.