Сдавайся, я твой

– Мама, мамуля, тебе очень больно? Ма, это я ударил? Мамочка, извини! Мам, ну не плачь! – бормотал сын, дёргая согнувшуюся пополам Алёну за рукав длинной вязаной кофты.

Боль понемногу отступала, и Алёна смогла распрямиться. Потрепав сына по темноволосой головке, она села на злополучные качели и, шумно выдохнув, строго сказала:

– Никита. Ты. Не должен. Подходить. К этому. Человеку. Никогда.

Никитка, всё ещё испуганный тем, что натворил, прижался в её ногам и уткнулся головой в живот. Фрейман, наблюдавший эту сцену с непонятным выражением лица, придал голосу не меньшую твёрдость, чем Алёна:

– Послушайте, я даю вам честное слово, что не буду похищать вашего сына и вас саму, не буду также вас грабить, убивать… насиловать… – задумчиво обронил он после паузы таким тоном, словно как раз в невозможности последнего вдруг очень засомневался. Алёна свирепо глянула на него, но сочла за лучшее ограничиться негодующим молчанием. – Просто давайте поговорим, хорошо? Вы ведь даже не пытаетесь меня выслушать.

Кучкующиеся у песочницы мамаши с интересом поглядывали в их сторону, а та, что была помоложе других, украдкой достала из сумочки маленькое зеркальце и принялась поправлять причёску, очевидно, с расчётом на внимание Фреймана. Алёна впервые подумала, что лицо у него очень симпатичное, несмотря на упрямое мальчишеское выражение и глупые попытки придать себе солидности, отложив подальше бритву. И – странное дело – после таких мыслей бояться Фреймана было как‑то несерьёзно. И хотя Алёна опасалась того, кто может за ним стоять, но нашла в себе силы заговорить без дрожи в голосе.

– Я бы рада, но… мне некогда, – ответила она. – Правда, некогда. Я только что с работы, где мне сообщили, что наша редакция ликвидируется. Сегодня вечером я должна «подхалтурить», а потом ещё и заняться поисками новой работы. И ещё мне очень хочется хотя бы чуть‑чуть поиграть с сыном перед сном. А сейчас нам с ним нужно бежать на рынок, потому что дома кушать нечего. Вот так. Дмитрий… я готова вас выслушать. Но не в ближайшее время.

Фрейман слушал её объяснения с интересом, пару раз даже согласно кивнул головой. Когда Алёна договорила и, не без труда подняв на руки Никитку, встала с качелей, он засмеялся:

– Вы маленькая такая, ну куда вам этого богатыря таскать? – и настолько быстро отобрал у неё сына, что Алёна и сказать ничего не успела. – Давайте я отвезу вас в магазин… или на рынок, куда вам нужно… а потом – домой. Заодно и поговорим по дороге.

Не дожидаясь её одобрения или, что вероятнее, потока возражений, Фрейман с Никитой на руках проследовал к выходу с детской площадки, подмигнув на ходу молодой маме, которая к тому моменту завершила свой марафет и теперь ласково улыбалась, кокетливо хлопая ресницами. Интересно, подумала Алёна, а если предположить на секунду, что у нас семья, то это нормально – чужому мужу глазки строить?.. Но уже через несколько наполненных негодованием мгновений она сообразила, что молодая мама, конечно, много раз видела её в детском саду – и безо всякого намёка на мужа – так что вполне могла принять Фреймана за… за кого? Скажем, за приятеля Алёны. А в адрес неокольцованного мужика не похлопать ресничками – грех, особенно если мужик этот – высокий и приятный с виду русоволосый мужчина, которому нет ещё и тридцати. Лакомый кусочек, нечего сказать…

«Лакомый кусочек», не подозревая о мыслях Алёны, как раз устраивал Никиту на заднем сиденье своей блестящей красной машины – очень красивой и аккуратной иномарки, такой только любоваться, даже ездить жалко. Пока Никита выспрашивал у Фреймана, «Тойота» ли это, а если да, то какая именно, Алёна проигнорировала гостеприимно открытую переднюю дверь и тоже юркнула на заднее сиденье, поближе к сыну.

Несмотря на все обещания Фреймана, неизвестно было, куда он их собирается везти, так что ещё до того, как машина плавно тронулась с места, Алёна успела десять раз пожалеть о том, что в неё села.

Глава четвёртая,

полная размышлений о жизни

– Ну так вот, – откашлявшись, начал Фрейман. – О чём я, собственно, хотел с вами поговорить.

Алёна никак не могла взять в толк, как всё произошло, точнее, как она это допустила: в дороге они так и не нашли времени для разговора, так что он очень ненавязчиво напросился на чай и теперь сидел в её крохотной кухоньке, привалившись спиной к холодильнику и одобрительно поглядывая на тарелку с горячим супом, который сердобольная Алёна не могла не предложить гостю, уж коли взялась кормить Никитку. О чём она думала, приглашая Фреймана домой? Неужели поверила его бреду про то, что убивать и грабить их он не будет? Липкий страх опять понемногу овладевал ею, и, чтобы скрыть дрожь в ногах, Алёна присела на табурет напротив Фреймана.

– О чём?

– Алёна, – сказал он так проникновенно, словно собирался по меньшей мере сделать ей предложение руки, сердца и прочих внутренних органов. – Попробуйте меня выслушать. Я хочу сказать, что поступил с вами подло – тогда, два года назад, отобрав у вас паспорт.

Он сделал паузу – неужели был настолько наивен, чтобы ожидать от Алёны сочувствия и утешений вроде такого: нет‑нет, Дима, вы‑то не виноваты, это всё мой мерзавец муж задумал, с него и спрос?.. Но она молчала, и Фрейман продолжил:

– На самом деле, я не жду сейчас того, что вы меня вот так сразу простите, – он снова умолк. – Бред, да что я говорю! Жду, конечно. Но я не дурак, чтобы не понять, что вы этого не сделаете.

Алёна никак не отреагировала на его откровенность, просто сидела и с любопытством слушала. Ей нравилось смущение Фреймана, то, как старательно он подбирает слова и с каким аппетитом ест приготовленный ею суп. Алёна никогда не обладала выдающимися кулинарными способностями, но Никитка на её стряпню не жаловался (вот же хороший мальчик, воспитанный), а гостю сырный суп с шампиньонами явно пришёлся по душе, и это было очень приятно. Ел с аппетитом, зажав в одной руке горбушку свежей буханки. Ей вдруг подумалось, что Фрейман должен был быть очень домашним мальчиком, обожающим свою мать и приготовленные ею обеды и ужины. Почему‑то этот странный человек постоянно казался Алёне младше своих лет. Она то и дело напоминала себе, что ему как минимум двадцать пять. Неужели он настолько младше её? Даже не верится. И когда только она успела повзрослеть… да что там – постареть!.. Да нет, ему наверняка больше, просто он так молодо выглядит. Но младше её, это точно. Уму непостижимо, как бежит время. Странно, все кругом не устают это повторять, а чтобы самой поверить, нужно встретить по‑настоящему молодого парня и…

– Вы меня совсем не слушаете, да?

– Да, – машинально согласилась Алёна и даже кивнула рассеянно, но уже через мгновение спохватилась и принялась отнекиваться: – Простите, эээ… Дмитрий…

– Зовите меня Митей, – проникновенно предложил Фрейман. – Как мама называла.

– По‑моему, это лишнее, – буркнула Алёна, удивлённая упоминанием о его матери и тем, как неожиданно точно её представление о Фреймане совпало с реальностью. – Нам с вами не детей крестить.

– Как угодно, – не обиделся он. – О чём вы так задумались? Что‑то случилось?

– Новых неприятностей на горизонте замечено не было, – отрапортовала Алёна, взглянув на часы. Ничего себе – уже половина десятого! А Никитка, судя по доносящимся из комнаты звукам телевизора, и не думал ложиться спать. Опять его с утра не добудишься, ну что за ребёнок – наказание… – Никита! – прикрикнула она, повернувшись к двери. – Выключай телевизор и разбирай постель! Поздно уже, спать пора!

– Намёк понят, – засмеялся Фрейман, поднимаясь с табуретки. – Я засиделся. Слушайте, Алёна, суп ваш – просто объедение! Можно я ещё как‑нибудь на обед к вам напрошусь, а?

Проводив его до дверей, Алёна помогла Никите расстелить постель и посидела немного рядом с сыном, рассказывая выдуманную на ходу сказку про храброго мышонка по имени Хвостик. Сын обожал слушать её импровизации, и иногда Алёна шутила про себя, что могла бы неплохо подзаработать, став детской писательницей – благо, воображением её жизнь не обделила.

Наконец Никита заснул, свернувшись клубочком под тёплым одеялом. Алёна наклонилась, невесомо поцеловала сына в лоб и решила тоже лечь пораньше, чтобы не проклинать наутро весь мир, с трудом отрывая себя от уютной постели и цедя противный горький кофе: и кто только пьёт эту гадость по доброй воле? То ли дело ароматный свежезаваренный чай… правда, он не так сильно бодрит, вот и приходится вливать в себя растворимую арабику. Алёна тихонько прошла на кухню и налила себе в высокий стакан заранее подогретого молока: вот оно, лучшее снотворное, вкусное и полезное, знакомое с детства. Отпивая первый глоток, она зажмурила глаза и словно наяву увидела маленькую кухню, застеленный пёстрой клеёнкой стол и маму – её большую и уютную фигуру возле плиты, на которой грелось в кастрюльке молоко для маленькой Алёнки. Детство, которое сейчас кажется даже не далёким, а скорее – невероятным. Больше двадцати лет прошло, и нет уже той доверчивой Алёнки, тихой и домашней девчушки – а может быть, она просто затаилась где‑то внутри?.. И боится выглянуть, боится оказаться одна против всего негостеприимного, сурового мира, в котором мужья обижают своих жён и крадут детей, чтобы выручить большие деньги на подлых сделках… Бедная маленькая Алёнка, неужели она так никогда и не отважится высунуть нос из убежища? Ей ведь казалось когда‑то, что Григорий – это пресловутая каменная стена, за которой можно чувствовать себя защищённой и… оберегаемой? Ведь в самом начале он так о ней заботился, с такой нежностью предупреждал любые желания – и куда всё ушло? Когда на место влюблённого мужчины пришёл расчётливый делец, которому деньги заменили всё на свете, всё самое важное, самое дорогое… С тех пор Алёна чувствовала себя жестоко обманутой. Она осталась одна после гибели родителей в нелепой аварии и так надеялась, что Григорий позаботится о ней вместо них. Но Григорий продержался недолго, и с тех пор, как Алёна купила два билета на самолёт до Калининграда, она уже больше ни на чью защиту не рассчитывала: не видела смысла. Раз уж так вышло, то на этот раз она никому не посмеет довериться, на этот раз она обязана вырастить Никиту, воспитать его не таким, как все эти низкие люди из окружения Григория, не таким, как сам её муж…

Алёна допила молоко и вымыла стакан. Она любила порядок и никогда не оставляла немытую посуду наутро. Никитка иногда сердился, когда Алёна заставляла его собирать перед сном все разбросанные игрушки и расставлять по полкам книги, но каждый раз соглашался утром, что просыпаться в чистой комнате гораздо приятнее. Конечно, его помощь в уборке зачастую оканчивалась тем, что Алёне потом приходилось переставлять вещи по своим местам, но ведь Никита маленький ещё, смешно требовать от него идеального порядка.

С такими мыслями Алёна вернулась в комнату, где при мягком свете маленького ночника под оранжевым абажуром спал Никита. От всего этого веяло таким теплом, такой нежностью, что у неё защемило сердце. Ах, если бы её мальчик никогда не взрослел! Ну или хотя бы не так скоро. Так здорово делить с ним эту комнату, ложиться спать в двух метрах от его кровати, чтобы утром, проснувшись, видеть его сонное личико и убеждаться, что всё в порядке, что Никита здесь, его никто не похищает… а если такое и случается, то только в тяжёлых, беспокойных снах Алёны, которые, к счастью, с каждым месяцем посещали её всё реже и реже. Она поцеловала Никиту в лоб, поправила его одеяло и расстелила свою постель. Тело налилось приятной усталостью, и не было ничего лучше, чем нырнуть под толстое одеяло. За окном тосковал прохладный сентябрь, барабаня дождевыми каплями по стёклам, а в квартире было тепло и тихо, и Алёна почти сразу же уснула.

Ей приснился Фрейман, которому так понравился её суп, что он и во сне не уставал это повторять.

Глава пятая,

требующая активных действий

Найти новую работу оказалось гораздо труднее, чем Алёна предполагала вначале. Слишком маленьким городком был Зеленоградск, к которому они с Никитой так привязались за последние месяцы. Можно было, конечно, устроиться продавщицей в один из продуктовых магазинов, которые в изобилии открывались на первых этажах многочисленных новостроек, но это означало – целый день без Никитки при небольших деньгах, которых так или иначе не хватит для того, чтобы нанять для него няню. Других вакансий почти не было. Алёна заглянула было в редакцию журнала, из‑за которого администрация закрыла их газету, и даже в адвокатскую контору, которая должна была вскоре занять их помещение – нет, в новых сотрудниках нигде не нуждались, даже в симпатичном молодом секретаре со знанием компьютера на уровне опытного пользователя.

Забирая из редакции оставшиеся вещи – в основном безделушки со стола и кое‑какие документы, которые жаль было выбросить, Алёна разговорилась с дизайнером Павлом, который тоже заглянул напоследок в родную контору. Он уже нашёл себе подработку, и это было неудивительно, потому что в своём деле Павлик действительно был хорош. Его нанял крупный калининградский туроператор, заказав разработку корпоративного веб‑сайта. По доброте душевной Павел пообещал Алёне замолвить и о ней словечко перед новым начальством, но она не была уверена, что они с Никитой осилят переезд в Кёниг, даже если ей и впрямь предложат должность. Квартира здесь оплачена ещё на три месяца, Никитка привык к ребятам в детском саду, и вообще – всё это так сложно: снова паковать вещи, следить за их перевозкой, обживаться на новом месте… И всё же Алёна тепло поблагодарила бывшего сослуживца за помощь.

И тут случилось то, чего она никак не ожидала: Павлик оторвался от упаковки своих дисков, распечаток и книг по компьютерной графике, и, смущаясь, предложил:

– Алён, слушай, а может, встретимся на неделе? Сходим куда‑нибудь, выпьем… Я давно хотел предложить, да как‑то всё не решался. Знаю, что у тебя сын… и вообще…

Что «и вообще», Павел пояснять не стал – стоял, искоса поглядывая на Алёну в ожидании ответа. Она неуверенно пожала плечами.

– Почему бы и нет…

– Отлично, – обрадовался он. – Тогда я позвоню?

– Конечно.

– Только вот один вопрос… Алён, а что у тебя с тем парнем?

– Каким парнем? – опешила Алёна, нахмурившись. – С чего ты взял?

– Ну, Ирина Викторовна тут рассказывала. Она тебя видела, когда ты сына из садика забирала. Говорит, с вами парень был молодой на дорогущем джипе, мажор какой‑то…

Алёна расхохоталась. Вот так Ирина Викторовна! Правду говорят: язык до Киева достанет. Джип какой‑то выдумала, да ведь машина Фреймана ничуточки на него не похожа – хорошенький такой аккуратный автомобильчик, никакой не внедорожник. Вот же сплетница… Ещё и самого Митю мажором окрестила… Митю? Алёна так рассердилась на себя, что даже смеяться перестала. Никакой он ей не Митя, без панибратства! Фрейман – и точка, не собирается же она, в конце концов, заводить с ним близкое знакомство! Она вспомнила вчерашний ужин и смутилась. Как это так получается, что Фрейман из заклятого врага превратился в… Собственно, в кого? Она ведь не забыла о том, какие неприятности он ей принёс, не забыла его противной ухмылки там, в аэропорту… И что с этим делать?

– Алло? – Павел помахал рукой перед её лицом. – Алён, ты тут ещё?

– Что? А, да… тут… – пробормотала она, припоминая, о чём они говорили. – Он и не мажор никакой, что ты. Просто знакомый. И джипа у него нет.

– Знакомый? Я так понимаю, он не из нашего города? Слушай, Алён, может быть, момент не самый подходящий, но мне бы хотелось узнать…

– Что узнать? – не поняла Алёна, снова принимаясь укладывать вещи в картонную коробку.

– Ну, о том, как ты раньше жила. Где, с кем… Ты ведь не из Кёнига, это видно.

– Паша, – постаралась она сказать как можно мягче, хотя внутри неизвестно откуда поднималась тягучая волна раздражения. И зачем только он лезет не в своё дело? Можно подумать, ему не ужин пообещали – и тот в далёкой перспективе, а что‑то более серьёзное. Они всего лишь работали вместе, даже приятелями не были, так чего он тут выспрашивает? Алёна и сама толком не понимала, почему так сердится. Вполне понятный вопрос, и пусть даже отвечать на него ей не хочется, но имеет Павел право спросить? Имеет. Значит, придётся ему как‑то объяснить…– Ты прав, момент не тот. И вопрос тоже. Я бы не хотела об этом говорить, – твёрдо заявила Алёна.

Павел растерянно кивнул.

– Что ж… Как скажешь… Ты не обижайся, ладно?

– Забудь.

Алёна хотела ещё что‑то добавить, но тут дверь комнаты со скрипом приоткрылась, и в бывшее помещение редакции деловито вбежала Дюшка. Привычно запрыгнув на стол, она принялась с утробным мурлыканьем тереться о руки Алёны. Та погладила кошку по лобастой голове и спросила у Павла:

– А что же с ней делать?

– Не знаю, – замялся тот. – Я бы взял, но… Сама понимаешь, условий никаких. Пусть тут остаётся, может, прикормит кто во дворах…

Алёна вспомнила свою крохотную съёмную квартирку. Навряд ли хозяйка разрешит держать там кошку. Но и бросать её вот так, когда она так к ним ко всем привязалась, тоже было бы неправильно. Просто нечестно.

– Паш, так у тебя вроде мама в городе. Может быть, она возьмёт? Зима же скоро, жалко кошку…

Павлик скривился и отрицательно мотнул головой:

– Да ну, это не вариант. У мамы такая чистота в квартире – ты бы видела! Кошек она не потерпит. Жалко, а что поделаешь – вон их сколько ходит бездомных по улицам.

– Но Дюшка не бездомная! – возразила Алёна. – Мы её прикормили, приласкали – а теперь оставляем.

– Не горячись, она не пропадёт.

– Ну уж нет!

– Вау, – сказал Никитка. – Красивая. Она теперь наша?

Он без опаски подошёл к Алёниной кровати, взял на руки свернувшуюся на подушке Дюшу и прижал к себе. Кошка округлила глаза и пару раз дёрнула хвостом, как будто решая, не пора ли перейти к более активным действиям, но царапаться не стала. Никита осторожно погладил её по широкому лбу.

– Мам, она такая тёплая! Как грелка… Пожалуйста, пусть она навсегда останется.

Алёна улыбнулась, потрепала сына по волосам.

– Останется, если не будет пачкать в квартире. А то нас всех отсюда выгонят, придётся на улице жить.

Никита аккуратно вернул кошку на прежнее место и с ногами забрался на кровать сам. Дюшка опять легла на подушку, но сворачиваться в уютный клубок не спешила – вероятно, на случай, если кому‑то опять захочется её потормошить.

– Мам, а почему Митя сегодня не приехал?

– Какой ещё Митя? – упавшим голосом спросила Алёна, заранее зная ответ. Вот оно, начинается. Сама виновата, что не ограничила проникновение Фреймана в их жизнь, а ведь неизвестно ещё, что он на самом деле замышляет. Может ведь и убить, и ограбить, несмотря на все обещания и на то, что с виду он вполне приличный молодой человек. Нет, глупости. Он и тогда, два года назад выглядел прилично. Негодяй.

– Никита, послушай меня, хорошо? Я действительно не хочу, чтобы ты с ним общался. Пожалуйста, я тебя прошу.

– Но мама! – загрустил он.

– Что – мама?

– Разве он плохой? Он же просто замечательный! – горячо заверил её Никитка. – Он вчера интересно рассказывал, машину показал. Скажи, крутая?

– Машина хорошая, – не стала спорить Алёна. – А вот сам он… Митя…

– Сам тоже хороший! Ты просто не заметила!

Это прозвучало так забавно, что Алёна невольно улыбнулась. Не заметила? Очень трудно не заметить Фреймана, его напористое, мальчишеское обаяние, его непринуждённую весёлость – и то, что всё это порой переходит в откровенное нахальство. И на первый взгляд, нет ничего плохого в том, что он так нравится Никите. В конце концов, сын не сможет вечно расти у неё под крылышком, почему бы ему и с мужчиной не пообщаться, хотя, разумеется, Митя меньше всего похож на зрелого, состоявшегося представителя сильного пола. Ну вот, сердито оборвала себя Алёна. Она снова назвала его Митей – что за наказание! Она как будто наяву услышала его голос: «Как мама называла…» Мама. В том‑то и дело, что сам Фрейман – просто большой ребёнок, и трудно представить себе, что он однажды повзрослеет, что в его словах и действиях прибавится серьёзности. А с другой стороны, какое ей‑то до всего этого дело? Пусть Алёна и не дрожит больше при одной только мысли о событиях двухлетней давности, пусть ей не хочется больше расцарапать его лицо, но разве это что‑то значит? Какой смысл в том, чтобы поддерживать это абсолютно ненужное им обоим знакомство? И тем не менее Фрейман отчего‑то не желает оставить их в покое, и это не может не настораживать.

– Мама, ты о чём задумалась?

– Ох, Никитка… Как тебе сказать? О разном.

Она рассеянно потрепала сына по светловолосой головке. Думать сейчас надо не «о разном», а о вполне конкретных вещах – таких, например, как поиск работы. Не может быть, что во всём городе не найдётся подходящего места. Неужели им придётся вернуться в Кёниг? Когда уже закончатся все эти переезды, устало вздохнула Алёна. Никаких сил ведь не хватает. Вот же подлость: больше всего на свете ты хочешь забиться в какой‑нибудь тихий угол и жить‑поживать спокойно… так нет же, случается то и дело что‑то, заставляющее срываться с насиженного места. Ни минуты покоя. Ни секунды.

Глава шестая,

в которой семейство неожиданно разрастается

Приняв привеченную редакцией Дюшку на постой, Алёна и подумать не могла, что содержание простой, некогда уличной кошки может повлечь за собой серьёзные расходы. В том, что касалось еды, пушистая жиличка вела себя безо всяких капризов – была вполне довольна овсяной кашей, сваренной с рыбой или мясными обрезками. Приучать кошку к сухим кормам или консервам Алёна не собиралась – лишние траты! И тем не менее определённые финансовые вложения были необходимы.

Всё началось с визита к ветеринару. Как‑то с утра, проводив по‑осеннему сонного Никитку в детский садик, Алёна вернулась домой, с помощью ломтика докторской колбасы с дивным ароматом уговорила Дюшу влезть в купленную накануне специальную сумку для переноски кошек (шестьсот рублей за какую‑то холщовку – разорение!) и отправилась с ней к ветеринару. Маленькая частная клиника располагалась на первом этаже одной из новостроек, протянувшихся кварталом вдоль шоссе на Калининград.

Нужно было проверить новообретённую постоялицу на предмет всяческих неприятных пакостей вроде блох или, не дай бог, болячек, сделать какие‑нибудь прививки. Алёна никогда не держала животных и имела весьма смутное представление о том, как нужно следить за их здоровьем. Обеими руками держа тяжёлую сумку, в которой недовольно фыркала разочарованная вероломством новой хозяйки Дюша, она вошла в приёмную клиники – маленькую чистую комнату.

Навстречу им из углового кабинета вышла улыбчивая девушка в медицинской шапочке, забрала у Алёну сумку‑переноску и пригласила пройти ко врачу. Ветеринаром в Зеленоградске работал добродушный пожилой мужчина, такой же приветливый, как его помощница. Он ловко осмотрел притихшую Дюшку, которая круглыми глазами испуганно оглядывала белый врачебный кабинет, заметил при этом:

– Здорова она у вас, однако.

– Да, – согласилась Алёна, протянув руку, чтобы почесать кошку за ухом. – Откормили. Но вы знаете, она у меня совсем недавно живёт, а в доме маленький ребёнок. И я подумала, что нужны какие‑то уколы… от бешенства… от чумки… Чем кошки болеют?

– О! Чем они только не болеют, уважаемая! Но укольчики‑то мы, разумеется, вашей красавице все сделаем. Ребёнку ничего не грозит. Кошечка у вас чистая, хотя я бы советовал прикупить спрей от блох. И глистов протравите, таблетками. Наташа, – доктор кивнул медсестре, – принесёт. У нас здесь своя аптека.

– Замечательно, – улыбнулась Алёна. Ей понравилась опрятная, уютная ветеринарная клиника и люди, которые здесь работали.

– А я вас знаю, – сказала вдруг Наташа, возвращаясь в кабинет с какими‑то коробочками в руках. – У вас сын ходит в садик за Курхаусом.¹

– Правда.

– Я сестру туда отвожу часто. Мама у нас в Кёниге работает, а живём мы здесь. Вот я Анюткой и занимаюсь. Я слышала, вы не местная?

– Я из Москвы. Какое‑то время жила в Кёниге, а потом переехала. Здесь тише, спокойнее. Море рядом. И вообще, очень славный и красивый городок, – искренне сказала Алёна. Ей приятно было разговаривать с общительной девушкой. – Знаете, по сравнению с Москвой – просто рай. Я такие тихие пригороды только в кино видели.

– Ну так! – вступил в разговор ветеринар. – Европа!

– Иногда мне кажется, что в этом городе все друг друга знают, – сообщила Алёна сыну за ужином. – Сегодня встретила сестру Ани из твоего садика. Помнишь девочку из третьей группы?

– Задира с косичками, – пробурчал Никитка. – Ну её!

– Молодой человек, что за разговоры? Давай‑ка, рассказывай, в чём дело.

– Не хочу.

– Котик, – пропела Алёна, стараясь не рассмеяться над недовольным выражением его личика. – Неужели тебя девочка обижает?

– Вот ещё!

– А что тогда?

– Ма, да ничего. Глупости какие‑то прямо! Она со мной хотела тоннель копать в песочнице…

– А ты?

– А я сказал, чтобы шла к девчонкам, играть в… это… – Никитка запнулся, подбирая слово, – чашко‑питие.

– Ча‑е‑пи‑ти‑е, – поправила Алёна.

– Вот! А она не хотела к ним идти. Я её тоннель сломал совком, а она заплакала и убежала.

– Никита, это же просто нехорошо. Нельзя девочек обижать.

– Ма, да она!.. Она сама! Она теперь меня за‑ди‑ра‑ет. Так воспитательница говорит. Противная девчонка!

Разговор с сыном развеселил Алёну. Вечер вообще выдался удивительно уютным. Они сидели на кухне, ели домашние котлеты с макаронами и болтали о пустяках. Дюшка, оправившаяся от визита ко врачу, мирно дремала на подоконнике, свесив пушистый хвост. В такие минуты Алёна старательно радовалась жизни, радовалась трогательным моментам ничем не нарушаемого счастья. Ничем и никем. Это было важно и ценно. Почему нельзя прожить всю жизнь вот так – успокоено, счастливо и безмятежно? Зачем нужны какие‑то сложности?

Философское течение её мыслей нарушил Никита. Он расправился с добавкой макарон, аккуратно – как мама учила! – подобрал с тарелки кетчуп кусочком хлеба и вытер рот салфеткой. Алёна смотрела на сына, который сидел, довольный собой, и хитро ей улыбался.

– Я ведь у тебя хороший?

– Самый лучший!

Ночи становились прохладнее, и Дюшка, первое время кочевавшая с кресла на подоконник, окончательно обосновалась в постели Алёны. Та была не против согревающего соседства. Вероятных глистов вытравили таблетками, обработку пахучим спреем от блох и прочих насекомых кошка перенесла стойко, и теперь с полным правом прижималась тёплым боком к Алёниной спине. Как настоящая грелка!

За услуги добровольного обогревателя Дюша требовала еды и ласки. И если гладить её, обнимать и носить на руках Никитка был готов целыми днями, то за пропитание отвечала Алёна, которую аппетит постоялицы начинал понемногу беспокоить. Решившись приютить беспризорную кошку, Алёна и подумать не могла, что в ту помещается столько каши, рыбы и мясных обрезков. А ведь Дюшка ещё и кефир пила, и творогом лакомилась, и сыр обожала. Не многовато ли… для одной?

Об этом размышляла Алёна, задумчиво поглядывая на округлившиеся бока кошки, которая развалилась на подоконнике в комнате. Сощуренные жёлтые глаза лучились сытостью и довольством, роскошный хвост – «Как воротник на шубе», – сказал Никита – чуть подрагивал.

В доме было тихо. Алёна с удобством расположилась на кровати, обложившись со всех сторон распечатками опросов: на этой неделе пришлось взять вдвое больше материала. Она бегло просматривала анкеты и как раз заметила забавную нестыковку, когда в дверь позвонили. Принесла кого‑то нелёгкая!

Алёна схватила фломастер, нарисовала на запястье жирный восклицательный знак и цифры «1.3» – хитроумный код, призванный напомнить о несоответствии в третьем пункте первой части опроса жителей города Зеленоградска об уровне оказания коммунальных услуг, – и побрела в коридор.

Она даже почти не удивилась, обнаружив на пороге Фреймана. Он стоял, большой и смущённый, в новенькой кожаной куртке – пижон! – и… улыбался. Алёна решила это безобразие немедленно пресечь.

– Вы к кому? – спросила она с презрительным холодком в голосе. Не сработало – улыбка незваного гостя стала ещё более нахальной, и он, аккуратно её оттеснив, прошёл в квартиру.

– Я ведь говорил, что на обед напрошусь. Привет!

– Здравствуйте. Во‑первых, обеда нет. Во‑вторых, вы не напрашивались заранее. У нас здесь всё по записи.

– Вот незадача, – огорчился Фрейман. Заметил росчерк на Алёнином запястье и поинтересовался: – А записаться заранее прямо вот сюда можно, да? На руку?

– Серьёзно, – сказала Алёна, – обеда нет. И… да, я не понимаю, зачем вы вообще пришли.

– Я пришёл к вам на обед.

– Но…

– … но его нет, это я понял. Поэтому мы сейчас куда‑нибудь поедем.

– Зачем?

Начинался какой‑то совершенный сюрреализм, и Алёне это категорически не нравилось.

– Затем, чтобы обедать, – объяснил Фрейман ласковым и спокойным голосом, как маленькой. Это ей тоже не понравилось. Тем более что обед на самом деле был – очень даже вкусный вчерашний фасолевый суп в кастрюльке. Наваристый и сытный – пальчики оближешь!.. А тут, понимаете, приходят всякие… и все планы рушат. Или не рушат?

– Я никуда не поеду.

– Ладно, – покладисто сказал он, и сюрреализм продолжился.

Алёне оставалось только наблюдать – за тем, как он снимает куртку, небрежно, по‑свойски, чешет Дюшкины уши и уверенно шагает в кухню. Она прокралась следом и смотрела, как извлекается из холодильника кастрюлька с супом и миска овощного салата и сервируется стол. Самым возмутительным был тот факт, что всё это Фрейман проделывал с такой лёгкостью, словно каждое утро приходил на её кухню, готовил завтрак и накрывал на стол. Ну точно – сюрреализм какой‑то!

Пока разогревался суп, Фрейман успел не только достать столовые приборы, но и отыскать в холодильнике ветчину в банке и настрогать ровные, очень мужские бутерброды – аккуратный кусок ветчины на внушительном ломте хлеба. А сверху – веточка петрушки.

Украсил! Бутерброды украсил, боже мой…

Алёна не удержалась – хихикнула. Сюрреализм не прекращался.

– Когда котят ждёте? – спросил Фрейман, собирая со стола посуду. Кажется, он всерьёз собирался её вымыть. Тёплый фасолевый суп примирил Алёну с действительностью, и она перестала размышлять о том, что за странные вещи творятся здесь, в её кухне. При её собственном… нет, не попустительстве даже – участии! Преступная легкомысленность.

– Каких ещё котят?

– Ну, от кошки, понятное дело.

Он кивнул на маячившую в дверях толстую Дюшку, которая сканировала их непроницаемым взглядом круглых жёлтых глаз. Определяла, наверное, что это за пришелец явился в их уютный мирок. Враг или друг, нужно ли делить с ним еду и вообще – стоит ли доверять.