– Привет, – раздался голос из-за стены.
Вера отшатнулась и ничего не ответила.
– Эй! Ты там?
Вера продолжала молчать, но играть в прятки было бесполезно. Голос за стеной не унимался:
– Я знаю, там кто-то есть. Эй, отзовись. Я уже сто лет ни с кем не разговаривал.
Вера поняла, что это мужской голос. Она вновь придвинулась к стене и, проведя тонкими пальцами по кафельной плитке, спросила:
– Кто ты?
– Я! Я Максим. А ты? Как тебя зовут?
– Вера.
– Привет, Вера. Давно тут не было новеньких.
– А где я?
– Ты разве не знаешь?
– Нет.
– Поздравляю, ты в психушке.
Вера снова отскочила от стены и с ужасом осмотрелась по сторонам.
– Эй! Ты там?
– Ты думаешь, это смешно? – стукнув по стене, прорычала Вера.
– Не злись. Но это действительно детский психоневрологический диспансер. Я думал, ты знаешь, почему тебя сюда упекли. Обычно все знают.
Вера обхватила себя за костлявые плечи. В носу неприятно защипало, и она с силой прикусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться. А между тем Максим не унимался:
– Я вот знаю. Два года назад я попал под машину, торопился на тренировку. Ты знаешь, я раньше был лучшим нападающим! А потом… Короче, мне отрезали ногу. Родители потратили уйму денег на мое лечение. Матери пришлось уволиться, чтоб сидеть со мной. Батя работал на трех работах. Безногий сын – горе в семье. В общем, так себе жизнь. Хороший протез стоит кучу бабла, а ездить всю жизнь в инвалидном кресле – ну уж нет! Друзья пишут, мол, давай, Макс, возвращайся, мы тебя ждем. Но вряд ли они захотят дружить с одноногим уродом, да и со спортом мне теперь придется завязать. А какой тогда смысл жить? Понимаешь? Вот я и решил облегчить жизнь себе и семье. Хотел, так сказать, самоликвидироваться. Жаль, неудачно.
Вера не слушала, что говорил ей болтливый собеседник. Ее бил озноб. От холода или от шока, она не понимала.
– Я уже месяц здесь один торчу. Хорошо, что ты появилась. Не хотелось бы встречать праздники в одиночку. Вот бы еще мандарины