И стоило Нике подумать об этом, как её осенило. Она сорвалась с места, и быстро, пока оно не сообразило – а она сама не осознала всё безумие своего поступка – обняла это существо в теле подростка. Кожу обожгло холодом, а потом тело в её объятиях исчезло, превратившись в чёрную дымку. И вслед за ним в дымку превратилось всё: испуганная девочка, деревья, школьный двор, сама школа. Ника взмахнула рукой, пытаясь рассеять марево, и это вдруг помогло – она увидела серую стену и осознала, что сидит прямо на земле в переулке, а рядом неистово чирикает Соловей.
– Да вернулась я, вернулась, – ворчливо проговорила она. – Замолчи уже.
– Не замолчу! – строптиво воскликнул он. – Ты почему не смотришь, куда идёшь? Я же предупреждал: никаких переулков и тени, надо находиться на улице, среди людей!
– Но ты же сам сказал, что надо налево!
– А ты могла повернуть не там, а на нормальном перекрёстке!
– Могла, но я устала! Что ты меня теперь за это, съешь?!
Ника готова была накинуться на Соловья, когда поняла, как, должно быть, выглядит со стороны девочка, ругающаяся с мелкой птицей. Он, кажется, тоже об этом подумал, потому что секундой спустя перед ней появился знакомый худощавый паренёк. Он сел на землю напротив, прислонился спиной к противоположной стене.
– Я волновался.
– Ты меня спас.
Оба понизили тон, заговорили до странного. Ника огляделась по сторонам: они оказались в тупичке за зданием каком-то магазина, в паре метров справа дорогу перегораживал металлический зелёный забор.
– Нам разве не надо уйти отсюда поскорее?
– Нет, – Соловей покачал головой. – Ты что-то сделала с вороном. Если бы я не видел, то ни за что не поверил бы в это, но он вылетел отсюда в ужасе.
– Я его обняла, – проговорила Ника, и вдруг хихикнула.
– Что ты сделала?!
Ника не стала повторять. Во-первых, она была уверена, что он всё правильно расслышал. Во-вторых, говорить не было никакой мочи – её вдруг разобрал неконтролируемый, истерический смех, от которого на глаза выступили слёзы. Глядя на неё, Соловей тоже не сдержался и рассмеялся. Ей от этого стало только веселей, и она перешла уже на откровенный хохот. Так они и смеялись с минуту, нервно поглядывая друг на друга и не в силах остановиться.
Наконец, Ника смогла затихнуть:
– Чувствую себя ужасно.
– Осталось немного. Даждьбог прямо за следующим поворотом.
Она должна была обрадоваться этому, но почему-то ощутила тоску. Всё заканчивалось: погоня, безумие, день, а вместе с ними – чудеса этого дня, в который всё неожиданно обретало значение.
Вставать и идти не хотелось, но Ника пересилила себя.
– Давай, превращайся обратно. Человеком я тебя не донесу.
– Тут правда недалеко, я дойду.
Они пошли медленно. Ника видела, что Соловей держался из последних сил, но когда хотела предложить помощь – он так зыркнул, что Ника прикусила язык. Только всю дорогу косилась на него, готовая в любой момент подставить плечо.
В заботах о Соловье она не сразу поняла, что больше не обращает внимания на взгляды прохожих. Ника не знала – по-прежнему ли через них смотрит Марена, или люди глазеют просто из-за её вида: сидение на земле не прошло даром, Ника выглядела очень потрёпанной. Но в кои-то веки ей было всё равно, что думают другие.
– Нам сюда, – остановился Соловей почти сразу за поворотом.
Ника думала, что ничему уже не удивится, но оказалось, у мира заготовлено для неё ещё немало сюрпризов. Этот выглядел как табличка «Солярий» рядом с белой дверью из пластика.
– Солярий? – прочитала она вслух, но менее странно вывеска выглядеть от этого не стала. – Серьёзно?
– Ну, он же бог солнца, – Соловей пожал плечами, однако Ника заметила: на его лице на мгновение тоже промелькнуло недоумение.
Переступив порог, они оказались в типичном для салона красоты холле – Ника провела в таких немало времени в ожидании мамы. Внутри было светло, напротив входа стояла стойка администратора, чуть поодаль расположились уютный диванчик и столик с женскими журналами. Женщина за стойкой при виде них вскинула брови, и явно собиралась сказать что-то в духе: «Вы ошиблись», – как вдруг обратила взгляд на Соловья.
– Ты?! – воскликнула она. – Что ж с тобой приключилось!
– Неудачно упал, – откликнулся тот, но она не слушала: выпорхнула навстречу, подхватила Соловья за локоть и, игнорируя возращения, оттащила на один из белых диванчиков.
Ника осталась стоять посреди холла, не зная, куда себя деть.
– «Упал!» – фыркнула женщина. – Друзьям такие сказки рассказывай. – Да ты же почти без сил! Так, сиди тут, сейчас я достану тебе горячего чая…
– Ника, познакомься с Мокошью, богиней плодородия и всего подобного, – не обращая на неё внимания, повернулся Соловей к Нике. – А это – Ника. Она помогла мне доставить ключ.
– Ключ? Какой ещё… – тут женщина вскочила, всплеснула руками. – Ты что ж это, маленькую девочку заставил с собой от воронов бегать?! Совсем с дуба рухнул?! Ох, девочка, ты-то сама как, цела?
Теперь вихрь заботы закрутился уже вокруг самой Ники. Та не заметила, как оказалась на диване рядом с Соловьём, а в её руки сунули кружку горячего чая – судя по запаху, травяного. Ника осторожно глотнула, варево разлилось по её телу блаженным теплом, а сама она откинулась на спинку диванчика и уже начала прикрывать глаза…
– Осторожно, уронишь! – Соловей подхватил кружку, едва не вывалившуюся у неё из рук. – Мокошь, кончай суетиться! Где Даждьбог, мне нужно отдать ему этот треклятый ключ, чтобы всё наконец-то закончилось!
– А ну не ругайся, когда рядом девушки! – осадила его богиня. – А Даждьбога я сейчас позову. Странно ещё, что он на твои крики не…
– Да спустился я, спустился, – раздалось со стороны уводящего к кабинетам коридора.
Ника повернула голову, и увидела мужчину, который выглядел именно так, как должен выглядеть славянский бог солнца. Он будто сошёл со страниц книги сказок: светловолосый, могучий, в белой рубахе; грудь – колесом, плечи – вразлёт. Выражение лица было серьёзным, но не суровым, голубые глаза смотрели мягко и с добротой. Из образа, который Ника выстроила у себя в голове, выбивались лишь две вещи: современная одежда да борода, которая у Даждьбога оказалась пускай и светлой, как воображала Ника, но короткой.
– Вижу, нелегко вам пришлось? – проговорил Даждьбог глубоким, мощным голосом. – Уж простите, что не помог: не положено. Соловей-то знает, а ты, наверное, не раз меня за безучастность недобрым словом поминала – да только не могу я в борьбу зимы с летом в межсезонье вмешиваться. Это вон, его задача.
Даждьбог говорил, а Ника с удивлением думала: нет, за весь сегодняшний день она ни разу мысленно не просила помощи у богов. Поначалу, наверное, потому что не верила, а потом… она не знала, почему. Может, из-за того, что взяла на себя ответственность?
– Ну-ка, у кого из вас ключ?
Только сейчас Ника сообразила залезть в карман. Она положила заветный ключик в ладонь Даждьбога, и вдруг произошло то, чего она так ждала: ключ засиял тёплым золотым светом. Даждьбог улыбнулся, благодарно потрепал её по макушке. Жест был покровительственным – когда так же делал папа, Ника обычно недовольно уворачивалась, а тут неожиданно для себя не сдвинулась с места. От руки Даждьбога исходило приятное тепло.
Прикосновение не было долгим. Мгновение – и Даждьбог двинулся обратно в коридор. Он прошёл мимо одинаковых дверей, за которыми кто-то принимал солнечные ванны, и вдруг остановился перед одной из них. Ника вытянула шею, но толком ничего не видела, и в итоге нерешительно встала, шагнула ближе. Даждьбог ничего не сказал.
Он не обращал внимания ни на Нику, ни на всё остальное вокруг. А вот Ника заметила, что одна из дверей как-то странно дрожит, будто сильный ветер пытается открыть её изнутри. Из щели между ней и полом сочился морозный воздух – он лизнул Нике щиколотки, и она невольно переступила с ноги на ногу. Чувство было, как будто она в одних джинсах вышла на улицу посреди зимы.
– Так это… – сообразила вдруг Ника.
Но не договорила, потому что Даждьбог повернул ключ в замочной скважине ничем не примечательной двери, а потом толкнул её вовнутрь. В коридор хлынуло тепло солнечного летнего дня, тяжёлый душный воздух, сладковатый запах свежескошенной травы, шум зелёной листвы, далёкое чириканье соловья, а ещё – мягкий свет утреннего солнца, какой греет спину, когда в июне идёшь в пришкольный лагерь, нарочито медленно, чтобы подольше оставаться на улице.
Это было лето. Ника думала, что не любила его из-за жары и веснушек, но когда его звуки, запахи и чувства нахлынули на неё, губы невольно растянулись в улыбке. Было хорошо.
– Вот и всё, – проговорил Даждьбог.
Ника не заметила, а он всё это время смотрел на неё своими добрыми, всё понимающими глазами. Она не сомневалась: он точно знал, что она только что ощутила и осознала. Просто не считал нужным об этом говорить.
Не стал он говорить и о том, что заставило улыбку первой эйфории сойти с лица Ники. Она вдруг поняла, что значило «всё», произнесённое Даждьбогом. Ей нужно было идти, возвращаться в маленькую квартиру, делать домашнее задание, ужинать с мамой и папой и рассказывать, как прошёл день, каким-то чудом обходя самую удивительную, невероятную, страшную, тяжёлую и прекрасную его часть.
– А который час? – спросила она, и вопрос первым камнем обыденности навалился на её плечи.
Мокошь глянула на часы над стойкой администратора: оказалось, была половина пятого. У Ники оставалось всего полчаса, чтобы добраться до дома, но она могла успеть – надо было только прямо сейчас выскакивать за дверь. Вот только при мысли о том, чтобы уйти, в груди становилось холодно.
– Пора тебе, да? – спросил Соловей очевидное.
Ника вышла из коридора, остановилась в холле у столика. Чтобы чем-то занять себя, взяла в руки кружку, отхлебнула чая. Он слегка остыл, и теперь за теплом она смогла разобрать вкус: необычный, слегка сладковатый.
– Ага, – кивнула.
– Ну, тогда пока, – Соловей странно улыбнулся. – И спасибо. Ты говорила, что я тебя спас, но ведь ты меня тоже спасла. И даже первее.
– А у нас соревнование? – не удержалась Ника.
– Ещё какое! Только пока ничья, а это неинтересно.
– Значит, нужен реванш?
Он вдруг поднял голову и посмотрел ей в глаза – впервые за этот день. Глаза у него оказались серо-зелёные, цветом похожие на болото, и очень внимательные, в самую душу заглядывали! Наверное, поэтому он видел её насквозь и говорил именно то, что нужно:
– Значит, будет реванш.
В тот день домой Нику подвезли. Оказалось, Даждьбог не только содержит солярий, но и неплохо водит машину. Он доставил её прямо к подъезду, когда не было ещё и пяти. Ника махнула ему на прощание рукой, а затем, чтобы долго не сомневаться, взлетела вверх по лестнице в квартиру.
Она думала, внутри всё будет вверх дном, но было почти нормально. Дверь была открыта, но не нараспашку – снаружи и не поймёшь. Никто не входил, всё ценное было на своих местах. Из-за открытого окна по залу разлетелись бумаги, но Ника быстро их собрала. Потом пошла в свою комнату, увиде