Под слоем марли и ваты на провалившемся внутрь животе расположился шов, больше напоминающий окровавленную сколопендру.
– Когда скорая тебя доставила, твой аппендицит уже был поврежден, пришлось срочно удалять его и чистить брюшную полость от токсинов. – Пояснил он, заметив, что я в ужасе от увиденного. – Не волнуйся, это не страшно, заживет до свадьбы.
Следом он осмотрел мою ногу и распорядился сменить раствор в капельнице.
– Странно, что со сломанной ногой ты еще так долго смогла идти. Видимо болевой шок был слишком сильный.
–Так она сломана? – Переспросила я. – Я считала, что она пробита этим капканом.
– Да. – ответил доктор, глубоко вздохнув. – Нога была проломлена, пробиты мышцы. Ты очень сильная девушка. Другой бы с такой травмой не выжил.
На некоторое время меня оставили одну, после того, как Камилла помогла мне помыться.
– Я никогда раньше не принимала душ! – с восторгом поделилась я своим впечатлением. – У нас в общине была только баня. Такие удобства нам и не снились.
Солнце уже скрылось за изгородью высоток, а оранжевое небо на западе прорезано тающей стрелой взлетающего самолета. В офисных зданиях окна погасли, а в жилых высотках наоборот зажглись. Не могу принять образ жизни людей в каменных джунглях. Прийти на работу с рассветом, уйти с закатом. Ужасная, наверное, жизнь.
Мой размышления прервал стук в дверь.
– Привет, Тея! – звонкий голос гостьи стал для меня неожиданностью. Это была женщина очень пышных форм, таких я раньше не видела. Перешагнув порог палаты, она заполнила собой всю комнату, а ее не детское верещание перебивало все остальные звуки. Долго она рассказывала о том, что организация «Добрые сердцем», в которой она состоит волонтером, помогает женщинам, попавшим в беду, и они готовы помочь мне. Меня поржало, что эта отзывчивость сегодня встречается почти во всех, с кем я общалась.
Оставив мне визитку, веселое облачко покинуло палату, едва не застряв в дверном проеме.
Следом за запахом сладкого парфюма и кисловатого пота ко мне вошла женщина с большим куском пирога, слои в котором были разного цвета, а пропитка из розового сиропа. На самой верхушке располагалась красная роза – марципан.
– Здравствуй, Тея. Меня зовут Алиса. Я лежу в соседней палате. – проговорила она, не отрывая глаз от тарелки.
– Здравствуйте.
– Сегодня у меня день рождения, и большой торт одной мне не осилить, поможешь?
– С удовольствием.
Это лакомство не показалось настоящим чудом. Нежный бисквит истекал пропиткой, стоило только на него надавить. Он таял во рту, оставляя нежный ванильно-апельсиновый привкус.
– Это самое вкусное, что я ела!
Еще немного посидев рядом со мной, соседка покинула меня, пожелав спокойной ночи и забрав пару понравившихся игрушек в знак благодарности за торт и в честь ее праздника. Следом за ней, один за одним заходили другие пациенты и медсестры. Уже через пол часа на стуле у окна лежали несколько книг, среди которых была «Сто лет одиночества» Габриеля Гарсиа Маркеса , футболка с логотипом, призывающим спасти уссурийских тигров от вымирания, кеды, ярко красные с блестящими вставками впереди. Кажется, здесь это считается проявлением вежливости и заботы.
Медсестра во время обхода помогла включить телевизор, который оказался, по – сути, бесполезной коробкой. Вид из окна был более привлекательный. Поток машин был такой же сильный, как и днем, и огни от них сливались в бесконечную гирлянду. Черное лунное небо было почти без звезд, наверное, огни города поглощали их слабый свет.
Под кучей новой одежды я заметила небольшой сборник стихов известных авторов. Среди свеженапечатанных страниц вместо закладки лежала почтовая открытка с изображением Колизея. На обратной стороне аккуратным, красивым подчерком были выведены всего несколько слов: «У тебя всё будет хорошо».
Самое первое стихотворение меня не зацепило. Так же было и с третьим и четвертым. А вот на пятой странице я нашла то, что зацепила моё сердце.
В коридоре весь день было шумно, ходило много пациентов и медперсонал, сейчас не было совсем никого. Я решила хотя бы попытаться уснуть. Эмоций и впечатлении сегодня было через чур много, так что пришлось поворочаться. Кушетка с жестким матрацем было самое удобное, на чем я когда либо спала.
В эту ночь мой привычный кошмарный сон сменился на что-то иное.
XIV
Знаете это ощущение, когда на вас кто-то пристально смотрит? Из глубокого забвения меня вытащило именно оно. Я попыталась перевернуться на другой бок и скрыться от этого чувства, но не вышло.
Понемногу привыкнув к дневному свету, моё внимание снова привлек город. Меня одновременно радовала и пугала возможность жить в таком большом городе. В чем мне удастся найти свое призвание? Только бы меня не отправили заниматься сельским хозяйством, ненавижу капаться в земле.
Пройдя через все необходимые процедуры, капельницы и уколы, меня наконец-то оставили в покое. Медсестра сказала, что после обеда придет человек из социальной службы, а до этого нужно было подумать над тем, чем я хочу заниматься, выйдя отсюда и как мне в девятнадцать лет идти в школу.
Легкий стук раздался где-то за моей спиной. Обернувшись, я увидела стоящего в дверях моей палаты мужчину. Его внешний вид меня поразил. Темно русые волосы были аккуратно коротко подстрижены и на лбу открывали небольшой шрам. Едва заметные морщины – лапки разлетались от его глаз, придавая солидность образу и доброту большим, выразительным, небесно – синим глазам. На правой скуле небольшой шрам, по форме напоминающий птицу в полете. Прямой нос казался не совсем естественный, не пропорционально аккуратным относительно всего лица. Пухлые губы обрамлены легкой щетиной, и сам собой в моей голове возник вывод неожиданный для меня – я бы хотела их поцеловать. Этот человек показался мне не реальным, будто очередная галлюцинация вышла из моего подсознания.
– Добрый день! – сказал он, переступив погод палаты. Его голос электрическим разрядом пронесся у меня по телу.
– Здравствуйте. – услышав свой голос со стороны я поняла, что речь от морфина стала странной, замедленной, и каждое слово, лишенное всякого смысла, жалило мозг как маленькая оса.
– Меня зовут Марк, я бы хотел с тобой поговорить о том, что с тобой случилось.
Из внутреннего кармана пальто он достал удостоверение сотрудника каких-то правоохранительных органов и большую черную записную книжку.
– Хорошо, только со мной уже говорили полицейские, социальные службы, от прокурора приходили люди…
– Я знаю. – прервал меня он. – Я из другой структуры.
– Итак. Ты вышла из леса двенадцатого июня, а что было до этого?
– Я почти неделю шла по лесу…
– Нет. – резко сказал он, повысив тон. – С самого начала.
– Это очень долго.
– Я не тороплюсь.
– Хорошо. Я родилась в общине и не покидала ее ни разу прежде. Как в этом проклятом месте оказалась моя мама я не знаю. Она была единственным моим родственником, но умерла, когда мне было восемь. Я жила в доме, где жили одиночки. Люди приходили, уходили, рождались и умирали, только я оставалась.
– Почему ты не ушла? Тебя держали силой?
– Нам внушали, что за пределами нашей поляны все люди превратились в чудовищ. Всех интересуют только деньги и секс, ни нравственности, ни морали, ни веры в Бога. Он грозил, что не примет нас обратно, если мы уйдем.
– Теперь точнее расскажи, кто этот «ОН»?
– Роберт – руководитель нашего «Дома». Главный. Отец. Его по-разному называют. Большую часть людей он туда привел.
– Можешь его описать внешне? Есть особые приметы?
Я призадумалась, пытаясь вытащить из глубин памяти воспоминание, которое отчаянно пыталась стереть.
–У него были черные волосы, смуглая кожа, карие глаза. Нет особых примет. Да и я не общалась никогда с ним близко.
– А почему все же ушла?
– За день до побега он сказал, что хочет, что бы его сын на мне женился.
– А ты замуж не хочешь. – с ухмылкой произнес мужчина.
– Его сын родился от его сводной сестры. У него много тяжелых отклонений. Лучше смерть в лесу от голода, чем замуж за такое.
– И тогда ты сбежала?
– Я ушла стирать к реке, как обычно, и, переплыв на другой берег, бежала. Долго, пока силы окончательно не покинули. Не уверена, шёл ли кто за мной.
– Ты сможешь точно указать, где эта община?
– Я все время шла на восток. Не знаю какое расстояние. Там широкая река и большая поляна.
– Под такое описание ничего не подходит. На картах вся та местность, откуда ты могла прийти сплошные заросли. Эта территория – заповедник и охраняется государством. Там просто не может быть поселении.
– Что? – в моей голове возник нескончаемый поток вопросов. Как это все возможно?
– У Роберта, или кого-то еще в этой секте, была машина?
На какое то время я перестала слушать, о чем говорит мой собеседник.
– Тея! – его громкий голос вернул меня в реальность.
– Я не знаю. Я никогда не видела ничего такого.
– Сколько еще людей живет там? – продолжил он беседу, все больше и больше походившую на допрос.
– Около ста.
– Ты должна описать более конкретные приметы.
То, что он говорил дальше, уже слабо доносилось до меня. Глубоко в груди появилось чувство сдавленности, резко переросшее в удушье. Воздуха стало не хватать катастрофически и я потеряла сознание. Еще какое-то время я слышала голоса врачей, которых становилось все больше ощущала, как мне делают уколы и, последним был слабый низкочастотный писк.
XV
Этот резкий приступ был для него неожиданностью, хотя, его было уже сложно чем – то удивить и, уж тем более, напугать. Дикие зеленые глаза с золотыми крапинками, которыми она смотрела на него исподлобья, заполнились слезами, а затем закатились глубоко вверх. Глубокий выдох, последовавший за этим, был громче крика в полной тишине, сопровождаемый низкочастотным писком кардиомонитора. Очень быстро на это отреагировала бригада медработников. Несколько человек, общаясь исключительно медицинскими терминами, приступили к реанимации. Сначала укол вазопрессина, никак не повлиявший на состояние девушки, затем адреналин прямо в сердце в сочетании с новокаином.
Еще какое-то время он наблюдал, как ей оказывают помощь. Ему хотелось убедиться, что она останется жива или что-то внутри просто держало рядом?
Из своего опыта он знал, что реанимация уже затягивается. Сердце не реагирует ни на укол адреналина, ни на дефибриллятор. Бледная тонкая левая рука девушки свесилась с больничной койки и вздрагивала от импульса электрического разряда раз за разом. После очередного удара ее лицо с приоткрытыми глазами и тонкой светлой прядкой волос, небрежно упавшей поперек, повернулось к нему. Это зрелище задело в нем ранее не известные ему струны. Впервые, за долгие годы, в нем проснулось сострадание.
Наконец – то раздался легкий всхлип и все успокоились. Ее снова перевели в реанимацию.
Уже сидя в машине, Марк снова повторил весь разговор с Теей. Ее тонкий, хриплый голос эхом звучал в его голове. Она производила впечатление раненого, загнанного в угол зверя. Он вспомнил, как когда-то в детстве, он с отцом поймал в клетку-капкан маленького лисенка с такими же зелеными глазами. Зверёнок скалился и не подпускал никого к себе. Как и она.
Никакой новой информации не появилось. Девчонка будто взялась из пустоты. Не было никаких документов на нее. Лишь свидетельство о рождении ее матери и медицинская карта, к которой двадцать лет не прикасались. Еще много месяцев уйдет на то, что бы социальные работники оформили ей самое необходимое. Эта волокита всегда его бесила.
Криминалисты в лесу у дома, где ее нашли, тоже ничего не обнаружили, и он решил осмотреться там сам. Уже не первый раз на этих чертовых экспертов не было никакой надежды. Если не сделать самому – то никто не сделает – так его приучил наставник с самого начала карьеры.
Путь в пригород, к самой окраине цивилизации, был долгий. Из головы не выходил образ бездыханной девушки. Что-то незнакомое осталось в нем после разговора с ней. Его профессия за долгие годы выработала в нем устойчивое сопротивление к разного рода состраданию, так что это чувство было новым.
Когда Марк приехал на место, там оказалось людно. Журналисты и просто любопытные приехали со всех ближайших городов и пытались разгадать, как именно спаслась Тея. Проехав чуть дальше, Марк остановился вблизи дома, где и нашли девушку. Большой кирпичный дом с надувным бассейном и плетеной декоративной изгородью так же привлекал внимание туристов. Но охрана и собаки бойцовской породы отгоняли непрошенных гостей.
Мужчина давно договаривался встретиться с хозяином, но специально тянул до разговора с девушкой. Этот человек был не менее загадочным персонажем. Огромный дом, в котором он жил, был построен за два месяца. Кроме горничных, повара и садовника, нанятых в очень дорогом частном агентстве, которое строго соблюдает конфиденциальность, в доме не было никого. Официально хозяин работал в агентстве аудита, не получал наследства, не имел дополнительного дохода. На какие средства был построен особняк оставалось загадкой.
Дверь открыла горничная экзотической внешности, со смуглой кожей и пирсингом в носу. Нельзя было не отметить и идеальную фигуру этой особы, идеальные пропорции и глубокое декольте явно обеспечивали ей регулярные премии.
Вежливо пригласив его войти и расположиться в мрачной гостиной, женщина предложила напитки и удалилась. Атмосфера напоминала склеп. В прихожей, коридоре и самой гостиной было очень тусклое освещение. Комната, обставленная изысканной кожаной мебелью, создавала впечатление, что находишься в логове маньяка. Тлеющий камин единственное, что привлекало внимание. Он прошел к окну, из которого открывался вид на тот самый лес.
– Добрый день! – раздался голос где-то за спиной Марка. – Извините, что заставил ждать.
Это был мужчина с сильной проседью, высокий, с четко вычерченными скулами, напоминающий аристократа – преподавателя. Он явно презрительно относился ко всем, кто стоял ниже него на социальной лестнице.
– Добрый день. Я не займу много вашего времени. Только скажите, когда девушка появилась в вашем доме, вы не видели поблизости кого-нибудь еще?
– Как я уже рассказывал… – хозяин дома снял очки с оправой от Армани и протер их платком из своего кармана, сделав томительный перерыв. – Нашла ее моя горничная, она подняла истошный вопль и, от увиденного, потеряла сознание. На крик сбежалась вся остальная обслуга. Дальше вы знаете.
После того, как Марк задал мужчине еще несколько стандартных вопросов, он направился к лесу и толпе зевак.
Обычный подлесок. Молодые деревья, вперемешку с дикими травами. Всё вокруг вытоптано полчищами зевак. Местные жители жаловались в полицию, что это им мешает, но арестовывать такое количество людей никто не мог.
Он взял фонарик из машины, переобулся в удобные кроссовки, закатал рукава рубашки и, сняв галстук, пробрался поглубже в чащу. Через сотню метров следы толпы исчезли. Так далеко никто не заходил.
Его не покидала только одна мысль: Как так долго она смогла выживать в диком лесу? Что-то здесь явно не сходилось. При поступлении в больницу эта девчонка весила двадцать семь килограмм при росте сто шестьдесят семь сантиметров. Явное изнеможение. Как она могла вообще идти?
Напоследок, окинув взглядом все вокруг, он заметил небольшой обрывок тряпки. Он очень похож на кусок от ее штанов. Это все равно его не убедило. Ее могли высадить совсем рядом, последние метры она могла пройти пешком. Но следов от машины нигде не было. Да и вряд ли машина смогла бы пройти в таком густом лесу. По картам из кадастрового отдела города было видно, что еще пол километра и начинаются торфяные топи. Тот факт, что она не сгинула в них тоже порождал уйму вопросов.
Вернувшись в машину, Марк достал папу с личным делом Теи и всеми материалами. А ведь нет никаких записей о том, что на ее левой руке есть родимое пятно в форме звезды. Такие особые приметы медики должны подробно описывать. Подняв глаза к зеркалу заднего вида, Марк поймал себя на мысли, что ухмылка у него на лице не к добру. Слишком сильно он увлекся этим делом. Встряхнув головой он еще раз пробежался по материалу. Зацепок нет. Пройти дальше на эту территорию невозможно – она частная. Если только получится с вертолета просмотреть эту непроходимую топь. Сплошные болота да озера. По ее приключениям можно будет книги писать.
Время было уже за полночь когда телефон снова зазвонил. Номер был стационарный, это без сомнения были из больницы, где лежала Тея. Тревога за состояние девушки снова накатила и это чувство уже его откровенно настораживало.
– За сегодняшний день у Теи было три остановки сердца. – Доложил врач.
– Все обошлось? – После этой новости Марк почувствовал явное волнение за совершенно постороннего человека.
– Да, она сейчас стабильна, но на несколько дней вернулась в реанимацию. Вы сегодня довели ее до сильного стресса, а там не далеко и до инсульта, с ее состоянием шутить опасно.
– Я считал, что она идет на поправку, разве вы не собирались ее выписывать?
– Нет, у нее критический вес.
– Из-за чего вообще случился этот приступ? – поинтересовался Марк, боясь того, что виноват все-таки он.
– Если вдаваться в подробности то… У нас две нервные системы: симпатическая и парасимпатическая. Все жизненные функции основаны на балансе этих двух структур: сердцебиение, артериальное давление, дыхание. Сильный стресс способен нарушить равновесие и привести к катастрофическим последствиям. Так бывает, например, когда кто-то теряет сознание при виде крови или неожиданной новости. Эмоциональный шок вызывает дисбаланс двух нервных систем и провоцирует расширение сосудов. И человек тут же падает в обморок. А в случаи с этим пациентом, еще и останавливается сердце.
– Хорошо, спасибо, если снова будут изменения, сообщите мне, пожалуйста.
Волнение за девушку было для Марка совершенно новым чувством. За все годы работы в убойных отделах, с особо тяжкими преступлениями, похищениями и террористами сделали так, что он не чувствовал ничего. Ни радости, ни горя. Хотя раньше все было иначе. Раньше он мог рыдать над делом об убитом ребенке или радоваться находке пропавшего без вести. Но с годами все, что можно назвать душой, сначала было разбито на мелкие кусочки, а позже все кусочки вырвали из его груди. Постоянная боль сменилась равнодушием и апатией. Работала только логика. Но эта тощая девчонка разбудило то, что он годами убивал в себе. Его пугало это чувство.
После того как ее увезли из палаты в реанимацию, на столике рядом с койкой лежали салфетки с рисунками, один из которых он забрал себе. Маленькое изображение вида города из ее окна. Очень красиво. Марка поразило то, как она смогла наполнить этот черный город красками, хоть и зарисовка была черно-белой. По дороге он решил заехать в магазин для творчества и купить блокнот для зарисовок и набор маркеров для скетчей в подарок. В его голове возник образ художницы, которой она могла бы стать. Сидя на высоком стуле перед панорамным окном с видом на океан, она бы рисовала на холсте яркими красками, облаченная в белую мужскую рубашку, на несколько размеров больше. Закатанные до локтя рукава оголяли бы ее изящные руки, широко расстегнутый ворот открывал плечи и грудь, на которые ниспадали чуть вьющиеся волосы, а длинные пальцы ловко обхватывали кисти, которые она закручивала в свои длинные золотые волосы.
Нет, эта девчонка точно не доведет до добра.
XVI
Дышать снова было больно. Грудь будто была сдавлена чем-то тяжелым и кожа горела. Приоткрыв глаза, она словно попробовала солнечный свет на вкус. Комната была мрачной, задернутые шторы не пропускали свет от солнца, которое только поднималось, но уже припекало. Рядом располагались несколько других пациентов. Размеренные зеленые линии приборов отмеряли сердечные ритмы, напоминая всем, что они еще живы.
Поодаль, где – то далеко снаружи, слышался гул машин на скоростном шоссе, проходившем за моргом, и время от времени с гудком проносились поезда надземного метро.
Правой рукой, попытавшись дотянуться до лица, я тут же заметила прозрачную жилу и остановилась. К руке снова прикреплена капельница с мутным раствором. От движения кожу на груди зажгло. Приподняв рубашку, я сразу увидела ожоги от дефибриллятора, красные пятна на бледной тонкой коже. Тут же вернулись воспоминания. Нелепый разговор с этим мужчиной привел к ухудшению состояния.
Спустя несколько дней, вернувшись в обычную палату, медсестра сообщила, что пришел посетитель. Из всех возможных людей первым делом Тея подумала о том мужчине. Несмотря на последствия, она хотела бы снова его увидеть.
В палату вошла женщина. Точнее даже влетела. Она была невероятно стройной, легкой и грациозной. Наверное, именно так выглядят балерины, отдавшие многие годы жизни этому танцу.
Ее длинные белые волосы имели странный оттенок, только спустя время стало понятно, что это чистая седина с прядями каштановых волос.
– Дорогая моя, привет! – пропела она невероятно нежным голосом. – Я твоя тётя Мая.
Услышав это, я почувствовала огромное облегчение, и в то же время боль в груди вернулась.
– Тея! – снова привлекла внимание к себе моя гостья. – Ты так похожа на свою маму!
От этих слов на воспаленных глазах появились слезы.
– Ну что ты, дорогая. Не переживай. Скоро мы тебя домой заберем.
Последняя фраза принесла облегчение и волна слез усилилась. За все время в больнице я стойко держалась, подобно оловянному солдатику, не показывая своей слабости, но сейчас не смогла сдержаться. Теперь уже можно побыть слабой и беззащитной, когда рядом есть хоть кто-то. Этого облегчения я ждала всю свою жизнь, ведь даже при серьезной болезни позаботится о мне было некому.
– Мы тут тебе привезли кое-что, что принадлежало твоей маме. – Мая подсела на край койки и приобняла меня за плечи. От ее прикосновения сразу захотелось расслабиться, почувствовать то самое тепло от другого человека. В руках женщины был небольшой бумажный пакет, внутри которого лежали несколько старых фотографии, уже пожелтевших. На первой были запечатлены две молодые девушки в красивых сарафанах на фоне цветочной клумбы с небольшим фонтаном. В одной из девушек я узнала Маю, в другой с трудом признала свою маму.
– Сколько вам здесь лет? – спросила я, с трудом проглотив ком слез.
Мая перевернула фото и, приглядевшись, с трудом прочитала размытую надпись карандашом.
– Тысяча девятьсот семьдесят восьмой, значит мне – восемнадцать лет, твоей маме – шестнадцать.
Следующее фото было еще старше, мама на ней была совсем ребенком, на вид не больше двенадцати.
От рассматривания фото меня отвлек легкий стук в дверь. Это был какой-то мужчина, не молодой, с проседью в волосах, морщинами и легкой сутулостью.
– Тея, это мой муж – Иван – твой дядя.
– Привет, Тея!– сухо сказал он, явно нервничая. Было заметно, что он с нежеланием зашел в палату и сказать кроме приветствия ему нечего.
– Дорогая, нам пора в суд. – Иван положил руки на плечо жены.
– Милая, мы поедем, сегодня нам должны выдать некоторые твои документы, что бы мы могли забрать тебя.
– Это хорошо, я уже очень хочу уехать отсюда. – я не могла оторвать глаз от фотографии.
Попрощавшись, они ушли. Еще долгое время все внимание было уделено пожелтевшему кусочку бумаги. Это фото, в отличии от цифровых, имеет душу. Фотограф идеальное подобрал место, красивую цветущую клумбу с играющей водой.
Отложив маленькие картинки, я посмотрела в окно. Тот же хмурый город сейчас омывался потоками остервенелого ливня. Хмурые, серые тучи нависли так низко, что могли случайно зацепить крышу больницы, хотя в ней всего четыре этажа. Хоть сейчас и было чуть больше двух часов дня, казалось, вот- вот взойдет луна и наступит ночь, настолько было темно.
Откинувшись в койке я задумалась о том, какой дом меня ждет у Маи. Судя по их внешнему виду они явно имеют деньги и дом у них должен быть большим. Может быть есть целый гостевой дом, который они отдадут гостье. Это было бы удобно, не пришлось бы встречаться с мужем тёти, раз уж он явно не испытывал радости от нового жильца.
Неожиданно, откуда-то в коридоре раздался знакомый голос:
– Привет, Тея!
Это был тот голос, который я ждала весь день. Сердце снова бешено забилось, щеки загорели и сонливость сразу прошла.
– Привет.
– Я хотел извиниться за ту нашу встречу.
– Все нормально, кто же знал, что так будет. Врач сказал, что это могло случиться от чего угодно, даже просто во сне.
– Я тебе кое – что привез. – Марк поставил на койку пакет с блокнотом и маркерами.
Я с трепещущим сердцем достала подарок. Черная гладкая поверхность книги притягивала взгляд, белые страницы вперемешку с листами из крафт-бумаги сразу породили в ее сознании образ того, что можно на них нарисовать. Совершенно точно там скоро появится его портрет.
– Спасибо огромное! – с восторгом я бросилась обнимать его. – Он такой красивый.
– Я рад, что понравилось. – сказал он прижав меня к себе покрепче. Уткнувшись носом в мои волосы он вдохнул запах, отличный от всего, что чувствовал раньше.
Закрыв глаза он представил луговые цветы на поляне в лесу, ее с цветком мака, вплетенными в длинные роскошные волосы. Все это пахло невинностью и ее не испорченностью.
– Я рада, что ты зашел. – прошептала я ему на ухо, хоть в этом и не было никакого подтекста.
– Вчера я ездил к тому дому, где тебя нашли. – сообщил мужчина, отстранившись и усаживаясь в кресло.
Я села на кровати, прикрывшись одеялом и уставившись на подарок.
– И что? – разговор дальше будет не приятный.
– У меня все еще много вопросов, но главный – как ты так долго выживала в лесу?
– Это вовсе не сложно, если знать, где можно спрятаться от дождя, где лучше ночевать или что есть.
– И ты все это знаешь? – с ухмылкой переспросил он.
– В общине было крайне сложно нормально питаться. Методом проб и периодического несварения мы все находили что-то съедобное. Например, я знаю, какие корни трав можно есть. Черви и кузнечики тоже вполне пригодны. Поверь, когда от голода сводит желудок по несколько дней подряд, можно и пальцы себе отгрызть.
В этих убеждениях он не нуждался. За годы работы в полиции он насмотрелся и на каннибалов, которые ели сами себя, и на психов, которые жрали свое дерьмо.
– В лесу я нашел обрывок ткани, вот посмотри, это от твоих штанов? – он достал маленький, грязные обрывок тряпки.
– Да, у меня такой же рисунок был, мелкие цветочки.
– Много сочувствующих тебе людей пытались пройти по твоему маршруту, но не смогли, погрязли в торфяных болотах.
– Странно, я не чувствовала ничего такого под ногами. Хотя, если подумать, вонь стояла дикая. А как же тогда там пчелы живут?
– Какие пчелы? – переспросил мужчина с явным недопониманием.
– Я попала в капкан как раз неподалеку от пчелиной фермы.
– Почему ты раньше этого не говорила?
– Я думала, что все знают. Там много ульев, дорога, на которой я увидела уезжающую машину.
– Машину? ТЫ запомнила номер? Модель, марка? – произнеся это она сам понял как нелепо звучит его вопрос для девушки, которая и велосипеда не видела никогда.
– Я не знаю что это за модель, но я смогла ее вспомнить и нарисовать. Рисунок черно-белый, а машина была зеленой. Но такого цвета, будто ее долго не мыли.
Я передала Марку еще одну салфетку с зарисовкой. Машина оказала пикапом, без особых примет.
– Это уже кое-что. – обнадежил он. – Теперь мы сможем проверить камеры видео наблюдения поблизости и хоть что-то выясним.
– Только не заставляй меня возвращаться в то место.
– Не беспокойся. – Марк снова подошел к ней и погладил ее по плечу. – Нужно призвать к ответственности тех, кто виновен в этом.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Тея заметила его красивую красную клетчатую рубашку под черной кожаной курткой. А он обратил внимание, что глаза у нее стали еще ярче.
– Еще хотел уточнить… – начал он, но запнулся, будто тема вопроса была еще более неловкой. – Когда ты только поступила тебе сделали все анализы, в том числе и анализ крови. Так в ней было большое содержание опиума. Вы использовали там мак?
– Ну да, мак мы добавляли как специи к ужину. А что?
– Видишь ли, опиум – это запрещенное вещество. Это наркотик.
Глава III
Подъем с глубины
XVII
Долгожданное освобождение из больницы затянулось. Затянулся и процесс упаковывания всех вещей. Их оказалось слишком много. В итоге все же удалось добраться до парковки, на которой нас ожидала большая белая машина с черно – синим логотипом на капоте с тремя буквами «BMW».
Путь к дому тети Маи пролегал мимо безмятежной речной долины, где боролись за выживание несколько старых ферм. Их владельцы выращивали овощи без пестицидов, а также свиней, кур и коз, производили местный сыр и очень хороший кофе торговали ими на рынках, а самые успешные в собственных магазинчиках.
На холмах вокруг городка появлялись все новые и новые дома, одни роскошные, в красивых европейских стилях с дорогими, огромными машинами, припаркованными на подъездных дорожках. Больше всех мне понравилась машина темно-синего цвета, как сказала Мая, эта машина работает на солнечной энергии и такие становятся очень популярные по всему миру из-за ее производителя. Местные жители будто сошли с обложек глянцевых журналов, были разодеты так, как одеваются сельские жители, по мнению модных дизайнеров.
Когда мы уже подъезжали, пошел сильный дождь.
– Осень в этом году не дает нам насладиться последними теплыми днями – пожаловалась тетя. – Но, синоптики обещают нам теплый октябрь, бабье лето.
– А я люблю дождь – поддержала я разговор. – Мне кажется, что после него все становится чище вокруг.
Берёзовые рощи, в честь которых был назван поселок, давно исчезли из этих мест, равно как и былое благополучие, но наступившее запустение было крайне живописным – выцветшие амбары, ржавые плуги, разбитые телеги с сеном, запущенные пастбища, поросшие желтыми цветами.
– С такого пейзажа у Ван Гога получилась бы отличная картина. – сказала Мая, увидев мою завороженность.
– Давно вы здесь живете?
– Около десяти лет. Мы перебрались сюда, когда все дети выросли и уехали учиться. К нам они приезжают редко, но Кристина приедет как – нибудь на выходных, она хочет с тобой встретиться. А вот мы и приехали…
Из-за густой стены барбариса и рябины показался большой дом с витражными окнами, большой террасой, которая всё еще была увешана кашпо с цветами. Газон ровно подстрижен, под окнами вдоль дома растут пышные кусты роз. Справа, на теневой стороне, огромный кедр держал самодельные качели.
– А у меня уже готов ужин, вы вовремя! – резкий глубокий женский голос заставил меня прервать свои фантазии. На крыльце нас встречала стройная женщина с очень темной кожей, смольными волосами и глазами цвета карамели. Одета она была в черное платье с белыми манжетами и кружевным воротом. В таком наряде описывали служанок в книгах, которые я читала в библиотеке общины.