…Мычание во дворе раздалось. Щенок первым к двери побежал, скрестись начал:
– Это Василиса!
– Воротилась Премудрая?! – обрадовалась хозяйка.
– Так поздно прийти только я могу, Ягиня! – раздался голосок звонкий с крыльца.
Гостья вошла, гремя железом.
– Что же это? – удивилась рассказчица, песика на руки взяв от страха, что начнет зверек вещи чужие грызть.
– Сапоги железные изношенные, колпак железный изорванный, посох железный изломанный.
– Ты с дороги! Голодная?
– Булку по пути к тебе пожевала, – гостья хлам с себя стаскивала заторможенно, а в глазах печаль стояла.
– Устала? Ужинать? Сходи умойся пока.
– Да стерла уже пыль дорожную – слезами!
– Василиса, – попросил щенок, носиком к гостье тянувшись, – чем кончилась сказка?
– Сказка? – всхлипнула гостья.
– Вроде той, где у меня ноги из угла в угол, губы на грядке, нос к потолку прирос, – подсказала Ягиня, осторожно опуская щенка на пол.
– А-а-а! – улыбнулась слабо Василиса. – Ладно. Ну… Пришли девицы на берег высокий. Терем там стоит красивый, крепкий. Встречает Иван-царевич путниц, речь заводит: «Опоздали вы! Кончена уж моя работушка.» Опечалились странницы. Да одна, Василиса Премудрая, указывает: «У порога топор лежит. Под окном молоток притаился. Рубанок у ворот на лавке сидит. Долото из кустов подглядывает, нас подслушивает. А ежели не убрал за собой Иван-царевич, то работа его не окончена!» Согласился государь с девицей и велел сыну объявить, которая из путниц ему более всего по нраву.
– Дозволь, батюшка, в терем за перстеньком сходить?
– Ступай.
Поднялся Иван-царевич в тереме на башенку, в речку прыгнул и утонул.