Ласточка на запястье

Глава 3

Настенные часы размеренно отмеряли время. Тик-так, тик-так. Отец всегда любил старые вещи. Постоянно копался в барахолках ради очередной старинной нестандартной штуковины. Вот как эти часы с кукушкой. Небольшой деревянный домик с маятником и треснутым циферблатом. Тик-так, тик-так. Стрелки дойдут до двенадцати, и верхние створки откроются, выпустив на волю страшную одноглазую кукушку, что своим сломанным механическим голосом прокукует текущее время. Тик-так, тик-так.

«Всё не так» – пропела про себя Ангелина, слегка наклонив голову. В гостиной она сидела одна, и было ей очень скучно. Сердце щемило от поселившегося в её теле волнения. Это волнение поселилось в ней ещё в четверг, когда отец объявил о приезде своего друга, и не отпускало по сей день. Она просто не могла не думать о приезде Егора Александровича. Не могла не думать о том, что встретится с ним.

За окном шёл дождь. Капли звонко барабанили по стеклу. В тот вечер тоже шёл дождь, но не такой мелкий, а достаточно сильный. Она вернулась со школы и заметила стоящие на пороге мужские ботинки. Лакированные, с острыми носиками. С кухни доносились голоса, и девушка хотела пробежать мимо кухонной двери быстро, дабы не привлекать к себе внимания, но отец всё равно заметил её и подозвал к себе.

На кухне в старой родительской квартире висели жёлтые шторы с мерзкими потухшими подсолнечниками. Отец часто ругал мать за отсутствие вкуса, а сам безмерно любил эти шторы. Подарок от бабушки, как-никак. Старая, внизу прожжённая ткань с уродливым рисунком сильно запала в ее память как одно из самых значимых воспоминаний. Ведь она, будучи вызванной на ковёр, часто смотрела на них во время очередных разборок.

– Ну что, дочь, знакомься. Мой товарищ по службе, Егор Александрович Крылов.

Мужчина, сидевший рядом с отцом, приветливо улыбнулся. У него были синие внимательные глаза и пшеничного цвета волосы. Отец всё самодовольно улыбался, погладывая на неё. Ангелина же, заметив на столе водку и стопки, испытала облегчение. Когда отец был пьян, он не особо интересовался ей. Только, видимо, в тот день удача была не на её стороне, ибо отец всё же потребовал от неё тетрадь по математике.

– Твоя бабка – художница, а ты в кого пошла? – гундел отец, крутя в руках исписанную красной пастой тетрадь. – Математику не знаешь, рисуешь криво и чёрт-те что. Образования не получишь, художником тебе не стать, кем тогда будешь, а?

Марина Ивановна будто расписывала ручку при помощи ее тетради. Все было наглухо перечеркнуто, и Ангелина даже понять не могла, что именно было неправильно. Столько занятий, и что в итоге? Неужели ее ответы были на столько глупыми и бездарными? Неужели ее тетрадь заслужила этих красных, где-то порванных от резкого нажатия кончиком ручки записей?

– А можно мне взглянуть на эти рисунки? – ни с того ни с сего спросил гость, и Ангелина ощутила предательскую дрожь.

Нет, сегодня она достаточно наслышалась о своём неярком будущем работницы кофейни или уборщицы. Достаточно на целый месяц.

Школьные годы редко для кого бывают счастливыми. Лично для Ангелины это время стало настоящим адом. Причиной ее вечного смущения. Она чувствовала себя вечно всем обязанной, чувствовала себя никчёмной и бесполезной. Ее сердце начинало сильно биться, стоило кому-то назвать ее имя. Ладони потели, и все внутри сжималось от страха. Она ненавидела одноклассников, которые кидали ее портфель в мусорное ведро, ненавидела учительницу математики, что, вызвав ее к доске, начинала орать, втаптывая последние крупицы ее самолюбия в грязь. Удивительно, как же всё-таки быстро привыкаешь к ненависти и собственной никчёмности.

– Волосы она покрасила, а математику не выучила. – донеслось с задней парты, когда сегодня она стояла у доски в немом исступлении.

Раздавался смех, и она со слезами на глазах смотрела на то, как смеются ее одноклассники. Как показывает на неё пальцем тот, кто по стечению обстоятельств стал её первой любовью. Все вокруг неё были правильными, разумными, настоящими. Она же была лишней, ошибкой в прописном коде, отстающим и никчёмным существом. Не удивительно, что сегодня домой она пришла в особо плохом настроении.

– Не надо позориться. – грубо ответил отец, швыряя тетрадь в лицо Гели. – Лучше обсудим, как…

– Мне бы хотелось увидеть рисунки. – с нажимом повторил гость, и на этот раз взглянул в сторону Дорофеевой.

Девочка с опаской взглянула на отца. Тот, пару секунд непонимающе глядя на товарища, все-таки согласился. Облокотился на спинку стула и вальяжно махнул рукой;

– Неси, раз уж так хочется ему посмотреть.

Когда Ангелина, держа у груди папку с рисунками, вошла на кухню, отец с гостем уже во всю что-то обсуждали. Напротив отца лежала распотрошённая рыба. Напротив, гостя – пустой бокал из-под вина. Они болтали о чем-то своём. И невидимый для других, но остро ощутимый для неё купол словно бы накрыл Ангелину, отгородив ее от реального мира. Раньше он ее спасал, теперь же он превратился в ее клетку. Безопасность, которую она, ещё будучи маленькой девочкой, сидящей возле школы и рисующей мелками на асфальте, искала в своём уединении, превратилась в одиночество. Холодное и по-настоящему взрослое. Пугающее и беспощадное, как сама смерть. Словно вечный бег по кругу в надежде, что тебя кто-то услышит, что тебя кто-то оценит. Ответом на старания – лишь тишина и полное осознание того, что тебе не вырваться из когда-то собственноручно сделанного убежища.

Ловушка захлопнулась, дорогая Ангелина. Ты так долго мечтала о спокойном одиночестве, но оно превратилось в твоё проклятье. Ты не сможешь вырваться из этой клетки. Ты сама ее создала, так что она знает все твои потаённые страхи и без зазрения совести применит их против тебя. Никто не протянет руку. Все слишком заняты. Или слишком глухи. А может, они и помогут, но не тебе. Ты, видимо, для них слишком ничтожна.

Решив, что о ней все забыли, она уже хотела было уйти, как вдруг Егор Александрович, звонко стукнув по столу бокалом, обернулся. Его глаза внимательно оглядели ее. И снова вдруг стало страшно от такого к себе внимания.

– Принесла рисунки? – мягко спросил он.

Она кивнула, нерешительно протягивая ему стопку. Мужчина взял бумаги из ее рук и принялся внимательно рассматривать, хмуря толстые брови. Отец тем временем ковырял руками рыбу. Отравительный запах разлетелся по всей кухне, и девушке стало дурно.

– Интересный рисунок. – Егор Александрович повертел в руках лист, после чего положил его к себе на колени. – Стая птиц в мутно-сером небе. А почему некоторые из них падают?

– Я хотела нарисовать что-то, что бы олицетворяло жизненный путь людей. – помявшись, неуверенно ответила Ангелина. – Это участь людей, решившихся на полёт. Кто-то долетает до своей цели, а кто-то падает вниз. Не всем дано дойти до цели.

Отец с презрением фыркнул, после чего смачно выплюнул рыбную косточку на стол.

– И в чем же тогда смысл? Депрессивные у тебя каракули, дочка. «Депрессивные и без смысла», —заметил он, протягивая к Егору грязные руки. – Дай-ка сюда.

Ангелина потупила взгляд, глотая набежавшие от обиды слёзы. Егор Александрович отодвинул рисунок подальше от грязных рук друга.

– Влад, руки хоть вытри! – с лёгкой дружелюбной насмешкой попросил он.

– Пошёл ты, чистюля хренов! – тем же веселым тоном ответил отец, пьяно засмеявшись.

Впервые её рисунки похвалили. Впервые ее заметили и спросили, какой смысл она хотела внести в своё творчество. Чувство радости только-только появилось в ее душе, и сейчас было особенно больно лишиться последней надежды. Эти насмешки были словно вылитая на ее лицо кислота. Словно плевок в душу. Она надеялась, что хоть кто-то заметит, что она делает. И вот снова такое наплевательское отношение. Снова эти насмешки. Как же все-таки больно быть ребёнком, которого не слушают и ни во что не ставят. А может, проблема и вовсе была в ней? Родители не обязаны всегда понимать детей. Быть может, если бы были у неё друзья, она не чувствовала бы себя так погано. Так одиноко. Так ничтожно.

Ему тоже все равно…

– Они умирают птицами. – выдавила из себя девочка.

Она предприняла последнюю попытку докричаться. Последнюю попытку заявить о себе как о личности. Смотрите на меня! Смотрите! Я тоже могу говорить умные вещи!

Я достойна вашего внимания!

– Поясни. – Егор Александрович вопросительно поднял бровь, после чего снова взглянул на рисунок. – Что значит "умирают птицами"?

– Люди, что стремятся к своей мечте, но не доходят до неё, – она сглотнула нервный ком. – Они умирают птицами, а не свиньями, которые лежат в луже грязи и наслаждаются ей.

– Таким образом, получается красивая метафора. – Егор Александрович одобрительно кивнул головой. – По мне, так очень интересная идея и рисунок вполне себе замечательный и проработанный. Более того, знаешь, что отличает настоящего художника от любителя?

Девушка покачала головой.

– Художник стремится выразить своё видение мира через своё творчество. Он живет своим делом. Он не может жить без своего дела.

Ангелина подняла голову и, столкнувшись взглядами с Егором Александровичем, улыбнулась. От него веяло такими теплом и заботой, что казалось, – вот он, её отец. Он был первым, кто заметил в ней что-то хорошее. Первый, кто слышал, а главное – услышал. Потом они часто обсуждали ее работы. Он искренне интересовался ее успехами, а она, получив желанные силу и поддержку, шла в художественную школу и боролась за свой талант. Чужие разговоры и смешки перестали так ее задевать, ведь у неё был человек, который верил в неё. Один единственный человек в этом огромном мире, поверивший в неё. Разглядевший ее стремление демонстрировать свои чувства через бумагу.

Удивительно, но после того случая в её сером мире что-то изменилось. Она смотрела на себя в зеркало и больше не видела перед собой ту жалкую и бестолковую девчонку. Мнение одноклассников превратилось в пустые слова, придирки отца – в громкую музыку. Она даже взяла у матери деньги для того, чтоб вернуть в салоне свой привычный рыжий цвет волос, который раньше скрывала коричневой краской из «Пятёрочки». Отец тогда даже не наказал её, а наоборот, похвалил, мол, одумалась. У неё в целом от рождения были очень красивые тёмно-рыжие волосы. Очень яркие и необычные. Такие же, как у матери. Вся семья упрекала её в том, что она посмела так перекрыть свою природную красоту.

Та встреча была знаменательна. Небольшое волнение на глади озера. Первая капля дождя на голову дурака. То, что она хранила в своей памяти, как оружие, запрятанное под длинной юбкой. То, что постоянно прокручивала в памяти поздно ночью, когда мать в очередной раз собирала вещи. То, что вспоминала, когда посиневшей рукой брала кисть для очередного нелепого для её отца сюжета. Она помнила Егора Александровича. Помнила его слова, защитившись ими, как стальным щитом во время нападок брата. Вспоминала его добрые глаза, когда в ванной наблюдала за тем, как вода скатывается по её худому, испорченному синяками телу.

– Хлам свой убери!

Олег вошёл в гостиную, после чего швырнул ей под ноги смятые листы, исписанные стихами. Она послушно встала, отложив книгу. Ничего не изменится, если она вдруг решит ему ответить. Такие, как её брат, не меняются. Они живут в полной уверенности в своей вседозволенности. И другие эту уверенность активно поддерживают, не замечая гнили в самых безобидных поступках.

«Чего ты обижаешься?» – скажет отец, снисходительно усмехнувшись. – «Думаешь, он должен терпеть твоё поведение?»

«Нет, не думаю. Но почему я должна терпеть его?»

«Ты невыносима. Такая же невыносимая, как мать»

И было бы проще, будь до этого дело её мамаше. Что стоило той забрать её с собой в Питер, подальше от этого кошмара? Да только на все её просьбы приходили лишь подарки, обещания и пустые надежды на их исполнение. Если поначалу она верила, как слепо верит ребёнок в правильность родительских суждений, то спустя время поняла, что её мать ни на что, кроме пустых слов, вообще-то и не была способна.

«Я ещё молодая и хочу погулять. Ты мне всю жизнь испортил, хочешь мне на память о себе и её оставить?»

Как часто люди ради своих чувств закрываются от прошлого, не понимая того, что от него не сбежишь. Прошлое не перечеркнуть, не замазать, сделав вид, что его никогда не было. Даже если ты избавишься от всего, что напоминает тебе о нём, часть воспоминаний навеки отпечаталась на твоём жизненном пути. Нельзя так просто забыть прошлое, особенно когда результатом его стало появление ребёнка. Нельзя так просто отвернуться от человека, которого ты насильно привела в этот мир.

«Я не просила себя рожать! Я не виновата в том, что похожа на свою мать!»

Звук домофона отрезвил её, и она, быстро собрав листки, сунула их в карманы домашних штанов. Брат отвлёкся, и Ангелина, воспользовавшись этим, прошмыгнула мимо него, быстро подбежала к двери и сняла трубку.

– Открываю, Егор Александрович!

– На стол всё накрыто? – сурово спросил отец, выходя из своего кабинета. – Олег, чего не на занятиях?

Брат лениво шмыгнул носом, изображая больного, после чего, пригладив пятернёй рыжие волосы, ответил:

– Болею, бать. Я мешать вам не буду, только покажу дяде недавний кубок с соревнования.

Отец расплылся в улыбке словно довольный кот. Потрепал сына по голове.

– Если бы его это интересовало. – с сожалением ответил он. – Его всё рисунки нашего Мухомора интересуют.

Ангелина потупила взор, сдерживая нарастающую в душе радость. А на столе были заготовлены самые лучшие работы, заботливо отобранные из массы других рисунков и перевязанные верёвкой. День её триумфа. Единственный день, когда хвалят её, махнув рукой на старания брата.

– Водка для тебя, вино для дяди, рыба и любимая закуска уже на столе, отец! – вежливо сообщила она. – Я выбрала лучшие рисунки, чтоб не позорить тебя и брата.

Невинная улыбка. Открытые глаза с наигранной благодарностью. Правила семьи уяснены были давно. Хочешь, чтобы тебя любили? Докажи, что лучше своей матери. Ударили? Поблагодари за предоставленный урок со смиренной улыбкой. Идеальность – единственная истинна. Любовь – то, что нужно заслужить. По праву рождения не передаётся. Права ты имеешь только на имя.

«Было бы неплохо придумать право на любовь»

Егор Александрович зашёл в квартиру, принеся с собой запах кофе. Из года в год он использовал одни и те же духи, что оседали на его одежде невидимой пеленой, сводя Ангелину с ума. Она любила хватать его куртку или пальто и стеснительно прижиматься к этой одежде носом, различая между запахов улиц знакомый одеколон. Обычно он улыбался, шутливо трепал её по голове, затем проходил внутрь. Но сегодня он выглядел таким отрешённым, что девушка даже на какое-то время замерла, думая, стоит ли ей предложить помощь.

– Эх, бросила жена, да? – отец понимающе покачал головой. – Всё этим бабам не хватает. Идеальный же мужчина был.

– И тебе привет, друг. – печально улыбнулся Егор, после чего, наконец, заметил Ангелину, стоящую с сцепленными в замок руками. – О, не волнуйся, Геля. Я рад вас всех видеть. Всё хорошо, просто небольшие проблемы.

Она казалась ему напуганным кроликом. Скажи что-то не то, как она тут же ускачет в свой угол, поджав длинные уши. Она была такой застенчивой, такой доброй, что мужчина просто не понимал, почему её отец так относится к этому маленькому рыжему ангелу.

«Говорят, у ангелов рыжие волосы, да, Ангелина?»

Друг проводил его на кухню. На столе уже всё было приготовлено к ставшей уже традиционной посиделки. Раньше Егор Александрович еле-еле выкраивал себе право вот так вот встретиться с другом. Сам он жил в Питере, и жена, ставшая уже бывшей, никак не хотела его отпускать так далеко, да ещё и с ночёвкой. Крылов часто уговаривал её переехать в Браженск, но та лишь дула губы, говоря, что променять Питер на глубинный городок может только сумасшедший. Сам же Егор, ни разу не живший в маленьком городке, наслаждался и вдохновлялся полупустыми улицами, серыми высотками и минимальным количеством автомобилей. Не нравилась ему городская канитель. Уж больно сковывала она мысли, желания и чувства. Словно холодная клетка, в которой он был золотым попугаем.

– Ну, что делать дальше будешь? – спросил Дорофеев, открывая бутылку вина.

Ангелина достала ложки и, скромно улыбаясь, положила их перед Егором Александровичем. Тот кивнул, но не улыбнулся, как раньше. Просто взял в руки ложку и принялся смотреть на неё тяжёлым пристальным взглядом.

– Я снял квартиру здесь, в Браженске.

– Сколько взяли?

– Пятнадцать в месяц.

Дорофеев взял в руки рыбу, продолжая внимательно изучать лицо друга. Когда он узнал об измене жены, то кричал и метал, как раненный зверь, проклиная нерадивую супругу. Его друг же был мучительно спокоен, будто измена его жены совершенно никак не затронула его душу.

– Ну так, что именно произошло? – спросил Дорофеев, в надежде, что друг наконец-таки выскажется.

Ангелина по-тихому ушла из кухни, каким-то внутренним чутьём понимая, что сегодня Егору явно будет не до её рисунков. Конечно, червячок разочарования копошился внутри её души, но радость от того, что её кумир, наконец, переехал в их город, была намного сильнее. Казалось, что вот её давняя запретная мечта, наконец, воплотилась в жизнь. Он разведётся и теперь будет жить с ней в одном городе, постоянно приходя в гости. Она была так рада, что даже не заметила брата, выходящего из своей комнаты. Тот удивлённо взглянул на радостное лицо сестры, после чего, пожав плечами, пошёл по своим делам, думая о своём.

– Тут мы оба виноваты. – Егор принялся медленно чистить рыбу. – Даже рад, что все так произошло.

– И отчего же?

– Душила она. – честно ответил Крылов. – И город этот душил.

На ум сразу пришли воспоминания о жене. Последний проведённый вечер на их общей кровати. Её красные глаза и слёзы, что текли по щекам. Красивые чёрные волосы, растрепавшиеся и сальные. Как же она была отвратительна ему в тот момент. Ни капли жалости не испытал он, бросая её на произвол судьбы. Денег нет? Пусть у любовника просит. Переезжать некуда? Думать раньше надо было, когда другому отдавалась. Почему он должен был испытывать к ней жалость? Почему должен был помогать? Он и к обычным-то людям не больно-то с теплом относился, а тут изменницу жалеть. Бедная она. Идти ей некуда.

– Ну, у нас город скромный. Зарплаты тоже весьма скромны. Где хоть работать будешь? Квартиру-то свою, надеюсь, не отдашь?

– Устроился преподавателем в Гуманитарный колледж имени Гоголя. Квартиру отсудить не проблема. Дал ей месяц на съезд. Продам потом, куплю себе тут недвижимость. У вас очень милый частный сектор.

Дорофеев одобрительно кивнул.

– Хороший, спокойный. Только вот всё равно, братан, не могу понять тебя. Городская суета намного интереснее нашей будет. Надо тебе это? Ты же привык работать в окружении золотых учеников, смотреть из окна на вид богатого города. У нас тут зимой даже снег-то сразу не убирают. Хоть на лыжах иди. Серьёзно говорю. Я, конечно, рад, что ты будешь работать там. Дети мои там же учатся. Может, хоть Геля от тебя ума да наберётся. Вот только не сойдёшь ли с ума с этими идиотами? Это тебе не золотая молодёжь, знаешь ли. В рот смотреть не будут тебе.

– А я преподавателем устраиваюсь не для того, чтоб лекции читать, а для того, чтобы учить. Интересно, вообще-то. Соревнование своеобразное. Вызов себе как профессионалу. Легко научить тех, кто смотрит на тебя по-настоящему с обожанием. Трудно привить любовь к знаниям у тех, кто учится для галочки. А снега я не боюсь. Мне такая жизнь, наоборот, больше нравится. Люди тут у вас интереснее.

Дорофеев лишь покачал головой, удивляясь высказываниям друга. Тот ещё в армии прославился идеалистом. Всё молодняку внушал важность патриотизма. Тогда-то ему и предложили после службы пойти на учителя учиться. Мол, учить у него хорошо получается. А он взял и правда пошёл. Да ещё и благодарил потом бывших сослуживцев за идею дельную. Нравилось ему менять сознание людей. Смотреть на то, как они глазами хлопают, да с открытыми ртами его речи слушают.

«Общество изменится, лишь когда молодняк учиться начнёт. А то так у нас и врачей не останется. Все будут либо брови делать, либо ногти. Ну или салоны ненужные открывать. Какой-нибудь очередной магазин ручного мыла. А во всём родители виноваты да учителя. Не могут любовь к предмету привить. Всё на самотёк бросают. А дети же – наше будущее. Нельзя так с ними. Подавят морально ребёнка, а потом, спустя время, к кому лечиться пойдут? В школах всё в последнее время на баллы да рейтинг упор делают. А то, что детей мечтать учить надо и ответственность к профессии прививать, их не волнует»

Иногда Егор был сильно категоричен в своих высказываниях, но это Дорофееву даже нравилось. Крылов был единственным, кто с армии до сих пор поддерживал с ним связь и соглашался с некоторыми его суждениям. Правда, женщин он, в отличие от него, уважал, но небольшое расхождение во взглядах лишь освежало, давая почву для споров. Откровенных таких, философских.

«И зачем читать все эти философские труды, когда настоящая философия рождается тут, за бутылкой хорошего пива или вина?»

– Интересно будет посмотреть на это. Ты только это, за Гелей следи. Олег парень толковый, за ней, конечно, приглядывает, но всё равно, мало ли?

– Ты слишком недооцениваешь свою дочь. – мудро заметил Егор. – Она девочка умная. С кем попало не свяжется.

«А мечты и правда имеют тенденцию сбываться» – сладко думала Ангелина, лежа на своей кровати и смотря в потолок. Время было уже позднее, но разговоры за стенкой всё не стихали. Основной свет в её комнате был выключен. На столе горела лишь настольная лампа. Очередной подарок от вечно пропадающей матери. Из-за обилия мыслей девушка всё никак не могла уснуть, поэтому блаженно разглядывала узоры на собственноручно раскрашенном потолке.

«Егор Александрович будет нашим преподавателем»

Эта новость казалась слишком сказочной. Там, под её кроватью, хранился целый ватман с планом её поступления в Питерский вуз после обучения в колледже. Подробная инструкция выживания в большом городе и несколько путей отхода, если поступить в нужный у неё не удастся. Она готова была ждать годы ради своего шанса переехать в Питер. Да хоть в разваленную квартирку. Лишь бы иметь возможность заходить к Егору Александровичу на чай. Лишь бы иметь возможность слушать его, под предлогом искреннего интереса к литературе.

Тогда это всё казалось её мечтой, и она могла лишь утешать себя мыслями о том, что всё в этом мире возможно. Быть может, у неё получится. Быть может, всё сбудется. А ведь действительно, сбылось. Причём относительно быстро и резко. Так неожиданно, что сознание ещё долго не могло всё осознать. Она будто спала. Спала и видела прекрасный сон, что в любой момент мог прерваться, оголив бездушную реальность.

«Егор Крылов будет преподавать в нашем колледже»

Она потянулась к карманам своих штанов, вытаскивая оттуда безжалостно помятые листы. Вытащив их, нежно и с трепетом развернула их. Девушка улыбалась, окрылённая своими мыслями. Она даже и не заметила, как открылась дверь. Как вошёл в её комнату раздосадованный Олег.

– Мухомор, чего смеёшься?

Ангелина вздрогнула, испугано подняв на брата глаза. Тот продолжал зловеще смотреть на бумажки в её руках.

– «Порочен и ничтожен»? – с иронией произнёс он. – «Тугодум в погоне за красавицей»?

«Он читал.» – пронеслось в её голове ужасное. – «Он всё прочитал!»

– Брат, я…

– «Без сожалений подтолкнул к обрыву». Ты совсем одурела?

Ангелина потупила глаза, испытав невероятный стыд. Сознание понимало, что стыдиться ей нечего. Если кому и надо стыдиться, то только ему, но годами внушаемая братом правда постепенно превратилась в реальность. Его правда в её реальность.

– Нет, я не хотела показывать, и там непонятно же о чём…

Он не стал её слушать. Как обычно. К чему был весь этот детский лепет? Последняя надежда на мирный диалог?

– Столько времени прошло… – сиплым, от гнева голосом, сказал брат, подходя к её кровати. – а ты до сих пор помнишь.

– Ты даже не извинился перед ней!

Секунда, и вот он уже стоит около её кровати, тяжело дыша от ярости. Грубые руки схватили её за волосы и больно дёрнули, заставив девушку посмотреть на него.

«Может, стоит закричать?» – подумала она. – «Егор ведь с отцом на кухне»

– Мне не за что извиняться. И, если я такой плохой, то чего ты ничего не сказала тогда?

Он опустил её и вальяжно сел на кровать, забирая себе бумажки.

– Твои стишки ничего не стоят. Ты показываешь правду лишь так, как удобно тебе, но не думай, что все будут жалеть тебя, когда узнают.

– Я не…

– Ты просто высосала конфликт из пальца. Знаешь, как таких как ты называют? Хочешь снова остаться одна? Я могу сделать так, чтобы не один из одногруппников не захотел общаться с тобой.

– Нет! – она быстро замотала головой, роняя слёзы от страха.

– Вот и славно. – шепнул Олег, разрывая написанные ей стихи на мелкие куски. – Очень надеюсь на твоё понимание.