Тиран

Потом повернулся ко Льву:

– А сколько времени понадобиться арабам, чтобы спустится с гор и вернуть себе города на равнине, как только легион ромеев покинет Сицилию?

И Никифор и Лев промолчали.

– Я уже не говорю про зимние шторма, которые могут разбросать флот Никиты. Не говорю об укреплениях Равенны, которые будут гораздо мощнее, чем в Мопсуэстии. Еще во времена басилевса Зенона, за их стенами цезарь Италии Одоакр выдержал два года осады Теодориха, вождя остготских наемников. И содержание легиона в Италии потребует дополнительных поставок продовольствия. А синклит наверняка будет против этих расходов.

– Я бы сам мог возглавить осаду и прихлопнуть этого франка, как надоедливую муху в короткий срок, – не сдавался Лев.

– Может быть, да, а может быть, и нет. Но наверняка при этом мы потеряем и Сицилию и Киликию.

– Как же нам поступить? – Спросил за брата Никифор Фока.

– Вы пришли за советом? Так вот мое мнение. – Варда не спеша разгладил бороду. – Пусть Мануил с легионом зимует на Сицилии. Это будет нелегко. Как долго Мануил сможет находиться там без дополнительных поставок продовольствия? Вспомни Никифор свою зимовку на Крите. – Варда сделал паузу, давая время Никифору для сравнения. – Хорошо, что население прибрежных городов его поддерживает. Пусть возле них и зимуют. Только остереги Мануила, чтобы не совался в горы. У него нет федератов разведчиков для этих целей. Перекрыв дороги и выжидая, он добьется большего. За зиму, те, кто укрылся в горах, сами передохнут от голода и холода.

– А что же Италия, Рим? Снова отдать все Оттону, – не унимался Лев.

– Пускай пока тешится мнимой победой. Настанет время и для него, – оборвал младшего сына Варда. – А тебе Никифор, – Варда сурово взглянул на старшего сына, – пора оставить мысли, что война похожа на поэмы Гомера. Это не театр и не загородная прогулка! Заверши то, что начал в Киликии или станешь посмешищем для других государей. И вот еще. – Варда взглянул на Льва. – Крит и Сицилия с Божьей помощью возращены в состав империи. Но остается двоякое положение Кипра.

– А что Кипр? Уже триста лет минуло, как мы поделили остров с арабами. И до сих пор проблем из-за этого не было, – возразил нетерпеливый Лев.

– Вот, что я тебе скажу, – прервал Варда сына и сказал назидательно. – Пока через нейтральные порты Кипра проходят торговые суда, снабжающие товарами и продовольствием прибрежные города Киликии и Сирии, не видать Никифору ни Тарса, ни Антиохии, ни Триполи. Подумай об этом.

Никифор недолюбливал царя немецкого королевства Оттона. Считая его варваром и выскочкой. Но отдавал должное, как Оттон умело собирал осколки Западно-Римских территорий в единое государство. Используя латинскую Церковь в качестве связующих звеньев в цепи. На эту духовную цепь, как рабов, приковывали дружественные баронства и недружественные народы. Назначенные им епископы с корнем выжигали независимость удельных германских баронов и славянских князей.

Это не могло не вызвать восхищение Никифора, который нежданно сам для себя стал государем. А созданная Оттоном тяжелая конница рыцарей вассалов, не раз показавшая свою эффективность в войнах с «чумой» севера, легкой кавалерией венгров и ополчением славян, уже давно стала предметом зависти честолюбивого Фоки. Что ж и у варвара можно поучиться, решил он.

Основа армии Византии – это призывники стратиоты, крестьянское ополчение и военные поселенцы. Они должны были прибывать к месту сбора вооруженными, при необходимости докупая недостающее снаряжение за свой счет. Регулярные части на войну собирались из отрядов личных телохранителей архонтов и тагмы федератов. Их вооружение ложилось на плечи самих архонтов и вождей федератов. Только на провиант и дорогостоящие технические средства, вроде мидийского огня, казна выделяла средства. Этого было недостаточно для современных войн. Требовалась реформа.

Но создание в византийской армии многочисленных отрядов закованных в броню и кольчугу всадников требовала значительных материальных затрат. При всей своей привлекательности, синклит не соглашался на выделение денег казны для проведения реформы. На сенаторов можно было повлиять с помощью Церкви. Но отец Полиевкт твердо стоял на позиции разделения светской и духовной власти. Такая позиция патриарха не устраивала Никифора. Синклит и Церковь стояли на пути его устремлений. Он твердо решил преобразовать Церковь Византии под свои нужды.

В один из зимних, холодных, но солнечных дней к нему «ворвался» кипящий от гнева патриарх Полиевкт. Обладая привилегией свободного общения с государем, сразу же перешел к обвинениям:

– Я требую объяснений! Что это за антицерковная Новелла XIX? Она вызвала возмущение всего византийского клира.

– Не соглашусь с тобой. Новелла XIX не антицерковная, а антиклерикальная. Она не против Церкви, а против церковных стяжателей! Давай разберемся, – спокойно ответил Никифор. – Стратиоты, в случае войны, становятся основой народного ополчения Византии. Изначально землю пограничным поселенцам выделяло государство. Землю, потерявшую хозяина стали скупать архонты. С этим, как ты помнишь, вел непримиримую борьбу еще базилевс Роман Лакапин. Теперь нашлась еще одна незаконная лазейка – завещание в пользу монастыря. – Никифор сделал паузу. – Помнишь, как в 4 веке «погибла» Великая Армения? Монастырские земли стали больше государственных и некому стало защищать царя. Поэтому, в этом вопросе я продолжаю дело Лакапина. Опустевшие земли должны возвращаться государству. И использоваться по своему первоначальному назначению – заселяться гражданами, способными служить стратиотами. Государство должно иметь верных воинов для обороны и нападения!

– Возможно, ты имеешь право запретить свободным гражданам, отдавать по завещанию свою собственность в пользу монастырей и храмов. Хотя это выглядит, по крайней мере, странно. Помазанник Божий запрещает верующим оставлять имущество для богоугодных дел Его слугам. – Полиевкт прибегнул к едкому сарказму. – Но что ты скажешь о «томосе»? Он касается уже самого синода! Ты запрещаешь посвящать в высшую степень священства без своей санкции! Не это ли прямое вмешательство в дела Церкви?

– Нет. Это мое право. Ты только что сказал, что я помазанник Божий! Как наместник Иисуса на земле, я могу запретить, синоду принимать постановления по делам Церкви без моего одобрения. Я не вмешиваюсь в само таинство рукоположения в епископы. Это дело духовное. Но я не хочу, чтобы епископом становился человек недостойный и не лояльный государю.

– У священника только один царь и Бог – это Отец Небесный, – возражал Полиевкт.

– Почему римский синод молчал, когда Оттон по своему выбору назначал архиепископов? Почему сейчас Церковь молчит, когда латинские иерархи рукополагаются лишь после того, как принесут латинскому императору клятву верности и ленную присягу. Как обычные светские князья, бароны и герцоги. Неужели у меня меньше прав, чем у безродного варвара? Я не требую ленной присяги от священников, но в моей власти давать или не давать согласие на избрание новых епископов, – твердо ответил Никифор.

– А ревизия государственными чиновниками земель и имущества епископств, после смерти епископа? А конфискация в пользу государства всего, что покажется им излишками? Для этого твой брат Лев создал департамент государственной тайной стражи, подчиненный только ему? Ты хочешь разорить церкви и пустить монастыри по миру! – Продолжал кипятиться Полиевкт.

– Если уж ты претендуешь на духовную власть, то не лезь в дела светские, – снова спокойно возразил Никифор. – Тайная стража создана для борьбы с агентами вражеских государств и наших продажных граждан. Лучше приучай своих священников заниматься духовной пищей. И менять ее на материальную пищу у своей паствы. Как известно из поучений Святого папы Иоанна Златоуста, духовность не совместима с роскошью. Ни к чему монастырям обширные земли. Зачем плодить монастырских рабов? Чтобы жирели монахи?

Трижды правы миссионеры короля Оттона и халифа ал-Муизза идущие со Словом Божьим к язычникам. При этом, не забывая наточить свои мечи. Они священники и воины. Еретиков следует сначала победить, а затем проповедовать им! Поэтому и нашим монахам надо основывать новые монастыри, а не давать жиреть старым. Именно монастыри должны стать опорой веры и ее форпостами на отвоеванных землях. И ставить их надо будет там, где я укажу. А всю их духовную организацию оставляю синоду. Это справедливо? – Спросил Никифор.

– Я понимаю, почему ты это делаешь. Тебе не дают покоя победы Оттона. Ты тоже хочешь стать завоевателем, истребляющим целые народы?

– Ничуть. Он устанавливает Святой крест на завоеванных землях, а я восстанавливаю Святой крест на бывших территориях империи, – возразил Никифор. – В чем еще между нами разница, спросишь ты? В том, что ты не поддержал меня на синклите по поводу преобразования армии. В том, что наши епископы не берут в руки оружия. А общее между нами то, что средства для своих целей и он, и я должны изыскивать самостоятельно.

– Выходит, ты хочешь сделать из воинов священников? И наоборот. Превратить несущих Слово Божье священников в сикариев. Возродить братство фанатичных убийц!

– Нет. Ты опять неверно меня понял. Я хочу только, чтобы монастыри стали не только оплотами веры на границах государства, но и убежищем для калек и ветеранов, – объяснил Никифор. – Как это заведено у скифов. Афонская братия монахов-аскетов должна стать им примером для подражания. Туда от соблазнов мира уходят ветераны. И оттуда, если понадобиться стране, они возвращаются, чтобы служить Родине с оружием в руках. Поэтому я требую, чтобы Церковь признавала святым всякого воина, погибшего в бою за веру.

– Теперь ты вмешиваешься в духовные сферы! – Осадил его отец Полиевкт. – Когда ты распорядился основать школу для детей воинов погибших на войне, это было в твоей власти, как светского правителя. Я понимаю, что ты хочешь отдать должное их отцам. В твоей власти назвать этих воспитанников саларами, т.е. будущими военачальниками. Это было уместно. Но решение духовного круга вопросов, в том числе и признание святости, оставь синоду.

Никифор молчал, глядя исподлобья на патриарха. Потом сказал вкрадчивым тоном:

– В шестом веке базилевс Маврикий создал в Итальянской провинции Византии Равеннский экзархат для противостояния северным варварам. И экзарх был представителем Константинопольского императора. Последний экзарх умер в прошлом столетии. На месте экзархата появились герцогства Рима, Венеции, Сполето и другие.

– Герцогство Рима? – Догадался Полиевкт. – Ты клонишь к тому, чтобы под видом восстановления должности экзарха поколебать власть понтифика в Италии, присоединив Папскую область к Равеннскому экзархату?

– Это было бы хорошее начало для восстановления нашего влияния в Итальянской провинции. Тебе это дело кажется невыполнимым?

– Я докажу тебе, Никифор, что проповедь имеет силу способную противостоять мечу.

– Если это будет так, то я распоряжусь, чтобы церкви и монастыри получали долю с военной добычи. Как это принято среди воинов, – криво усмехнулся Никифор.

Вскоре после разговора с отцом Полиевком, хмурый Никифор наскоро попрощался с отцом Вардой, детьми и Анастасией и уехал в Азию. Большая война требует больших затрат и подготовки. Никифор помнил, что ему сказал отец. В Каппадокии басилевс с воинами личной гвардии провел всю зиму, готовясь к войне. Пользуясь временной зимней передышкой, Никифор решил продолжить создание отряда тяжелой рыцарской конницы катафрактов. Для этих целей он использовал собственных ипаспистов телохранителей и личные сбережения. Они должны были стать ядром будущих многочисленных отрядов закованных в броню и кольчугу всадников византийской армии.

Непоседливый Цимисхий очень скоро заскучал. Он был слишком горячего нрава. В прыганье, игре в мяч, метании копья и стрельбе из лука он превосходил всех своих сверстников. Несмотря на то, что был очень небольшого роста, он на спор выстраивал в ряд четырех скакунов и, птицей мелькнув над тремя из них, садился на последнего. В маленьком его теле таилась храбрость и сила героя, его деятельная натура требовала выхода эмоциям. Нередко он оставлял полевой лагерь и вместе со своим, столь же своевольным приятелем Вардой Склиром и куролесил по всем злачным местам Кесарии Каппадокийской. Все чаще дружеские попойки заканчивались пьяными драками. Слухи об этих безобразиях будоражили город. Украшенные неправдоподобными подробностями, они достигали ушей Фоки.

Терпение Никифора закончилось. Немедля он вызвал Цимисхия к себе в полевую палатку. Того с трудом поставили на ноги и привели к государю. Никифор оглядел неопрятно одетого Вана, его распухшее от пьянства лицо и спросил:

– Ответь мне Ной, пристало ли командующему легионами Востока уподобляться грязной свинье?

Цимисхий взвился было. Но под воздействием винных паров пошатнулся и начал заваливаться. Никифор быстро подхватил его и усадил на скамью. Нечленораздельное мычание вырвалось изо рта Цимисхия – палатка наполнилась винным перегаром. Никифор брезгливо поморщился:

– Бери-ка ты, племянник, своих ипаспистов, собутыльников и охочих воинов. Да отправляйся в рейд на границу Киликийской Армении. От греха подальше. Проинспектируй оставленные нами гарнизоны. Да покрутись вокруг Тарса. Чтобы крысы не уходили далеко от своей норы. Весной я выйду в ту же сторону с основными силами. На тебя и оставленные там гарнизоны ложиться важная задача: обеспечить фуражом и продовольствием мою походную колонну, сосредотачивая продовольственные запасы в складах, расположенных в укреплениях на границе.

По знаку Никифора, гвардейцы, стоящие на страже подхватили Цимисхия и утащили отсыпаться. В то же время в палатку вошел мистик, личный секретарь государя.

– Стратиоты сидят по домам. Командующий Цимисхий остался без войск. Но он слишком непоседлив, для рутины повседневных тренировок. Посоветуй, Константин какое звание присвоить Цимисхию, для того, чтобы отправить в самостоятельный рейд по тылам противника? – Спросил Никифор. Мистик ненадолго задумался.

– Дука! Соответствует герцогскому титулу в западной иерархии. Эта должность, позволяет вести самостоятельные боевые действия. Собственными силами, без участия ополченцев. Кроме того дука имеет право инспектировать как гарнизонные войска, так и гражданскую власть фем, – ответил Константин.

– Пиши соответствующий эдикт, – распорядился Никифор.

Через день, трезвый и подтянутый дука Цимисхий, построил свою личную тагму телохранителей перед палаткой государя. Как на параде, под приветственные крики, Никифор проехал вдоль строя и занял позицию на возвышенности посередине.

– Удачи вам, орлы Византии! На вас уповают легионеры. От вас зависят наши будущие победы в Киликии. С вами Бог! – Прокричал государь.

Всадники отсалютовали в ответ: «Слава, государю!», «Хайре, басилевс!». Несколько рисуясь, Цимисхий подал команду, и стройной колонной всадники отправились на юг.

Уже после его отъезда к Никифору прибыл гонец из Константинополя. Брат писал, что, узнав о том, что со стороны Византии не последует карательных мер, рекс Оттон покинул Равенну. Он отправился в свои северные пределы. Во владения своей вдовой матери, в далекий Кельн. Там его ждали заботы учреждения новых церковных округов на границе со славянскими княжествами.

Глава вторая: Тарс и Сицилия

Следующую свою компанию Никифор решил провести серьезно, не отвлекаясь на защиту и удобства Священных особ, сменив парады на суровые военные будни. Его терзала мысль о том, что он не взял приступом Тарс и Мопсуэстию. Он помнил оскорбления в свой адрес и то, что был отброшен от стен этих городов, как тупая стрела, попавшая на крепкий предмет. Вот над чем размышлял и что обдумывал Никифор долгими зимними вечерами. Вот почему он в ожидании удобного времени года усиленно готовил к боевым действиям, находившихся при нем воинов.

Как только закончились посевные работы, синклит объявил сбор фемных ополченцев Азии на войну. Отовсюду к месту сбора прибывали воины. И призывники стратиоты, поселенцы с государственных земель, и вольные наемники федератов.

Патрикий Никита, друнгарий флота, выполняя приказ Никифора, внезапно ввел галеры во все порты на Кипре. Морская пехота установила власть Византии на острове. Сохраняющиеся триста лет равновесие было нарушено. Арабы, обосновавшиеся на Кипре, за долгие годы нейтралитета отвыкли от войны и практически не оказывали сопротивления. После непродолжительной резни, Кипр был объявлен византийской фемой.

От Анкиры²¹ столицы фемы Букелларии, в сторону Кессарии потянулись обозы с продовольствием. Галаты – торговый люд из кельтских племен, которые пришли из Европы в Азию еще во времена Римской республики. Обеспечивая хлебом франкских федератов в римских легионах. Оставшись на земле, полученной за службу Риму на перекрестке торговых путей в Малой Азии, галаты традиционно занимались снабжением войск. Они везли хлеб и иную провизию в обозах, чтобы легионеры были свободны и не отягчены во время войны. Вместе с обозниками к военному стану, собирались продавцы иных услуг. Это были и бродячие жонглеры, и водоносы. Мелкие торговцы, ремесленники и хозяева повозок с рабынями, торгующие женскими ласками. Все они были необходимыми поставщиками в полевой лагерь элементарных бытовых удобств и нужд. Кроме этого, большинство из них следовали за войском и превосходно справлялись с ролью «освобождения рук» воинов от ценных, но громоздких вещей.

Строевые смотры, учения и состязания. Дни проходили в оживленной суматохе. Лагерь в Каппадокии напоминал внезапно появившийся из ниоткуда город. Живописные холмы и долины заполнили навесы, палатки, хибарки, телеги – временные жилища, на которые позволяли средства и фантазия их обитателей. Между этих наспех возведенных укрытий, в долинах паслись овцы и кони. Тут же велась бойкая торговля. У ремесленников можно было найти все, в чем мог нуждаться человек. Вино и пища помогали насытиться и получить забвение от тягот и лишений. А кто-то приобретал кольчугу, меч, нож и прочую амуницию. Женщины продавали любовь, по сходной цене. Для некоторых неимущих стратиотов это была непозволительная роскошь. Тогда некоторые «выпускали пар» нетрадиционным способом. По очереди, удовлетворяя друг друга. Осколками порядка, в этом море хаоса, выделялись палаточные городки ипаспистов. По старой традиции, времен Римской республики, выстроенные ровными рядами. Нападения противника не ожидалось. Но их городки были обнесены рвом и частоколом. Пройти внутрь можно было, только миновав выставленные посты охраны.

Аргишти по прозвищу Красавчик очень дорожил своей внешностью. Предмет мечтаний всех незамужних девушек его села. Но ему хотелось большего, чем простая жизнь земледельца и работа с восходом солнца. Это большее можно было получить, участвуя в победоносных войнах Никифора. Поэтому, как только знаменитый полководец стал собирать легион для нового похода, Аргишти тут же распрощался с матерью и сестрами. Сельская община не стала препятствовать его уходу. За свое отсутствие во время страды, до конца года он должен был внести выкуп общине. В противном случае его долг ложился на плечи его семьи. Полный радужных надежд, Аргишти упросил своего дальнего родственника Хачатура, получившего кусок государственной земли на Крите, взять его к себе в лохаг.

Хачатур без воодушевления встретил Красавчика. Кому охота нести ответственность за новобранца-первогодка?

– Война это не прогулка в огород к соседу. Это не волнующее приключение с девицей в кустах, тайком от ее родителей. Война это тяжелая работа. В грязи. С потом и кровью. Многодневные переходы под палящим солнцем, ночные бдения, жажда, голод и прочие тяготы. К тому же ты не очень хорошо владеешь оружием.

– Дядя, я не подведу. Я буду делать все, что ты мне прикажешь. Дай мне хотя бы попробовать, – упрашивал его Аргишти.

– Да что же мне с тобой делать? Ладно, – сдался Хачатур. – Оформлю тебя в свой отряд и поставлю на довольствие. Дам тебе копье, щит, и тесак. За них вычту из твоего денежного содержания. Будешь на первых порах при кашеваре. Я сам буду обучать тебя.

Молодой Аргишти с энтузиазмом стал постигать воинскую науку. Лихо размахивал тесаком и разил копьем соломенное чучело. В свободное от учений время помогал кашевару. И здесь Красавчик не сплоховал. За то, что другие платили деньги, ему доставалось почти даром. Довольный кашевар, с удовольствием давал возможность молодому парню балагурить с торговцами и договариваться о покупках. В результате, продуктовый «общяк» лохага хорошо экономил на получаемых скидках. К тому же, Красавчик не стеснялся оказывать своим сослуживцам и услуги интимного характера. В долг, в счет будущей оплаты. Вскоре он стал любимцем не только своего лоха, но и всей центурии.

Наконец, в полевой лагерь прибыл брат Никифора – курапалат Лев, оставив управляться в Константинополе цезаря Варду и проедра Василия Нофа. Он привез свежие новости из Лангобардии. Римский отец Лев VIII скончался. Римская знать просила императора Оттона I восстановить на кафедре в Ватикане отца Бенедикта V. Но Оттон с братом, архиепископом Бруно, был занят учреждением новых епископатов в Магдебурге, Мерзебурге, Цайце, Майсене, Бранденбурге и Хафельсберге. Им на местах приходиться бороться и с несгибаемостью славян, которые держаться старых верований и со строптивостью христианского духовенства. Наверно, епископы латинян тоже вспомнили о разграничении духовной и светской властей. Очевидно, это противостояние закончилось не в пользу Бруно. Тот вскоре вслед за папой, покинул этот мир. Так что Оттону, укрепляющему свои северные границы сейчас не до Италии.

Успокоенный благими вестями с западных рубежей Никифор скомандовал выступление. Лето уже вступило в свои права. К этому времени число обитателей в лагере и его окрестностях превысило четыреста тысяч. И людей зарабатывающих на войне стало больше чем воинов. Легионы, наконец-то подняли знамена и походные штандарты. В окрестностях началась суматоха и в воздухе заклубилась пыль. Колонна выступила в поход, по дороге, ведущей к Армянской Киликии. За войсковой колонной следовал обоз, растянувшийся на многие мили.

Даже в походе, во время тяжелых переходов по пересеченной местности, под палящим солнцем, басилевс Никифор продолжал учения по сплочению ополченцев, катафрактов и федератов в единый боевой организм. Мерно шагающие в колонне стратиоты втягивались в тяжелую, повседневную военную работу. На ходу отрабатывалось взаимодействие разных отрядов и штаба Никифора. Посыльные учились разыскивать комитов отрядов и передавать им распоряжения верховного командующего. Начальники всех уровней наоборот учились передавать в штаб доклады с мест. Войсковая колонна приближалась к Мопсуэстии.

Однажды войско проходило по глубочайшему ущелью, зажатому между отвесными скалами. Утомленный трудностью пути, Красавчик сбросил с плеч свой тяжеленный щит и оставил его на дороге. Государь, проезжая мимо, увидел этот щит. Он лежал на обочине, и солнце отражалось на его металлических частях. Никифор велел одному из сопровождавших телохранителей подобрать его.

Едва только колонна встала на привал, как Никифор стал доискиваться, у кого в подчинении воин, который, еще не встретившись с опасностью, бросил свой щит.

– Найдите хозяина этого щита и вместе с его лохагом доставьте ко мне, – велел Никифор вестовым. Прежде чем перейти к постановке задач на день следующий комитам и лонгинам собиравшимся у него на ежевечерний разбор пройденного пути.

В отрядах немедленно были устроены строевые смотры. Виновный быстро был обнаружен. Красавчика и лохага Хачатура доставили к государю.

Устремив на юношу грозный и суровый взгляд, государь спросил:

– Скажи-ка, негодный, почему ты выбросил щит?

– Великий государь! Щит соскочил с плеча, и у меня не было сил вновь поднять его. Ведь вдобавок мне еще приходится тащить бурдюк с водой и тяжеленное копье – распластавшись на земле, оправдывался Аргишти.

– Если бы на нас сейчас неожиданно напал неприятель, каким оружием ты, бросивший щит на дороге, стал бы обороняться от врагов и их стрел? – снова спросил Никифор, внимательно рассматривая Красавчика. Хачатур первый почувствовал опасность в голосе государя. Не давая Аргишти раскрыть рта, опередил его:

– Не вели казнить, великий царь! Это его первый поход. Мальчик еще не окреп. Это моя вина – не доглядел. Больше этого не повториться. – Хачатур уткнулся лбом в землю.

Тут и Аргишти понял, что жизнь его висит на волоске. Просто так к главнокомандующему не приводят. Он забормотал от ужаса что-то нечленораздельное.

Басилевс Никифор поднял руку, прекращая слова оправдания и стенания.

– По римским законам, легионера бросившего оружие на поле брани ждет смертная казнь. Но поход – еще не сражение. И я пощажу его лохаг. Этот мальчик и так жив только до первого боя. – Никифор был спокоен, но угрюм. – Ты целиком и полностью отвечаешь за своих людей. Поэтому сам накажи его! Отстегай розгами и отрежь ему нос. Стервятникам не нужна его красота. Если выживет после битвы, то собственная красота перестанет волновать его самого. А чтобы другим была наука, привяжи его к телеге и оставь на обочине. Пока не пройдет вся колонна. Все должны видеть, какое наказание ждет нерадивых воинов.

С этими словами Никифор отпустил легионеров. Достигнув места привала, где с нетерпением ожидали остальные бойцы, Хачатур рассказал о встрече с базилевсом и его решении.

– Дядя, неужели ты и впрямь собираешься отрезать мне нос? Царь сказал, что бы ты наказал меня. Но наказать можно и по иному, не прибегая к такому жестокому способу! Ни одна девушка дома не выйдет за меня замуж. Ведь по нашим обычаям усекают носы у тех, кто нарушил брачные установления, – заныл Красавчик. И остальные поддержали его.

– Брось это дело, Хачатур! Базилевс уже наверно забыл об этом. Мало ли у него других забот, кроме как помнить о наказании простого воина.

Расхлябанность лагерной жизни уступила место железной дисциплине военного похода. Хачатур послушал своих товарищей и охваченный жалостью к юноше, отпустил его невредимым.

Следующий день прошел в очередном тяжелом горном переходе. Под вечер, Никифор со свитой объезжал растянувшиеся биваки стратиотов. Кое-где, «прогулочный дух» все еще стоял в войске. Где-то легионеры, расположившиеся на привал, в небрежности свалили оружие в кучу. Где-то не выставили боевое охранение. Никифор вдруг вспомнил о вчерашнем виновнике.

– Почему-то я не видел на обочине дороги воина подвергнутого экзекуции. Неужели лохаг осмелился не выполнить мой приказ? – Спросил Никифор у штабных. Басилевс пожелал лично посмотреть на вчерашнего виновника. Он, с сопровождающими его комитами и лонгинами, подъехал к расположившимся на отдых легионерам лоха Хачатура. Увидев Красавчика утомленного, но вполне здорового и счастливого, государь нахмурился.

Телохранители государя схватили Хачатура с Аргишти и бросили в пыль под копыта коня государя. Сюда же привели и центуриона.

– Упрямый наглец! Как посмел ты не выполнить мой приказ? Или ты думаешь, что я меньше тебя забочусь о войске? Ведь я велел наказать того, кто бросил свое оружие, в назидание прочим. Пусть никто не подражает его беззаботности и слабости. Не повторяет его проступка, чтобы не оказаться безоружным на поле боя и тотчас же не погибнуть от руки неприятелей! Пожалел своего подчиненного, прими наказание вместе с ним, – сказал Никифор. Потом нацелил пальцем в сторону вытянувшегося центуриона:

– Лохага разжаловать. Лох расформировать и распределить среди сотни. Этим двоим отрезать носы и выставить для обозрения проходящей колонне.

– Будет исполнено, государь! – Выпалил центурион. В глубине души, почувствовав облегчение. Ведь и он не проконтролировал первый приказ Никифора. Значит, формально тоже был виновен.

Хачатура и Аргишти схватили за руки легионеры центурии. Воины из лоха даже не попытались вступиться за своего бывшего начальника и его подопечного – бдительные стражи Никифора держали руки на рукоятях мечей. Затем виновных, по команде центуриона опрокинули на землю и жестоко избили палками. У потерявших сознание центурион одним махом лично срезал кончики носов. Изувеченных и окровавленных стратиотов привязали к телеге, поставленной на обочине, в назидание другим. Наутро колонна двинулась дальше. Ее ожидал очередной тяжелый переход. Но все проходящие мимо оставленной на обочине телеги могли видеть, какое наказание ждет каждого в случае невыполнения приказа или небрежного отношения к своему оружию.

Такими жесткими мерами басилевс постепенно превращал земледельцев и ловцов удачи в единое боеспособное войско, готовое без колебаний и раздумий следовать приказам своего командующего.

– Государь, не слишком ли ты круто обошелся с лохагом? – спросил на следующий день мистик Константин Никифора.

Фока немного задумался.

– Нет, – ответил Никифор твердо. – Не прояви я сейчас твердости, и войско осталось бы сборищем реатов-земледельцев, которые разбежались бы при первой опасности. Показательное наказание ослушников, спасло жизни многих других.

– А почему ты не пощадил молодого стратиота? Возможно его красота это единственное, чем он мог заработать себе на жизнь.

– Ты тоже это заметил? – Хмыкнул Никифор. – При осаде Крита, у меня было время познакомиться поближе с казос, федератами из войсковых братств. Они чтут идеалы древних нартов и сохранили то, что давно утеряно нами. Уходя в поход, члены братства дают обет целомудрия. И даже находящиеся с ними в походе женщины, к которым они относятся как к сестрам, не вызывают у них желания. Они ежедневно подавляют свою животную похоть, тем самым, закаляя свой дух.

Ты не задумывался, почему любителей «мальчиков» называют «голубыми»? – Спросил Никифор мистика, после непродолжительного молчания.

– Как то я слышал от Константина Багрянородного, мир ему, что наши высокородные предки, рожденные от богов, имели голубую кровь. Чтобы не разбавлять ее им приходилось брать в жены женщин только из своего круга. Святотатство кровосмешения. Теперь голубой цвет соответствует спортивной партии военных. Мне глубоко претит то, что благородным цветом называют и слабохарактерных сластолюбцев следующих в войске. Святотатство мужеловства, – ответил мистик.

– Это потому, что в нашем ополчении мало профессиональных военных, добавил Никифор. – Стратиоты – это реаты, едва научившиеся держать копье. Их руки привыкли сеять и жать. Их оторвали от пашни, от семьи. От женской юбки. Им незачем закалять свою волю. В длительном походе они отдаются во власть инстинктов, удовлетворяя друг друга. Многие из стратиотов когда то были рабами, лишенными права заводить семью. Им так же приходилось удовлетворять свою похоть среди своего круга. И, как правило, хм, однополого. А что до этого мальчика, то теперь он будет думать о сражении, а не о том, как заработать на своей внешности. Я дал ему шанс выжить на войне.