ЛЁНЯ. Колись!
Они вместе выходят с кухни в коридор. САБИНА и ЕГОР остаются сидеть за столом. Повисает молчание.
ЕГОР. Ты плакала, что ли? У тебя, по-моему, глаза красные.
САБИНА. Нет, косячок курила.
ЕГОР. Ты минуту назад сказала, что не куришь.
САБИНА. Да всё нормально уже, неважно… Просто разговоры были задушевные.
ЕГОР. О чём? Или это тайна?
САБИНА. О семье.
ЕГОР (поник). А-а. Это действительно грустная тема.
ЕГОР нервно закуривает. САБИНА сопровождает движения его рук серьёзным взглядом.
САБИНА. У тебя тоже?
ЕГОР. Да… У меня тоже.
Заполнившая всё маленькое помещение тишина неожиданно прерывается резкими воплями из зала.
ВАСЯ. Нет! Ну фу! Не буду я этого делать! Лесь, ты всё-таки изверг!!
ЛЕСЯ. Давай – давай! Фант есть фант.
ЮННА. Поддерживаю! Тапки в коридоре, если что.
ВАСЯ. Да понял я… Только не снимайте, умоляю!
ЮННА. Не будем, честное пионерское. Иди уже выполняй.
ВАСЯ выходит в коридор, слегка освещаемый светом лампы на кухне. Его лицо перекошено и выражает нечеловеческие страдания.
ЕГОР. Господь – бог, что они тебе загадали?
ВАСЯ (мученически). Лизнуть Лёнин кроссовок!
ЕГОР. Э-хе-хе, недурно, недурно…
ВАСЯ. И это всё, что ты можешь сказать?!
ЕГОР. Ну не буду же я идти против коллектива. Леся права: фант есть фант.
ВАСЯ. Поддержки от вас не дождёшься!
ВАСЯ скрывается в тени коридора, наступает гробовое молчание, которое обрывает взрыв улюлюканий и хохота из зала.
ЛЕСЯ. Вась, хорош! Засчитано!
ЛЁНЯ. Ты его с таким наслаждением облизал – прямо как фруктовый лёд.
ВАСЯ. Фу, вам бы всё издеваться. Пойду теперь рот с мылом помою.
ЛЁНЯ. Иди, мы даже паузу сделаем.
ВАСЯ. Спасибо хоть на этом, экзекуторы.
Обстановка на кухне пусть ненадолго, но разряжается.
САБИНА (встаёт и начинает что-то искать в холодильнике). Огуречик будешь?
ЕГОР. Да нет, спасибо. Я лучше бы чайку…
САБИНА. Поставь тогда и на меня воду, если не трудно.
ЕГОР (наливает воду в чайник). Будет сделано!
САБИНА хрустит огурцом, прислонившись к холодильнику. ЕГОР сидит за столом и гипнотизирует взглядом кипятящийся чайник, крутя между пальцами электронную сигарету.
САБИНА. Так что там с твоей семьёй?
ЕГОР. Я надеялся, что ты забыла.
САБИНА. За несколько минут вряд ли что забудешь. Впрочем, если тебя напрягает эта тема, мы можем на неё не говорить.
ЕГОР. Да ладно уж… Сегодня все высказались – вот под утро наконец-то и до меня дошла очередь.
САБИНА. Мать, отец?
ЕГОР. Отец.
САБИНА. Ясно. А у меня мать.
ЕГОР. Вот как…
Чайник вскипел. Ребята наливают себе чай и возвращаются на прежние места.
САБИНА. Ну так и что?
ЕГОР. Алкаш он… Всю жизнь мне сломал. Из-за него теперь всю зарплату на психотерапевта трачу. Вот, собственно, и всё.
САБИНА. Понимаю… Но ты молодец уже потому, что обратился к врачу.
ЕГОР. А что мне ещё оставалось сделать? Меньше года назад я не имел ни малейшего понятия ни как жить дальше, ни зачем я живу в целом. Единственное, что было на тот момент в моей душе, – это тревога. Тревога за себя, за своё будущее, за бабулю, которой девяносто один год и которая, живя с ним на одной площади, вынуждена каждый день видеть это всё и терпеть. Он в последнее время как будто совсем крышей поехал, а я… даже не могу от него съехать, хоть и сам себя спонсирую.
САБИНА. Тебя обязали заботиться о бабуле?
ЕГОР. Ну как, обязали… Я сам себя и обязал. Куда она сейчас уже без меня? Ему же на неё совсем наплевать – жива она, мертва, случилось с ней чего или всё хорошо. А я люблю её, она мне много всего прекрасного в жизни дала. К тому же, на достойное жильё денег всё ещё не хватает.
САБИНА. Тут аналогично.
Пауза. ЕГОР закуривает.
ЕГОР. Не могу восстановить в памяти ни единого момента, когда я бы слышал от него хоть одно-единственное доброе слово… Пытаюсь, как психотерапевт советует, напрягаю извилины – а не получается. Живу с чувством, что его вовсе нет рядом со мной, как будто мой отец – это молчаливая тень, которая способна говорить через рот только тогда, когда надо попросить опохмелиться. Поэтому я очень ценю разговоры, они многое дают понять о человеке.
САБИНА. Прекрасно, этим мы сейчас и занимаемся.
ЕГОР. Тебя не напрягает то, что я на тебя свои проблемы выливаю?
САБИНА. Нисколько. Продолжай. Я слушаю.
ЕГОР. Всё детство я жил в постоянном напряжении и гаданиях, а что будет дальше. Мне многое на тот момент было непонятно – и ладно, если бы хоть кто-то потрудился объяснить. Все молчали. Все. Моё детство теперь прочно ассоциируется у меня с тишиной и пустотой, когда, вроде бы, открываешь дверь и собираешься выйти наружу и глотнуть свежего воздуха – а за этой дверью скрывается ещё одна глухая стена. Я не знаю, почему мне удалось аж до сегодняшнего дня сохранить трезвость рассудка, однако я благодарен за неё судьбе. Судьбе и бабушке, которая давала мне хоть и ничтожные, но десять процентов родительской ласки и чувства защищённости, которые были мне необходимы. Мне трудно довериться людям, поверить в их искренность, оттого я невероятно ценю вас – людей, которых я смог подпустить к своей душе ближе, чем на метр. Вы настоящие, понимающие и очень добрые – моя опора, моя почва под ногами.
ЕГОР говорит монотонно, с отсутствующим выражением лица и пустым взглядом, словно он давно абстрагировался от той стороны своей жизни, которая касается семьи и детства.
САБИНА. И мы тебя ценим, Егор. За то, что нашёл в себе силы жить дальше и демонстрируешь своим примером безграничную любовь к самому явлению жизни. Несмотря ни на какие внешние препятствия.
ЕГОР. Я и правда люблю жизнь.
САБИНА. И молодец, что любишь. Продолжай в том же духе. Также мы ценим тебя за то, что ты нам открываешься, показываешь себя настоящего, подавляя внутренние страхи.
ЕГОР. Мне не хочется тревожиться, когда рядом вы. Вы – мои антидепрессанты и транквилизаторы.
САБИНА. И наконец, мы ценим тебя… за тебя. За то, что ты позволяешь нам называть себя нашим другом.
ЕГОР. А где я был бы сейчас, если бы не вы? В дурдоме, наверное.
САБИНА. Туда прямая дорога нашим с тобой родственничкам. Но не нам, мы переживём, мы всё вытерпим.
ЕГОР (откладывает сигарету, больше он к ней не притронется до конца пьесы). Это точно. И над нашими крышами рано или поздно появится радуга.
САБИНА. Двойная радуга.
ЕГОР. Тройная.
САБИНА молча подходит и обнимает ЕГОРА точно так, как её ранее обнимала ЛЕСЯ, будто передавая половину невидимого щита от себя другу.
ЕГОР. Спасибо… Сейчас мне как никогда тепло.
САБИНА. Я рада, что это так.
Они стоят и обнимаются некоторое время, по прошествии которого синхронно поворачивают головы в зрительный зал и замирают в заданных позах. Свет на кухне гаснет, но сцена не заканчивается. Остальные герои теперь тоже представляют из себя живые скульптуры, застывшие в моменте. Все лица их обращены к зрителям. Точечный свет поочерёдно вспыхивает на фигуре того персонажа, который говорит в данную секунду.
ЕГОР. Я бы определённо увяз в этом болоте по горло…
САБИНА. …Если бы не дружба…
ЛЕСЯ. …Дружба исцеляет…
ВАСЯ. …Дружба протягивает руку помощи…
ЮННА. …Дружба – это величайший дар…
ЛЁНЯ. …Который мы, получив, обязаны сохранить и бережно пронести через всю жизнь.
Конец шестой сцены.
Сцена заключительная
Действующие лица: все
Зажигается свет на кухне. Ребята собрались все вместе выпить чая – явление, которое отсутствовало в основной части пьесы. Каждый из них выглядит по-иному: кто-то, ранее серьёзный, улыбается, кто-то – напротив, вопреки обычной напускной весёлости сдержан и сосредоточен на своём внутреннем мире. Однако всех героев объединяет одно: ощущение комфорта и умиротворения.
ЛЁНЯ. А сахар есть?
ЛЕСЯ. Вон, в вазочке.
ЛЁНЯ. Отлично, спасибо.
Пауза. Ребята обращают взоры в зал, как будто одномоментно заметили там нечто любопытное.
ЛЕСЯ. Ничего себе… Уже светает.
ВАСЯ. Да… Ночи сейчас короткие. Хорошо посидели, ребят.
ЕГОР. Это точно. Поболтали о том, о сём.
ЮННА. Домой, я так понимаю, смысла ехать уже нет?
САБИНА. А зачем? Только родителей разбудишь. Всё равно они тебя уже давно не ждут. Оставайся с нами.
ЛЕСЯ кивает.
ЛЁНЯ. Точно. Не надо разъезжаться. Лучше – здесь… Лучше – когда мы все вместе.
Свет медленно гаснет. Конец заключительной сцены и всей пьесы.
24 августа 2022 года