НАСТЯ (со злобой). И вот, вроде бы, я и признала, что могу в искренние чувства. Даже, может быть, что-то через себя пропустила. А толку? (Обращаясь к неподвижной фигуре ЛИЛИ.) В чём смысл-то? Зачем столько потраченных усилий? Ради того, чтобы мне было в тысячу раз больнее переживать, что мне предпочитают пустышку, да?!

Она толкает ЛИЛЮ в макушку, та падает на пол, приземляясь на синюю ткань. НАСТЯ в течении нескольких секунд осознаёт произошедшее, выражение её лица меняется со слепого гнева на страх. Она встаёт перед телом ЛИЛИ на колени, хватает её за плечи и укладывает себе на бёдра её голову, укрывая ЛИЛЮ тканью. Рука НАСТИ беспорядочно путается в её волосах, верхняя губа поджата, в глазах – сожаление и отчаяние.

НАСТЯ. Если бы я ещё могла на неё злиться… Если бы у меня получилось… Так ведь нет! Какая там злость? Только желание защитить, укрыть от всего плохого, что только вокруг неё ни происходит… Откуда это? Почему оно происходит именно так?

НАСТЯ поворачивает голову ЛИЛИ лицом вверх, вглядывается в него, точно что-то ища, а затем тоже укрывает его тканью.

НАСТЯ. Я ведь… на самом деле одинока. Когда мне весело и хорошо, когда есть силы шутить смешные шутки, помогать с алгеброй, выслушивать чужое нытьё, бегать на три встречи – одна за другой – тогда я всем нужна, всем своим двадцати близким друзьям. А сейчас… стоило мне замкнуться в себе и чуть обозначить границы, сразу все – раз! – и куда-то испарились. А вроде бы, неплохо дружили, с кем-то даже клялись дружить до самой смерти… Досадно понимать, что дружба до самой смерти может закончиться в интервале сентябрь-октябрь.

Героиня бережно укладывает замотанную голову ЛИЛИ на пол и встаёт позади неё.

НАСТЯ. Вот я месяцем ранее убеждала себя в том, что мне сейчас тонуть не время и это прекрасно, что я в последний день августа так и не сделала шаг вперёд… А я всё-таки взяла – и утонула. (Перешагивает через ЛИЛЮ.) Бессовестная! И пока что это ощущается куда страшнее обыкновенной смерти. Но вместе с тем внутри меня сплетается полотно из смешанных чувств: смятение, боязнь неизвестного, гнев, всеобъемлющая доброта, жажда борьбы, смирение… Во мне точно по лепестку расцветает мудрость, а щель между безопасной детской повязкой на глаза и внешним миром становится всё шире и шире. Так же происходит взросление, верно?

НАСТЯ аккуратно, за локти, поднимает ЛИЛЮ и, ставя героиню лицом к залу, одним движением срывает с неё ткань.

НАСТЯ. Теперь как будто даже видение действительности стало чётче!

НАСТЯ подходит к парте с погасшими свечами и вновь по очереди их зажигает.

НАСТЯ. И как бы ни была, возможно, безнадёжна эта действительность, единственное, что мне сейчас остаётся – верить в лучшее. Прикладывать усилия, пытаться, исправлять… Работать и над собой тоже. Кто сказал, что путь к себе настоящей лежит сплошь через череду удовольствий? Откуда мысль, что правда никогда не бывает печальной? Быть может… ещё придёт белая полоса. Ведь не бывает так, чтобы удача всегда поворачивалась к тебе исключительно спиной. (ЛИЛЯ отворачивается от НАСТИ, вставая к залу боком.)

НАСТЯ не без колебаний подходит к ЛИЛЕ и одним рывком крепко обнимает её со спины, обхватывая ладони и вкладывая в них ручку.

НАСТЯ. Я ещё поборюсь… Пути назад уже нет и быть его не может. Свой путь к честности я пройду до конца. Отступить и сдаться – вот что будет самым что ни на есть бессовестным поступком.

НАСТЯ отпускает ЛИЛЮ, подходит к парте и задувает все свечи разом, а затем прежней уверенной походкой удаляется со сцены. Свет гаснет.

Сцена 4

Повествование от лица ЛИЛИ. Локация – заснеженная улица.

Зажигается свет. На сцену выходит ЛИЛЯ в синей зимней куртке, клетчатом шарфе и тёплой шапке. На плече у неё – большая голубая сумка. Героиня выглядит воодушевлённой, она несколько витает в облаках. В одной руке ЛИЛЯ всё так же держит ручку.

ЛИЛЯ. Вот уже и декабрь заканчивается… Подумать только, ведь этот год, вроде бы, начался совсем недавно – и вот ему на смену приходит новый. Как быстро летит время… И сколько всего успело произойти. Или не произойти.

ЛИЛЯ снимает верхнюю одежду, оставаясь в голубом домашнем платье, ставит сумку на пол, достаёт из неё несколько горстей снежных хлопьев и бросает перед собой, создавая видимость метели.

ЛИЛЯ. Сегодня, стоило мне только открыть глаза и посмотреть в окошко, я увидела снег. Много снега. В первый раз за год природа решила подарить нашему городу такие пышные сугробы. Словно и она предчувствовала наступление новогодних праздников и решила укрыть осеннюю слякоть сладкой ватой. Я вышла босиком на балкон – ну и что, что холодно? – и погрузилась ступнями в снежок. Обожала так делать, ещё будучи ребёнком. Этот ритуал всегда играл для меня большую роль – породниться с природой через одну лишь кожу. Непередаваемо приятные ощущения. (Она скидывает ботинки и аккуратно наступает в брошенные ею снежинки.) Правда… было приятно только первые пару секунд, а потом я, отплясывая чечётку, влетела обратно в зал. Всё же я не такая уж и закалённая, как показывает опыт.

Героиня садится на кровать по-турецки, берёт с прикроватной тумбочки кружку с чаем.

ЛИЛЯ. Пока я любовалась на заснеженные деревья и придумывала, как можно было бы их изобразить, мой утренний чай совсем остыл… Ничего, я его и так выпила – разве можно вылить чай с гибискусом, даже если он и холодный? Это грех, страшный грех, как сказала бы бабушка. А пока чаёвничала, успела подумать не только о деревьях, но и о всяком-разном… порефлексировать, в общем, и всякое-разное надумать. Дело в том, что вчера Настя – девочка из школы – позвала меня погулять. Вдвоём. Могу ли я быть уверена, что она испытывает ко мне симпатию? (ЛИЛЯ несколько секунд размышляет.) Нет… Нет, это же такие пустяки. Позвать погулять – это ещё ни о чём. Это ещё даже не дружба.

ЛИЛЯ отставляет кружку и начинает взволнованно ходить по сцене кругами, снова одеваясь.

ЛИЛЯ. И несмотря на то, что Настя очевидно нравится мне как человек, мне было трудно согласиться… Сначала я даже начала по привычке придумывать миллион отговорок. Просто было отчего-то тяжело признать, что она действительно хочет провести время со мной – более того, она сама инициировала встречу, это тоже важно. Но потом… осознание ударило как молния. Если я прямо сейчас не скажу ей «да», мы никогда не зайдём дальше и никогда не поймём, осколки ли мы одной души, или же я придумала её светлый образ, приукрасила реальность. Как всегда.

На сцену выходит НАСТЯ в чёрном зимнем пальто и с хлопьями снега в волосах. Она спокойно провожает ЛИЛЮ взглядом.

ЛИЛЯ. Когда мы встретились, Настя выглядела замечательно… впрочем, как и обычно. Хотя я, конечно, ей этого так и не сказала – слишком боюсь. В своём длинном чёрном пальто, которое ей так идёт, она выделялась среди тусклого серого декабрьского пейзажа, отчего я сразу её заметила. Пусть и не надела очки, потому что в них я выгляжу по-дурацки, и я не понимаю, почему в школе она надо мной не смеётся. Но… я вдруг разом осмелела настолько, что обняла её в знак приветствия – можешь себе представить? Это стоило мне килограмма нервной ткани, а может, даже двух.

ЛИЛЯ обнимает неподвижную фигуру НАСТИ и бережно отряхивает снег с её волос.

ЛИЛЯ. Только эта дурёха опять вышла на улице без шапки. Разве она не понимает, что температура уже далеко за минус и получить отит или гайморит сейчас проще простого? Почему она настолько себя не бережёт?

НАСТЯ. Фу, ваши шапки мне причёску портят.

ЛИЛЯ (вздыхая). И шарф не надела. Вот что бы ты без меня делала? (Она укрывает НАСТЮ синей тканью, которую достаёт из сумки.) Мне постоянно хочется о ней заботиться… И я, вроде бы, понимаю, почему, но от понимания ничуть не легче, когда не находишь в себе сил и решительности совершать действия.

ЛИЛЯ порывистым движением хватает НАСТЮ за руку и тянет в сторону скамьи, припорошенной снегом.

ЛИЛЯ. Мы сидели с ней у заледенелого пруда… И она постоянно говорила какие-то интересные и сложные вещи – буквально выдавала одну за другой, сейчас уже даже и не вспомню толком, о чём мы болтали, потому что я слишком много за ней наблюдала и слишком мало слушала. И постоянно же я ловила себя на мысли, что я недостойна быть сейчас рядом с ней. Рядом с той, кто может чувствовать столь глубоко и излагать свои думы столь красиво…

НАСТЯ. Пощади, я несла сущую ерунду, не затыкаясь, только бы ты не подумала, что я скучная.

ЛИЛЯ. Посредством беседы Настя вдохновила меня вернуться к творчеству. Снова попробовать что-нибудь написать… хоть бы и деревья в снегу. Я ведь в детстве обожала рисовать, и у меня даже хорошо получалось, просто к старшей школе постепенно забросила это дело. То времени не хватало, то энергии. Но теперь я хочу написать такую картину, в которой обязательно будет фигурировать она. Настя. Ну, и я… возможно. А может и не буду, зачем там я?

НАСТЯ. Я хочу, чтобы ты тоже там была.

ЛИЛЯ. Словом, я ничуть не пожалела, что в этот пасмурный зимний день я всё же заставила себя изменить принципам, не спать до полудня, вылезти из тёплой постели и провести целый день с ней. Целый день… она посвятила мне. Как много она могла бы успеть сделать, если бы не подарила мне столько своего свободного времени? И как бы я себя ненавидела за то, что посмела отказаться от такого предложения?

НАСТЯ. Как бы я себя тогда ненавидела?

ЛИЛЯ и НАСТЯ (хором). Наверное, сильно.

ЛИЛЯ вскакивает со скамьи, достаёт из сумки бумажный стаканчик для кофе и вкладывает НАСТЕ в руку. Они медленно движутся туда-обратно по сцене, НАСТЯ повторяет движения ЛИЛИ.

ЛИЛЯ. Потом Насте стало холодно – вот уж неожиданность – и она купила какао в ларьке у аллеи с ивами. Очень, кстати, люблю это место – летом там потрясающе красиво. Деревья укрываются пушистым малахитовым одеялом, а уточки выводят на прогулку суетливых крошеных утят… Но зимой в парке тихо. Тем вечером – уже было около семи часов – мы также остались наедине: как друг с другом, так и со своими мыслями.

ЛИЛЯ и НАСТЯ синхронно останавливаются и встают лицом к залу. Свет гаснет до полумрака. Сверху на них падает снег. Какое-то время они молчат, каждая отмечает в уме что-то своё. Лицо НАСТИ пустое, как во сне, ЛИЛЯ же, вопреки чувству душевного единения, испытывает неуверенность в том, что она достойна здесь находиться.

ЛИЛЯ. Я могу ошибаться… но мне кажется, она не до конца честна сама с собой. Проговорив с ней несколько часов тет-а-тет, я заметила, что она постоянно как натянутая до предела струна: ещё немного – и лопнет.

НАСТЯ. Я многое боюсь тебе рассказать.

ЛИЛЯ. Мне хочется, чтобы она открылась мне. Чтобы не врала: ни мне, ни себе. Она очень много говорит – практически постоянно – но это всё лишь для того, чтобы ловко обходить действительно тревожащие её темы. Может быть, это потому, что мы слишком мало знакомы… А может, я просто ошиблась и выдала домыслы за факты.