Папа с братом стояли на пороге квартиры в состоянии некоторого шока.
– Это что тут такое! – возмущался папа.
– Вышвырнуть его сейчас же! – отреагировал Юрка. – Опять Элка собаку притащила!
– Давайте утром разберёмся – я ей до завтра разрешила, – сонно сказала мама, выглядывая в коридор. – Майкл, лежать! – Пёс тут же послушался. – А вы что так поздно?
– Мы концерт слушали – дядя Вова к бабушке приезжал, – важно ответил Юрка.
Понятно, кто мой благодетель. Спасибо, дядя Вова, за концерт, хоть я его и не слышала!
Я лежала тихо, изо всех сил изображая спящую. А в коридоре буря таки разразилась, и мама выслушивала гневную тираду папы, произносимую громким шёпотом:
– Да как ты могла допустить! Сколько раз говорить, чтобы никаких животных! Не можем мы подбирать всякую бродячую собаку! – бушевал папа.
Мне хотелось вскочить и сказать ему, что Майкл – не «всякая» собака. Таких, может, одна на тысячу, или даже на десять тысяч. И мы ещё никого не подбирали (кроме дядь-Вовиного Мямлика, конечно). Но я знала, что говорить это бесполезно. И гораздо благоразумнее сейчас помалкивать и не высовываться.
Мама устало оправдывалась:
– Не знаю, как это получилось… Давай завтра поговорим – поздно уже.
Действительно, часы давно пробили час ночи. Завтра всем нужно было на работу. И только у меня были каникулы, а значит, я могла «проспать» уход родителей и оттянуть разборку до вечера.
Но утром меня разбудил папа:
– Собака хочет на улицу, – сурово сказал он.
– Уже иду, – отозвалась я, одеваясь с такой скоростью, которой позавидовал бы любой солдат срочник, выполняющий команду «подъём».
Гуляли мы долго и основательно. И когда вернулись, дома уже никого не было. У нас с Майклом был целый день впереди. Как замечательно мы могли бы его провести, если бы не наше «осадное положение»! Однако расслабляться было некогда. Вечером нас ждал второй раунд неравного боя с явно превосходящим нас силами противником – следовало к нему подготовиться как можно лучше.
Мы позавтракали, и я сбегала к подружке за «собачьей книжкой» – нужно было определиться с породой.
– Так-так… На кого же ты у нас похож? Не терьер, это факт. Может, лайка какая-нибудь?
Я внимательно просматривала книжку, останавливаясь на каждой крупной породе, и сравнивала имеющиеся картинки с оригиналом. Пока всё было что-то не то.
– О, вот это, кажется, похоже! – обрадовалась я, дойдя до картинки, на которой была изображена кавказская овчарка. – Ну, точно – «палевый окрас, возможна темная мордочка, шерсть с густым подшерстком более светлого цвета… Уши висячие, высоко поставленные, коротко обрезанные», – читала я описание.
– Подумаешь! Уши необрезанные! Да это в сто раз лучше… И правильно, что тебе их не обрезали, – обратилась я к Майклу, – так гораздо красивее… и человечнее к тому же. И кто это придумал – хвосты да уши обрезать – на себе бы попробовал!
«Высота в холке для кобелей – не менее 70 см»… – это мы сейчас проверим.
Я побежала за сантиметром. Увы, росту было всего 63 сантиметра.
– Да всего чуть-чуть и недотянул-то. Просто тебя в детстве плохо кормили. Но ведь это можно поправить, правда? Главное – характер замечательный! – Я ободряюще улыбнулась Майклу и потрепала его по шее.
«Особенности поведения: характерны злобность и недоверчивость к посторонним»… – Ой-ё-ёй! Вот это точно не про нас! Ну, это мы никому и показывать не станем – зачем на собаку напраслину возводить.
– Теперь всё ясно, – торжественно объявила я. – Ты у нас кавказская овчарка, только в улучшенном виде – разумная и добрая.
Вечером первой домой пришла мама. Я, конечно, тут же подсунула ей книжку.
– Видишь, я же говорила, что Майкл породистый пёс.
Маме картинка показалась похожей, и она захотела прочитать описание. Но вот этого-то допускать и не стоило.
– Пошли ужинать скорей, а то есть очень хочется, – сказала я, захлопывая книжку.
Пока мама разогревала гречку, я прочитала ей то, что касалось породы «кавказская овчарка», разумеется, опустив нежелательные детали и заострив внимание лишь на несколько меньшем, чем было указано в стандарте, росте собаки.
– Это даже лучше, что он небольшой – как раз для нашей малогабаритной квартиры, – разглагольствовала я, поглощая кашу.
– Ничего себе – небольшой! – отозвалась мама.
– Но, согласись, он ведь не мешает никому – лежит, где разрешили, и вообще очень послушный.
– Пожалуй, – согласилась мама.
– Так какие у него недостатки, из-за которых он не может у нас жить?
Недостатков мама не нашла.
– Значит, тебе Майкл нравится? Ты бы разрешила его оставить?
– Как ты не понимаешь, – устало ответила она. – Одно дело я, а другое – папа.
– Да понимаю я! Просто прошу, чтобы при папе ты нас поддержала… Ничего можешь не говорить – молчаливое сочувствие иногда уже много значит.
Мама пожала плечами. Значит, она была согласна на «нейтралитет».
Когда домой вернулась мужская половина нашего семейства, состоялся семейный совет, скорее напоминающий заседание суда. Главным судьёй был, конечно, папа – к сожалению, не беспристрастным, и заранее согласным с обвинительным приговором. Брат исполнял роль прокурора, а адвокатом была мама. Увы, защита явно проигрывала.
Суть обвинения сводилась к приводу в наш дом всяких бездомных животных вообще, и Майкла – в частности. Моя речь о том, что Майкл сильно отличается от большинства бездомных собак нашего двора, и потому заслуживает лучшей участи, была подвергнута резким нападкам обвинительной стороны. В общем, нам с Майклом приходилось туго. И вдруг… Брат сделал роковую ошибку. Роковую для себя, конечно. Потому что для меня забрезжила надежда на выигрыш в этом почти безнадежном споре.
– Ну да, твоя собака, и так она тебя слушается! – кричал Юрка. – Да таких «твоих» целый двор!.. Вы заберите у неё ошейник с веревкой, – обратился он к родителям, – и пусть они идут гулять. Бродячая собака от неё через пять минут сбежит.
Как же он ошибался! Ни одна из моих дворовых подопечных никуда бы не убежала безо всякой веревки, не говоря уж об умнице-Майкле. Но разубеждать я, разумеется, никого не стала и скромно потупила глаза, чтобы брат не заметил, как меня развеселило такое полное незнание собачьей психологии.
Папа ухватился за Юркино предложение, как утопающий за соломинку:
– Вот-вот! Так и сделаем! Посмотрим, какова его «преданность». Выкладывай сюда своё снаряжение.
Пожав плечами, я положила на стул ошейник и верёвку (поводка у меня не было) и пошла одеваться. Майкл тут же вскочил и пошел за мной.
– Он давно хочет на свободу, – хихикнул брат.
Мы вышли из дому. Было уже темно. Единственный горящий у подъезда фонарь выхватывал из темноты кусок тротуара. Я обернулась и увидела маячившие в окне головы домочадцев. Они ждали – убежит ли Майкл. Наивные! Ладно, сейчас мы им покажем спектакль.
– Вперёд! Гуляй!
И пёс унёсся в темноту. Я медленно брела вдоль дороги.
– Майкл, ко мне!
Он моментально вырос рядом со мной: «Ты меня звала – я тут!»
Обойдя дом и подходя к подъезду с другой стороны, я, прежде чем вступить в освещённое пятно, бросила Майклу снежок в сторону стены дома:
– Иди-ка, посмотри, что там такое.
Он с готовностью побежал туда, а я в одиночестве пересекла светлое место, поворачивая к подъезду. Я не поднимала головы, но чувствовала обращённые на меня взгляды сверху.
Вдоль стены дома к подъезду подбежал Майкл, как будто понявший мою шутку и что от него требовалось.
– Хорошо смеётся тот, кто делает это последним, – сказала я, пропуская пса вперед. – Если бы все наши с тобой испытания были такими же лёгкими. Но ведь ты – умница. И обязательно докажешь это им всем. Правда, Майкл?
Дверь нам открыли сразу. Язвительное восклицание брата:
– А где же наша собачка?! – повисло в воздухе и шлепнулось на землю, как недолетевший снежок.
– Но ты же одна в подъезд входила – я видел, – пробурчал Юрка.
– А он мне дверь побежал открывать, он же настоящий джентльмен, – бросила я.
Подтверждая, что он джентльмен, Майкл вильнул хвостом и уселся рядом со мной.
– Ну, что будем делать? – спросила мама. – Мне завтра на работу рано вставать, а ещё надо суп сварить.
Вставала она действительно рано – в 6 часов.
Тут я, почувствовав некоторое замешательство в стане противника и не давая ему опомниться, перешла в наступление.
– Вы же сами сказали – если убежит… А он не убежал – он с нами хочет жить!
– А мы не хотим! – закричал Юрка.
– Он выполнил первое условие, а вы обещаний не выполняете, – не отставала я.
– Я, кажется, ничего не обещал, – неуверенно сказал папа. – Я тебе говорил, что есть масса обстоятельств… – Но он уже пришёл в себя и решительно закончил: – Собака в доме – это невозможно.
– Каких обстоятельств? Скажи.
– Собачьего лая здесь не будет!
– Да он не лает вовсе – ты хоть раз слышал? – возмутилась я.
– Пока не слышал, но иначе и быть не может. Все собаки лают, – назидательно сказал папа. – Или это какая-нибудь особенная?
– Вот именно, что особенная, – ответила я убежденно. – Он не будет лаять в доме.
Честно говоря, я не была до конца в этом уверена – не немой же он, в самом деле – но главное было не потерять инициативу.
– Да? – усмехнулся папа. – Хорошо, тогда давай договоримся, что он здесь остаётся до первого «гава». Как только залает, отводишь сама на улицу. И мы больше это не обсуждаем – всё!
Конечно, папа считал, что пёс «проговорится» ещё сегодня, и проблема будет исчерпана раз и навсегда. Скрепя сердце мне пришлось согласиться с таким суровым условием. Выбора-то не было.
Весь оставшийся вечер семья чутко прислушивалась – не раздастся ли вожделенный «гав». Но их ожидания были обмануты – Майкл молчал. А я тихо торжествовала.
Вдруг Юрка ухмыльнулся.
«Конечно же, придумал очередную каверзу», – подумала я. И точно.
– Пап, может дядю Колю позвать чайку попить? – спросил он.
– Да поздновато уже чаи распивать, – утомлённо отозвался папа.
– А он бы пришёл, в дверь позвонил… – многозначительно глядя на Майкла протянул брат.
Это была уже открытая провокация. Такого коварства я не ожидала.
– А-а, ну давай позовём, – развеселился папа, направляясь к телефону.
Дядя Коля – это папин сослуживец, который жил на втором этаже в нашем подъезде и часто заходил к нам «на огонёк». Был он человеком весёлым, и я очень любила эти посиделки с родителями. Но сейчас… Молчи, мой пёс, молчи!
Через пять минут раздался звонок. Майкл поднял голову и вопросительно посмотрел на меня.
– Это дядя Коля пришёл – он свой, и приветствовать его не обязательно, – спокойно сказала я собаке и тихо добавила: – Место!