Кровь как лимонад

– Ничего личного, чуви, – сказал Жека, схватил синего плюшевого дракона за морду, перетащил через спинки кресел и усадил рядом с собой.

Поерзал задом дракона по кожаной обивке, потом пристегнул игрушку и, не поднимая стекла, тронулся с места.

– Что, под себя уже ходишь? – спросил он у дракона.

Через двадцать минут он заехал в расположенный в бывшем заводском здании бокс, где его поджидали работавшие на Аббаса узбеки. Темир, немолодой бородатый бригадир, улыбаясь, подошел к джипу и нагнулся к опущенному стеклу.

– Привет, Жека-джан! – его взгляд скользнул по пристегнутой плюшевой игрушке, и он протянул, сокрушаясь. – Э-э-э… Нехорошо, ребенка обидели. Ящерицу забрали!

– Это дракон, – посмотрел на него Жека.

– Знаю, что дракон. В «Прогулке с динозаврами» такого показывали, да? В «Юрском парке». И в зоопарке я их видел, – сказал Темир и вдруг стал водить носом, принюхиваясь. – А чем это пахнет?

Жека пожал плечами:

– Освежитель воздуха у него фирменный, японский. Может, он?

– Может, – задумчиво сказал Темир, – но пахнет, как насрали, слушай. Вот ведь япошки…

– Ладно, держи вот, – Жека протянул Темиру журнал с проститутками и вышел из машины.

– Э-э-э, Жека-джан! – просиял Темир. – Красавчик!

Когда Жека следующим вечером появился на свежей «камри», узбеки стояли вдоль кирпичной стены и мрачно смотрели на него. Прямо расстрельная команда.

– Чего вы, парни? – спросил у них Жека.

Темир сделал знак, и самый юный, бывший на побегушках и на «подай-принеси», отделился от стены, подошел к «камри» и, заглянув внутрь, внимательно оглядел салон и, шевеля ноздрями, понюхал воздух.

– Чего вы? – прикидываясь шлангом, повторил Жека…

Улыбаясь, он вспоминал тот случай и наблюдал, как девушка из «гетца» идет вдоль дома и ищет в сумочке, наверное, ключ от домофона. Наконец скрылась в подъезде.

Освещая темноту перед собой желтым светом фар, во двор почти бесшумно заехал «лексус» LS 460. Жекин «лексус».

Он еще раз проверил в кармане фонарик, который мог пригодиться, если придется искать упавшие ключи.

После короткой паузы машина вскарабкалась на поребрик и зашуршала опавшими листьями.

Все, счет пошел на мгновения. До машины – метров двенадцать. Их Жека рассчитывал преодолеть по вытоптанной собачниками тропинке между кустами и чахлыми березами секунд за восемь-девять. Водителю, чтобы заглушить двигатель, выключить фары, сказать спутнице дежурную фразу вроде «вот и приехали», взять свои вещи, открыть дверь и выйти на улицу, понадобится секунд двадцать – тридцать. Очень важно правильно рассчитать, чтобы оказаться у «лексуса» вовремя.

Пройдя половину пути, Жека замедлил шаг, вглядываясь, не надумал ли автолюбитель позвонить кому-нибудь, не выходя из салона. Вроде нет. Фары погасли.

Как сглазил. В кармане у Жеки завибрировало, и в темноте громогласно заиграл гимн СССР – рингтон, установленный на один-единственный номер. Мать! Мать-перемать! Ну какого хера? С музоном, играющим из штанов, он не сумеет незаметно подобраться к водителю. Трясущимися руками Жека выковырял из кармана купленный на районе у одного малознакомого хоря айфон. Быстрее отклонить вызов. Указательным пальцем – на кнопку с красной трубкой. Хариус, тот самый кекс с района, всегда казался Жеке сомнительным, но еще более сомнительным оказался взятый у него айфон, который после нажатия кнопки сброса принял вызов, вдобавок включив громкую связь.

– Женя! Женя! Алло! Женя! – донесся до Жеки из динамика далекий голос матери.

Он надавил красную трубку сильнее – в надежде на лучший эффект. Безрезультатно.

– Алло! Ничего не слышу!

– Мама, я перезвоню. У меня дедлайн! – сказал Жека.

Водитель уже вышел из машины, с другой стороны хлопнула дверью его подруга или кто она там.

– Что дед? Что он опять натворил? – встревоженно спросила мать.

– Мама, я занят, не могу говорить.

– Сына, не можешь матери уделить одну минуту? – вопрос явно риторический. – Раз уж так, про мои дела можешь не спрашивать, хотя все хорошо…

Парочка из LS 460 шла к своему подъезду. Если сейчас проломиться сквозь кусты, еще успеет их перехватить.

– …Женя, хотела напомнить, чтобы ты заехал к деду Стасу. Не забудь, пожалуйста, передай привет от меня и скажи…

Айфон отключился.

А те двое находились уже в пяти метрах от своих дверей.

Жека кинулся за ними, зацепился за какую-то корягу и полетел на землю. Все-таки есть в нем гены неповоротливого коалы. Поднимаясь, услышал, как сработал замок домофона, мужчина что-то произнес – с гортанным таким кавказским акцентом, смех его девушки заглушила закрывшаяся за ними дверь.

Он вправду облажался?

* * *

– Не, ты сам смотри, сам решай, – бубнил в ухо Хариус. – Я ж тебя не заставляю покупать, чтоб ты потом не говорил… Лу´кай, вот так надо. – Он взял у Жеки айфон и, прикасаясь пальцами к экрану, выбрал в меню иконку. – Кстати, «злые птицы» уже стоят здесь. Самому заливать не нужно.

– Тут еще какие-то фотки, – заметил Жека.

– Так да, – на необъятном круглом лице (отсюда и прозвище) Хариуса появилась улыбка, – я же не говорю, что взял его в магазине. Фоточки бывшего владельца. Или владелицы. Ну-ка зазырим, может, порнушка домашняя есть… Только город какой-то, – разочарованно протянул он. – Где это, интересно? Ладно, удаляем… Так как?

– Что-то дешево ты его отдаешь, – посмотрел на Хариуса Жека.

– Так ведь дешево – не дорого, – пожал плечами тот. – Мне лишнего не надо. Он без зарядки… Глядишь – и ты мне подгонишь тачку со скидкой.

– Откуда у меня тачки?

– Да говорят… Ну так берешь?

Вот Жека и купил себе айфон. Ему сказали, что краденый, но теперь ясно, что больше это похоже на китайское палево. Найти Хариуса, кинуть ему в лицо подделку и потребовать назад деньги. А сейчас что делать?

Если бы не сроки, можно было бы вернуться завтра. Или в понедельник. Или через месяц. Но Аббас четко определил дату и время угона – сегодняшний вечер. Почему так, Жеке неинтересно. Дело в покупателе. Или в чем-то еще – ему все равно. Однажды он угнал сильно поюзанный «Нисан-Тиида», в салоне которого на тот момент лежала папка с какими-то учредительными документами. «Ниссан» куда-то ушел по дешевке, не в нем было дело, а украденные документы подпортили чью-то жизнь.

Ладно, подумал Жека. Нужен этот «лексус» Аббасу сегодня, он его получит. «Импровизация – суть джаза, шахмат и партизанской войны», – сказал как-то дед Стас. Будем импровизировать.

Жека вернулся к мусорному контейнеру, где еще раньше заприметил выброшенный на помойку стул. Наступил на одну ножку, руками потянул за другую. Захрустело, потом тяжелая, словно сделанная из дуба, деталь стула оказалась у него в руках. Подойти к «лексусу», потолкать его, чтобы включилась сигналка, подождать, пока хозяин увидит его из окна у своей машины, а потом затаиться у подъезда. Автовладелец выходит – ключи, скорее всего, у него, Жека бьет его – чтоб уж наверняка – ножкой стула… Ну а дальше все по плану… Многовато, конечно, подводных камней. Перед тем как спускаться на улицу, водитель может вызвать полицию. Может не взять с собой ключи, а прихватить травмат. Может вообще дожидаться патруля, не выходя из дома. Но нужно пробовать. Выбора нет.

И все-таки удача его не покинула. Хлопнула дверь подъезда, появился водитель «лексуса» и быстрым шагом направился к своей машине. «Что-то забыл?» – подумал Жека на ходу. Водитель отключил сигнализацию, открыл дверь машины, обернулся на шаги приближающегося Жеки и с размаху получил по голове ножкой стула. Прилетело в правую часть лба. Раздался донельзя неприятный такой звук, и водитель мешком свалился у машины. Жека выдернул из его кулака брелок с ключами и запрыгнул в тачку.

Еще не зная, что так он и повстречался с Джонни Деппом, ведя себя для первого знакомства весьма по-свойски.

В этот самый момент ему показалось, что все пройдет как надо.

2. Кета

Нева. Правый берег.

Дыбена в сгустившейся, как опухоль, темноте, дома постройки семидесятых на Искровском. Окна, освещенные тусклым, будто украденным электричеством. Ощущение, что счастливые люди здесь не живут. Двор, заваленный облетевшими листьями и мусором. Осень – печальный сезон. Лету пришел конец. Жди зимы, что придет и скажет: «Все-все. Время вышло. Попробуй еще раз в следующем году».

Саундтреком – приглушенный похоронный трип-хоп «Portishead» из колонок в прокуренном салоне десятилетнего «БМВ».

Пустая смятая пачка из-под сигарет на торпедо.

Надо купить еще. Марк Новопашин вылез из автомобиля, включил сигнализацию и двинулся в сторону проспекта, где, как он помнил, возле остановки был ларек. Нагнулся к окошку и, перекрикивая шум торопящихся машин, спросил пачку «Лаки Страйк». На обратном пути заметил безымянное заведение с торца одного из домов.

Бар, похожий на сумерки. Бармен за стойкой – усталый Пьер Ришар со сломанным носом. За ним, на полках, – разлитый по бутылкам цирроз печени. По телевизору, подвешенному у потолка, – бокс на ворованном канале. Клиенты за обшарпанными столиками пытаются перепить друг друга. Двое или трое поворачивают головы и смотрят на Марка взглядами, отравленными спиртным. Ему кажется, что сейчас они улыбнутся остроиглыми гримасами нежити и накинутся на него.

– Один кофе, – говорит он.

Бармен кивает. Замызганная шведская кофеварка плюется паром. Аромат кофе смешивается с другим запахом, гепариновой мази.

– Неправильные инвестиции, – голос у Пьера Ришара – шуршание наждачной бумаги, свернутой в рулон.

Что имеет в виду бармен? Его кофе?

– Это лекарство, – поясняет Марк и слышит в ответ:

– Единственное лекарство, которое я знаю, подается со льдом, тоником и долькой лайма.

– У тебя есть лайм?

– Найдется.

– Спасибо. Я за рулем.

– Кого и когда это останавливало? – пожимает плечами Ришар.

Через три минуты на стойке дымится чашка кофе. Из сахарницы с налипшими комками сахара Марк зачерпывает три с половиной ложки, вспоминая присказку бабушки: «Сахар и соль – белый яд». Обжигающий горько-сладкий напиток наполняет тело бодростью, которая ему еще понадобится. Алька сегодня ночует у него после двух дней отлучки. После ее ночевок, когда тахта полночи скрипит под тяжестью их тел, он не высыпается и весь следующий день чувствует себя разбитым, как первого января. Но дело того стоит.

Он допивает кофе, протягивает бармену купюру и, не дожидаясь сдачи, выходит на улицу. Сентябрьский воздух забирается ему под куртку. Теплый поцелуй спас бы от холода, но есть только сигареты. Двенадцать миллиграммов смолы, ноль целых девять десятых миллиграмма никотина. Однажды курение его доконает. Мимо него со двора выезжает автомобиль – новой модели японский кроссовер. Марк провожает его безразличным взглядом и возвращается к «БМВ».

У соседней машины копошатся два типа, на одном – грязный зенитовский шарф. Повадки как у винтовых со стажем. Пытаются, не разбудив сигнализацию, снять с машины зеркало, чтобы толкнуть его и взять дозу? Заметив Марка, типы пугливо отступают в темноту.

В «бэхе» он смотрит на электронные часы на приборной панели. Еще пятнадцать минут – и время клиента кончится, если он не захочет продолжения. От мысли о том, что девушку, с которой он собирается провести ночь и остаток жизни, может «продлить» обитающий на съемной квартире кавказец, у Марка начинает болеть голова.

Пульсации в правом виске напомнили март, когда он казался себе сверхпрочным мазохистом, наркоманом боли. Горстями ел прописываемый врачом трамал, но с тем же успехом можно было есть карамельки. Боль не уходила, она только становилась злее и агрессивнее. В апреле он перешел на «бушмиллс», и удивительно, но алкоголь помог. Сейчас Марк понимал, что пять упаковок контрабандного ирландского виски, купленного прямо в порту через знакомого докера, помогли ему продержаться всю весну. Не рехнуться от боли, физической и душевной. Виски и «Доктор Хаус». Когда Марк работал, времени на телевизор, и тем более на сериалы, у него не было. Весной же, в тридцать четыре года уволенный по состоянию здоровья, брошенный женой, просыпавшийся ночью, чтобы проглотить сто граммов «бушмиллс», и еще со ста начинавший утро, Марк запоем смотрел «мыло», где колченогий врач-мизантроп разрушал свою жизнь, пил, принимал наркотики, издевался над коллегами и мимоходом и с пафосом лечил больных. Телереальность и алкоголь заменили Новопашину настоящую жизнь, где приходилось бриться, принимать душ и идти в магазин или на прием к врачу. В ней из всех коллег звонил и навещал только Миха Костров. В ней жена, с которой он официально еще не был в разводе, очень быстро переехала от мамы к сыну ее старинной подруги, жившему за городом в доме с гаражом на две машины. Когда Марк об этом узнал, он просто налил виски и подошел к окну. Выпил и налил еще. Вид из окна квартиры на трубы, атлантами державшие свинцовое небо, напоминал свалку. А сам Марк был космонавтом, которому предстояло в одиночку девять лет лететь до Плутона.

Так продолжалось до начала июня, когда в конце рабочей недели к нему заехал Миха, уставший после тяжелой смены в отделе.

– По крайней мере тебе не нужно проходить переаттестацию, – сказал он в дверях. – Марка, если не напиться в вечер пятницы, то я уж и не знаю…

Напиться – к этому Марк относился положительно. Он направился в комнату, где достал бутылку из последней коробки с тремя нарисованными на картоне перегонными кубами. На кухне выпили по одной, а потом оказалось, что под словом «напиться» Миха имел в виду не кухонные посиделки, а рейд по городским барам.

– Зажечь? – переспросил Марк. – Думаешь, я к этому готов?

– Готов ты или нет – мне по хрену. Тебе сейчас это нужно. Считай, это рекомендация врача. Алкотерапия.

Костров заставил Марка переодеться. Шмотки, грязные настолько, что, того гляди, – встанут и уйдут, полетели в стирку. Марк влез в почти чистые джинсы, надел кофту из магазина дешевой скандинавской одежды. На кофте победно вскидывал вверх руку Рокки Бальбоа.

Они начали в пабе в трех кварталах от его дома, потом взяли такси и поехали в центр. От проблем на входе в дискобары их избавляла раскрываемая перед носами охранников Михина корочка. Марк ощущал себя Робинзоном, попавшим с необитаемого острова восемнадцатого века на церемонию вручения «Оскара». Диджеи играли такую музыку, что он даже не мог понять, как под нее двигаться. Девушки, пьяные и веселые, через минуту после знакомства переходили на «ты» и раздавали недвусмысленные авансы. Освещение делало их всех неотразимыми. Ноги прилипали к полу. В одном месте в туалете, прямо у раковин, с пальцев вбахивали порошок, а в дальней кабинке громко занимались сексом, и Марк не поручился бы за то, что это разнополая пара.

– Марка, ты куда пропал? – орал ему с танцпола Миха со стаканом в руке. Свободной рукой он обнимал хихикающую девушку в коротком платье. – Смотри, какая крошка! – и обращаясь к ней: – У тебя нет подружки для моего товарища?

Подружка у крошки нашлась. У нее были каштановые волосы, длинные ноги и грудь четвертого размера, которой она прижималась к Марку во время танца. Улыбаясь, девушка показывала крупные лошадиные зубы – и это как-то привело его в чувство, вернуло в реальный мир. Он практически вырвался из объятий ее тонких, как спицы, рук, сбежал на улицу, сел прямо на поребрик в десяти метрах от дверей клуба и опрокинул в себя пятьдесят скотча. Люди, тусующиеся на тротуаре у этого и соседних клубов, готовые ехать хоть к черту на кулички – только плати, – бомбилы поодаль, звон стекла, бьющегося об асфальт и о стены, – вся атмосфера напомнила ему «Blade Runner» Ридли Скотта с поправкой на наступившие белые ночи.

– Ты куда опять делся? – появился рядом Костров. – Марка, такие телки!.. Пойдем к ним!

Он помотал головой. Несколько секунд Миха смотрел на него, потом молча ушел в клуб и скоро вернулся с новыми порциями алкоголя. Сел рядом и протянул Марку стакан из толстого стекла, в котором плескалась золотистая жидкость.

– Я тут подумал, – сказал он. – Ну, с головой у тебя не все в порядке. А между ног-то как? Все в норме?

Марк усмехнулся, кивнул. Миха засмеялся, обнял его за плечо.

– Самое главное, мужик! Самое главное! А то ты меня напугал… Я понял тебя. Мне уже все равно, я бухой, а ты трезвее и видишь, какие тут коровы. Ни одной симпатичной, мать их. Я прав?

Они чокнулись и выпили. Поставили пустые стаканы перед собой на асфальт.

– И «конь бледный» у них паленый, – поморщился Новопашин. – Прямо из канистры под стойкой льют, суки.

– Что будем делать? – спросил у него Костров.

– Сам решай, – сказал Марк.

– Может, в «Копов»? Кто-нибудь из наших наверняка там. Повидаешь ребят.

– Нет, не сейчас, Миха.

– Ясно, – Костров похлопал его по плечу. – А если еще девок поищем? Пока я не в стельку, а?

– Давай, если хочешь.

– Да конечно, хочу!

Вывалившегося из стратосферы ангела по имени Рокстар Марк увидел в «Реалити-шоу» – дорогом декадентском клубе, куда их долго не пускала охрана.

– Закрытая вечеринка, вход по приглашениям, – скосив глаза на раскрытое перед его лицом удостоверение, произнес вышибала в черном костюме и с наушником в ухе.

– Убойный отдел, мужик, – не опуская удостоверение, пьяным голосом произнес Миха. – Мы при исполнении. Расследуем тяжкое преступление. Нам нужно пройти и задать несколько вопросов свидетелю.

– При исполнении? – ухмыльнулся Костюм. – Скажите, как зовут вашего свидетеля, я попробую его найти и вызвать сюда.

– Имя свидетеля – служебная информация. Мы не имеем права раскрывать его.

– Тогда ничем не могу помочь, – покачал головой Костюм. – Пожалуйста, не стойте у входа, вы мешаете… Добрый вечер, проходите, – поприветствовал он разодетую разве что в не цветные перья пару.

– Это я не смогу тебе ничем помочь, – вплотную придвинулся к охраннику Миха, – если сейчас вызову дежурный наряд. Препятствие расследованию, сопротивление при аресте. А потом уже скорая помощь тебе ничем не сможет помочь, понял или нет?

Охранник нервно сглотнул, посторонился и буркнул:

– Проходите.

– Спасибо, – сказал Миха и потянул за собой Марка.

– Алкоголь оставьте у администратора.

– Какой? А, этот? – Костров как будто только что обнаружил у себя в руках полулитровую бутылку «грантс», купленную с превышением служебных полномочий в ночном магазинчике. – Так он же кошерный… Обязательно оставим, не волнуйтесь.

За дверьми их встретила девушка-хостес в коротком блестящем платье бирюзового цвета.

– Добрый вечер, – улыбнулась она, успешно скрывая удивление при виде их прикида, общего состояния и початой бутылки скотча. – У нас сегодня вечеринка «Нюд Зоо». У вас зарезервирован столик?

– Мы посидим в баре, милая, – улыбнулся Миха. – Это платье тебе чудо как идет… Можно у тебя бутылку оставить? Если отопьешь, мы не будем против…

Они поднялись по узкой лестнице, сели у стойки бара в углу и заказали выпить. В большом полутемном зале раньше устраивали балы дворяне. Полтора десятка ламп с красными абажурами стояли на столиках между баром и невысокой сценой с блестящими пилонами в металлической клетке, в сцену целились точечные прожекторы. Парень в наушниках за диджейским пультом играл сонный лаунж с MP3. Официантки в юбках до бедра и в форменных блузках с вырезом сновали между столиками, за которыми сидели мужчины в деловых костюмах, дресс-коде нефтяных королей и владельцев футбольных клубов – уж никак не меньше. Несколько бесвкусно одетых женщин ели, пили и внимали своим спутникам.

– Что-то тут скучно, – обратился к бармену Миха. – Как реклама. Что затевается хоть?

Бармен не успел ответить, как зажглось несколько ярких прожекторов, осветивших возвышение, где появился мужчина в летах с микрофоном на лацкане пиджака.

– Добрый вечер, дамы и господа! – с полупоклоном обратился конферансье к публике. – Позвольте объявить о начале вечера: наш «Нюд Зоо» открыт. Руки в клетки не совать, бананами не кормить! Деньги за билеты вернуть нельзя!

Последние слова были встречены смехом.

– Первые – Хищница и Милана! Встречайте!

Раздались жидкие аплодисменты. Заиграл притихший на время диджей, и на сцене появились две девушки. Брюнетка в белье под леопарда и с леопардовыми пятнами боди-арта и блондинка с винтажной прической и в тунике. Они зашли в клетку. Конферансье закрыл за ними дверь.

– Я что-то не понял, – посмотрел Миха на Марка. – Девки будут сидеть в клетке?

Они не сидели, а танцевали. Вначале по отдельности, у шестов, заводя зрителей полуобнаженкой, затем сошлись вместе. Полетела на пол снятая туника, Милана выгнула спину, подставляя Хищнице грудь для поцелуев, одновременно расстегивая ее лифчик. Миха отставил стакан и захлопал.

– Отлично!

Пластика девушек и хореография танца удивляли. Танец странным образом походил на схватку. Целуясь и держа друг друга в объятиях, девушки избавлялись от одежды, на топлес не остановились и в конце концов предстали перед зрителями обнаженными. Марк, думая, что это конец номера, хотел уже было зааплодировать, но танец не прекращался. Сначала рука Миланы легла между ног Хищницы и стала там двигаться, вызывая бурю эмоций на бесстыдно повернутом к публике лице. Через минуту она резким движением уложила Милану на сцену, забросила ее ноги себе на плечи и склонилась к ней. Ее пальцы с длинными, как когти, ногтями сжимали груди партнерши. Два сплетенных тела в свете ярких цветных прожекторов под музыку с ритмом ударов баскетбольного мяча об пол, с плотной стеной звука и, как жгучий перец, вкраплениями восточных оттенков. Под прицелами чужих взглядов девушки ласкались пальцами и языками. Хищница, сидя на лице Миланы, откинулась назад, на несколько секунд замерла (луч прожектора скользнул между ее бедер), а потом опустилась телом вперед, создавая иллюзию прыжка охотящегося зверя.

– Я весь взмок! – когда смолкла музыка, закричал Миха, вместе со всеми аплодируя девушкам. – Вот это шоу! Думал, что такое только в кино бывает! Повтори-ка, дружище! – попросил он бармена. – И моему другу!

Пока Миха с Марком обменивались впечатлением, на смену Хищнице и Милане в плотной атмосфере ожидания разврата возникли следующие девушки. Ведущий представил их как Вич и Рокстар.

– ВИЧ? – переспросил Миха. – Типа как триппер?

– Вич. По-английски – ведьма, – пояснил бармен.

– Ты прямо Черчилль, – сказал ему Миха. – Налей-ка еще, – и повернулся к танцовщицам.

Ведьма была со стрижкой каре рыжих волос, тоже в тунике, но фиолетового цвета, босиком. Рокстар – блондинкой с длинными вьющимися волосами, с черными, как в кино у спецназа, полосками на лице, в наглухо застегнутой короткой кожаной куртке, широких джинсах-«трубах» на бедрах и с красно-белой, сверкающей колками электрогитарой наперевес. Ее глаза прикрывали солнечные очки. Позже Марк подумал, что во всем случившемся потом виновата музыка. Диджей поставил медленную композицию, почти колыбельную. Двое печальными негритянскими голосами рассказывали историю про гуляющую по пригороду малышку, аромат Ямайки и дефлорацию, а пульс качающего тягучего бита напомнил Марку мелодию со вступительных титров «Хауса». После Алька сказала ему, что песня называется «Karmacoma». А тогда он смотрел, как Вич расстегивала молнию на куртке Рокстар. Одежды под курткой у той не было, и стали видны казавшиеся загорелыми в свете прожекторов груди размером с теннисные мячи, с сосками, заклеенными крест-накрест белым непрозрачным скотчем. Рокстар сперва целомудренно прикрыла грудь ладонями, а потом резко опустила их. Грифом висящей на плече гитары приподняла подол туники Вич, обнажая промежность. Мелькнул черный треугольник трусиков. Присев, Рокстар обеими руками спустила их. Ведьма оттолкнула ее и закружилась вокруг девушки с гитарой, словно наводя чары. Движениями сомнамбулы Рокстар отставила гитару и скинула куртку, стянула джинсы, оставшись полностью обнаженной. Рокстар, повернувшись спиной к зрителям, опустилась на четвереньки. Скинув через голову тунику, Вич склонилась к партнерше и коснулась губами ее ягодиц. Несильно шлепнула по ним ладонью. Провела рукой между ногами. Языком достала до клитора. Рокстар выпрямила спину и сделала попытку освободиться. На лице у Ведьмы заиграла похотливая улыбка, в ее руке появилось дилдо. Высунутым острым языком она облизывала блестящий пластик, а Рокстар, обернувшись, смотрела на нее. Ее рот округлился, когда дилдо вошло внутрь, и она принялась двигаться в ритме впадающей в кому. Боковым зрением Марк видел подавшегося вперед толстяка, сидевшего за ближайшим к сцене столиком. В руках он держал забытую вилку с наколотым на нее куском мяса. Выглядело это отвратительно и комично одновременно. Сам Марк чувствовал удивительную смесь похоти и детского восторга. За несколько мгновений до окончания песни лицо Рокстар исказила гримаса поддельного оргазма, и она опустилась левой щекой на пол. Очки с золотистыми линзами сползли с глаз, и на несколько секунд Марку показалось, что он встретился с танцовщицей взглядом. Рокстар поправила очки. Вич протянула ей руку, помогая подняться. Провожаемые аплодисментами, девушки вышли из клетки.

Марк повернулся к барной стойке. Сердце колотилось как пулемет.

– Как тебе киски? – спросил у него Миха. – Не говори, что не понравились… Слушай, эта Рокстар будет еще выступать? – обернулся к бармену.

Тот пожал плечами.

– А приватный танец можно заказать?

– И танец, и что посерьезней. С ними все можно. Это же шлюхи. Танцуют, доводят толстосумов до белого каления, а потом выставляют ценник – и пожалуйста, все для вас.

– Шлюхи? – переспросил Миха и посмотрел на Марка. – Ну так это и лучше! А где…

Бармен осторожно показал на немолодого мужика в тени у сцены:

– Это продюсер шоу. Все вопросы решайте с ним.

– Продюсер у шлюх? – засмеялся Миха. – Ты хотел сказать – сутенер? Налей-ка еще.

– Только называйте его продюсером, – с улыбкой посоветовал бармен. – Так вам выйдет дешевле.

С выпивкой в руке, слегка пошатываясь, Костров направился к сцене, на которой две новые девушки в одних белых рубашках поливали друг дружку то ли из водяных пистолетов, то ли из усовершенствованных фаллоимитаторов. Мокрая ткань эффектно облегала их формы. Но Марк смотрел не на них, а на друга, который, размахивая свободной рукой, о чем-то спорил с «продюсером». Через две минуты Миха вернулся.

– Говорит, Рокстар уже занята. Предлагает другую, но цену ломит… Да тебе другая и неинтересна, правда? Пошли, – Костров потянул Марка за рукав.

– Куда собрался?

– Сейчас все решим напрямую, без посредников, – ответил Миха, ставя стакан на стойку. – Где найти девчонок? – спросил он у бармена.

Марк двинулся за ним, говоря себе, что идет только для того, чтобы вытащить Миху из неприятностей, в которые тот вот-вот влипнет. Одна раскрытая дверь, вторая – и вот перед ними охранник.

– Туда нельзя, – сказал он. – Девушки заняты, у них клиент.

– Правосудие не может ждать, мужик. Пожалуйста, дай пройти, – в который раз за вечер Миха ткнул корочку в лицо работнику клуба. – А ты тут жди. Сейчас Толян подъедет. Дукалис который…

В комнате с интимным освещением на широком кожаном диване сидели трое: слегка приодетая Хищница, Рокстар в куртке на голое тело и в джинсах и пассажир лет сорока пяти в костюме, но со снятым галстуком и в уже наполовину расстегнутой рубашке. Повернувшись к Рокстар, он говорил ей что-то про какие-то красные клетки, а при появлении двух незнакомцев вскочил, сбросив с себя руки сидевших по бокам от него танцовщиц.

– Вы кто такие? – возмутился он и позвал: – Охрана! Эй!..

– Да охрана в курсе, – сообщил Миха. – Уголовный розыск, – снова взметнулась рука с удостоверением. – Должны забрать эту девушку, – Миха кивнул, – для дачи свидетельских показаний. Срочно.

– Михаил Александрович Костров, – прочитал клиент. – Вам лучше уйти. Какие еще свидетельские показания? Вы что, при исполнении? В таком состоянии?

– Это усталость, – парировал Миха. – Буквально валимся с ног.

– Ну так и идите отдыхать, – начальственным тоном предложил клиент.

– Не имеем возможности. Служба.

На лице клиента задергалась какая-то жилка.

– Вот что, служивый, – зло прошипел он, – познакомимся. Моя фамилия Коваленко. Я – депутат городского Законодательного собрания. У меня хорошие друзья в вашем ведомстве. Если не хотите завтра быть уволенным – кругом, шагом марш! Ать-два! – и засмеялся своим словам как удачной шутке, обернулся к девушкам в надежде, что те поддержат его смех.

Но те молчали с непроницаемыми лицами людей, находящихся под серьезными седативными препаратами. Собственно, с Рокстар так и было, как немного позже понял Марк.

Засмеялся Миха. Когда Коваленко удивленно посмотрел на него, Миха заявил:

– Время – сложная материя. А будущее – особенно. Вот ты депутат, а затем тебя снимают на телефон в ненужном месте и ненужном обществе, выкладывают в сеть – и ты уже никто.

– Да срал я на общественное мнение! – парировал Коваленко. – В Швейцарии пугай своими записями.

– А как же жена? – деланно изумился Костров.

Депутат резко уменьшился в размерах. Будто увидел в глазах Михи две свежевырытые могилы.

– Что, вспомнил про ценности брака? – насмешливо спросил Миха. – Или про то, что вся недвига записана на нее, а, депутат? Забирай свой галстук и вали отсюда, быстрее!

Победа нокаутом.

Коваленко поднялся с дивана и поспешно вышел.

Миха посмотрел на девушек. Склонил голову – вроде как поклонился.

– Девчонки, примите мои пьяные извинения. Не считайте нас псами, грызущимися за текущую сучку, прошу прощения. Просто мой друг, потерявший дар речи после вашего шоу, хочет с тобой, – он показал на Рокстар, – познакомиться.

Рокстар подняла на Марка глубоководные, по-другому их не назовешь, глаза, и тот вдруг почувствовал, как в душной комнате материализовались молекулы мистики.

– Меня зовут Алька, – представилась она. – А тебя как?

* * *

Когда до него дошло, что диск «Portishead» пошел играть по второму кругу, Марк встрепенулся. Зеленые цифры на часах сказали ему, что Алька должна была спуститься четверть часа назад. Или отзвониться, что клиент ее продлевает. Он дотянулся до телефонной трубки. Пропущенных не было. Марк немного подождал.

Забыла позвонить ему? Как это – забыла? Его телефон заглючил и не принял вызов? Или Алька застряла в лифте? Он нажал кнопку вызова. Выждал восемь гудков, но трубку никто не брал.

Марк достал из бардачка травмат ИЖ, сунул его за ремень и выбрался из машины. У подъезда набрал номер квартиры на домофоне. Безрезультатно. Наклонился к домофону. Щелкнул зажигалкой, пытаясь разобрать его марку. Банальный «Vizit». Нажал «звездочку», «решетку» и три цифры – запрограммированный на заводе простейший код взлома. Повезло, стандартные настройки при установке домофона не поменяли. Запищав, магнит отпустил дверь. Подъезд был сравнительно чистым, Новопашин удивился этому, еще когда они заходили вместе с Алькой. По лестнице Марк взбежал на первый этаж. Прислушался – тишина, только в одной из квартир разными голосами громко разговаривал сам с собой телевизор. Марк вызвал лифт и, пока кабина с шумом спускалась с верхних этажей, вспомнил лицо Алькиного клиента, кавказца старше тридцати, со зловещим крючковатым носом, но выбритого, приветливого и улыбчивого. Клиент показал Альке, где ванная, проводил ее масляным взглядом, поцокал языком в закрывшуюся дверь. Расплатился с Марком.