Карусели дьявола

– Что мне нужно делать?

– Быть поблизости от нее. Пока это все. Если сможете, поговорите с ней. Быть может, вас она услышит.

– А если поговорить с Ивановым? Припугнуть его.

– А вот этого делать не нужно. Только спугнете. Иванов затаится, но от планов не откажется. Сто процентов. Это я вам гарантирую. Просто будьте поблизости от Анны Витальевны. Пока этого будет достаточно.

– Матвей,– Хасан протянул собеседнику руку.– Спасибо. Ты же жизнь человеку спас.

– Не стоит благодарностей, Хасан Хаснулович. Не ради славы, либо корысти я делаю это. Нам все зачтется на том свете, ведь и я не без греха,– он пожал протянутую Хасаном руку.– Желаю вам удачи. Всего доброго!

– До свидания,– Хасан посмотрел ему вслед и прошептал: – Это какой-то кошмар.– Он размышлял еще с минуту. Потом подошел к домофону и набрал номер ее квартиры. Он был уверен в том, что Аня еще не спит. И она ответила:

– Кто там?

– Аня, это – я.

– Хасан, оставь ты меня в покое!

– Аня, нам нужно поговорить. Всего десять минут, Аня! Я объясню тебе все и уйду!.. Уйду, если ты отпустишь меня,– прошептал он. В этот момент в нем с новой силой вспыхнула надежда, что еще не все потеряно и опасность, нависшая над ней, вновь сблизит их.– Аня, я прошу тебя, всего несколько минут!

– Хорошо,– наконец, отозвалась она.– Поднимайся.

Аня дожидалась его на лестничной площадке. Хасан посмотрел на приоткрытую дверь ее квартиры.

– Здравствуй, милая,– он с трудом сдержался от попытки притянуть ее к себе и поцеловать в губы.

– Здравствуй, Хасан. Что тебе нужно?

Он снова посмотрел на приоткрытую дверь.

– Ты не одна?

– Нет.

Хасан на мгновение закрыл глаза:

– Наверно, это даже к лучшему. Мы можем зайти в квартиру? Разговор не для посторонних ушей.

– Нет, поговорим здесь. Зачем ты пришел?

– Аня, тебе грозит опасность. Поверь мне, это не какая-то уловка и не мои выдумки. Сегодня я разговаривал с одним человеком. За тобой следят, тебя хотят похитить!

– Ну о чем ты говоришь?!– Аня отступила от него на несколько шагов, в ее глазах читалось отчаянье.– Просто оставь меня в покое! Забудь обо мне! И этот кошмар закончится. Для нас обоих закончится.

– Он сказал, что ты не поверишь мне,– кивнул Хасан.– Ему ты тоже не поверила! Но Иванов обезумел от своего горя! Аня, ты не видела фотографию его дочери!

– Кто обезумел?– Переспросила его Аня.– Иванов?.. Иванов хочет меня похитить?! С которым я едва знакома и разговарила всего пару раз… Хасан, что с тобой? Ты уже пугаешь меня.

– Верь мне!– Хасан схватил ее за руку.– Если ты не поверишь нам с Матвеем, произойдет что-то страшное! Поговори еще раз с Матвеем. У него есть фотографии, у него есть доказательства!

– Какой Матвей, какие доказательства?!– Она вырвала руку и отбежала к двери.– Если ты не уйдешь, я вызову милицию!

– Милая, я тебя прошу: поговори утром с Матвеем. Обязательно поговори с ним. Он тебе все объяснит. Только поговори с ним…

– Да не знаю я никакого Матвея!– Выкрикнула она.– Уходи! И не приходи больше! И не звони!– И пятясь, вернулась в квартиру.

Глядя на нее, Хасан испытал такое горе, словами не передать. Словно небо обрушилось на землю, и случились все беды предреченные человеку.

– Что же мне делать?– Прошептал он.

Какое-то время Хасан смотрел на ее дверь. И в какой-то момент он понял, что она наблюдает за ним в дверной «глазок».

– Хорошо,– кивнул Хасан и подошел к двери.– Ань!– Его наверняка слышали с той стороны.– Дай мне поговорить с твоим другом. Если я не могу достучаться до тебя, может до него достучусь. Если он тебя на самом деле любит, он все для тебя сделает. Я тебя прошу, открой дверь… Эй, мужик! Если ты мужик – открой дверь!– Он принялся стучать в дверь кулаком.– Открывай! Нам нужно поговорить! Открывай, Аня! Открывай, блядь!..

– Так-так,– дежурный по районному отделению открыл его паспорт и как верблюд вытянул нижнюю губу.– Бикташев Хасан Хаснулович, семьдесят восьмого года рождения. Ты посмотри, и прописка городская имеется! Что же ты, Бикташев, хулиганишь по ночам? Твои деяния на мелкое хулиганство тянут. Я не судья, но думаю, что тебе, Бикташев, недельку общественно-полезного труда выпишут. Я бы выписал.

– Я должен поговорить со следователем,– Хасан потер саднящую от удара скулу и посмотрел в глаза дежурному.

– Ты радуйся, что освидетельствование не подтвердило факт алкогольного или наркотического опьянения. И радуйся, что наши законы по отношению к таким деятелям стали мягче. Так что отделаешься ты, скорее всего, штрафом…

– Я должен поговорить со следователем.

– Знаешь что, Бикташев: прекрати бузить!

– Мне нужен следователь,– упрямо повторил Хасан.

Дежурный хмыкнул:

– Можно сказать – усугубляешь свое положение!– Он окликнул человека, в этот момент появившегося в дежурной части:– Потапов! Гражданин хочет поговорить с тобой! Задержан за дебош.

Следователь скользнул по Хасану цепким взглядом.

– Бикташев Хасан Хаснулович, семьдесят восьмого года рождения,– повторил для него дежурный.

– Хорошо, следуйте за мной,– кивнул Потапов.

– Вещички твои пока что у меня останутся,– дежурный проводил их взглядом.

За окном уже давно воцарилась ночь. Милиционер повздыхал немного, подумав о чем-то своем, потом достал термос и налил в стакан черный кофе.

– На заработках?– Тем временем Потапов и Бикташев поднялись на второй этаж.

– Нет,– отозвался Хасан.– Родился здесь и всю жизнь прожил.

– Всю жизнь?– Усмехнулся Потапов.– Чем занимаетесь?

Они остановились возле кабинета в конце коридора. Потапов открыл дверь ключом и щелкнул выключателем:

– Проходи. Присаживайся возле стола. Так чем занимаешься, я не понял?

– Руковожу творческой группой на радиостанции «Вечерняя волна».

– Да? Уже интересно,– Потапов сел напротив него и закурил.– Так что там о работе?

– Работаем небольшими юмористическими радиоспектаклями, разогреваем публику перед основным эфиром.

– Юморист, значит?– Кивнул Потапов.– Слышал я ваши радиоспектакли,– кивнул он.– Забавно. Значит, работой своей доволен?

– В общем, да,– в тон ему кивнул Бикташев.

– В таком случае, к чему эти эксцессы? Хулиганство, дебош…

– Я вам все расскажу. Вас, простите, как по имени-отчеству?

– А ты, Хасан Хаснулович, не очень наблюдательный, да?– Усмехнулся Потапов.– На дверях кабинета висит табличка… Дмитрий Алексеевич Потапов. Ну давай, изложи красочно.

– Очень близкому для меня человеку грозит опасность…

– Уже интересно,– пробормотал Потапов.– И серьезная опасность?

– Да, очень серьезная. Этого человека, эту девушку хотят похитить. Тот, кто решил это сделать больной человек. Маньяк!

– Давайте-ка, по существу, Хасан Хаснулович,– Потапов снова перешел на «вы».– О ком именно идет речь? Скажите мне имя девушки и имя того, кто, по вашему мнению, планирует похитить ее.

И Хасан рассказал ему все, и даже больше. Изложил Потапову все подозрения, появившиеся у него за последние два часа. Изложил все аргументы, пришедшие в голову.

– Негусто и недостоверно,– покачал головой следователь, когда он закончил говорить.– Неудивительно, что ваша подруга вам не поверила.

– Бывшая подруга,– глядя в пол, пробормотал Хасан.

– А это уже не так важно,– Потапов оценивающе посмотрел на собеседника и повторил:– Негусто и недостоверно… Вы уверены в том, что вас не разыгрывают? Прецеденты были.

– Нет, это не розыгрыш.

– А жаль. Идемте, я провожу вас.– Потапов вышел из-за стола.– Что я вам могу сказать? Штрафа вам не избежать – это факт,– говорил он, закрывая дверь кабинета.– В следующий раз будьте аккуратней.

– Но вы хоть как-то отреагируете на мои слова?– Хасан резко остановился посреди коридора.

Потапов тоже был вынужден остановиться.

– Вот что, Хасан Хаснулович. Я уверен, что в скором времени вы поменяете свою точку зрения самым кардинальным образом. Вам нужно немного успокоиться и прийти в себя.

– Я вас не понимаю…

– Хасан Хаснулович, сейчас вы взвинчены и почти не осознаете своих действий. Поверьте моему опыту, сейчас вам нужно успокоиться. Если события получат дальнейшее развитие, если вы окажетесь правы, мы будем определенно знать, кто замешан в похищении.

– Вы меня не успокоили,– заметил Хасан.

– Таково реальное положение вещей,– ответил Потапов.– В данный момент резкие движения нам абсолютно ни к чему. Согласитесь, что это разумно. А сейчас идемте. Вам нужно отдохнуть. И у меня останется пара часов для отдыха.

Они спустились в дежурную часть. Потапов забрал у дежурного документы Бикташева.

– Хасан Хаснулович полностью осознал свою вину и чистосердечно раскаялся в содеянном,– пояснил он дежурному.– Административный штраф в виде наказания будет вполне достаточен.

– Я так и думал,– кивнул дежурный, позевывая.– Ночь тянется, как резиновая…

– Темная ночь,– Потапов вышел на крыльцо вслед за Хасаном.– Постарайтесь обойтись без приключений.

– Выглядишь неважно,– усмехнулся Шпарак при встрече.– А со мной пить уже зазорно?!

– Я не пил. Бессонница,– ответил Хасан.

Они отошли к окну.

– А я вчера славно оттянулся,– ухмыльнулся Шпарак.– Утром проснулся, и понять ничего не могу…

– Как тебе Иванов?– Перебил его Хасан.

– В смысле?– Слегка опешил Шпарак и снова принялся ухмыляться во весь рот.– Хасанчик, я девочек люблю!

– Да я не об этом, дурак. Как человек, что из себя представляет?

– Друг и товарищ!– Голос у Шпапрака сделался глумливым.– Старший товарищ. Мэтр! Почти Познер. А в чем дело? Сковырнуть решил Кирилла? Правильно, молодым везде у нас дорога, а стариков на почет!..

– Хорош блажить!– Оборвал его Хасан.– Ты в курсе, что его семья погибла?

– Ну-да, все были в курсе,– кивнул Шпарак.– Что случилось-то?

– Пока ничего… Ладно, идем работать.

– Да-да! Конечно, работать!– Шпарак выбил из пачки вторую сигарету, прикурил и жадно затянулся табачным дымом.– Дурак ты, Хан,– пробормотал ему вслед.– Всегда был дураком и дураком помрешь. И даже не поймешь от чего.

Тем временем Хасан поднялся в студию. Дневной блок вел Олег Чернышев, неунывающий сорокалетний брюнет. В этот момент он как раз общался со слушателями. Хасан прошел мимо стекла, в знак приветствия поднял руку. Чернышев в ответ показал "рога дьявола".

– Как вы говорите?– Разносился его голос из динамиков.– У зоопарка юбилей?! Семьдесят пять лет… Кто бы мог подумать?! Спасибо вам за добрые вести, Ангелина Ивановна!.. Вот видите, дорогие радиослушатели, оказывается, городскому зоопарку в этом месяце исполняется семьдесят пять лет. Я даже затрудняюсь сказать, как бы это звучало в переводе на супружескую жизнь. Зоопарк вместе с городом уже семьдесят пять лет! По-моему, это неплохой повод, чтобы посетить зоопарк в выходные дни вместе с детьми. Ангелина Ивановна, мы благодарим вас за эту крайне полезную информацию. Честно говоря, я и понятия не имел, что у нашего города намечается небольшой юбилей. А вот, кстати, подошло время новостей! В студии Екатерина Малахова! Чем порадуете нас, Катя?

Сидевшая рядом с ним блондинка средних лет включила свой микрофон:

– Здравствуй, Олег. Новостей сегодня много. И я думаю, что некоторые даже порадуют наших слушателей.

– Что же, начало многообещающее,– кивнул Чернышев и помаячил Малаховой – "ухожу на перекур".

– В нашем городе начинаются реставрационные работы самой старой улицы, богатой историческими памятниками,– тем временем говорила Малахова.– Городская администрация намерена вложить в этот проект…

– Как дела?– Чернышев обменялся с Хасаном рукопожатием.

– Как сажа бела,– отозвался тот.

– Ну да, все посыпалось…

– В смысле?

– Олег!– Окликнул Чернышева ассистент режиссера.– Время!

– Ладно, мне смену заканчивать,– Чернышев похлопал Хасана по плечу.– Ты держись. Бывает.

– Хасан!– Окликнул уже его ассистент режиссера.– Зайди к Иван Иванычу.

С утра день стоял невзрачный, серенький, небо было затянуто сумрачной облачной пеленою. Но в тот момент, когда Хасан подошел к кабинету Ивана Иваныча, в окна брызнули ослепительные солнечные лучи. Хасан зажмурился от неожиданности и открыл дверь.

– Доброе утро! Звал?

– Ты присядь, в ногах правды нет,– режиссер был коренаст, бритоголов и спортивен в свои шестьдесят с хвостиком.– Какая кошка пробежала между тобой и Ивановым?

– Не понял?

– Ты статус Иванова знаешь. Он – художественный руководитель авторской программы. Сам выбирает темы, контент и помощников. В вашем «Часе активного досуга» он больше не нуждается.

– То есть?

– То есть, он закрыл ваш «Час»! Ты бы уже навел с ним мосты. У Кирилла есть чему поучиться,– он выдержал картинную паузу, но реплики собеседника так и не дождался.– Шпарак с Храмцовой уже влились в его команду. И ты не теряй времени… Хотя, есть еще один вариант: отдохни два-три дня, что-то ты неважно выглядишь, а после приступай к обязанностям моего помощника. Это не самая плохая работа. Как знать, может дорастешь до полноценного руководителя. Не вечный же я!

– Что же сегодня день такой поганый,– пробормотал Хасан.

– Ты порешай-подумай. На поклон к Иванову ты не пойдешь. Я тебя знаю. А предложение мое – щедрое. Три дня даю. Свободен!

– Я подумаю,– кивнул Хасан.– Обязательно подумаю.

– И я тебя прошу, не устраивай скандалы. Держи себя в руках. Я понимаю, у тебя и без того проблем хватает. Просто это не твой год, сынок,– он пожал Хасану на прощание руку. Ладонь у него была крестьянская – широкая как лопата.– Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Может, все это к лучшему, парень.

– Может быть… Ладно, увидимся.

В этот момент солнечные лучи вновь порвали завесу снеговых туч, висевших над городом. Солнце полыхнуло подобно молнии, и где-то в поднебесье раскатился далекий гром. Хасан на мгновение закрыл глаза, словно увидел все это ясно как на ладони. Словно постиг в этот миг всю хрупкость человеческого мира.

Собеседник смотрел на него так, словно давно уже познал все это.

– Сволочь ты!– Хасан навис над Шпараком, как нависла снежная туча над городскими высотками.

– А ты полегче все-таки! Тебе же все равно было. И я тебе говорил. Кажется… И не раз говорил! Но ты же плевал на всех. А вот Кириллу не плевать… Так что угомонись. Сегодня у нас последняя гастроль! С Кириллом я договорился! Уйдем под звуки фанфар!

– Пошел ты со своими фанфарами!– Хасан едва сдержался, чтобы не влепить Шпараку по сытой самодовольной харе.– Да пошли вы все!

– Вали-ка ты сам к такой-то матери!– Шпарак проводил его взглядом, оправил помятую одежду и улыбнулся почти блаженно.– Недолго музыка играла,– шептал он, разглядывая свои белые, пухлые руки.– Недолго…

А Хасан выскочил на улицу. Резко выдохнул, почти выплюнул из груди воздух пропитанный ложью и предательством. И стремительно зашагал прочь. В этот момент в нем боролись два беса: один манил со дна бутылки, а второй просто кривлялся и гримасничал.

– Суки продажные!– бормотал он под нос, поминая напарников недобрым словом.

Время перевалило за полдень. Навстречу ему нескончаемым потоком шли пешеходы. Но в этот момент все они и пожилые, и юные были для него на одно лицо, словно весь мир превратился в пристанище Шпараков.

Хасан резко остановился возле остановочного комплекса. С зеркальной стены смотрел на него помятый, невыспавшийся субъект с лицом, заросшим недельной щетиной. Это был он. Хасан несколько мгновений смотрел на свое отражение, потом зашел в торговый комплекс и бросил продавцу:

– Банку пива, крепкого, любого! Лучше две! И пачку сигарет покрепче!

Он расплатился и тут же приложился к банке. Пил жадно, захлебываясь, в пять глотков осушив ее.

Снова подошел к витрине:

– Зажигалку!..

Он вышел на улицу и закурил. После второй затяжки на глаза ему словно заслонку опустили.

Семья Бикташевых перебралась в этот город из Дагестана полвека назад. Дед Хасана – Магомед Бикташевич в молодости сделал стремительную карьеру по партийной линии. А к тридцати годам по спецраспределению был переведен в эти края для усиления партийного аппарата. Во времена «хрущевской оттепели» в советском обществе началось брожение, и партия решила зацементировать фундамент государства делами своих лучших сыновей. Так Бикташевы пустили корни в метрополии. Плодовитость кавказцев дело известное. К тому времени, когда Магомед Бикташевич очнулся на смертном одре, его многочисленные отпрыски уже трудились в системе городского управления, в прокуратуре, в сферах торговли и образования.

Хасан был первенцем четвертого сына Магомеда. Трудно сказать, насколько творческой и артистичной была его натура. Но его своенравие и упрямство были известны всем. На Руси о таких издревле говорят: «Без царя в голове!» Его безудержное желание жить только по своим прихотям к двадцати восьми годам привело к душевному кризису, разрыву с любимой девушкой и проблемам на работе.

И вспомнив все это, Хасан внезапно почувствовал себя паршивой овцой в отборном стаде. Его родственники были как на подбор целеустремленной и несгибаемой пехотой. Они знали и ясно видели свои вполне достижимые, осязаемые цели и, в отличие от него, привыкли их добиваться.

– А я слабый,– прошептал он.– Пиздец какой слабый… Потому что ты – моя слабость… А если у человека есть хотя бы одна слабость, он – слабый… Прости меня, Аня… Я не уберег тебя… Я устал и сдался… Будь, что будет… Ведь нам уже не быть вместе… И трахает тебя самый замечательный… Самый добрый человек на свете… Добрый, блядь… Сука…

Прохожие уже оборачивались на него. Он был рослым и заметным в толпе. И как все кавказцы казался прирожденным буяном. А в состоянии пьяного отупения, шепчущий под нос что-то напоминающее молитву, и вовсе вызывал у окружающих тревогу. Но он вовремя заметил, что люди начали оборачиваться и шарахаться от него, и взял себя в руки.

Хасан зашел в первый попавшийся продуктовый, купил водку, закуску, после чего сел в такси и вернулся домой.

Из событий этого дня он запомнил немного. Ходил по квартире из угла в угол, бормотал под нос что-то бессвязное, пил водку, варил пельмени и смотрел телевизор. Показывали волнения в Киргизии, заторы дальнобойщиков на литовских границах, выборы в Конгресс США и Билла Гейтса.

– Зачем мне все это?– Бормотал он.– Зачем мне Конгресс США? Зачем мне знать, как евреи обстреливают палестинские города? Зачем мне знать, как Хусейна казнят? Это очень забавно, потому что все это я уже знаю… Это дерьмо я вижу всю свою жизнь… И все это сейчас нам не поможет. Да это вообще никому не поможет… Не поможет рану перевязать, лепешек напечь, зайца убить в лесу… А еще я знаю, что ничем не могу помочь ей. Я не могу помочь. И евреи в Палестине тоже не могут… Потому что она мою помощь не примет… А меня сдаст ментам… Но ведь были времена, когда помощь навязывали силой. Дед мой, царствие ему небесное, просто остановил бы ее по дороге домой, выволок из машины и бросил на заднее сиденье к себе. И он был прав! Сто раз! Нет, двести раз – прав!.. Кунаки мои, где вы?!

А потом снова пил водку и время от времени проваливался в забытье.

За окном незаметно иссяк дневной свет. На город опустился вечер.

Хасан сидел в одних трусах перед телевизором. В тарелке на журнальном столике сохли пельмени. Он выпил водки и кивнул:

– Дедушка! Я так и сделаю! Чем я хуже тебя?!

Он оделся и прижал к уху мобильник.

– Шпак!– Рявкнул на всю квартиру, когда тот отозвался.– Приезжай ко мне! Немедленно!

– Ты обалдел что ли совсем?!– Возмутился Шпарак.– Я еще работаю!

– Да, конечно! Фанфары!– Расхохотался Хасан и рявкнул громче прежнего:– Ты мне мозг не выноси! Жду!!!– Дал «отбой» и выругался:– Я вам устрою фанфары, мать вашу! Вы у меня еще попляшете!..– На экране телевизора бесновался известный сатирик.– Это истерика!– Сказал ему Хасан.– Мужик, у тебя истерика! Истерика во время чумы!..

Он не знал, сколько прошло времени между телефонным звонком и приездом Шпака. Час, два, может быть, три часа.

– Вот это номер, командир!– И зло и радостно рассмеялся Шпарак, увидев его состояние.– Значит, я был прав!– Он потряс возле уха литровой бутылкой.– Я всегда прав, когда дело касается расслабона…

– Нет!– Грозно выкрикнул Хасан.– Пить мы не будем! Пока не будем… Напьемся потом. После дела!

– После какого дела?– Насторожился Шпарак.

Хасан посмотрел на него мутными глазами и взял за отвороты пальто.

– А я тебе сейчас все расскажу!– Он потянул Шпарака на диван и, уже забыв о своих же словах, разлил по стаканам водку.– Братан, я должен ее спасти. Нет, мы должны ее спасти! Мы!!! Ты меня понимаешь?

– Нет,– Шпарак почувствовал холодок от озлобленного взгляда собутыльника.

– Ну правильно. И не должен понимать!– Ухмыльнулся Хасан.– Потому что ты ничего не знаешь! Ни!.. Че!.. Го!..

И он рассказал ему все о ночном незнакомце, о разговоре с Аней, о разговоре со следователем Потаповым. Все как на духу выложил. И вдогонку изложил план действий.

– Ты рехнулся?!– Шпарак побледнел от страха.– Я на такое не пойду!– Он схватил бутылку и налил стакан до краев.– Ты бредишь! Чтобы Иванов?! Да никогда не поверю… Иванов – маньяк… Ты чё вообще несешь-то?– Он залпом выпил.– Тебя же обманули, провели вокруг пальца! Лучше подумай, чего они от тебя хотят… Именно этого пиздеца они от тебя хотят!.. Нет, ты на меня даже не смотри, я на такое не подпишусь!

– Ну, и черт с тобой, Шпак!– Внезапно озлобился Хасан.– Сволочь!..

– А ты все-таки полегче!– Шпарак тоже сбычился, хотя в его взгляде сквозил страх.

– Вали отсюда!.. Мрази! Какие же вы мрази!

– Хан, ты лучше проспись,– уже миролюбиво пробормотал Шпарак.– Утро вечера мудреней. А утром я тебе позвоню, и мы обо всем поговорим на трезвую голову…

Он вороватым движением забрал со стола свою бутылку и, не спуская глаз с хозяина дома, проскользнул в прихожую.

– Да пошел ты,– процедил сквозь зубы Хасан.

Именно в этот момент он почувствовал себя непотребно пьяным, и именно в этот момент на него девятым валом накатило пьяное разочарование. Он снова плеснул в стакан водки и выпил залпом. Пьян он был до такой степени, что вместо телевизионного экрана видел бесформенное пятно. Продолжалось это недолго. Спустя минуту он завалился набок, уже не чувствуя, как проваливается в сумеречное сновидение.

– Хасан, это ты? Зачем все это, Хасан?!– Голос у прикованной к кроватной головке женщины дрогнул. Она попыталась сдернуть с глаз повязку, но у нее это снова не получилось.

– Аня, девочка моя! Хорошая моя! Наконец-то!

Она почувствовала лёгкое прикосновение к своим волосам. Почувствовала прохладную уличную свежесть, запах дорогого одеколона и аромат дорогого табака.

– Кто вы?! Вы – не Хасан! Но я вас кажется знаю…

– Аня,– к ее волосам снова прикоснулись.– Верь мне. Просто верь. Остальное поймешь позже.

– Но я знаю вас. Знаю. Что вам от меня нужно? Что?!– Ее голос снова дрогнул.

– Все будет хорошо, девочка моя. Теперь все будет хорошо.

– Снимите с меня повязку, снимите наручники,– попросила она.

– Хорошо,– после короткой паузы ответил похититель.– Повязку я уберу. Пока только повязку.

Аня снова почувствовала прикосновение его рук, глубоко вздохнула и открыла глаза. Но ее ждало разочарование, в комнате царила темнота. При всем желании она не могла различить сидевшего рядом с ней человека.

– Девочка моя, я так ждал этого часа,– он погладил ее по щеке.– Больше с тобой не случится ничего плохого.

– Да что же вам от меня нужно?!– Пленница внезапно выгнулась колесом и забилась всем телом. Только сейчас она поняла, что ноги у нее тоже скованы.

– Нет-нет! Прекрати! Прекрати сейчас же!– Услышала она и вновь почувствовала на своем лице его твердые пальцы. Он снова надел на нее повязку.

– Будь ты проклят!– Простонала она.– Будь ты проклят…– И в тот же миг она поняла, почему узнает этот красивый бархатный голос.– Кирилл Андреевич, это вы?!

– Да, Аня, это я,– отозвался похититель.

Услышав это, Аня оцепенела от животного ужаса, от невозможности происходящего с нею здесь и сейчас, и всего что говорил ей об Иванове Хасан.

– Аня, у нас есть только два пути. Или ты успокоишься. Или я вколю тебе наркотик. Для твоего же блага, чтобы ты не навредила себе.

– Хорошо, Кирилл Андреевич,– пленница сглотнула комок, застрявший в горле.– Я успокоюсь, я уже успокоилась.

– Хорошо, дочка,– Иванов снова погладил ее по щеке.– Хорошо. Отдыхай. Я оставлю тебя ненадолго. И еще одно, Аня. Называй меня папой…

Он аккуратно притворил за собой дверь и улыбнулся.

– Господи,– прошептал беззвучно.– Спасибо тебе, Господи!

Он вышел на крыльцо и полной грудью вдохнул сырой холодный воздух. Времени было далеко за полночь. Луна запуталась в плотных облаках, и от того ночная тьма казалась густой и осязаемой. Она царила повсюду, это был ее час. И у мужчины на крыльце ото всего этого, от пережитого только что разговора и от невыразимого никакими словами чувства любви и нежности плавилось сердце. Он снова чувствовал уже забытые приливы любви к самой последней божьей твари.

– Боже-боже,– нашептывал он все также беззвучно.– Это и есть чудо твое… Это и есть жизнь.

Для него это были не пустые слова.

Он вернулся в дом. В гостиной за лакированным столом темного дерева сидела Ирина Храмцова. Перелистывала альбом с репродукциями полотен старых мастеров. Когда Иванов появился в комнате, отложила его в сторону.

– Теперь ты доволен?– Спросила она.

Иванов подошел к ней, встал на колени и поцеловал руку.

– Спасибо! Счастье мое не передать словами.

– Любовь моя!– Она соскользнула со стула на пол и тоже встала на колени.– Я люблю тебя! Нет ничего, что бы я для тебя не сделала.

А в это время их пленница плакала в непроницаемой тьме глухой комнаты.

Спустя час Иванову позвонил Шпарак.

– Кирилл Андреевич,– задыхаясь от страха, выпалил он.– Хасан все знает! Он знает все!!!

– Это что-то меняет?– Иванов слегка отстранил от своего лица алчущие губы любовницы, и она принялась целовать его грудь.

– Меняет?.. О чем вы вообще?!– Истерично выкрикнул Шпарак.– Вы что не понимаете? Он знает все!!!

– Ты думал, что обещанное так легко получить? Ты знал на что идешь. Перестань трястись от страха. Ты знаешь, что делать. Мы все знаем…

– Но, Кирилл Андреевич…

– Ты знаешь, что должен сделать! Шаг за шагом,– оборвал его Иванов.– И больше не звони мне. Увидимся утром.

Он отключил телефон и расслабился. Ирина была ненасытна.

В девять часов утра возле подъезда Бикташева остановились две легковушки. Из них вышло несколько человек. Они без суеты направились в подъезд. Сидевшие на лавочках старушки сразу почуяли неладное. Один из приехавших показал товаркам удостоверение работника милиции и кратко изложил суть дела:

– Бикташева Хасана знаете?.. Выходил из дома?.. Я вас попрошу покинуть это место!

От такой напористости оперативника у старушек пропал дар речи. Они шустро поднялись с лавочек и засеменили к соседнему подъезду. Оперативник же по рации перекинулся с коллегами парой фраз и замер возле входной двери.

Спустя пять минут из подъезда вывели Бикташева, расхристанного, с подбитым глазом и кровоточащей ссадиной на правой скуле. Он еще пытался отбрыкиваться, но перевес был явно на стороне оперативников.

– Господи,– принялись перешептываться старушки.– За что же его?

– В тихом омуте черти водятся…

– Ничего себе, в тихом!!! Он надо мной живет! Сколько раз участковому жаловалась…

– И что же это делается?!

Тем временем общими усилиями Хасана посадили в машину, и опергуппа также неприметно исчезла со двора, оставив зевак в тягостном недоумении.

Николай Николаевич Ефимов выпустил клуб табачного дыма и посмотрел в окно. В воздухе пролетал рыхлый желтоватый снежок. Время приближалось к полудню, но казалось, что утро только начинается. Ефимов отвернулся от окна и снова затянулся ядреным табачным дымом. Он курил только папиросы, но делал это так, словно смаковал превосходные, самого высокого качества кубинские сигары. Он и курить начал именно с папирос, насмотревшись на Владимира Высоцкого в роли Глеба Жеглова. Вот и сейчас, разглядывая сидевшего напротив него человека, попыхивал заломленной в двух местах папиросиной.

До этого момента он говорил много и долго, и сейчас отдыхал, чувствуя себя боксером в перерыве между раундами.

– Советую дать признательные показания,– ещё раз повторил он.– Сознайтесь в содеянном, Бикташев. Сознайтесь, это вам зачтется.

– Меня подставили,– сквозь зубы ответил задержанный. И Ефимов заметил, что недавний злой задор у Бикташева уже иссяк.

Он потушил папиросу в пепельнице и слегка перегнулся через стол:

– Кто тебя подставил, Бикташев? Назови имена. Кому это нужно?.. Потому что я знаю, что нужно тебе, Бикташев. Об этом говорят все, кто тебя знает. У тебя с Лазаревой были интимные отношения, а потом вы расстались. После этого ты преследовал ее больше месяца. И свидетелей этому: считать не пересчитать. Бикташев, ты лучше бога моли, чтобы мы нашли ее живой и здоровой… Где ты держишь похищенную тобой гражданку Лазареву?!– Неожиданно рявкнул он.

– Ты меня слышишь вообще?!– В голос ему завопил Хасан.– Вызови следователя Потапова из сорок девятого отделения. Вызови Потапова!

– Я из тебя душу выну,– пообещал ему Ефимов.– Я вызову свидетелей твоего преступления! И посмотрю, что у тебя найдется против их слов! Ты готов услышать правду?!

– Правду?! Я тебе всю правду выложил!– Завопил Хасан пуще прежнего.– Выпусти меня! Выпусти!!! Я тебе все сказал!!! Я же вас, ментов, предупреждал!– Он рванулся, едва не вырвав спинку стула скованными руками.– Аня! Аня!!! Это вы, суки-менты, виноваты! Выпусти меня, сволочь! Только я могу ей помочь! Только я…

В два часа пополудни его снова привели на допрос. Сейчас дознавателей в кабинете было несколько, но допрос и очную ставку снова проводил Ефимов.

– Успокоились, Хасан Хаснулович?– Поинтересовался он.– В таком случае приступим. При первой встрече, Хасан Хаснулович, я поставил вас перед фактом неоспоримого доказательства вашей причастности к похищению. А возможно причастности к более тяжкому преступлению против гражданки Лазаревой Анны Витальевны. Свою причастность вы отрицаете,– он несколько секунд смотрел на Хасана, словно ждал от него признание под тяжестью этих фактов.– В таком случае, приступим к дальнейшим следственным мероприятиям. А именно к очной ставке. Войдите, Андрей Сергеевич.

Спустя мгновение, улыбаясь и слегка раскланиваясь с собравшимися, появился Шпарак.

– Присаживайтесь, Андрей Сергеевич,– Ефимов принялся наговаривать на диктофон:– Проводится очная ставка с целью уличить Бикташева Хасана Хаснуловича в факте особо тяжкого преступления против гражданки Лазаревой Анны Витальевны, совершенного им в ночь с восьмого на девятое ноября двух тысячи шестого года. Очная ставка проводится между гражданами Шпараком Андреем Сергеевичем и Бикташевым Хасаном Хаснуловичем в присутствии свидетелей и понятых в полном соответствии с Законом Российской Федерации. Итак, Андрей Сергеевич, что вы имеете донести до сведения следствия по этому делу?