Деструктив

Я потушил окурок в пепельнице, стряхнул снежинки с волос, с плеч и пошёл в дом, где тепло и радостное настроение в преддверии нового года, где нет места грусти, печали и всему тому, что могло пойти не так. Я открыл дверь, перешагнул порог, дверь шумно захлопнулась, я посмотрел на рукав пальто, снежинки на нём превратились в маленькие капельки, они погибли здесь – там, где живу я. Я прошёл на кухню.

– Дэн. – Сказал Прохор. – Я позвонил Жене, и он в общем сказал, что не хочет, чтобы вы приходили.

– Почему? Хотя, это не имеет никакого значения. Нет, так нет. Но хотелось бы встретить год где-нибудь в гостях.

– Да, мне тоже хочется, но я хочу с вами встретить и с Джониками. Они меня зовут. А про вас я так и не понял, он говорит, что не может сказать, почему не хочет, чтобы вы приходили на новый год. Говорит, что сначала они хотели и звали, а теперь передумали. Пытается что-то мне объяснить, но я не понимаю его, зачем он так парится и усложняет всё.

– Ничего страшного, людям свойственно усложнять простые вещи, это двигает прогресс. Давай посмотрим фильм «Пьянь» по сценарию Буковски, там Микки Рурк снимается.

– Да, давай, а где смотреть будем?

– У нас в комнате, давайте. – Предложила Юля.

Прохор ушёл за ноутбуком, а мы на перекур. Снег всё ещё валил. Мы смеялись, курили, шутили, снежинки кружили в электрических лучах, вырывающихся из окна и падали на нас. Ещё один день брошен в копилку жизни и билет как повод не строить планы, не держать себя в руках и пустить на самотёк эти несколько дней и себя самого. Когда мы зашли в комнату, то Прохор уже открыл вкладку с фильмом и ждал нас. Мы завалились на полу перед монитором, и погрузились в просмотр. Фильм то, что надо, как-то так, она, эта жизнь и протекает, в каких-то таких поступках мы и тонем, стоим на месте несмотря ни на что. Великий фильм? Нет! Великий сценарий? Нет! Но Буковски велик, он написал книгу к этому фильму и тем самым спас это кино. Если бы не книга, я бы никогда не посмотрел эту картину. И после книги «Голливуд» киношка прям заходит, меняется её посыл, раскрывается смысл сцен, там живёт Буковски.

Вот так, год заканчивался, а вместе с ним менялись наши жизни. Юля уволилась с работы и собирала вещи в рюкзак. Я писал очередную книгу, и надеялся на что-то новое, что сулил нам переезд.

– Дэн, я траву нашёл. – На кухню, где я писал, зашёл Прохор. – Будем брать?

– Давай. – Я оторвался от ноутбука. – А, что там?

– Шишки.

– Это круто.

Мы скинулись, и Прохор укатил за шишками. Пока он ездил, Валера предложил обсудить меню на новый год. Мы решили особо не заморачиваться и приготовить что попроще, конечно же никак не может обойтись новогодний стол без оливье и селёдки под шубой. Два моих любимых салата. На горячее я предложил сделать плов, он у меня прям отличный получается. Валера уехал за продуктами на базар. Вернулся Прохор, он привёз отменные шишки, ароматные. «Что же это?» – подумал я – «Неужели вот это вот и есть наркомания? Если так, то все без исключения наркоманы, но почему же кто-то как Игорь скатывается на дно, а кто-то как Прохор едет поступать в Петербург? В чём подвох? В воспитании? Восприятии? Или мы все обречены на падение, просто ещё оно не случилось. Причём все, и те, кто курит травку, и те, кто бухает, и те, кто ведёт трезвый образ жизни. Все без исключения, это закон мироздания – неминуемое падение, полёт в бездну. Кому-то удаётся что-то выкрикнуть по пути и его слышат остальные, кто не понимает, что мы все летим, на одной планете в пустом космосе. Есть ли ещё жизнь во вселенной? Или мы одни? Если есть, то кто и почему, мы не знаем этого наверняка, есть только догадки. А если бы знали наверняка, как бы это повлияло на наше мышление и отразилось на нашей жизни? Думаю, межгалактическое социальное общение позволило бы нам шире взглянуть на себя и свои проблемы, но с другой стороны, необходимо выстраивать дипломатические отношения с другой формой жизни. Да, или даже с такой же, но с другим мировоззрением, духовностью, нравственностью. Получилось бы у нас? Думаю, нет, мы бы довели всё до конфликта, а потом обострили бы его. Человек не способен на разумное поведение, такова наша природа, таково наше воспитание, таково наше отсутствие морально-этических убеждений, мы безнравственные существа. А если нет никого во вселенной? Мы одни, болтаемся на круглой планете в бесконечности, только мы живём, мыслим, и больше никого нет. Если так, если узнать это наверняка, то как бы это сказалось на нашем сознании? Никак! Мы не сознательны, в отсутствии контакта с другими цивилизациями, нам не с кем спорить, нам не с кем делить планету, космос, мы предоставлены сами себе. На нас может повлиять только чьё-то мнение, чьё-то сознательное вмешательство. От осознания чего-то мы не способны меняться, тем более от осознания того, что нет никого кроме нас. Но ведь в осознании этого кроется большая ответственность. Если мы единственная планета во вселенной, то уничтожив землю, мы уничтожим жизнь во вселенной и больше её не будет. Но, зачем об этом думать? Жрать, срать, трахаться, вот всё, чем мы мотивируем себя. Планета загажена? Да плевать, на наш век хватит! Кому-то живётся тяжело? Это его проблемы – естественный отбор! Мы уничтожаем животных? Да и хрен с ними – человек царь зверей! Главное, чтобы коров было побольше, а остальные невкусные, вот и редкие. Вот куры или бараны, никогда не переведутся, а белые тигры и редкие птицы, зачем они? Какой прок от них? «Зелёные» просто фанатики, делать им больше нечего, дегенераты. И что такое наркомания? Есть-ли вообще эта проблема? Конечно, есть! Но корень проблемы не в наличии наркотических веществ и не в употреблении, а в самом человеке, в его мировоззрении. Мы обречены, если не возьмёмся за ум! Наша цивилизация подошла к краю пропасти, если мы не одумаемся, то рухнем. Так больше продолжаться не может, планета сама избавится от нас, сработает иммунная система вселенной. Мир изменится, мы изменимся, начнём всё сначала и уже по-другому.» – Да, шишки хорошие и их однозначно надо выкурить!

– Дэн, поехали к Тёме, у него покурим. – Предложил Прохор.

– А, что, идея хорошая. – Мне и вправду понравилась его мысль.

Прохор договорился с Артёмом, он только обрадовался, наверное, больше шишкам нежели нам. Мы вызвали такси и поехали, я, Юля, Прохор и Пётр. Опять через весь город. Опять по разбитым дорогам. Опять мимо облезлых заборов. Опять защемило сердце от всего этого, да, что же такое случилось с этим городом? Или это я не тот, кем был… Опять грязный подъезд, вонючий лифт.

– Ребята не прислоняйтесь к стенам, они обоссанные. – Предупредил я всех входящих в лифт.

– Блин, Дэн. – Прохор сморщился. – Ну, не настолько же.

– Настолько, Прохор. – Я указал пальцем на подсыхающую лужу в углу и нажал кнопку с кривой цифрой четыре. – Это что, по-твоему? И вонь стоит какая, а.

– Да, что же это такое, блин. – Возмутился Прохор. – Почему? Зачем мы так живём?

– Не знаю, Прохор, не знаю. Почему-то мы сами срём себе под носом, а потом ноем и ищем виноватых в своём дерьме.

Дверь лифта открылась, и мы пулей вылетели из него. Прохор постучал в дверь, дверь открылась и в проёме появилось лицо Тёмы с широкой улыбкой. «Отличный парень он всё-таки» – подумал я. Мы вошли, поздоровались, поздравили друг друга с наступающим новым годом, сняли верхнюю одежду и прошли в кухню.

– Чай или кофе? – предложил Тёма.

– Нам кофе. – Ответил я. – Да, Юля? Или шишку? – Я улыбнулся и принялся забивать.

Юля кивнула. Прохор и Пётр промолчали. Тёма включил доисторический чайник в розетку, я таких никогда раньше не видел. Он был металлический, высокий и гранёный, вообще он был похож на гранёный стакан, только больше, с носиком и крышкой, из него торчал шнур… Чайник закипел и Артём просто выдернул шнур из розетки, никаких кнопок, ничего, просто втыкаешь и вытыкаешь вилку, неудобно, но очень просто. Судя по всему, он ещё советский, как же хорошо, что есть Китай со своей производительностью, мы можем приобрести чайник на любой вкус и цвет, да ещё и он сам будет выключаться, а главное, за малые деньги. Конечно он не прослужит как советский, но и пофиг ведь, а? Зато удобно и дёшево! Тёма насыпал в бокалы кофе и сахар, я скрутил косяк, он залил кипяток в бокалы из гранёного чайника-стакана, а я прикурил, затянулся и передал ему.

– На, Тёмыч, забудься в дыме каннабиса.

– Дэн. – Он взял косяк. – Как относиться к жизни, чтобы всё вот это вот пережить?

– Да никак, мы все обречены. Наслаждайся, дальше будет только хуже.

Артём, курнул и передал Прохору, Прохор – Петру и дальше по кругу, пока мы окончательно не прикончили косяк. Как только я потушил его в пепельнице, в квартиру вошла девушка Тёмы. Мы поздоровались все с ней, она с нами и пошла переодеваться. Мы сидели на кухне, пили кофе и пытались вести беседу, но разговор как-то не клеился, каждый был на своей волне, особенно Пётр, он всё время пытался спорить, всё говорил поперёк. К нам присоединилась девушка Артёма, он положил ей тушёную картошку с мясом в тарелку, и предложил нам, мы отказались, она принялась уплетать, а мы наблюдали за ней. Трава давила в этой странной обстановке.

– Вы уже дунули? – Спросила девушка Тёмы, пережёвывая еду.

– Да. – Ответил я. – Ты будешь?

– Буду. – Она улыбнулась и кивнула головой. – А чем ты занимаешься?

– Я писатель.

– Ого, первый раз вижу живого писателя. – Она смутилась. – А о чём пишешь?

– О любви и наркотиках.

Я принялся сворачивать косяк.

– А чем на жизнь зарабатываете? – Спросила она.

Интересно, человек не может принять писательство как профессию, а тем более как заработок. Да, я и сам не могу этого принять, ведь книги мои мне ничего не приносят, кроме удовлетворения, что я делаю то, что должен, а хотелось бы денег, причём очень много, так, чтобы не знать куда их девать.

– Чем придётся. – Ответил я. – Но чаще всего ничем не приходится.

Мы выкурили ещё один косячок и переместились с кухни в комнату, Тёма сказал, что они только закончили там ремонт. Ремонт был необычен, одна стена розовая, а остальные фиолетовые, на розовой стене был нарисован огромный знак «инь-янь», зачем, почему, для чего – не ясно, и как только они додумались до этого? Но это не моё дело, что-то в этом есть, а это главное. Важно чтобы в чём-то, что-то, да и было. Мир и так наполнен бессмысленными вещами, даже не комфортными и ненужными. Вот, например, запорожец – глупость какая-то, или мужские стринги, это же даже не красиво, как и запорожец, что-то есть в них общее. В комнате стоял узкий диван, раскладной, но тогда он был собран, видимо его собрал Артём к нашему приходу. Посреди комнаты низкий журнальный столик, совершенно пустой. У стены шкаф, полочка и несколько книг: Чак Паланик, Стивен Кинг и Пелевин – весьма интересная подборка. Я, Юля и Пётр втиснулись в диван, а Артём, его девушка и Прохор завалились на полу, там были какие-то подушки, видимо для этого они и были. Прохор включил группу Аукцион и Пётр тут же воспротивился и попросил выключить, сказал, что включит нормальную музыку. И включил, сначала это были Deep Purple, потом Queen, и ещё хуже Scorpions, вот уж не ожидал от него такой подборки, но ему это прям нравилось, он покачивал головой и пытался даже подпевать, произнося какие-то слова невпопад. Мы все сидели и смотрели на Пётю. Как всё-таки много значит музыка, она создаёт настроение, атмосферу, управляет вечером, держит всех на одной волне. И вот как раз-таки волна перечисленных групп мне не нравилась, и видимо, не только мне. Я довольно долго терпел и офигевал от композиций, выбираемых Пётрухой.

– Пойдёмте, покурим. – Я встал с дивана.

– Можете здесь курить. – Откуда-то из угла сказала девушка Артёма.

– Мы вам сейчас тут надымим, да, и на кухне комфортней курить.

С Петей остался Прохор и девушка Тёмы. А мы ушли курить, пока курили придумали поставить чайник и выпить ещё кофе, в общем у нас было весело. Мы болтали, смеялись, а из зала кричал Фредди Меркьюри, и обстановка там явно была не позитивная, и как только люди тусили под такую музыку, а она ведь была мега-популярна, когда-то. Да, мир изменился и Фредди больше не место в нём! В скором времени к нам присоединился Прохор и девушка Артёма, Пётр остался один на один с Фредди, мне даже жалко стало его, совсем не приятная компания.

У меня была как-то история, связанная с Фредди. Пришёл я в гости к Ментору, налили мы кофе развалились на полу, пьём, беседуем о поэзии, музыке и тут он мне говорит:

– Бородатый, мне сон недавно приснился с Фредди Меркьюри.

– Ого, это плохой знак. – Я рассмеялся.

– Думаешь? – Ментор, нахмурился. – Ну, в общем он мне массаж сначала делал, а потом мы с ним занялись любовью.

– Можно-ли это назвать любовью?

– Не важно, но это же Фредди Меркьюри, представляешь? Сам Меркьюри и я с ним.

– Не хочу представлять тебя и Фредди. – Я скривился. – Странный сон. И как тебе, понравилось?

– Странные чувства после сна, но это же сам Меркьюри.

Вот такие у меня ассоциации с Фредди и со всей группой Queen, когда слышу их, то вспоминаю этот случай.

Пётр тоже не выдержал компании Фредди и пришёл к нам на кухню, где мы пили кофе и бурно обсуждали жизнь. Говорили о путешествиях, рисках, о любви и семейной жизни, всё это было совместно с творчеством, как выражать то или иное переживание в живописи, литературе, фотографии и музыке.

Мы скурили ещё один косяк, поболтали немного, вызвали такси, оделись и вышли с тёплой уютной кухни в вонючий и грязный мир, где господствует человек. Я предложил спуститься пешком, очень не хотелось входить в обоссанный лифт. Мы миновали четыре этажа по лестничным пролётам, наткнулись на кучу говна, лужу блевотины и разбросанный по всем этажам мусор, в основном это были фантики, бутылки и шелуха от семечек. Выскочили из подъезда, громко хлопнули дверью, сели в такси и поехали по ночному городу, который был гармоничным продолжением подъезда.

НОВЫЙ ГОД

Утром тридцать первого декабря, ну, как утром, ближе к обеду, я вылез из спального мешка, Юлин мешок был пуст, она уже встала. Так, вот, выполз я из спальника, натянул штаны, футболку, носки, кофту и вышел на кухню, в доме все галдели, кто ёлку наряжал, кто порядок наводил, подготовка к новогодней ночи шла полным ходом. Я выпил кофе, выкурил сигарету, перекинулся парой слов с домочадцами, и принялся за готовку плова. Ко мне присоединились Юля и Прохор, мы включили группу Сплин, альбом «Овертайм», это мой любимый альбом у этой группы, вообще Саша Васильев, хоть и не дотягивает до русского поэта – судьба не столь трагична, но рок исполнитель он лучший, по-моему. Хотя, если задуматься и углубиться в эту тему, то можно найти массу групп и исполнителей, например, БГ. Но, не будем углубляться, под БГ готовить плов и нарезать салаты не так кайфово как под Сплинов, хотя они весьма депрессивны.

Потом мы сходили за пивом, и готовка превратилась в тусовку, к нам на кухню пришёл Петруха, помогать он не хотел, но пить пиво не отказался. Потом пришёл Витёк и тоже включился в пьянку, а к тому времени это была уже предновогодняя пьянка, салаты были нарезаны, рис напаривался, а Валера придумал запечь курицу в духовке, так, что Витёк натирал куриную тушку чесноком со специями и разглагольствовал о Гоголе. Ох уж этот Гоголь, нет он, конечно отличный писатель, только так восторгаться, представляется мне излишним. Не он один достоин такого пристального внимания, русские классики все великолепны, без исключения. Но Гоголь обо всём написал в своём произведении «Портрет», но несмотря на это, Витя всё же перегибал палку, и чем сильнее он пьянел, тем больше говорил о Гоголе.

Курица шкварчала в духовке, солнце садилось, воздух остывал, кровь горячилась от спиртного, наступала новогодняя ночь. Я с Валерой перешёл на водку, мы пили и накрывали на стол: застелили его праздничной скатертью, переложили салаты в хрустальные салатницы, сделали канапе с красной икрой, бутерброды со шпротами, нарезали колбасу, сало, сыр и всё это на стол. Между делом выпивали и вели беседы о литературе. Валера восторгался Платоновым, ну, не прям-таки он сам им восторгался, насмотрелся разных передач, где мусолили Платонова, его книги и его жизнь в Сталинские времена. Как я уже писал, сам он не читал ни одной книги Платонова и складывал своё мнение исключительно из слов дядек и тётек, как он сам выражался: – «Они же умные дядьки и тётьки, кто мы такие, мы же не хрена не рубим, нам с тобой до их уровня, Диня, не дорасти уже никогда». Может он и прав, а может и нет, я же не восторжен Платоновым, больше, он мне неприятен. Я прочитал его книгу «Чевенгур» ещё в юности, я, тогда как раз переживал очередной кризис – безработица, одиночество, творческий застой и тут попалась книга, жёлтого цвета, с рисованным Платоновым, что это и кто это, я на тот момент не знал. Но когда дочитал, я уже сложил своё твёрдое мнение об этом писателе. Говоря о языке, которым он пишет, можно отметить, что он поэтичен, но не больше, его обороты речи… Хотя, о чём это я? Какая разница, я не критик и литературовед, пусть этим занимаются умные дядьки и тётьки, которых смотрит Валера… В доказательство того, что Платонов крут, а мы все тупые, Валера включил передачу с какими-то дядьками и тётьками, вот уж и вправду, по-другому их не назовёшь. Они сидели за круглым столом, одетые в костюмы и платья, наверное, ещё советского производства и мусолили, что же он хотел сказать своим «Чевенгуром». Я пьянел, а они нагоняли тоску, год заканчивался грустным Платоновым, с не менее грустными дядьками и тётьками. Зачем Валера это смотрит, взял книгу, прочитал и всё станет ясно. Но нет, зачем читать книги, когда можно насмотреться передачек и ходить умничать. Пока мы пили и смотрели, все разошлись с кухни, уж лучше бы мне про Гоголя говорил Витёк, чем вот это вот всё. Тут Валере куда-то понадобилось уехать, и он уехал. Я выключил этих дядек с тётьками и включил фильм «Кофе и сигареты», рекомендую, хорошая картина, в частности эпизод с Томом Вейтсом и Игги Попом. На кухню вернулась Юля, Прохор с Витей и весёлая пьянка продолжилась, я посоветовал Вите почитать Платонова, сказал, что он величайший писатель двадцатого века (так говорили дядьки с тётьками), но совсем недооценённый, что он вложил в русскую словесность неоценимый или неоценённый вклад, не помню, что они там говорили, да и имеет ли это какое-то значение. По мне так не Платонова надо за уши тянуть из «Котлована», а обратить внимание на Ивана Шмелёва, я считаю в книге «Богомолье» он отразил русскую настоящесть, или настоящую русскость. Вот уж действительно, кто может претендовать на звание величайшего русского писателя двадцатого века.

Нам не удалось посмотреть фильм до конца, на стол накрыли раньше, чем закончился фильм. Вернулся Валера, и мы всей гурьбой сели за стол провожать старый год. Говорили по очереди тосты, подводили итоги, ну, как говорили, пытались сказать, Валера всё время перебивал и вставлял что-нибудь про Платонова, прям заело пластинку у него. Напровожались, напились, наелись и разбрелись по комнатам, кто чем заниматься, Валера лёг спать.

– Дэн, Женя говорит. – Сказал Прохор. – Что вы если хотите ещё, конечно, то можете приехать в гости.

– К ним, что ли? – Я удивился.

– Да, у них там новый год наворачивается, никто не приехал.

– Ну, посмотрим, если силы будут, то поедем, пока же мы здесь, надо дома встретить, а потом ехать.

– Ну, я собираюсь поехать.

– Сейчас?

– Не, потом, ночью уже.

– Если я буду жив ещё, то тоже поеду. – Я опрокинул рюмку водки себе в рот. – Но это вряд ли.

Ближе к полуночи все снова собрались за столом, принялись пить и есть, я был уже на автопилоте и не обращал внимания на Гоголя с Платоновым, несмотря на то, что они присутствовали с нами за столом. Потом появился Бродский – Валера встал с рюмкой водки в руке и прочитал его стихотворение, расплёскивая огненную воду на стол, на грудь, на пол. Когда он дочитал, то рюмка почти опустела, выпили, достали шампанское из холодильника я сорвал фольгу, раскрутил проволоку, зажал пробку большим пальцем, чтобы она не выскочила. Мы отсчитывали секунды, глядя на часы. Бах! Пробка вылетела, игристое вино полилось в бокалы. С новым годом! Заголосили все хором, мы пили за наступивший две тысячи двадцатый год. Новый год, новые перемены! Мы всегда отождествляем с годом всю свою жизнь, проблемы, радости, горести и конец года для нас – значит конец всего того, что складывалось не так как нам хотелось бы или вообще не складывалось. «Этот год мой!» – Сказал я и опрокинул бокал шампанского. С улицы доносились хлопки салюта, город салютовал, встречая новый год, все радовались, девятнадцатый год был для страны трудным, и все надеялись на двадцатый. Мы надели куртки всякие, как попало, и высыпали за ворота, соседи взрывали фейерверки и пили, мы присоединились к ним. Нет, фейерверков у нас не было, мы присоединились к пьянке, мимо проезжали машины и сигналили нам, приветствуя нас и новый год. Какие-то прохожие влились в нашу компанию, им налили, потом ещё и ещё, остановилась машина и тоже к нам, пить. Мы заполонили всю улицу, это была уже страшная попойка, пили всё подряд, водку, вино, шампанское, пиво. Люблю Киргизию за панибратство, здесь все как родные, вместе радуются, вместе переживают, вместе свергают президента, вместе пьют, всё вместе. Я напился до беспамятства, зашёл в дом, в комнатку и упал на свой спальный мешок.

Сколько проспал не знаю. Меня разбудил Прохор.

– Дэн, там Тёма приехал, у него трава. Он хочет дунуть, пойдёшь?

– Пойду.

Я встал, шатаясь вышел в кухню, за столом сидели Валера, Витя и ещё какие-то люди, мне налили коньяк, я выпил, вышел в прихожую, там меня встретил Пётр и протянул бутылку пива, я сделал пару больших глотков. Вышел на улицу, и Тёма протянул мне косяк, я затянулся, всё кругом вертелось, плыло, я шатался, трава ударила в голову и по ногам. Витя говорил про Гоголя и мне казалось он сам уже стал похож на него, такая же причёска и усики, только кореец. Я хапнул ещё… Потом мы погрузились в такси… Я вышел из машины и пошёл куда глаза глядели, меня вернул Гоголь… Мы поднялись по ступеням… Я стучал в дверь, её открыл Женя, мы вошли и мне сунули бутылку пива, я высосал её, не снимая пальто и ботинок. Я скинул ботинки, Юля помогла снять пальто. Прошёл в квартиру, там было тихо и горел яркий свет, на круглом столе стояла бутылка виски, я поднял её и сделал несколько больших глотков. Женя-девочка протянула мне косяк, я сделал несколько хапок, передал его кому-то, прошёл в комнату, где стояла двуспальная кровать, на полу стояла сексмашина с розовым толстым фалоимитатором, я усмехнулся, перешагнул её и упал на кровать, там кто-то был, этот кто-то крякнул, видимо я упал на него или неё…

Проснулся рано утром. Рядом со мной лежала Юля. Я встал, вышел из комнаты, на полу, на диване, везде спали люди. Я отыскал Прохора. Посмотрел на телефон, он показывал – 8:37; 02 01 2020.

– Прохор, вставай уже второе января. – Я потряс его за плечо, он открыл глаза. – Нам завтра ехать в Ташкент.

– Как второе? – Прохор соскочил, достал телефон из кармана. – Блин, мама звонила.

– С новым годом. – Я взял со стола бутылку виски и сделал несколько больших глотков. – Надо собираться.

Потом я отыскал в пепельнице недокуренный косяк, прикурил его и глубоко затянулся. Отпустило. Так наступил двадцатый год. Дал затянуться Прохору и пошёл поднимать Юлю.

– Юля, вставай. – Я поцеловал её в щёчку. – Нам завтра ехать в Ташкент.

– У нас третьего автобус.

– Сегодня уже второе.

Мы вызвали такси, разбудили Женю – мальчика, оделись, попрощались с Женей и вышли сначала в подъезд, а потом на улицу. Кругом на снегу валялись использованные салюты, блестели конфетти, алела кровь и коричневели пятна блевотины. Была бурная, новогодняя ночь! Мы сели в машину, я поздравил с новым годом водителя, тот не ответил, по помятому лицу было видно, что он от души встретил двадцатый год. Мы катились по пустым дорогам, среди пустых аллеек, изредка встречались машины такси и пьяные бомжи, остальные все сидели дома и пили или спали, или смотрели телевизор и доедали оливье, ну, или что ещё можно делать второго января, то и делали. Дома все ели оливье и смотрели «Иронию судьбы или с лёгким паром». Интересно, эта традиция когда-нибудь отойдёт или две тысячи восьмидесятый потомки тоже будут встречать с Женей, Ипполитом и Надей. Что-то в этом есть, конечно, но если ничего не поменяется, то фильм будет актуален, а если всё же он канет в лету, значит постсоветские страны, люди и настроение изменятся, остаётся только надеяться, что перемены будут в лучшую строну. Хотя мир уже изменился, мы просто этого не видим, пройдут десятилетия, двадцатые останутся в истории и творчестве, как время перемен со своими именами героев: революционеров, писателей, поэтов, музыкантов и тех, кто боролся с ними, не давал поднять голову, открыть глаза на новый мир, боясь перемен и свободомыслия по своей старой привычке. Человек всегда будет продолжать борьбу за свободу, за право выбора, за любовь, за всё то, о чём говорил Христос, за всё то, чего так не хватает нашему обществу, за настоящее и будущее детей, за прекращение войны.

Мы сели за стол, и Валера налил мне штрафную рюмку водки, я выпил, и он налил ещё. К концу второй серии я был уже сильно пьян и втянут в полемику о Платонове.

– Диня, Платонов один из лучших писателей столетия. Разве ты с этим не согласен?

– Если даже не брать в расчёт содержание «Чевенгура», хотя считаю, что такое не стоит читать, слишком извращённое представление о России, то вот уж язык повествования я никак не отнесу к литературно верному.

– Да, что ты вообще понимаешь. Там вон профессора говорят, что язык у него новаторский.

– Ну, если я не понимаю, то зачем нам об этом говорить? – Я усмехнулся и налил нам по рюмашке. – За Платонова. – Я поднял рюмку.

Валера чокнулся со мной, и мы выпили.

– Ну, как-то же мы должны учиться размышлять, поэтому и спрашиваю тебя.

– Ты прочитай книгу, а потом поразмышляем. А то ты мне пересказываешь ток-шоу о писателе и пытаешься спорить. А я не согласен с этой точкой зрения.

– Да, что мы с тобой вообще можем вякать? Мы же ничего не написали за свою жизнь. А они авторитетом пользуются.

– Вот именно – пользуются, ты отстаиваешь их взгляд на Платонова, это не твои мысли.

– Да, у нас нет никаких мыслей с тобой, мы с тобой ничего не знаем и ничего не сделали. Что нам тягаться с Быковым, у него голова – глобус.

– Я не тягаюсь с Быковым, да и причём тут он. Я по крайней мере пишу книги, так что ничего не сделали – это не про меня.

– Да, кому они нужны эти книги? Быков в аудитории читает лекции, а тебя никто не читает.

– Мы уже перескочили от Платонова на меня? – Я налил ещё по рюмашке.

– Так ты же споришь сейчас с профессорами и с Быковым в моём лице. Ну, прочитай мне, что-нибудь из своей книги.

Я достал тетрадь, открыл на недавно написанной главе и начал читать. Всё лучше, чем спорить о значимости Платонова и авторитете Быкова, что первый, что второй, безусловно лучшее, что у нас есть на данный момент, как говорится на безрыбье и рак щука, но это не лучшее, что было у нашего народа и далеко не лучшее, что есть в мировой литературе. Я читал, а Валера постоянно перебивал, вставляя свои идеи в текст.

– Побольше размышлений, Диня, это хороший скелет, крепкий сюжет, теперь его надо облепить мясом, как у Томаса Вульфа: – «Камень, лист, ненайденная дверь». Чуешь, да?

Ничего кроме водки и подступающей тошноты я не чувствовал. Меня мутило и от Вульфа, и от всей литературы, как же мне всё это надоело, эти попытки понять мир через книги, понять писателя, через его биографию. Вот это вот – ПОНЯТЬ! А, стоит ли вообще что-то понимать? Надо-ли понимать? Что тут понимать, живём, да, и всё! Как бы протянуть свой век хотя бы до пятидесяти, для меня это уже будет победа, да, написать ещё успеть пару книжонок, которые никто не читает, и не то, чтобы успеть, а осилить, силы-то иссякают, жизнь давит, тело ноет, особенно по утрам. Болят колени на погоду, болит спина, сыпятся зубы и желудок уже не переваривает всё подряд как раньше, да, что желудок, голова уже не переваривает даже новости, нечего говорить и о литературе.

Я вышел, шатаясь, прошёл под звёздным небом: – «Уже стемнело» – подумал я – «сколько же мы сидели с Платоновым и Быковым, пока не пришёл Вульф? Надо собираться, завтра уже дальняя дорога. Опять автобус, снова границы с пограничниками, старые ощущения по-новому». Я блевал над унитазом, а в голове крутились мысли обо всём том, что было, будет, закончится и начнётся, и не было места в моей голове никому из тех, о ком говорил Валера. Мне бы своё написать и не выблевать себя из этого мира, да свою душу, пока ещё раскрытую нараспашку. Меня рвало от выпитой водки, от разговоров, от звёздного неба, от нового года, от самого себя, меня рвало на части, на все четыре стороны, подальше от себя самого. «Остановись» – сказал я сам себе – «хватит бегать» – Я нажал кнопку на сливном бачке, и вода смыла всё то, чем я был наполнен, мне казалось, что блевал я буквами и буквы закружились в потоке воды и скрылись во чреве унитаза, последними повертелись и утонули, кажется эти: – «Камень, лист, ненайденная дверь». Я вышел, шатнулся в сторону раковины, повернул кран, хлынула холодная вода, я подставил руки, наклонился и плеснул водой в лицо. «Хватит бегать» – я набрал ещё пригоршню воды плеснул в лицо, выпрямился и увидел в зеркале себя. Я смотрел на себя с той стороны зеркального стекла, на свое бледное лицо с синяками под глазами, с поломанным кривым носом, с залысинами на голове. По лицу катились капли воды, а может это были слёзы, они срывались с рыжей бороды, как у Вангога и разбивались о раковину. Я стоял в ступоре перед самим собой, отражение смотрело на меня уставшим, измученным взглядом с какой-то нелюбовью и жалостью. «Интересно, я так смотрю на всех или только на себя». «Остановись, ты не убежишь от меня» – прошептало отражение, медленно шевеля губами, «Нет» – ответил я – «ты слишком устал, теперь тебе за мной не угнаться». «Ты сошёл с ума» – отражение скривило улыбку надменного страдальца. «Это говоришь ты мне?» – я придвинулся ближе к зеркалу – «Ты проиграл». «Ты говоришь сам себе» – Отражение опустило глаза, и я больше не видел взгляда, я смотрел в зеркало, а отражение смотрело сквозь меня.

Я вошёл в кухню, держась за стены, Валеры не было, я зашёл в свою комнату, улёгся на спальник и уснул.

Меня разбудила Юля: – «Денис, вставай, нам скоро выезжать». Я выполз из спальника, свернул его, засунул в мешочек. Надел на себя чистые вещи. Сунул в рюкзак то, что мне показалось, могло пригодится в Ташкенте. Мы погрузили рюкзаки в машину Валеры, сами сели и поехали через весь город на вокзал. По пути слушали Битлов и молчали, все были сосредоточены, но в хорошем настроении. Приехали на вокзал, накинули рюкзаки на плечи и пошли по перрону в поисках нашего автобуса, он стоял среди таких же автобусов, единственным отличием была табличка: «ТАШКЕНТ», двигатель уже прогревался, мы закинули в багажный отсек рюкзаки, скурили по сигарете, обнялись с Валерой, сели на свои места. Водитель прошёл по салону, проверил билеты, занял своё место за баранкой, автобус качнулся и тронулся в путь. Я достал тетрадь и начал записывать. Очередная неожиданная история закончилась, теперь меня ждала совсем другая жизнь с совсем другими событиями, другими персонажами. Все начиналось сначала или продолжалось. Мы неслись по дороге навстречу приключениям, а я писал, пока за окном не стемнело.