Tasuta

Горькая полынь

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

– Знаю… Знаю! Я, может, попрощаться хотел, – с детской обидой и тоской в голосе проговорил Митька.

Нечестно это, почему он повзрослел? Зачем и кому это нужно?

– Настала пора становиться взрослым, отрок, – глухо прозвучал голос Тэрвиса из-под шлема. – Ты показал себя доблестным воином. Благодаря твоим деяниям наше королевство прекратило войну с орками Тар-О-Канга. Но всему свое время. Пора тебе показать себя в своем мире. А наш навсегда останется в твоих воспоминаниях. Прощай.

– Прощай, Примиряющий-народы. Лес больше никогда не будет таким. Он станет обычным, даже для тебя. Пришло время нашим мирам разъединиться, – закончил Агронак.

Внезапно Митьке стало настолько горько и жалко себя, что он даже зажмурил глаза, чтобы ненароком не пустить слезу. А когда подлый ком отступил от горла, и он смог открыть глаза, вокруг была лишь маленькая полянка и широкая тропинка, ведущая к большой просеке, которую в начале весны превратил в дорогу трактор.

– Прощайте, друзья!

Подло было бы с моей стороны детально описывать все чувства, которые испытывал сейчас этот парень, не решающийся уйти с лесной полянки. Ведь каждый литературный герой имеет право на сугубо личное время, которое останется под завесой тайны для взявшего в руки книгу читателя.

Лучше отойдем подальше и присмотримся к лесу. Вот, вставай рядом со мной, мой друг, и смотри. Нет уже тех древесных исполинов, подпирающих небо. Вместо них старые и подгнивающие в некоторых местах деревца. Свет спокойно проникает вглубь, открывая нашему глазу чахлые кустарники и спутанную траву. Исчезло то неуловимое сходство с массивной крепостью, теперь это, извини меня, сарай какой-то.

А все потому, что пришло то время, когда ковры-самолеты перестают летать.

Ночная серенада и существо из-под кровати

Солнце медленно поползло к своему ночному логову, краснея от натуги с каждой минутой. Зацепилось за облака, рванулось и брызнуло на небо зловеще-красным закатом. Скоро свет начнет угасать, смягчая все вокруг вязкой вечерней мглой.

Легкомысленный ветерок легонько играл листьями на деревьях, нежась в тепле, которая отдавала полноводная река после знойного дня. Шатавшиеся весь день незнамо где псы семенили по дороге, разбегаясь по своим дворам. К тому времени, когда тьма полностью накроет Беневку, они должны набраться сил. Зачем, спросишь ты? А как же ночной концерт? Ладно, расскажу немного про традиции собак в этой деревеньке.

Каждый уважающий себя четверолапый друг человека имеет здесь свое место в длинной ночной серенаде любви. Любви к полной Луне, которая вызывает клокочущую в мохнатой груди радость и возбуждение, о чем хочется рассказать всему миру. Но, чтобы единовременные любовные признания не были беспорядочным воем, время вступления в общий хор было строго распределено. Например, Мальчик, живущий через два дома от Митьки, начинал выть самым первым и затихал только тогда, когда последняя струйка теплого и ласкового воздуха превращалась в лижущий холодом ветер. От плавной перемены температуры ему вылось особенно проникновенно.

Краски постепенно серели, вещи и предметы теряли четкость в очертаниях, а в домике Митькиной бабушки вовсе стало темно. Дабы вновь не раздражать аппетит у читателя, ужин, побивший рекорд по разнообразности и сытности, установленный в обед, предпочту пропустить. И вот наступил тот момент, когда вдруг жизнь в доме резко затихла. Перестала греметь посудой бабушка, закончил свой рассказ о городской жизни и об игре в музыкальной группе Митька, перестала доноситься из-за соседнего забора недовольная ругань. Уличная одежда сменилась на растянутые пижамы и фиолетовые тапочки с тяжелой кондовой подошвой. Эти тапочки были жутко неудобными, отягощали ногу и звонко бились о пол при ходьбе, отчего приходилось постоянно шаркать. Но они были родными и знакомыми с детства, поэтому никто не мог посягнуть на эти священные артефакты. Шаркали и носили, не смея выкинуть.

Свет погас, внук и старушка разбрелись по своим комнатушкам до утра. Стоило бы и мне уже идти куда-нибудь, чтобы не смущать никого, но что-то подсказывает мне, что мне прямо-таки необходимо задержаться. Что же, посмотрим.

Митька устроился на низеньком деревянном топчане, по привычке укутавшись в одеяло. Потом он подумал, слегка нахмурился и решительно сдернул с себя теплый кокон. «Так гораздо лучше». Ему подумалось о годах, когда он каждое лето проводил здесь, в Беневке. Сколько времени прошло с того дня, когда его впервые привезли сюда родители… Ностальгия с головой захлестнула парня на топчане, постепенно нагоняя сон. Вдруг Митька что-то вспомнил, открыл глаза и протянул руку к деревянной прикроватной тумбе костяшками вперед. Раздался легкий стук. Раз, пауза, раз-два, пауза, раз-два-три, пауза, раз.