Апейрон

Tekst
Loe katkendit
Märgi loetuks
Kuidas lugeda raamatut pärast ostmist
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Глава 11

Почему, когда появляется темный герой, он обязательно идиот или обалдуй?


Погибнуть там, где погиб Магеллан, весьма иронично.

Магеллан любил потрещать со своим приятелем Фалером, полапать местных индианок и поиздеваться над местными священниками. Среди сообщества путешественников, в котором, видимо, я уже давно состоял, ходил очень правдоподобный слух, что Руй Фалер составил гороскоп, согласно которому в экспедиции его ждала неминуемая смерть. Астроном испугался и остался на берегу.

Составленный им гороскоп мог врать?

Фалер уже был частью экспедиции до ее отправления и погиб, когда не вступил на корабль, хотя его безжизненное тело еще скиталось по суше.

Тем временем Магеллан лично следил, как на пять кораблей, которые должны были отправиться в экспедицию, погружали продовольствие. По просьбе путешественника на судах оказалось огромное количество сухарей, вяленой свинины, оливкового масла, соленой рыбы, варенья, вина, риса, сыра и говядины. Кроме того, на случай военного конфликта корабли снаряжали пушками и арбалетами, а для торговли Магеллану выдали множество женских украшений, зеркал, колокольчиков и ртути.

Хотя в те времена морякам запрещалось брать с собой в путешествие девушек-рабынь, Фернан обошел закон и нелегально отправился в экспедицию с несколькими индианками. Кроме того, на кораблях находилось около полсотни рабов-мужчин, среди которых были уроженцы Африки и азиаты.

По оценкам ученых, всего в экспедицию отправилось около трехсот участников. Магеллан взял с собой на борт несколько переводчиков, а еще историографа Антонио Пигафетту, который скрупулезно вел дневники во время плавания. По возвращении домой Пигафетта вручил рукописи императору Карлу V.

«Днем – за флагом, ночью – за фонарем».

Тремя кораблями из пяти руководили знатные испанцы, которые договорились «расправиться» с Магелланом, если тот встанет у них на пути. Фернан знал об их заговоре, но тем не менее вел себя несколько надменно и не предоставлял никому сведений о маршруте.

Были это реальные люди или грани личности капитана, никто не знает.

«Ваша обязанность – следовать днем за моим флагом, а ночью – за моим фонарем».

Вскоре в экспедиции возник конфликт: испанец Хуан де Картахена, руководивший кораблем «Сан-Антонио», стал называть Фернана вместо капитан-генерал просто капитаном. Магеллан сделал бунтарю несколько замечаний. Картахена не обратил на них никакого внимания, и тогда капитан-генерал вынужден был схватить испанца за шиворот и во всеуслышание объявить арестованным. Вскоре Магеллан объявил, что командовать «Сан-Антонио» будет его родственник Алвару Мишкита.

Сторонники Картахены сильно разозлились, узнав об этих событиях. Вскоре они устроили мятеж, в результате которого захватили три корабля: «Сан-Антонио», «Консепсьон» и «Викторию». Однако Магеллану удалось расправиться с бунтовщиками, и спустя некоторое время над ними был устроен суд. В результате Фернан постановил казнить 40 мятежников, но затем решил, что экспедиция не может в одночасье потерять такое количество моряков. Поэтому Магеллан объявил: смертный приговор ждет только одного бунтаря. Кроме того, по воле Фернана на ближайшем берегу были высажены Картахена и один из священников-мятежников. Капитан-генерал оставил им немного питьевой воды и судовых галет, однако о дальнейшей судьбе заговорщиков никто больше ничего не слышал.

К марту 1521 года экспедиция Магеллана достигла архипелага, расположенного между современными Индонезией и Тайванем. Магеллан назвал группу островов «архипелаг Святого Лазаря». Магеллан высадился на одном из островов, устроив на нем лазарет для больных и раненых моряков. Как раз в то время на кораблях свирепствовала цинга – болезнь, вызываемая острым недостатком витамина C. Кроме того, многие путешественники несколькими неделями ранее серьезно пострадали от столкновения с местным населением Марианских островов.

Вскоре команда Магеллана достигла острова Хомонхон, входящего в состав Филиппин. Фернан сумел обратить правителя острова и его жену в христианство, а также дать им новые имена при крещении. Так, правитель стал Карлосом – в честь короля Испании, а его супруга – Хуаной. Новоиспеченный христианин получил от путешественников в подарок фигурку Иисуса и объявил, что все его подчиненные должны немедленно принять веру европейцев. Этому приказу воспротивился один из островных вождей Лапу-Лапу, который начал бунт против Магеллана.

Во время одного из вооруженных столкновений знаменитый путешественник был убит.

На сегодняшний день Лапу-Лапу почитается на Филиппинских островах как национальный герой, первым попытавшийся организовать сопротивление европейским колонизаторам.

Кто же монстр? Магеллан или Лапу-Лапу? Кто же из нас двоих монстр – я или то существо, что гонится за мной?

Глава 12

Язык связывает людей сильнее денег?


– Как можно выяснить, с кем вы связаны такой связью?

– На это пока ответа нет.

– Но обычно это кто? Мать? Ребенок? Жена? Любовница?

– Мы говорим о человеке, а не о ролях. Не путай!

– И тем не менее – как?

– Для определенной частицы, которая находится здесь и сейчас, существует другая частица, предположим, в Австралии, которая в этот момент будет воспроизводить то же самое.

– Это по-английски называют entanglement.

– На русский это можно перевести как «спутанное состояние».

– По-видимому, мы все можем иметь спутанные состояния с чужим мозгом.

– Это к вопросу о том, как образуются дружбы, диалоги, разговоры.

– Когда мы говорим, образуются некоторые спутанные состояния. Другими словами, мы начинаем думать похожим образом.

– Важно не только то, что мы обмениваемся сходными вещами, а что мы начинаем так думать.

– С помощью чего весь этот процесс запускается?

– Например, с помощью харизмы. Она есть возможность.

– Какая?

– Возможность установить связь одного сознания с другим, конечно, не очень четко фиксируемую. Одно сознание не может пробиться сквозь тканевую завесу, но, когда образуется цепь одинаково думающих сознаний, вместе они могут «понять» что-то большее.

– Особенно если среди них есть какой-нибудь Эйнштейн?

– Да, человек, который в состоянии начать использовать свой мозг полностью.

– Скоро уже посадка?

– Снижаемся…

Глава 13

Память – это то, что заменяет… вид из окна?


Несмотря на приближавшуюся трагедию (впрочем, предчувствие трагедии ни на минуту не отпускало Амато с самого рождения его дочери), сейчас Амато думал о Ноэлии: он скучал по ней.

Его возлюбленная жена Джулия улетела с известным ведущим Беаре Гриллсев в Конго на какое-то светское мероприятие и не возвратилась. Амато остался в однокомнатной квартире на краю города с маленькой девочкой на руках. Он дал ей имя сам, но не сразу, при рождении, как это принято, а лишь спустя два года. Ноэлия не раз сбегала от отца – и в последний раз удачно. Разворошив старую заначку Амато и проведя несколько несложных манипуляций в интернете, она оказалась на другом краю света, вдалеке от родного дома. Амато не мог ладить с Ноэлией, сильно напоминавшей ему жену. Уставший и раздраженный после работы, он мог до синяков побить хрупкую девочку. По дороге в школу она получала в свой адрес много издевок и смеха от одноклассников. А педагоги считали ее склочной девкой. Так и жила она – ни капли жалости и любви. Амато и Джулия никогда не планировали детей. Несколько страстных ночей на выдох.

«Черт возьми, сколько ей лет?» – с досадой подловил он себя на том, что не может вспомнить возраста дочери.

Социальная ответственность нависала над Амато дамокловым мечом. Каждый раз при разговоре с другом или коллегой он боялся, что его спросят про дочь. С другой стороны, он испытывал огромное облегчение и радость: теперь он мог встречаться с девушками и без зазрения совести приводить их к себе домой. Но что-то его терзало, не покидало чувство, будто что-то забыл.

Глава 14

Совершенство достигается только к моменту краха?


– Куда дальше?

– Мы несемся к апогею, к наиболее удаленной от Земли точке околоземной орбиты небесного тела.

– Это куда?

– Сейчас Луна, потом Марс.

– Если завтра мы освоим Юпитер?

– То он. Аврамические религии мыслят об апогее как о конечной точке перехода между пространствами. И все-таки он движется, преодолевая границы не одиноких миров и пространств.

– На что это похоже?

– На гитару, струны которой достигают своего апогея в разное время по отношению к пространству, – так играется цельная мелодия. Там, где несколькими мгновениями струна потухла, вновь эта же струна производит другие вибрации.

– Мелодия имеет конец?

– Государство и человек в какой-то момент перестают существовать, так же как завершается любая цельная мелодия. Сюжет этого пространства явно имеет конец, и твоя сыгранная на гитаре цельная мелодия является той частью, которая определяет, как все закончится. Материя здесь одна.

– Я, конечно, не эксперт, но разве слово «конец» не авраамическое?

– Авраамическое, так же как и слово «конечно». Улавливаешь?

– Да, не очень приятные переживания, это засело во мне как яд.

– Поэтому слово «конец» мы и меняем на «апогей».

– Как мы сможем его поменять?

– Мы договоримся со временем.

– С ним можно договориться?

– Технология ясна. Представь замкнутое пространство, например комнату в двадцать квадратных метров, в которую ты начинаешь накидывать выбранные тобой вещи. Заполняй ее всем, чем захочешь, настолько плотно, чтобы даже мельчайшая бактерия не проникла. Теперь стремительно выверни эту комнату наизнанку из любого места. Эти места возникают при взаимодействии материй внутри комнаты и разнородности масс, получаемой в такой комнате. После того как ты вывернешь сжимающиеся материи, они рванут заполнять новое пространство, внезапно открывшееся для них. Человек сейчас находится именно в таком состоянии.

 

– Это очень похоже на теорию Большого взрыва с ее постоянно расширяющейся Вселенной.

– На первый взгляд процесс кажется неуправляемым, так как нет представлений, где он протекает.

– Ну да, если Вселенная расширяется, то, собственно, куда?

– Вселенная расширилась до тех апогейных точек, которые мы предусмотрели и нашли.

– А как же самые отдаленные закутки неизвестных галактик?

– Они известны и понятны, просто ты не помнишь и оттого теперь точно не знаешь, что клал в комнату десятью минутами ранее, самостоятельно заполняя ее выбранными тобой же вещами. А так как делал это ты сам и никто тебе в этом не помогал, то, кроме тебя самого, вспоминать некому.

– А ведь точно же! Я действительно наполнял комнату конкретными, легко узнаваемыми мной вещами, а теперь мне сложно вспомнить и треть из них, а завтра я и вовсе могу все забыть.

– Вспомни себя.

– Вспомнить себя?

– Мы протоколируем пространство и, переходя к процессу скручивания, хватаемся за края расширяющегося пространства и все, что находится внутри, собираем вновь.

– Зачем нам этим заниматься?

– Так мы соберем материю для последующей трансгрессии апогея.

Глава Б
Один голос – не голос?

В наушниках Ноэлии громко играла одна и та же песня, поставленная на бесконечный повтор: Grandson – «Blood Water». Ее бы наверняка было бы слышно сквозь наушники и другим людям, но Ноэлия путешествовала совершенно одна в достаточно большой пятиместной лодке, не считая уставшего престарелого и совершенно не говорящего на английском языке гида, который только энергично кивал головой и улыбался во весь рот.

Сегодня утром она добралась до острова Палавана на самолете из Себу, приобрела билет в небольшой деревне Сабанг, чтобы наконец увидеть то, о чем так давно читала.

Подземная река Пуэрто-Принсеса несла ее вглубь пещеры. Местные называют эту реку подземной рекой Святого Павла. Местные говорят, что, когда выплываешь на рассвете из темной пещеры, кажется, будто ты сам становишься этим рассветом.

Ноэлия проделала свой долгий путь, чтобы оказаться здесь, чтобы почувствовать себя на мгновение рассветом.

Внутри пещеры карстовые наросты образовывают причудливые фигуры, различающиеся по форме и размерам. Они пугают и будоражат воображение. По фотографиям весь путь казался Ноэлии безобидным и не таким уж долгим, но сейчас она была в неизвестности, и все ее тело дрожало. Чернота съедала рассудок. Чем глубже вплывали в пещеру, тем сильнее ощущался недостаток кислорода. Ноэлия подумала, что, наверное, такие пещерные лабиринты – идеальное место для наблюдения за летучими мышами, висящими прямо над головой на всем протяжении пути.

Перед самым последним поворотом гид махнул рукой и показал пальцем на поверхность воды подземной реки. Он предлагал окунуться. Ноэлия была настроена смело. Она не раздумывала долго. Она плюхнулась в прохладную воду и почувствовала, будто ее кто-то схватил за горло. Отчаяние и истошный визг. На глазах у гида она ускользала во тьму. Она успела отметить, что слышала свой визг как эхо, повторяющее как будто чужой, но все-таки ее собственный голос. Это сводило с ума и мешало сориентироваться.

Она кое-как держалась на воде, скованная страхом, пока голос гида не раздался в пустоте: «Tayo na!» Его голос эхо не разносило. Ноэлия не знала, что это значит. Но уверенность и спокойствие в голосе гида вселили в нее уверенность. Можно вечно барахтаться здесь в страхе, но, очевидно, лучше двигаться вперед. Она забралась в лодку, выдавила из себя что-то вроде улыбки, тяжело выдохнула. Гид повел лодку дальше.

Перед посещением пещеры стоит запастись личными фонарями; чем мощнее, тем лучше – вспоминала она прочитанные наставления бывалых путешественников. В пещере нет центрального освещения, торчащие из воды сталагмиты и свисающие сталактиты, а также цветные каменные потеки на стенах можно увидеть только при свете своего собственного фонаря или прожектора гида.

Вот бы уже море. Она не думала, что ее путь будет настолько темным и страшным.

Гид все так же причудливо и странно улыбался, вкрадчиво наблюдая за девушкой в лодке.

Глава 15

Нас подставила система?


– Где мы?

– Это Восточный Лондон.

– Чем будем заниматься?

– Нам предстоит построить систему, которая, как и любая система, будет тематизировать свой внешний мир. Мы установим соответствия, где каждому элементу внешнего мира будет соответствовать системный элемент.

– Каждому объекту – отдельное слово? А каждому предложению – отдельное событие?

– Например, какой-то объект из какого-то пространства попал в наше и здесь его назвали неопознанным летающим объектом. Если этот объект совершает не описанные в нашем пространстве действия, то случаемые события формируют предложения.

– Какой объект будем перемещать?

– Нам предстоит переместить не один объект в другое пространство, а все объекты и события, не нарушая связности.

– Это абсурд!

– Наша система научится игнорировать внешний мир и организовывать саму себя посредством выделения в себе планирующих инстанций, назову их «агентствами недвижимости».

– Календарь, дневник, расписание?

– Таким «агентством недвижимости» может стать плановый отдел на предприятии или конституционное право, регулирующее применение всех остальных законов в системе права и то, о чем ты сказал, тоже.

– И даже «агентство недвижимости» познания, судящее о рациональности всего познания?

– С четкими различимыми границами.

– Окей, зачем нам нужны эти агентства? Не-движимости…

Улыбка коснулась глаз.

– Они упрощают внешний мир, выделяя в нем лишь то, что существенно для продолжения процесса системной коммуникации. Таким образом система осуществляет самоупрощение.

– Как система будет организовывать пространство?

– С помощью парадоксального процесса одновременной спецификации и генерализации.

– Это как?

– Каждый предмет будет выделяться как специфический, отличный от другого. Одним и тем же именем будут обозначаться разные события и вещи, воспринимающиеся тем самым как нечто неизменное, естественно, до перехода в новые условия или пространства. И в то же время к этому неизменному система может применять разные реакции, прилагать разные имена в зависимости от состояний самой системы, и для его определения к нему можно применить множество слов.

– Вода в озере Байкал мокрая, жидкая, пресная, а в Атлантическом океане соленая; на Северном полюсе вода – лед, а в бане под Москвой – пар. В Африке во время засухи ее могут желать, в Азии во время цунами – ненавидеть. Водой можно утопить или напоить. Вода может содержаться в смертоносных ядах, но также и в лекарственных препаратах, спасающих жизнь.

– Теперь ты видишь, что прямые связи между системой и средой невозможны, даже в этом пространстве.

– То есть, если, например, «вода = поливать огород», в таком случае ее не будут пить, ею будут только поливать огород? Система начнет рушиться? Если воспроизвести связь «вода = пить», то в системе будет возникать большое количество условностей, при которых она начнет рано или поздно рушиться. Если «вода – это только пить», то пресные источники не надо будет возобновлять и охранять, а воду очищать. Так начнут вымирать целые страны.

– Кажется, я начинаю понимать.

– Это то, не говоря уже о множестве всего другого, что может случиться. Да, и только с помощью таких вот «агентств» мы сможем наладить в новом пространстве произвольность в отношении языка к предметам наименования.

– Никогда не думал, что это так важно. Ведь в нашем пространстве это работает точно так же. Зря я, конечно, вчера кассира на хуй послал. Сразу же знал, что не стоило.

– Так вот. Чтобы переработать сложность создаваемого нами мира и упростить саму себя, система парадоксальным образом будет вынуждена одновременно усложнять себя и в то же время различать и отделять в себе эти самые «агентства».

– Как в новогоднем подарке: шоколадные конфеты к шоколадным, а карамельные к карамельным. Наводить, так сказать, порядок.

– Да, и не допускать саморазрушения.

– А эти «агентства недвижимости»?

– Что?

– Ведь и они являются системами, и уже саму породившую их систему они будут рассматривать в качестве своего внешнего мира?

– Организация системой ее собственного мира предполагает, как понимаешь, рост сложности. С увеличением числа элементов в системе, например, числа людей, которых мы приведем в новое пространство – их отношения, коммуникации между ними, – все будет увеличиваться в геометрической прогрессии.

– И как это будет все связано? Мы не можем же к крупинке гречки приклеить двадцать телефонов.

– Попробуй это сказать на моем языке.

– Так, сейчас… Кхм… Все, так… Из простой сложности будет возникать сложная сложность, условия которой не позволят реализоваться всем возможным вариантам связей, скажем, людей, которых мы доставим туда, за какое-то разумное время.

– Все верно. Ты молодец! А теперь внимание! Исходя из того, что ты сказал, возникает необходимость избирательных связей, формирования в системе механизмов неконфликтных ограничений контактов. Таким механизмом может служить, скажем, иерархия, где связи возможны лишь на один уровень вверх, вниз или вбок.

– Панки к панкам, чиновники к чиновникам. Кому власть, а кому рок. А если уж ты президентом стал и по дороге из одних связей прошелся, в баре под «Кубик льда» GONE. Fludd дрыгаться не будешь – вовсе не узнаешь о таких песнях. Хотя все, наверное, зависит от сложности системы. А так каждая новая построенная связь будет отражаться и на других, изменять их. Ориентируясь в пространстве, путешествуя по ниточкам связей, можно формировать свою реальность. Если, конечно, по своим ориентирам еще ходишь. Ну, сейчас не будем об этом.

– Да, не будем. Вот все то, о чем мы говорим сейчас с тобой, формулируется в рамках традиционного различения простого и сложного. Душа понималась философами древности как простая, неразложимая на составляющие части сущность, и именно этим обосновывалась ее бессмертность. То же самое относилось к так называемым стихиям в античной философии – огню, воде, воздуху и т. д. Однако это различение простого и сложного обладает своеобразием. У понятия сложности, впрочем, как и у понятия знака, у смысла, у мира нет другой стороны, нет антонимов, нет противопонятия. Поэтому та сложность, о которой мы говорим, работает лишь с внутренними подразделениями – избирательно-сложным и случайно-сложным.

– А нельзя нам с этим новым пространством и его системой как-то попроще? Взмахом какой-нибудь волшебной палочки, например.

– Можно, конечно. Но ведь механизмы волшебной палочки кто-то заложил. Вот и мы, как ты помнишь, создаем свой продукт, как раз-таки наподобие волшебной палочки. Чтобы другие по ее взмаху понятно и легко могли перемещаться между пространствами. А так как такой палочки еще нет, ее надо нам с тобой создать. Внедрить в материю алгоритм.

– И почему мы?

– Сконцентрируйся. На чем мы остановились?

– На сложности, которая работает с внутренними подразделениями – избирательно-сложным и случайно-сложным.

– Так вот. Именно избирательная сложность требует временного измерения, последовательной смены отношений между элементами системы, темпорализации сложности. Решил, например, в этой системе научиться пилотировать самолет – для этого тебе стоит инвестировать время, ресурсы и, как говорят, желание.

– Ага, а вот это темпо…?

– Темпорализация? Проще говоря, процесс, связывающий части содержания, находящиеся в нашем случае в разных пространствах.

– То есть молоко «Веселый молочник» из этого пространства мы связываем с какой-то штукой из другого. А зачем в рамках создания системы в новом пространстве нам заниматься и этим?

– Это важный процесс производства временных различий. Так как и в нашем, и в том пространстве будет происходить различение и отделение объектов и событий. Как ты понимаешь, в каждом из двух пространств объекты и события, над которыми совершается то самое различение, разные. Говоря обычными словами, постоянное извлечение смыслов из одного объекта или события. Объектов и событий даже в одном пространстве немало. В таком движении по обе стороны двух пространств мы их и свяжем. Темпорализация сложности.

– Как мы заложим эту связь?

 

– По принципу That which acts и Subjected.

– Тот, кто действует. И тот, над кем действует.

– В том смысле, что он, этот действующий и испытывающий на себе действие, будет находиться в подчиненной позиции по отношению к другим элементам.

– Как в сексе? Актив, пассив.

– Типа того. На этом мы построим территорию чувств и суждений, погружая ее в различные формы времени. Мы переосмыслим все от эстетики до политики.

– Что будет являться средством? Чем мы это все сделаем?

– Руками.

– Я рассчитывал, что вы сейчас громыхнете каким-то новым занудным словом. И я не понимаю: в смысле – руками? Это метафора?

– Все есть метафора. Существуют разные средства. Думаю, нам подойдет письменность. В этом пространстве она отлично себя проявила.

– Будем карябать по поверхностям?

– Письменность делает возможным растягивание во времени любого события. Его членение, периодизацию и эпизодизацию.

– В общем, ложка, которой можно помешать горячий суп.

– В точку. Событие, которое происходит в устной коммуникации, обладает лишь мимолетным, мгновенным характером настоящего. Например, ты уже забыл о том, что я говорил тебе пару лет назад в этот день. Ты не можешь к этому обратиться, пока…

– Пока не запишу…

– Именно. Письменная переработка сложности делает возможным в этой форме коммуникации опробовать, по крайней мере, виртуально, самые разные комбинации элементов, которые даже в нашем пространстве не выдержали бы «теста на реальность», но в виде текстов они смогут ожидать удачного случая, когда будут востребованы.

– Ну, в принципе понятно. Сказал я на улице какой-нибудь Тане, что люблю ее – и все, этот момент канул в Лету. Написал я об этом роман – как минимум при желании к этому смогут обратиться.

– Если просто говорить, то так.

– Я правильно пониманию, что мы опускаем самореференцию, иначе бы…

– Мы ее закладываем и в новое пространство. Да, отчасти мы ссылаемся сами на себя. Но здесь, мой друг, можно попасть в ловушку, из который не выбраться. В королевстве зеркал неуютно.

– А мы разве не в нем?

– Ты еще кружок по стадиону хочешь пробежать?

– Ага, все, я смекнул… Что получается у нас в итоге?

– Система усложняет саму себя. В результате этого процесса происходит возникновение подсистем, тех самых «агентств недвижимости». Наблюдающие подсистемы сложной системы выстраивают простую модель системы своего внутреннего и внешнего мира. И именно это позволяет системе освободиться от ненужных взаимодействий с внешним миром. Твой пример про воду был хорош.

– Система самоупрощается за счет самоусложнения. Окей. Но почему вы говорите о системе и подсистемах так, словно это живой организм? Как будто это относится к чело…

– Тс-с… Тише, мой друг. Давай не будем торопиться. Пока только наблюдай. У тебя будет достаточно времени, чтобы об этом подумать.

– Наша система будет устроена рационально?

– Да, и ее можно будет рационально познать. В новом пространстве индивид будет реализовывать свою природу, познавая ту природу, которую мы для него предоставим. Поэтому и познание может быть только «правильным», поскольку «природу» мы устроим правильно.

– Мы перенесем человека в лабиринт, который создадим, у выхода из которого можно положить кусок сыра. Бегая по лабиринту, мышь будет чувствовать запах сыра. Страдая и превозмогая себя, она будет бегать по лабиринту, пока не найдет сыр или не умрет… И выход из лабиринта мы сможем создать там, где и задумаем. Поэтому и природа лабиринта правильна, и познание, выход из лабиринта, может быть только правильным.

– …Или не умрет?

– Мы же не убийцы. Пока мы наблюдаем за этим процессом, ни одна мышь не умрет. Когда мы обнаруживаем, что животное теряет силы, мы его подкармливаем, подлечиваем. Если и этого недостаточно, достаем из лабиринта…

– Вы переносите мышь из одного пространства в другое. И она может даже этого и не заметить, потому что система самоусложняется вне зависимости от внешнего мира…

– Вот видишь, все только начинается.

– Представляете, я чуть не крикнул: «Эврика!»

– И хорошо, что не сделал этого, а то бы разбудил всех.

– Это да. А вот что еще любопытно. Можете ли на примере объяснить или показать, что это за самоусложнение?

– Мы говорили про письменность. Самоусложняясь, она привела это пространство к религиозным войнам, а с появлением в результате самоусложенения и печатного пресса в этом пространстве появилась возможность одновременно иметь в своем распоряжении полярные концепты. Порядки связей стали внутри системы молниеносно меняться. Подсистемы стали системами в системе, раскладываются на другие подсистемы. Рациональность начала разбиваться внутри себя на сегменты. Стали появляться сферы суверенной рациональности, например рациональность любви, которая подразумевает независимость от рациональных аргументов с точки зрения науки, экономики, политики, семьи. Из рациональности вышли процессы получения удовольствия, реализации собственных интересов.

– Теперь уже нерационально требовать рациональных обоснований и объяснений того, почему чем-то следует интересоваться, наслаждаться, кого-то любить.

– Все так, мой друг. Рациональное сужается сейчас до экономического и научного, до оптимизации цели и средств и правильности применения научных законов.

– Всё это не из-за того, что мышь отчаялась? И теперь, сидя в лабиринте, вкушая лишь запах сыра, воображает себе что угодно, от Будды до инопланетян, лишь бы не погибнуть от скуки и никчемности?

– Система самоусложняется. Мышь не может бороться с системой. Система так задумана. Вспомни про апогей. Как бы близко ни бежала мышь к сыру, система самоусложняется быстрее, отодвигая цель мыши все дальше и дальше.

– Бездействующая мышь, выходит, мудрее?

– Не совсем так.

– Ты заикнулся про человека и поинтересовался, почему я говорю про системы как про что-то живое…

– Да, и что же?

– И про самореференцию…

– Ага…

– Система и есть ты. Есть и другие системы. И все вместе мы другая система. Мы все живые. И каждая из нас самоусложняется.

Звонкое молчание.

– Я – «агентство недвижимости». Я подсистема. Я система. А можно выйти из системы?

– Система не может выйти из системы. Мы движемся рекурсивно.

– Смерть? Ой, регрессия?

– Граница, до которой ты можешь самоусложниться. И во время трансгрессии переместиться в намеченное тобой пространство. Только это мы сейчас и делаем. Потому что есть спрос, да и возможность тоже.

– Что делаем?

– Ну как же. Экскурсии водим, заказы принимаем.

– А как мы это смогли? Будучи системой или подсистемой оказываться и там и тут?

– Мы с тобой часть большей системы. И как, скажем, продвинутая часть можем себе это позволить. Другие пока нет. Ну это как кто-то может себе позволить каждый месяц на Мальдивы летать, а кто-то всю эту жизнь на море так и не побывал. И оттого, что он на море том не был, море никуда не делось.

– Правильно ли я понимаю, что нарушена связность?

– Да, мы говорили недавно про это.

– И мы как система, самоусложняясь, создаем свою собственную систему, чтобы продавать и, соответственно, самоусложнять этим другие системы, для того чтобы мы могли дальше самоусложняться, так как без других систем мы можем достигнуть только определенной границы. А когда в новом пространстве будет достаточное количество самоусложняющихся систем, которые мы туда и перенесем, мы сможем трансгрессировать дальше в новые пространства. А сейчас еще и заработать на этом можем, потому что мы уже самоусложнились как части какой-то системы, а они нет?

– Примерно так.

– Но ведь большинство даже и с места не сдвинется.

– Это наше дело. Как продадим, там и задвигается. Раз ты говоришь, что мы системы-то посовершенствованнее, значит, что-нибудь да придумаем.

– Так, значит, и нами управляют какие-то системы?

– Да. Но это их задачи. У нас свои.

– А если мы регрессируем раньше, чем сможем самоусложниться.

– Система не взаимодействует с внешней средой. Регрессировать можно только сознательно. Конечно, более устойчивые и сильные системы могут разрушить тебя. Для этого тебе и стоит самоусложняться, чтобы становиться устойчивой и сильной самоусложняющейся системой, а не прикидывать свои шансы на то, чтобы отделаться лишь бы испугом. Даже если здесь так отделаешься, то, регрессировав в новое пространство, опять все будет то же самое.

– Теперь я понимаю, почему здесь нет спроса на объективность, а в мире идеалистов всегда виновата материя.

– Давай сейчас на этом закончим. Тут много всего. Москва не сразу строилась. Что-то сегодня мы с тобой уже выяснили. Ложись спать, мой друг. Спокойной ночи.

– Доброй ночи.

Olete lõpetanud tasuta lõigu lugemise. Kas soovite edasi lugeda?