Люди в горах. Рассказы

ЧЕРНОБЫЛЬСКИЙ ДОЖДЬ

«Я вас люблю, мои дожди» (В. Егоров)

Последствия взрыва атомного реактора на 4-м блоке Чернобыльской АЭС 26 апреля 1986 года можно сравнить только с трагедией японских городов Хиросимы и Нагасаки в августе 1945 года. Выброс радиоактивного пара был не мгновенный, он продолжался несколько недель. Говорят, он продолжается понемногу даже сейчас…

Первыми забили настоящую тревогу скандинавы, кажется, финны. Ветер относил радиоактивные тучи на запад и север. Заражённой оказалась не только Западная Украина, но и Белоруссия, Польша. Имя небольшого городка на Украине мгновенно стало известно всему миру. События в Чернобыле исковеркали судьбу не одного десятка тысяч людей. Вот ещё одна судьба.

Моё знакомство и дружба с Аней Попович всё время сопровождались какими-то тайнами и полутайнами. Кое-что случайно узнал, кое о чём догадался…

Мы познакомились на турбазе в Сухуми, где обычно отдыхают после горных походов и восхождений туристы и альпинисты. Разговорились. Обменялись адресами и договорились о совместном походе.

В следующем году я руководил сложным горным походом, и Аня была одной из участниц моей группы.

Она всегда была полезным человеком в группе – трудолюбивая, выносливая, приветливая, Аня очень любила горы, цветы, нарзаны. Любила слушать песни у костра, никогда не жаловалась на неизбежные в сложном походе в горах трудности и неудобства. Небольшого роста, хрупкая, тоненькая женщина лет тридцати, Аня несла, как и все, большой рюкзак и, казалось, нисколько от этого не страдала.

Однажды на скалах оступилась и растянула мышцы ноги в голеностопе. Нога распухла. Я предложил группе сделать день отдыха, чтобы Аня подлечилась, но она сказала, что не нужно.

– Как же ты будешь идти? – спросил я.

– Я её приколдую, – засмеялась она.

Её мягкий западно-украинский выговор как бы контрастировал с твёрдым взглядом голубых глаз.

– Я умею ногу лечить на ходу, – пояснила она.

– Ты – колдунья? – смеёмся мы.

– Да!

В ней правда было что-то от колдуньи. Она профессионально разбиралась в травах, знала, какие ядовитые, какие нужно добавлять в суп или в чай, какими можно лечить от болезней. Ходила в широкополой шляпе, прячась от южного солнца, носила белые перчатки и рубашки с длинными рукавами. Аня постоянно что-то записывала в блокнот. Наверное, вела дневник, но никогда с нами не делилась.

Уже после похода, будучи в командировке на электростанции, я на один день приехал в гости к Ане. Она жила с семьёй в самом центре Львова. Было воскресенье. Оно совпало с празднованием Дня Города. Погода солнечная. Весь город вышел на улицы. Кругом слышались песни, музыка. В центре местные художники выставили прямо на тротуаре свои картины на продажу. Аня мне показывала достопримечательности родного города, католические соборы, музеи, старинные здания, узкие средневековые улицы и многочисленные площади. Чувствовалось, что она влюблена в свой город.

Её родители, очень пожилые люди, мне показались странными и неприветливыми. Узнаю, что отец Ани – православный священник, потомственный поп, и фамилия соответствующая – Попович. Мать Ани -католичка. Это было видно и по иконам в квартире. Аня в семье самая младшая, есть ещё старший брат и сестра. Все трое – неженаты. Почему? Ещё одна тайна…

После войны советская власть сослала семью Поповичей в Анадырь на Чукотку, и только после 1956 года им разрешили вернуться в родной город. За что? Тайна…

Ещё учась в школе, Аня мечтала поступить на электромашиностроительный факультет Львовского политехнического института. Но ей не разрешили. Почему? Тайна… В результате она окончила нелюбимый машфак и работала на одном из заводов. Работа, по её словам, была неинтересная, но выхода не было… Почему не перешла на другую, более интересную работу? Мне было непонятно. Единственная отдушина в жизни – горы и друзья…

В 1986 году я планировал сложный горный поход с интересными вершинами и перевалами. Пригласил Аню. Она с удовольствием приняла моё предложение, мы договорились о необходимом объёме тренировок…

1 мая 1986 года Аня вместо демонстрации, переодевшись в спортивный костюм, выбежала побегать. Было ветрено. Светившее было солнце внезапно скрылось за тучами, пошёл сначала мелкий косой дождь, а потом хлынул настоящий ливень… Аня вымокла насквозь, но разве это в первый раз? Я тоже очень люблю бегать под дождём! Но…

Странно, что Аня с её колдовским чутьём не почувствовала опасность, принесенную этим первомайским дождём. Тучи шли от Чернобыля, от продолжающего извергать свой смертоносный пар реактора. Неужели она ничего не слышала о6 аварии? Тайна…

Всё это я узнал гораздо позже, а тогда я много раз звонил Ане, не мог почему-то застать дома. Потом мне домашние всё-таки сказали, что она тяжело болеет. Чем болеет, почему? Поход для неё сорвался. Она со мной говорить на эти темы не хотела. В чём дело?

Через два года я поехал в командировку в Мукачево на Всесоюзную конференцию по нестационарной газодинамике. Позвонил Ане, сказал, что буду во Львове проездом.

Мы встретились. Она внешне ничуть не изменилась – такая же лёгкая, хрупкая, изящная, чуть беззаботная с мягкой улыбкой. Пригласила меня на именины к друзьям. Именины в лесу за городом.

Была ранняя украинская осень, много жёлтых листьев, нежаркое уже солнце. У Ани много друзей. Песни под гитару. Лунная ночь. Тепло от леса и приятных, открытых людей.

Я гость, мне любопытно, какие друзья у нашей колдуньи. А колдунья и не пыталась мне что-либо объяснять, по-моему ей было не очень весело, она ушла вся в себя. Она изменилась, с ней что-то произошло, но спрашивать мне было неудобно. Я ждал, что скажет Аня сама…

А между тем мне пора было уезжать домой. Мы с Аней шли по чудесному разноцветному лесу к городу, болтая о пустяках. Она всячески избегала больных тем, планов на будущее и не отвечала на вопросы, которые стояли у меня в глазах.

У перекрёстка, где лес кончался и где должны были разойтись наши пути, мы остановились. Я по-прежнему не знал, как себя вест и и что говорить.

– Прощай, Аничка, – говорю ей тихо.

Она подошла, уткнулась лицом мне в рубашку и заплакала… Больше мы не виделись.

ЛИЛЯ

 
«Как часто в юности тревожной,
Не глядя слишком далеко,
О жизни думается сложно,
А совершается легко.» (В. Федоров)
 

Четвёртый курс политехнического института. Март месяц. Переходя из одного корпуса в другой на большой перемене, встретились друзья…

– А не съездить ли нам на велосипедах в Днепропетровск? – бросил в толпу риторический вопрос кто-то из нас.

– А велосипеды есть?

– У меня есть!

– И у меня есть!

– Я могу достать!

– Сколько туда ехать?

– 225 км и столько же назад.

– Значит нужно 4 дня. Найдём!

Я только что досрочно сдал курсовой проект по деталям машин. Нам всем по 22. Мы легки на подъём и быстры в решениях.

Через день – сбор за городом у аэропорта. Каждый приехал на велосипеде. У каждого за спиной – рюкзак. Приехали все, кроме Лили. Все – это Света, Витя и я. Мы с нетерпением ждём Лилю. Наконец, приезжает Лиля с рюкзаком, но почему-то без велосипеда.

– Лиля, а где велосипед?

– Сейчас приедет, – как-то загадочно ответила Лиля.

Лиля – тонкая, среднего роста черноволосая девушка из очень интеллигентной семьи, благоразумная и рассудительная, с хорошо поставленной речью. Словом – типичная домашняя еврейская девушка, очень положительная и примерная. Её портрет логично завершают строгие очки на носу.

К нашей компании подходит незнакомый парень, ведя старомодный дамский велосипед. Познакомились. Наконец все участники велопохода Харьков – Днепропетровск – Харьков в полном сборе. Я вдруг заподозрил что-то неладное. Спрашиваю Лилю:

– Лиля! Ты когда-нибудь ездила на велосипеде?

– Нет, а что?

– Как же ты поедешь, да ещё с рюкзаком?

– Как все!

Дальше всё было, как в сказке. Света сказала:

– Вперёд!

Затем она села на велосипед и поехала, Витя – за ней. Я смотрю, что же будет дальше? Лиля храбро наклонила велосипед, уселась и сказала провожавшему её парню:

– Толкай!

Он толкнул сзади её велосипед, и Лиля поехала… Я некоторое время стоял, как вкопанный, потом, весь озабоченный, догнал Лилю, и мы поехали рядом.

– Ну и ну, – думал я, – что же это будет?

Мы ехали по очень оживлённому шоссе Москва – Симферополь, где масса грузовых и легковых машин, где очень узкая и во многих местах разбитая проезжая часть…

…Мы едем с Лилей рядом. Я ей рассказываю всякие истории из моей короткой биографии, а сам прижимаю её ближе к обочине дороги, подальше от обгоняющих нас самосвалов. Очень скоро мои рассказы исчерпались…

– Дима! Не замолкай! Расскажи ещё что-нибудь! – разгадала мой маневр Лиля.

– Как пользоваться тормозом, ты знаешь? – спрашиваю.

– Да! – лихо отвечает Лиля…

Конец первого дня нашего велопохода до сих пор стоит у меня перед глазами. Мы должны были заночевать в городе Краснограде. Подъезжаем к нему. Шоссе круто уходит вниз под мост с бетонными опорами. Я еду чуть сзади Лили. Наши велосипеды уже хорошо разогнались, а в это время нам навстречу, не торопясь, выезжает телега с огромной железной бочкой. Она уже поравнялась с широкими бетонными опорами моста. Проскочит ли Лиля между телегой и опорой? Я кричу ей что есть силы:

– Тормози, Лиля, тормози!

– А зачем? – кричит она мне в ответ…

Мне ничего не оставалось, как самому притормозить и наблюдать, что же произойдёт дальше. Честно говоря, я дрожал от страха за Лилю и ждал самого худшего. А наша Лиля между тем на сумасшедшей скорости проскользнула в узкое пространство между железной бочкой и бетонной опорой и скрылась из виду… Храбрость незнания!

На въезде в Красноград мы собрались, и я в красках описал «подвиги» Лили. Ребята покачали головами и ничего не сказали…

Ночевали в одной из школ города. На следующее утро поднялся ветер и пошёл косой прямо в лицо снег. На наше счастье он быстро кончился. Лиля, как обычно после привала, села на велосипед, я её толкнул, и мы дружно покатили в Днепропетровск. Новый Дворец студентов на берегу Днепра поразил наше воображение…

Возвращались уже чему-то обученные и с большей уверенностью. Не обошлось без приключений и здесь. Вот одно из них…

Мы подъезжаем к Харькову. Осталось 25 км. Остановились на привал в небольшом городке Мерефа. Мы все трое ждём Лилю. Мы уже не боимся пускать её одну ездить по оживлённому шоссе. Ждём 5 минут, ждём 10 минут. Наконец, появляется наша Лиля. На большой скорости, лихо, не тормозя, переезжает она узкий бревенчатый мостик через глубокую придорожную канаву и на всей скорости врезается передним колесом в деревянный забор с колючей проволокой… Машина цела, колесо цело, Лиля весела и ничем совершенно не озабочена. Нам всем – по 22, и этим всё сказано!

ЛАРА

«Победа над страхом делает меня счастливым» (Месснер)

С момента появления её в нашей альпинистско – туристской секции над ней висел ореол тайны. Лара с удовольствием участвовала во всех наших тренировках, выездах за город с костром и гитарой, в горных походах по Крыму и Кавказу. С родителями она не жила, и никто не знал, кто они и где живут. Лара жила с бабушкой – латышкой, которую очень любила. У Лары, голубоглазой красивой блондинки, видимо что-то было от латышских корней, но толком никто ничего не знал, а она об этом никогда не говорила…

Студентка филфака университета, Лара была умна, остра на язык и имела непростой, неуживчивый характер. Парни её побаивались…

…Мы готовились к большой экспедиции на Тянь-Шань. Едут три группы по разным маршрутам, всего около 40 человек. У моей группы самый сложный маршрут…

На одной из тренировок ко мне подходит Лара. Заикаясь от смущения, чуть покраснев, она говорит:

– Дима, мне можно идти в твоей группе?

Я смотрю на неё в недоумении: у Лары всего один несложный поход по Кавказу, этого мало для участия в моей группе. Я стараюсь помягче объяснить ей, что, мол, ещё рано. Она молча слушает, опустив голову.

В итоге мы договариваемся, что на Тянь-Шань она поедет в составе другой группы с более простым маршрутом, а потом видно будет…

После похода по Тянь-Шаню мне показалось, что Лара уже готова к сложному и опасному маршруту, и я пригласил её участвовать в походе по Центральному Кавказу высшей категории трудности. Мечта Лары сбылась.

…Мы идём к перевалу Суатиси по длинному леднику. Я, предвидя трудности, которые нас ожидают на этом перевале, вчера в палатке перед ужином подробно рассказал о нём, может быть слегка сгустив краски. Хотелось психологически подготовить ребят, кроме того, необходимо было обсудить вопросы тактики: какая из трёх связок идёт первой, какая замыкает движение и какая обязанность у каждой связки. Реакция у ребят была нормальная, в том числе и у Лары. Я не заметил тревоги или страха в глазах…

Я иду впереди, выбирая путь среди трещин. Около 11 часов дня меня сзади окликают ребята и просят остановиться. В чём дело? Эдик говорит, что с Ларой что-то неладное. Она вся дрожит, как от холода, бледная, объяснить ничего не может. Или не хочет? Такое впечатление, что Лара не может согреться, хотя при ходьбе с рюкзаком редко бывает холодно. Но что есть, то есть. Нужно что-то делать…

Я прошу ребят вскипятить на примусе кружку сладкого чая для Лары. Пока поспевает чай, мы укутываем её спальным мешком. Лара выпивает чай, согревается и успокаивается. Мы быстро собираемся и идём дальше.

Меня мучают всякие мысли. Что это с Ларой? Больна? Боится? Ясно, что управлять собой, своими эмоциями Лара ещё не научилась. Для себя решил, что завтра на перевале я её возьму в свою связку, а там посмотрим.

На следующий день встали рано. После завтрака собрали лагерь, связались и начали подъём по фирну в кошках. Ветер временами крутил морозный снег, вспыхивающий искорками на утреннем солнце. По мере подъёма склон становился круче. Подъём в три такта – ледоруб и две ноги. Каждый раз забиваю ледоруб по самую головку – вдруг опять что-нибудь повторится с Ларой. Но нет, сегодня без приключений.

Через три часа были на перевале. Вчерашний инцидент как-то забылся. Написали записку, положили в тур, съели традиционную плитку шоколада. Эдик делает снимки для отчёта.

– Ребята, посмотрите, Казбек!

Две вершинки вулкана- пятитысячника в белых снежных флагах, ниже – вулканический зуб, рядом с нами – снежная шапка вершины Суатиси, ещё какие-то вершины. Мы стоим, очарованные панорамой… Большинство ребят в этом районе в первый раз.

Нарушая благодушие, напоминаю, что основная трудность перевала на спуске… Снежный склон сразу круто уходит вниз и через 300 метров подсекается глубокой и широкой подгорной трещиной, которую нужно аккуратно перепрыгнуть. Я подробно объясняю ребятам и Ларе, что нужно делать с ледорубом, сколько выбрать верёвки, как прыгать в кошках, чтобы не вывихнуть ноги и т. д. Говорю спокойно и уверенно, как бы подчёркивая, что у Лары с этой трещиной будет всё в порядке, хотя в душе оставались сомнения…

Первым подойдя к трещине, я выбрал несколько метров верёвки, связывающей нас с Ларой, попросил её застраховаться ледорубом. Затем я прыгнул, чуть-чуть не рассчитал, ибо ноги оказались в трещине, а руки – на нижнем её краю. Одним рывком я выпрыгнул из неё, как из окопа, и очутился на склоне в метре ниже трещины.

Я посмотрел вверх. Лара с расширенными от страха глазами смотрела на мои манипуляции. Я забил ледоруб в снег и выбрал через него всю верёвку.

– Страховка готова! Прыгай! – кричу.

То ли Лара не подошла достаточно близко к верхнему краю трещины, то ли плохо оттолкнулась при прыжке, но случилось то, что случилось: Лара не допрыгнула до нижнего края трещины и совершенно неожиданно для меня головой вниз угодила в неё. Быстро выбирая на себя верёвку, я с удивлением наблюдал необычную картину: из трещины показались Ларины ноги, потом вся она. Перевалив через край и кубарем скатившись по снегу ко мне, Лара встала на ноги, отряхнулась от снега, попросила меня отвернуться и… вырвала в снег.

Наши приключения, кроме меня, никто не видел, ибо наши две первые связки давно спустились вниз и, будучи уверены, что с нами ничего плохого не произойдёт, исчезли за поворотом ледника.

Лара дрожала мелкой дрожью точно так же, как вчера перед перевалом. Бледная и испуганная, она стеснялась своего страха, всего, что только что произошло с ней.

– Никому не говори, – попросила она.

Мы медленно спускались по следам нашей группы. По дороге я обдумывал случившееся. Каждый альпинист должен иметь свой опыт преодоления страха, и каждый проходит своё становление по-своему. Ничего, кроме уважения к Ларе, я не испытывал. Такой опыт тоже нужен, опыт преодоления себя, опыт стресса…

Мы догнали своих так, как будто ничего не произошло. Лара благодарно посмотрела в мою сторону, и группа пошла вниз из царства снега и льда в долину реки Казбек, где растёт трава, где тепло, где нас ожидает чудо природы – изумительной красоты овальное нарзанное озеро.

Один из нас в этот день был именинник, и нам предстоял праздник с сухим тортом, чаем и настоящим крепким холодным нарзаном.

ПИК НИКОЛАЕВА

«Восхождения требуют не только физических

усилий, но и огромной работы души…» (С. Бершов)

Я поднимался на эту вершину второй раз. Моё первое восхождение на пик Николаева (альпинисты ласково называют его – «Пикник») проходило несколько лет тому назад. Я тогда впервые приехал в альплагерь, и это была вообще моя первая серьёзная вершина. Остроконечная, чисто скальная пирамида, эта красивая гора по капризам Всевышнего была расположена точно в центре огромной горной подковы, состоящей из грозных, крутых скально – ледовых вершин. Каждая вершина этой Цейской подковы – легенда, про каждую можно от альпинистов услышать сотни смешных и страшных историй и приключений: Уилпата, Чанчахи, Караугом, Ронкетти…

Помню, поднимаясь впервые на пик Николаева, я получал огромное удовольствие от крутых, монолитных скал, от той лёгкости, с которой мне давался этот непростой, но красивый маршрут. Это были новые для меня ощущения движения по вертикали, мне хотелось попробовать быстрее подниматься, но законы альпинистской связки требовали идти в темпе слабого… Я часто останавливался, смотрел на красивые вершины вокруг нас, не забывая при этом страховать своего напарника по связке…

А на вершине мы с трудом разместились, ибо места было мало. Инструктор Эдик Греков что-то говорил об окружающих горах, о том, что эти вершины под силу лишь опытным альпинистам, что именно в эти минуты команда мастеров делает траверс вершин всей Цейской подковы.

От этой вершины в памяти осталось главное впечатление – необыкновенная физическая и душевная лёгкость. И это альпинизм, о котором мне друзья говорили, как о нелёгком виде спорта?.. Справедливости ради, нужно сказать, что я был молод, физически силён, хорошо тренирован, и, что важно, поднимались мы без рюкзаков.

Второй раз на эту вершину мы поднимались с тяжёлыми рюкзаками. Рюкзак откидывал от скалы, и нужно было идти очень аккуратно и надёжно – падать было куда. Я вёл большую группу, предстоял сложный маршрут, к тому же мы ещё не были достаточно акклиматизированы, а вершина всё таки 4100 м. В таких условиях быстро не полезешь!

…Лезу и периодически поглядываю на часы: успеем ли до темноты подняться на вершину и спуститься по другую её сторону на ледник? Спуск предстоял по отвесным скалам на верёвках, а такой спуск нужно делать, когда светло.

На вершине были поздно. Уже смеркалось. Выхода нет – нужно ночевать на вершине, сидя, ибо кругом обрывы, палатку не поставишь… Если ночью разыграется вьюга, которая в горах может продолжаться несколько дней, то это будет суровое для группы испытание. Такие мысли не давали мне покоя. Я знал много таких случаев, которые заканчивались очень плохо…

Но мысли мыслями, а нужно готовиться к тяжёлой ночи. Выбрали неширокую (шире не было) скальную полку над 500 – метровым обрывом. Забили крючья для страховки и все привязались. Постелили спальные мешки под себя, тепло оделись, поужинали без воды консервами и стали ждать ночи. Мы сидели рядышком на «скальной лавочке», свесив ноги в пропасть, и говорили о том, что, мол, хорошо бы, если бы не было дождя или снега, чтобы не было ветра, чтобы вышла луна и осветила бы горы…

Видно, наша молитва дошла до бога, и всё вышло так, как мы хотели. К середине ночи тучи ушли на запад, и внезапно мы для себя открыли новый ночной Кавказ, совершенно не похожий на привычный дневной горный пейзаж. Знакомые вершины, окружающие знаменитой Цейской подковой наш пик Николаева, выглядели ночью иными, тоже красивыми, но по-другому. Луна посеребрила снежные пики и ледопады, чёрные тени скал ещё выпуклее оттеняли снежные карнизы. Картина вокруг нас фантастическая, неземная, сказочная. Вот бы сюда Куинджи!

Он бы добавил к своей картине «Ночь на Днепре» ещё одну «Ночь на пике Николаева».

…Было как-то очень тихо. Мы сидели с накинутыми на лоб капюшонами курток, тесно прижавшись друг к другу, накрытые одной палаткой. Нас объединяла не только палатка, не только вчерашний крутой подъём по скалам с тяжёлыми рюкзаками, не только братство предыдущих наших сложных походов, не только ежечасный и уже привычный риск.

…Мы сидели, завороженные луной, звёздами, серебром высокогорья, ещё сохранившими солнце дня тёплыми скалами и горизонтом, одновременно далёким и близким, уходящим в никуда, в другие горы, в другие ледники и долины, в другие времена.