Tasuta

Запах меда и жасмина

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

– Значит, ты готова до конца жизни быть чудовищем?

– Столько лет была и еще пробуду. Справлюсь.

– Как знаешь, – волшебница отложила веретено и жестом пригласила девушку сесть. – Жасмин, необходимо сделать специальную мазь. Для её приготовления понадобится мёд диких пчел, обитающих на дереве, расположенном в двенадцати шагах на восток от ясеня, украшенного лентами. Ты должна руками смешать его со свежесобранными цветами жасмина. Их сорвёшь с того самого куста, под которым сидела в день превращения. Можешь сделать это до того, как раздобудешь мёд. Они не завянут. Но ты должна собрать только эти цветы. Это обязательное условие. – На лице волшебницы появилась тёплая улыбка, и она задумчиво, словно нараспев, произнесла. – Когда-то очень-очень давно я увидела одну отчаявшуюся девушку, она тоже была по-своему смелой… Пришлось натравить цаплю на ужа, а потом разрешить двум призракам ей помочь… Она была садовницей. Этот сорт жасмина она вывела, когда ждала своего первенца. Забавно, у самой искусной садовницы и министра почв и земледелия родились замечательные, добрые, талантливые детки, но без каких-либо способностей к выращиванию растений. Благо правнучка исправила ситуацию.

– Получается, Вы всё можете.

– Нет, только то, что мне позволяет Создатель… Так! На чём мы остановились? Значит, смешаешь всё вместе, а потом намажешь Сокольничего получившейся мазью. Но помни, ты должна это сделать своими собственными руками, которые, как только ты приступишь к поиску мёда, нельзя мыть, какими бы грязными они не оказались. По глазам вижу, всё запомнила. Не передумаешь?

– Никогда.

Волшебница коснулась плеча Жасмин, и девушка ощутила уже подзабытую боль в конечностях и тяжесть во всём теле.

– Только не расстраивайся, моя хорошая.

– Сейчас я переживаю, получится ли у меня всё сделать как надо.

– Получится, а чтобы наверняка…

Внезапно волшебница засунула руку прямо в грудь девушки, туда, где бьется сердце, и резко выдернула что-то.

К ужасу Жасмин, её пальцы сжимали огромную извивающуюся змею с перепачканными кровью зубами. Пресмыкающееся ещё некоторое время вращалось, а после – вздрогнуло, застыло и рассыпалось в прах.

– Она жила с тобой долгое время. На сердце, небось, живого места нет. Всё искусано! Представляю, как колдунья обрадовалась, заметив её. Но, благо, огонёк не потух. Теперь он всё-всё залечит. Ну, прощай, моя хорошая. Надо ведь поскорее вылечить твоего друга.

– Я снова не знаю, как Вас за всё благодарить… Я…я… – голос Жасмин незаметно вновь стал нервным и захлёбывающимся.

– Поглядывай почаще на небо, ходи по прямой дорожке да руки без дела не держи. Это будет важнее, чем миллионы слов цветастой благодарности. Жаль с тобой расставаться, но ничего не поделаешь. Беги…

Волшебница обняла Жасмин и вновь взяла в руки веретено. В эту же секунду девушка оказалась возле лодки.

Увидев её, птицы хотели высказать сочувствие, но, заметив торжествующий вид девушки, сами гордо впряглись в повозку.

Возвращаться из облачного города оказалось гораздо легче, чем попасть. Не прошло и пяти минут, как они приземлились в саду возле пруда. Княжна тотчас щедро одарила самым отменным зерном лебедей, голубей и павлина.

Затем она отправилась на поиски ясеня, украшенного ленточками. Это оказалось совсем не сложно, как и обнаружить дерево с дикими пчёлами. Они громко, с негодованием жужжали вокруг дупла.

– Милые пчёлы! Мне бы хотелось купить у вас немножечко меда, – крикнула Жасмин, пытаясь отдышаться: она несколько отвыкла от прежнего веса и неповоротливости.

– Прежде чем что-то продавать, мы должны разобраться со своим жильём. Ты слепая? Наш улей разваливается, весь мёд вытекает.

– Может быть, я могла бы вам помочь с ульем в обмен на мёд? – Жасмин сама удивилась тому, как ловко и быстро начала соображать.

– Ты готова помочь нам в восстановлении нашего домика? – пчёл явно заинтересовало предложение.

– Какие пожелания?

Пчёлы окружили девушку плотным коконом, как бы не давая отказаться от сказанного, и призадумались. Спустя время решение было найдено:

– Здесь, в деревеньке, живёт бортник. Когда-то в молодости он сам делал наш улей. Но он уже очень стар и не откликается ни на какие просьбы. Сумеешь уговорить починить дупло – век благодарны будем, а мёда получишь с запасом.

Жасмин поплелась на поиски дома бортника. Ноги разболелись, а в голове стоял ужасный гул. Приключения, выпавшие на этот день, порядком утомили. Но Жасмин не собиралась сдаваться, ведь столько дней и так потрачено впустую! Она приободряла себя тем, что если чуток потерпеть, то Сокольничий исцелится до захода Солнца. Она сбросила туфли и по-крестьянски пошла босиком. Сразу стало легче, словно от сама земля исцеляла.

Как заведено в таких случаях, бортнику когда-то взбрело в голову поселиться как можно дальше от пчёл – на другом конце деревни. На первый взгляд, дом представлял собой обыкновенную грязную хибарку, сбитую наспех из гнилых досок, но приглядевшись, а это Жасмин не преминула сделать, можно было подметить великое множество занятных и примечательных деталей, коими этот дом некогда славился на всю округу. Самым очаровательным и трогательным было то, что любовь старика к своему делу нашла отражение в оформлении всего участка, отгороженного от остального мира невысоким плетнём. Девушку немало позабавил колодец, выполненный в виде большого улья, врезавшегося в землю и на половину ушедшего в нее. Прекрасен был и флюгер в виде толстой пчелы, летящей куда-то с бидоном в лапках. Отделка фасада дома, как и форма двери и окон, были стилизованы под соты. Жасмин послюнявила кончик пальца и потёрла, из интереса, деревяшку: сквозь слой грязи проступили опаловые переливы.

Отряхнув туфли от пыли и наспех надев их на стёртые ноги, девушка уверенно постучала в дверь. Никто не откликнулся. Чуть погодя она уже занесла руку для еще одного, более сильного, удара, как откуда-то из глубины дома некто раскашлялся, а потом, медленно шаркая, пошлёпал к порогу, чем-то постукивая.

– Пожалуйста, впустите меня! Я пришла предложить Вам работу, – прокричала Жасмин, испугавшись, что старик может принять стук в дверь за галлюцинацию.

Прошло не меньше пяти минут, прежде чем послышался грохот отпирающихся замков, коих девушка насчитала не меньше восьми. Дверь меланхолично заскрипела, и перед ней оказался сгорбленный, с удивительно сильными для его возраста руками, старик, опирающийся на грубую палку, с бородой, прикрывающей колени. Его лицо при этом было на диво гладким, будто все морщины были стянуты куда-то к затылку.

– Чего тебе надо? – девушка с изумлением обратила внимание на то, что он был напрочь лишён какой-либо мимики. – В девяносто лет мне нужна не работа, а покой. Разве не заметно?

– Пчёлы мне сказали, что только Вы можете…хм…отреставрировать их дупло.

– Ах пчёлки… милые мои… Искусали меня за всю жизнь так, что теперь, хоть и скрючен, а боли не чувствую, да и лицо гладкое. Весь пропитался их ядом. Вот и думай, хорошо это или плохо? Впрочем, не свидимся мы с ними больше.

– Дедушка, я очень Вас прошу. Может быть, Вы сделаете конструктор, объясните мне всё, а я сама сложу улей?

– Смысл-то? Деревце-то из-за тебя проломится, – ехидно заметил бортник.

– Я ведь… Хотите я дам Вам денег на починку дома. Только отремонтируйте их улей!

На лице старика между тем отразилось раздумье: было заметно, он соскучился по ремеслу, но по какой-то причине никак не мог решиться ответить утвердительно.

– Видишь ли, милая, деньги мне особо ни к чему. Да и хибару мою теперь что толку чинить? Легче новую поставить, а этого я делать не буду, ибо я её строил и в ней же помру. Только вот порядка в ней нет. Смотрю, за работу мне платишь?

– Само собой, – Жасмин не могла смекнуть, к чему он клонит.

– У меня силы уже не те, а как пять лет назад умерла моя хозяйка, так никто здесь не прибирался. Давай так, ты ведь баба, выходит, более-менее умеешь вести хозяйство. Стало быть, наводишь у меня порядок, а я делаю для этих негодников новый улей, который ты сама установишь.

– Я согласна, – поспешно ответила Жасмин.

– Вот уж и не знаю, что у тебя так душа болит за этих засранок… – усмехнулся бортник.

Княжна набрала большое ведро воды, раскопала среди хлама метёлку, тряпку, мыло и принялась за уборку.

Она была отнюдь не белоручкой, но грязи и копоти скопилось столько, что девушка только и успевала набирать новые вёдра. Пришлось перестирать и прокипятить занавески, скатерти, покрывала, постельные принадлежности, одежду бортника, выбить все половики, ибо оставить хотя бы одну грязную вещь в этом доме, значило, поставить крест на чистоте. С трудом поддалась мытью заплесневевшая посуда с присохшими остатками снеди, источавшая запах тухлятины. В конце концов, Жасмин заодно сварила для старика обед на три дня, прополола грядки и припасла несколько килограммов овощей. Она не заметила, как умудрилась отмыть весь дом – и снаружи, и внутри – и лишь печально вздохнула, признав: перекрасить его заново и побелить наличники она уже не успеет.

На месте хибарки появился будто сам собой маленький домик, сплошь состоящий из сот, с прибранным садиком вокруг него.

Бортник лишь цокнул языком:

– Подумать только, как ты со всем управилась! Жирная, а такая проворная. Молодец! Пожалуй, мне стыдно, что я столько содрал с тебя за это. – Он протянул ей ларец с конструктором.

– Пожалуйста, объясните мне, как его правильно установить, – пробормотала княжна, вытирая лицо платком.

На обратном пути Жасмин заглянула домой. Взяв на кухне самый большой и нарядный горшочек для мёда, она направилась в сад.

Небольшие, но пышные, с тонким ароматом, цветы навевали томные мечты, словно приглашая всех влюбленных в этом мире уединиться под тенью их ветвей. Они будто обвились вокруг девушки, заставив её на миг замереть в сладкой истоме, но она тряхнула головой и начала срывать цветы. Каждый цветок будил в её сердце смутное томление, необъяснимую тоску, которой разум быстро нашёл объяснение: «Тебе-то никогда не сидеть под этим кустом и не быть ни в чьих объятиях». Эта догадка была сколь очевидна, столь по-прежнему обидна, поэтому Жасмин вдруг опустила руки, расплакалась и в ту же секунду получила по голове веткой. Она вопросительно уставилась на куст. Ветра не было, ничьи шаги не раздавались, да и присутствие какого-нибудь зверька или птички не наблюдалось – ничего, что могло бы заставить крепкий, старый куст даже шелохнуться.

 

– Ты на меня рассердился? – вопрос остался, разумеется, без ответа. – Как ты не понимаешь?! Твой прекрасный, яркий запах, твои восхитительные цветы… Интересно, о чём думала та садовница, когда тебя создавала? Волшебница сказала, что она ждала первенца… Представляю, как она была счастлива… Подожди, та девушка из легенды, песня о которой мне всегда нравилась. Её еще воспевали как фею всех растений… На ней было проклятье, и она нашла цветок папоротника, но отдала его… – Жасмин это показалось одновременно глупо и восхитительно, словно она вновь вернулась в детство, и все сказки ожили. – Так это была она? Но ведь она упорхнула в долину роз! – незаметно Жасмин вновь стала обрывать цветы: история рассеяла печальные мысли, а “расследование” и вовсе увлекло. – Если мне не изменяет память, – продолжила она светскую беседу с кустом, – двести с лишним лет назад жила одна садовница, которая вывела неимоверное количество новых видов растений. О ней ходило много разных слухов. Её мужем был министр почв и земледелия, который ранее вывел сорт особых олив… Значит… – девушка прижала к себе горшок, наполненный цветами, и отступила чуть поодаль. – Значит, это, действительно, были они! – она заливисто рассмеялась от этого, в общем-то не особо ценного, открытия, и ей стало легко на душе. – Надо же! – она ещё раз окинула взглядом куст, а тот, в свою очередь, как бы забавляясь, качнул ветвями и обнажил полустертую вырезанную надпись на стволе: «А.=>Л.»

Запыхавшаяся и раскрасневшаяся Жасмин вернулась к пчёлам. Они настороженно встретили её, но довольно зажужжали, приметив ларь, который она прижимала к груди.

– Бортник слишком стар, чтобы залезать к Вам, но он всё мне объяснил.

– Замарашка, а ты дерево нам не сломаешь? Ладно, – спохватились они, – всё равно деваться некуда! Залезай! – деловито скомандовали пчёлы и, подлетев к ней, подхватили горшочек и ларец.

Жасмин, подоткнув юбку, начала путь наверх, старясь на думать о той высоте, на которой находится дупло. Она уцепилась за первую ветку, сразу подозрительно хрустнувшую. Девушка закинула голову и с опаской отметила, что все ветки будто наспех вставлены в ствол и держатся до первого порыва ветра. Глубоко вдохнув, она крепче сжала вторую ветку. Её руки тотчас покрылись занозами, а по каждому нерву прошла жуткая боль: кора была абсолютно ссохшаяся, а местами и вовсе свисала тонкими лентами. Жасмин подумала, что со стороны это, наверняка, выглядит весьма забавно: толстуха, неловко карабкающаяся по хрупкому, трещащему на все лады дереву, рискующая выколоть себе глаз или попросту содрать всю кожу с тела. Как бы там ни было, она всё же добралась до нужной ветки и, насилу примостившись, приступила к реставрации улья.

– Не бойся, – начали приободрять её пчёлы, – если что-то не так, мы поправим.

Но улей никак не хотел складываться. У неё отекли ноги, и балансирование на ветке стало непосильной задачей. Поддавшись искушению, она бросила взгляд вниз и подумала, что если она всего лишь сломает шею или позвоночник, то легко отделается. «Почаще поглядывай на небеса», – прошептала она и запрокинула голову вверх. По небу проплывали огромные, вальяжные облака. Никаких ответов оно не давало, было надменно и равнодушно. Подул ветер. Его порыв оказался настолько резким, что волосы девушки растрепались, а красная лента, удерживающая их, сползла на грудь. Жасмин хаотично поправляла непослушные локонов, пока не наступило затишье. Дабы предупредить повтор такого неприятного происшествия, она решила завязать волосы в тугой хвост, но, взглянув на доски, нашла ленте новое применение.

Через четверть часа пчёлы с возбуждённым жужжанием осматривали новый улей, вход в который украшал миниатюрный алый бантик, повязанный напоследок на потеху. Жасмин в это время, боясь сделать лишний вдох, спускалась вниз. Теперь руки дрожали ещё сильнее от усталости, а ноги не всегда сразу находили нужную ветку, на которую можно было ступить без опаски. «Главное – смотреть на небо, а не на землю», – повторила она про себя. Наконец, Жасмин встала на нижнюю ветку и, чуть помедлив, спрыгнула вниз. После того, как она несколько минут полежала на траве, приходя в себя, она попросила пчёл поторопиться со сбором мёда. Они тотчас наполнили горшочек доверху.

Девушка тщательно перемешала содержимое и отправилась в обратный путь, прижимая ношу к груди так же бережно, как младенца. От горшочка исходил чарующий запах. Очень тёплый и умиротворяющий, однако одновременно настолько пленительный, что, не ровен час, можно было и голову потерять. «Пожалуй, лекарство так пахнуть не может. Этот аромат соблазнит любого. Он слишком сладострастный …» – размышляла Жасмин, старясь не дать волю своей фантазии.

– Извини, пожалуйста! – окликнул её чей-то звонкий, как ручеёк голос.

– Кто здесь? – девушка резко замерла.

– Не бойтесь меня. Мне самой очень страшно.

Из кустов вышло странное существо: полутораметровая горка, вся покрытая длинной шерстью, с огромными, как спелые персики, печальными глазами, обрамлёнными густыми, длинными ресницами, и венком из ромашек и незабудок на голове.

– Кто Вы? – спросила девушка существо.

– Я – Лесная Царевна. Так меня называют.

– Рада знакомству. Я – Жасмин, – княжна протянула существу руку, и оно робко ответило на приветствие.

– Я видела тебя и раньше. Ты очень красивая.

Девушка потупила взор и в ответ поинтересовалась, почему вдруг Лесная Царевна решила к ней обратиться.

– У меня есть к тебе просьба. Я знаю, это большая наглость, но у меня нет другого выхода. У тебя, наверное, есть свои детки?..

– У меня никого нет, даже ухажёра, – почему-то горько ответила Жасмин.

– Но ведь эту мазь невозможно сделать для самой себя. Я чувствую запах мёда и жасмина. Я не могу так обманываться.

– Вы абсолютно правы. Я сделала её для своего друга. Он болен.

Лесная Царевна выразительно посмотрела на неё и хлопнулась на колени.

– Тогда ты поймёшь меня и простишь за дерзость. Я не могу выйти из леса, а жасмин здесь не растёт. А значит, я не могу приготовить эту мазь…

– Вы хотите отнять у меня горшочек?

– Нет, ни в коем случае. Я хочу попросить тебя о великой милости. Мой детёныш попал в капкан, поставленный на медведя. Его почти перерубило на две части. Это средство может помочь срастить его тельце. Пожалуйста, будь милосердной. Я сделаю всё, что ты попросишь.

Жасмин призадумалась. С одной стороны, мазь досталась ей совсем не просто, и тратить ее зря – верх глупости. С другой – вряд ли понадобится целый горшок. Да, и детеныша было жалко…

– Я вижу, в твоём сердце тоже живёт любовь. Помоги мне, пожалуйста. Если мой сыночек погибнет, я этого не переживу.

Жасмин вздохнула. Чтобы не выдать своего смятения и печали, она нарочито гордо изрекла:

– У меня мало времени. Давай сюда какую-нибудь тару. Будем спасать твоего малыша.

– Но в лесу нет горшочков. Да и мазь должен наносить тот, кто сделал. Иначе не подействует.

– Ладно, идём.

Жилище Лесной Царевны – глубокая нора, устланная ветками можжевельника – располагалась неподалеку, за огромным валуном. Несмотря на такое, скрытое от посторонних глаз, расположение, солнечный свет проникал внутрь и освещал всё пространство. В самом дальнем углу лежала окровавленная гора шерсти, которая оказалась маленьким существом с большими, как спелые сливы, глазами. Оно тихонечко стонало. Жасмин насилу сохраняла самообладание, когда заметила, что тело малыша фактически разрублено на две части, и жить ему останется, после того как капкан разомкнётся, не больше минуты.

– Создатель, кому могло прийти в голову поставить в лесу такую гадость? Какая изощренная жестокость! – девушка облизала растрескавшиеся губы. – В любом случае, нам надо попытаться его разжать, а потом быстро намазать мазью. Малыш и так потерял, наверняка, очень много крови.

Жасмин не поняла, откуда у неё вдруг взялось столько сил, но капкан с лёгкостью распахнул свою железную челюсть и распался на две части. Она зачерпнула из горшочка мазь и принялась ею щедро смазывать умирающее создание. Оно почти затихло, и на миг девушке показалось, что все труды были напрасными, однако пальцы ощутили настойчивые молоточки пульса. Плоть буквально срослась на глазах.

– Мама, пить… – пролепетало существо.

Жасмин устало плюхнулась на пол, но, опомнившись, вскочила и заглянула в горшочек. Мази осталось на самом донышке.

– Дай мне какую-нибудь плоскую деревяшку или лист лопуха. – Обратилась она к онемевшей от радости Лесной Царевне. Та тотчас принесла и то и другое.

Девушка положила остаток мази на лист лопуха и поставила горшочек возле детеныша:

– Держи на память. Можешь в него набрать ему водички и поить из крышки. Мне пора!

Она выскочила из норы и поспешила к Сокольничему. Солнце уже приближалось к закату, а ей очень хотелось успеть всё сделать до наступления сумерек. Не обращая внимание на одышку, она мчалась по петляющей тропинке, потом – по каменной мостовой, пока не ворвалась в дом. Там никого не оказалось, и она беспрепятственно взбежала по лестнице. Перед закрытой дверью она чуть помедлила, но, в который раз за этот день, взяла себя в руки и вошла без стука.

Сокольничий приподнялся на локтях с кровати:

– Откуда так пахнет мёдом и жасмином?

– Потому что лекарства всегда имеют резкий запах… – в этот миг Жасмин испугалась. Испугалась, что он не захочет видеть чудовище, прогонит её прочь, что мазь не поможет или её окажется слишком мало, и все старания пойдут прахом.