12. Графиня
Ещё в Сегилье дон Стефано узнал: в Tагоне сейчас проживает мать одного из его приятелей, богатая пожилая вдова. Графиня донья Ана де Перера приезжала в Сегилью на несколько зимних недель и успевала за это короткое время перемыть косточки всем без исключения дамам. Отъезд сеньоры обратно в свою часть провинции вызывал в светских кругах чуть не праздник.
Знатная дама охотно приняла кабальеро, выслушала новости о своём сыне, развлекающемся в Сегилье, милостиво протянула руку для поцелуя и предложила сопровождать её на прогулке. В карете дон Стефано завёл разговор о развлечениях в местных краях:
– Вы, ваше сиятельство, должно быть, скучаете по Сегилье не меньше, чем Сегилья по вашему обществу.
– Шутите, кабальеро? – снисходительно улыбнулась графиня. – Вы отлично ведь знаете, что я спуску не дам нынешним вертихвосткам.
Опустив своё мнение о вертихвостках времён молодости её сиятельства, к сонму которых графиня когда-то принадлежала, сеньор состроил невиннейший вид:
– Я об обществе кабальеро, которые с удовольствием ловят каждое ваше суждение о дамах и сеньоритах.
– Вы за словом в карман не полезете, дон Стефано. Что за дела привели вас в Тагону?
– Лён, тяжеловозы… скучнейшие вещи, донья Ана.
– Уверена, вы везде найдёте себе развлечение, – с понимающей улыбкой графиня выглянула из кареты, обвела взглядом площадь, где торговцы разложили товар, нахмурилась, и её губы сжались в тонкую ниточку. – Вот, пожалуйста, – дама говорила себе под нос и как будто забыла, что не одна. – Почти что крестьянская девчонка, а гонором наверняка в папашу…
Дон Стефано осторожно выглянул из окна, увидел Инес и вновь отодвинулся вглубь кареты.
– Вы знакомы с сеньоритой Рамирес, ваше сиятельство?
– Что значит знакома? – раздражённо возразила графиня. – Разумеется, местные дворянки все мне представлены. Но как можно говорить о знакомстве с девицей, которая по праздникам носит материнское платье?
– Сеньориту нельзя винить за обрушившиеся на Хетафе несчастья, а её отец, должно быть, не хочет залезать в долги.
– Кому есть дело до её несчастий? – надменно произнесла знатная дама. – Плохо одета, бедна… какое знакомство? Любая из моих служанок одевается лучше!
– Поэтому деревенские дворянки нередко идут в услужение… – протянул дон Стефано.
– Только не дочка Алонсо Рамиреса!
Должно быть, её сиятельство хорошо знала пожилого идальго и была не слишком дружелюбно к нему настроена.
В голову кабальеро пришла мысль: если девушка станет служанкой, совратить её будет проще, да и церемониться можно меньше. Мило улыбнувшись, сеньор произнёс:
– Вы пробовали? Если предложить хорошее жалование, платье и назвать её компаньонкой…
Графиня внимательно на него посмотрела и усмехнулась:
– Вы проказник, сеньор дель Соль! Полагаю, ваши визиты ко мне станут чаще, если у меня появится новая хорошенькая служанка…
Кабальеро изобразил на лице совершенную безмятежность, после чего графиня утвердилась в своих догадках о его намерениях.
– …Могу, конечно, попробовать, дон Стефано, хотя, скорее всего, в ответ услышу лишь дерзости.
– Хотите пари? Ставлю десять золотых против одного, что у вас не получится уговорить сеньориту.
– Уговаривать… Вы смеётесь?
– Боже упаси, ваше сиятельство!
– Поставите сотню?
Судя по ехидной улыбке, графиня ожидала отказа, но ей пришлось удивиться.
– Согласен! – дона Стефано охватило не только вожделение, но и азарт.
Знатная дама была крайне удивлена, но ей и самой стало любопытно, что получится из этой затеи, к тому же сто золотых были бы недурным выигрышем. Она велела служанке подозвать сеньориту Рамирес поближе и, взяв девушку за подбородок, снисходительно к ней обратилась:
– Всё хорошеете, милочка! Не скучаете ли в вашем Хетафе?
Инес слегка отстранилась, присела, как принято среди дворянок, и ответила, на миг склонив голову, но тут же посмотрев графине прямо в лицо:
– Благодарю за родственное участие, донья Ана. Я очень люблю наше селение, и мне никогда дома не скучно.
– Родственное? – знатная дама опешила, поджала губы и сердито бросила, позабыв про пари. – С каких пор мы в родстве?
– Вы обратились ко мне по-родственному, разве я могу вам возражать, ваше сиятельство? – Инес отвечала спокойно, учтиво, ещё раз наклонив голову, а если в карих глазах и блеснула смешинка, то девушка спрятала её между длинных ресниц.
Дон Стефано чуть не выдал себя, пытаясь из полумрака кареты разглядеть сеньориту, которую не видел несколько месяцев. У кабальеро участилось дыхание от одного только звука её голоса, и он сам не знал, раздосадован ли провалом плана графини взять красавицу в услужение, или доволен тем, что дочь идальго не разочаровала его.
Попыталась бы пожилая сеньора исправить ошибку или нет, но разговор оказался прерван.
– Вот ты где, моя птичка! – отец обнял Инес за плечи и обратился к графине. – Добрый день, ваше сиятельство.
Дон Стефано сразу узнал спокойный и полный достоинства голос отца девушки и заметил, что графиня выпрямилась, застыла и сквозь зубы процедила:
– Идальго! Вы своей дочери хоть что-то в наследство оставите – вашу дерзость!
Сеньор Рамирес ответил со своей обычной благожелательностью:
– Ещё наш сад с апельсиновыми деревьями. Кстати, в Хетафе апельсины пока не созрели, в Тагоне, думаю, тоже кислятина, как лимоны, – учтивым, даже заботливым тоном обратился к графине идальго. – Будьте осторожны, ваше сиятельство, есть незрелые апельсины опасно.
– Апельсины? – сеньора от неожиданности растеряла благородную важность, но тут же сообразила, на что намекнул собеседник. – Вы… хотя я отлично знаю, с кем разговариваю! – рассерженная сеньора обмахнулась веером, откинулась на подушки в глубине своей кареты и велела кучеру трогать.
«Разрази меня гром, если её сиятельство равнодушна к скромному деревенскому дворянину. Она, пожалуй, когда-то была хороша». Перепалка насмешила дона Стефано, он едва мог сохранять невозмутимость и на всякий случай помалкивал, заодно размышляя, как идёт Инес домашнее прозвище «Моя птичка».
Сидевшая рядом почтенная аристократка кипела от гнева, забыв о своём спутнике.
– Незрелые апельсины, лимоны! Птичка!
– Вас задело, как идальго назвал свою дочь? – вкрадчиво переспросил не удержавший любопытства кабальеро.
– Дочь? – графиня очнулась. – При чём здесь… – дама спохватилась и надменно ответила. – Не обращайте внимания, дон Стефано! Вас это совершенно не касается. Я возвращаюсь домой…
Поняв намёк, кабальеро покинул карету, поклонился и хотел отправиться дальше пройтись по городу, но дама ненадолго его задержала:
– …Если сеньорита Рамирес когда-либо окажется в моём доме, вашей ноги там не будет! До свидания!
Кабальеро оставалось, приоткрыв рот, смотреть на уезжавший экипаж.
А мысли доньи Аны, ещё не пришедшей в себя после встречи, заполнили воспоминания…
Сын бедного дворянина из Хетафе, юношей поступивший на военную службу, не ровня хорошенькой сеньорите из знатной и богатой семьи. Молодой весёлый идальго был благородной девице с детства знаком. Алонсо Рамиреса не называли красавцем не только потому, что легко встретить мужчин с более правильными чертами лица, но и потому, что привлекал он людей живым нравом, добродушием, прямым взглядом, справедливостью в делах и суждениях.
Сеньорита Ана встречала молодого офицера, когда он приезжал в отпуск с военной службы: на скачках, фехтовальных поединках, слышала его шутки и смех на больших приёмах, куда допускались даже бедные сеньоры благородного происхождения. Разговаривал идальго с девушкой просто, приветливо, однако не позволяя себе фамильярности, и сеньорита не могла обижаться на лейтенанта за то, что он не присоединился к сонму её воздыхателей.
В своё время обращение «сеньорита Ана» сменилось на «ваше сиятельство», а когда лейтенант приехал в Тагону с женой, необычайно красивой застенчивой женщиной, донья Ана приняла молодожёнов с подобающей знатной даме надменностью.
Супруга идальго держалась достойно, но была смущена сквозившим в глазах графини пренебрежением. Донья Ана, быстрым взглядом скользнув по изящной фигуре юной сеньоры, сквозь зубы процедила поздравления и стала смотреть в сторону, давая понять, что уже достаточно времени уделила людям, сильно уступающим ей знатностью и богатством. У аристократки не было ни капли сомнения, что молодые супруги, как обычно поступали незначительные посетители, попросят позволения уйти, но лейтенант повернул голову, проследил за взглядом графини и негромко отметил:
– Жаль, ваше сиятельство, ваша птичка уже улетела.
– Птичка? Какая?» – застигнутая врасплох донья Ана воззрилась на Алонсо Рамиреса.
– На которую вы, сеньора, так внимательно посмотрели, – учтивым тоном ответил идальго и обратился к жене: – Нам пора, Тересита, – и отвесил прощальный поклон, не ожидая разрешения удалиться.
Графиня надеялась, что её растерянность незаметна, впрочем, свидетелей неловкой сцены, в их числе супруга её сиятельства, куда больше занимали сияющие глаза сеньоры Рамирес, с обожанием глядевшей на лейтенанта. Поговаривали, что красавица по рождению простолюдинка, этим и объяснялось её простодушие в выражении чувств, но любовь к мужу вызывала зависть, а не упрёки.
Разумеется, знатная дама ничуть не завидовала ни Тересе Рамирес, ни кому-либо ещё из бедных дворян, была рассержена нежеланием нетитулованного идальго знать своё место, но порой, когда какая-нибудь герцогиня или принцесса обращалась с её сиятельством столь же надменно, как графиня обошлась с супругой идальго, донье Ане хотелось сказать: «Ваша птичка уже улетела».
13. Беседа старых друзей
Озадаченный дон Стефано бродил по городу, рассеянно глядя на суетившихся покупателей и продавцов, прилавки, коней и совершенно не понимая, почему графиня так резко переменилась к нему. Застарелое чувство к идальго? Каприз? Женщины, женщины…
Возле ратуши кабальеро увидел человека, которого меньше всего ожидал здесь встретить – дона Бернардо Альмейду. Коменданта сопровождали несколько стражников, а вид у него был раздосадованный. Заинтригованный сеньор дель Соль не мог пройти мимо и приблизился к пожилому офицеру, зятем которого планировал стать. Пришлось подойти вплотную, прежде чем раздражённо что-то объяснявший стражнику дон Бернардо заметил высокую фигуру поклонника своей дочери.
– Моё почтение, дон Бернардо! – кабальеро поприветствовал коменданта учтивым поклоном.
– Рад видеть вас, дон Стефано! – сдержанно ответил ему нынешний начальник городской стражи Сегильи. – Вот, решил лично проверить, как расследуется дело о налёте на Тагону, только без толку.
– Очень жаль, – разбойник держался невозмутимо, втайне радуясь неудаче коменданта.
– Хоть друга навещу, раз уж приехал в такую даль. Давно собирался выбраться в селение по соседству, в Хетафе, но то одно, то другое… дела! Последнее письмо от него зимой получил и до сих пор не ответил. Как летит время, не виделись мы лет десять.
– В Хетафе… – кабальеро поразила догадка. – Быть может, ваш друг – лейтенант Алонсо Рамирес?
– Вы с ним знакомы? – заинтересовался дон Бернардо. – Давно его видели?
– На площади, с час назад. Сеньор Рамирес служил в полку дона Эстебана де Суэда в то же время, что мой отец, и я, проезжая Хетафе по делу, счёл своим долгом нанести визит лейтенанту. А сегодня встретил его здесь, в Тагоне, на ярмарке.
Дон Бернардо обрадовался:
– Значит, успеем повидаться сегодня! Говорите, на площади?
– Идальго собирался возвращаться домой вечером, когда крестьяне из Хетафе распродадут свой товар. Может быть, он рядом с односельчанами – они торгуют вином и маслом – или вернулся посмотреть тяжеловозов в лошадином ряду.
– Я пройдусь.
– Если позволите, я с вами, вдвоём нам будет легче разыскать сеньора.
– Вы меня очень обяжете, – кивнул комендант.
Отправившись на поиски, дон Стефано был озадачен новым, неожиданным для себя обстоятельством. Дружба отца сеньориты, на которой сеньор дель Соль собирался жениться, с отцом красавицы-бесприданницы, которую кабальеро хотел сделать любовницей, ставило под угрозу оба плана. С другой стороны, это дополнительный повод действовать с Инес осторожно, привлечь подставное лицо и постараться сохранить возможность беседовать с умным и наблюдательным пожилым дворянином.
Долго искать не пришлось – сеньор Рамирес сам окликнул старого друга возле таверны. Дон Стефано подумал, что впервые видит флегматичного коменданта таким оживлённым. Идальго оказался не один и представил сеньорам невысокого худощавого господина примерно своего возраста:
– Мой старинный друг дон Фадрике Морено, капитан флота.
– В отставке, – негромко пояснил дон Фадрике, посмотрев на мужчин задумчивым, даже печальным взором. – Уже три года прошло с тех пор, как я последний раз выходил в море.
– Очень рад знакомству, – дон Стефано почтительно поклонился. – Я имел честь служить королю по каперскому свидетельству. Вы собирались обедать, сеньоры?
– Мы с дочерью уже пообедали, но я охотно выпью немного вина.
– Сеньорита Инес тоже в Тагоне? – приветливо спросил дон Бернардо.
– Гостит у дальней родственницы, я зайду за ней позже.
Все четверо устроились на террасе, а хозяин таверны засуетился возле почётных гостей, заказавших поросёнка, зелень и вина.
Отставной лейтенант спросил высокопоставленного друга о здоровье его семьи.
– Благодарю вас. Мои донья Клариса и дочь сейчас в нашем поместье, но скоро вернутся в Сегилью. Обе чувствуют себя превосходно. Сына зимой жду в отпуск на месяц. Невесту ему присматривать рано, хотя, может быть, женитьба в молодом возрасте лучше разгула, которому предаются армейские офицеры, когда нет войны. Сеньорита Инес, должно быть, красавица?
– Похожа на мать, – с нежностью ответил идальго.
– И этим всё сказано! – широко улыбнулся дон Бернардо, а дон Фадрике, не меняя выражения лица, кивнул.
Идальго стал расспрашивать дона Бернардо о делах в Сегилье, а тот сообщил:
– Разбойники совсем обнаглели, налёт на Tагону – вершина дерзости.
– Да… – задумчиво отозвался отставной лейтенант. – Крупная банда, три одновременных удара, а с тех пор затаились. Возле Сегильи в месяц налёта на Тагону было тихо?
– Мой покойный предшественник, к несчастью, не сопоставлял даты, – хмуро пояснил дон Бернардо. – Когда мне доводилось замещать должность начальника стражи во время его болезни, я не вникал в дела особенно глубоко, а сейчас поражён беспорядком в его записях.
– Скверно, – отметил идальго без обычной улыбки. – Или вопиющая непригодность к своей должности, или…
– Подкуп, – комендант так же серьёзно подхватил мысль своего друга.
Дон Стефано едва не заскрежетал зубами, осознав, какую ошибку он допустил, сочтя неопытность дона Бернардо в расследовании разбоя более важной, чем его честность и здравомыслие. Вслух кабальеро с видимой беспечностью обронил:
– Сеньоры, можно ли подозревать уважаемого человека в сообщничестве с грабителями, если, будучи тяжелобольным, он допустил небрежность?
Идальго с ним согласился.
– Бесспорно. Если беспорядок возник с началом болезни, то покойного начальника стражи трудно винить в этом.
– Я сверю со старыми записями, – решительно заявил дон Бернардо.
– Стоит ли? – возразил ему сеньор Рамирес. – Потратите время, а ничего, кроме старых грехов покойного, не узнаете.
Пока сеньор дель Соль мрачно размышлял, не предложит ли комендант своему другу должность в Сегилье, его собеседники спохватились:
– Мы увлеклись разговорами о делах и забыли, что собрались целой компанией!
– Разбой тревожит всех сеньоров нашей провинции, – дон Стефано сказал таким тоном, что было не различить – он всерьёз интересуется затронутой темой или проявляет учтивость к старшим знакомым.
Как бы то ни было, идальго предпочёл сменить предмет разговора.
– Всем сеньорам Эспании интересно поговорить о лошадях, особенно дону Фадрике, – сеньор Рамирес приподнял чарку и посмотрел на друга, вынырнувшего из задумчивости.
– Я всю жизнь любил лошадей и собак, но служил во флоте, где нет места ни тем ни другим. Последние три года только ими и занимаюсь. На ярмарке быстро ушли мои тяжеловозы, а верховых придерживаю пока, но в Тагону привёл показать.
Мужчины действительно заинтересовались и выразили желание посмотреть. Дон Фадрике слегка покраснел не то от смущения, не то от удовольствия, вызванного вниманием к делу, которое он любил и успехом которого гордился.
– Одна из моих верховых приучена к дамскому седлу. Идальго любезно разрешил сеньорите Инес показать, на что эта лошадь способна.
– Сеньорита ездит верхом? – был удивлён дон Стефано.
– Во многом благодаря дону Фадрике, – улыбнулся отец девушки. – Я арендовал верховых, чтобы учить детей, но после оспы было мало возможностей.
Мужчины отправились к небольшому недавно построенному в Тагоне ипподрому, на котором продавцы и покупатели могли одни показать, другие как следует разглядеть товар.
Городок действительно расцветал, а ущерб от недавнего налёта наверняка восполнен поступлением от одной только ярмарки. В отличие от Хетафе, здесь располагались особняки богатых людей. Дон Стефано успел разузнать: окрестные земли принадлежат крупным владельцам, а их крестьяне – арендаторы или потомственные вассалы своих сеньоров. Мелких хозяев, вроде Рамиресов, фактически нет, это и сделало Тагону больше городом, чем деревней. B Хетафе дворянские усадьбы отличались от домов богатых крестьян разве что близостью к храму.
Очевидно, в Тагоне был спрос не только на рабочих лошадей, но и на более изысканных животных. На товар капитана Морено собрались посмотреть и торговцы, и несколько молодых кабальеро. Разглядел дон Стефано и сеньорит в костюмах для верховой езды, сопровождаемых матерями или дуэньями. Девицы гордо продефилировали на собственных лошадях, выслушали комплименты и расселись на трибуне. Одни из них были хорошенькими, другие – если польстить или напиться, то недурны, но сеньор дель Соль поймал себя на мысли: прежде всего он обращает внимание на осанку молодых всадниц.
Подобный взгляд никуда не годился – за время обеда кабальеро решил: пытаясь соблазнить Инес, он слишком рискует намеченным браком, поэтому, как ни жаль отказываться от плана взять свеженькую красотку в любовницы, её следует оставить в покое.
Настроение дона Стефано испортилось, от воспоминаний о сеньорите Лусии на душе стало совсем кисло. Оставалось ругать себя – почему дочь коменданта, которую многие находят не только достойной, но и милой девицей, вызывает такую тоску, и надеяться, что, увидев Инес в седле, привередливый кабальеро разочаруется в ней.
Вскоре по приказанию дона Фадрике Морено вывели белую кобылу с дамским седлом. Болтавшие с сеньоритами кабальеро отвлеклись от кокетничавших с ними девиц, прервав разговоры едва ли не на полуслове. Раздались восхищённые ахи. Капитан Морено вышел на манеж, а рядом с ним появилась только что подошедшая в сопровождении какой-то старухи сеньорита Рамирес.
Сейчас Инес никто не принял бы за крестьянку. Покрой костюма для верховой езды куда меньше зависит от капризов дамской моды, чем прочие платья, и если добротно сшит по фигуре, даже неновый, на стройной женщине с хорошей осанкой смотрится по-королевски. Досталось сеньорите материнское платье или идальго именно на этот наряд не пожалел денег, но изящная фигура дочери отставного лейтенанта сразу привлекла взгляды. Инес накормила кобылу кусочком яблока, а отец подсадил девушку в седло и отошёл. Сразу стало понятно – сеньорита держится уверенно и скачет с большим удовольствием. По сигналам дона Фадрике Инес заставила лошадь продемонстрировать все четыре аллюра и взять несколько препятствий. И лошадь, и всадница превзошли самые смелые ожидания, развеяв надежды дона Стефано разочароваться в привлекательности деревенской дворянки. Едва не скрипя зубами, сеньор дель Соль смотрел, как Инес спрыгнула с лошади в объятия отца, поцеловала его, потом вновь покормила требовательно ржавшую верховую, вымыла руки, улыбнулась рассыпавшимся в комплиментах зрителям и вместе с отцом подошла к его друзьям.
Как в тумане дон Стефано смотрел на сияющие глаза, разрумянившиеся щёки, выбившуюся из причёски прядь тёмных волос Инес, проклиная необходимость отступиться от столь лакомого кусочка. Кабальеро хватило выдержки улыбнуться дону Бернардо, бесхитростно восхищавшемуся лошадью и наездницей, и с виду спокойно сказать:
– Прелестное дитя! А за эту кобылу, капитан Морено, даю пятьсот дукатов!
– Не продаётся, – со своей обычной меланхоличностью ответил дон Фадрике, всего минуту назад сосредоточенный на выступлении. – Я оставлю Звёздочку на племя. Через год можем договориться о жеребёнке.
Хотя обычно сеньор дель Соль лошадьми очень интересовался, сегодня ему было не до четвероногих, даже лучших из них. Он предложил купить кобылу, чтобы скрыть интерес к девушке, и не стал торговаться с хозяином великолепной верховой. Впрочем, дон Стефано изменил мнение о капитане Морено, которого поначалу счёл ходячим недоразумением: «Похоже, этот сеньор совсем не беден, даром что носит потёртый камзол. Нужно разузнать о нём у флотских».
Дон Фадрике коснулся губами лба дочери своего друга бережно, как будто она была хрустальной, что выглядело странно в отношении пышущей здоровьем девицы. Дон Бернардо, напротив, запросто расцеловал Инес в обе щёки и показал, какого роста она была при их предыдущей встрече. Младший в компании, дон Стефано был вправе лишь церемонно приложиться к тонким пахнущими травами пальцам девицы и старался не слишком злобно смотреть на топтавшихся рядом молодых кабальеро.
Сеньориты тем временем окружили капитана Морено с просьбами позволить им прокатиться на великолепной Звёздочке. Без воодушевления смотревший на происходящее дон Стефано размышлял: «Девчонки ему строят глазки, чёрт побери, не только ради прогулки на лошади. Определённо с одобрения мамаш, или кто там с ними пришёл, кокетничают, несмотря на видавший виды костюм капитана. Если невзрачный немолодой человек пользуется подобным вниманием, значит, он хорошо обеспечен, по местным меркам – богат».
Не выдержав напора представительниц прекрасного пола, дон Фадрике горько вздохнул и оговорил очерёдность и подходящий аллюр для каждой девицы, а дон Стефано был поражён точностью, с которой капитан определил их способности: «Кто купится на рассеянность этого капитана, может потом пребольно поплатиться за легковерность».
Ни одна из наездниц, прокатившихся на Звёздочке после Инес, не вызвала и половины того же восхищения. Мать одетой богаче других сеньориты, украшенная ожерельем с крупными камнями и надутая важностью дама, нарочито громко заявила:
– Превосходный повод выставить себя напоказ для тех, кто не бывает в свете! Выставка лошади и…
Дама высокомерно посмотрела на Инес, которая не растерялась и воскликнула:
– Выставка сбруи, донья Белиса! – едва отзвенел жизнерадостный голос, Инес присела в учтивом поклоне.
Усы помогли собравшимся кабальеро сохранить если не серьёзное, то хотя бы сложное выражение лица, а сеньориты откровенно смеялись, за исключением богато одетой дочери дамы с ожерельем, которой ничего не оставалось, кроме как выше задрать нос.
Звуки задорного голоса стихли, а дон Стефано стоял, сжимая эфес шпаги, то ли сдерживая вспыхнувший в теле огонь, то ли желая проткнуть негодяев, глазевших на сеньориту Рамирес кто с восторгом, кто не скрывая страсти, кто с нежностью.
Благие намерения отказаться от деревенской дворянки рассыпались прахом. Инес с этой минуты разбойник стал считать своей собственностью, которую он никому не собирался уступать, хотя не решил ещё, как половчее ею распорядиться.