14. Как избавиться от соперников
Воспользовавшись суматохой, разбойник тихо приказал слуге выяснить имена молодых кабальеро, посмевших добиваться внимания дочери идальго, и собрать о них какие получится сведения. Дон Стефано вынужден был признать – отставной лейтенант нашёл благопристойный способ ввести дочь в круг равных ей по происхождению дворян, не тратясь на дорогие наряды. Разумеется, молодые сеньоры, как бы сильно они ни были очарованы красотой блестящей наездницы, через какое-то время отойдут от первого впечатления и задумаются о существенном, то есть о приданом, но среди них может оказаться и человек, готовый пренебречь денежными соображениями.
Дон Стефано чувствовал, что сам чуть не стал таким человеком, но урон, нанесённый его здравомыслию, оказался не настолько силён. Пока кабальеро тихонько наблюдал за потенциальными соперниками, прикидывая, кто из них лишь мимолётно отвлёкся от своего предмета серьёзных ухаживаний, а кто увлечён и перейдёт к действиям – честным или же нет.
Идальго разрешил дочери посмотреть ярмарочные представления в компании той же старухи, разряженной на крестьянский манер пышногрудой девчонки, а за ними, неуклюже поклонившись отставному лейтенанту, отправился деревенский детина, простоватый, зато здоровенный.
Один из молодых кабальеро, смазливый и хорошо одетый, увязался за девушками на некотором отдалении, но куда больше дона Стефано обеспокоил другой, решивший представиться отцу сеньориты Инес и напомнить о давнем знакомстве с ним собственного отца. Идальго приветливо поговорил с возможным поклонником дочери, просил передать отцу почтение, затем юноша, всего-навсего прапорщик, удалился, а пожилые сеньоры отправились посмотреть других лошадей дона Фадрике.
В голове дона Стефано уже созрел план избавления от всех наметившихся поклонников сеньориты Инес разом. В Тагоне он, готовясь к налёту, затем желая проследить за аферой со льном, оставил своих соглядатаев, а теперь решил привлечь их к личным делам. Самому расторопному велел разыскать хозяйку местного борделя, вручить ей несколько золотых и устроить встречу с ней в храме таким образом, чтобы женщина не увидела дона Стефано. Понимающую ухмылку негодяя пришлось оставить без внимания.
Отдав распоряжения, кабальеро присоединился к своим почтенным знакомым, благо у него имелся благовидный предлог по-прежнему держаться их общества – лошади. Подойдя ближе, разбойник услышал, что разговор перешёл на тагонский лён. Дон Бернардо спросил, что об этом думает его друг, а идальго ответил:
– Я уже не в том возрасте, когда играют мыльными пузырями.
– Вот как? – почтенный комендант огорчился. – Я радовался, что субсидии от казны направлены на благое дело.
– Вспомните историю ландрийских тюльпанов. Вся страна в те годы сходила с ума, сколько людей последнее отдали за цветочные луковицы, а потом пошли по миру!
– Идальго, тюльпаны всяко ведь блажь. А тут – лён!
– Тюльпаны в Ландрии, по крайней мере, растут, а лён в Эспании – не поверю, пока не увижу.
Дон Бернардо задумался.
– Пожалуй, это можно устроить.
Чертыхнувшийся про себя дон Стефано счёл нужным вмешаться в беседу:
– Разве участки и прядильни не проверяют королевские инспекторы, как обычно при выделении средств из казны?
– Хотел бы надеяться, что инспекторы не профаны, – буркнул идальго. – Я ещё мог бы представить пробное выращивание льна, но не в таком количестве, под которое выписывают бумаги на долю в доходах.
– Вы не советуете их покупать? – мимоходом осведомился капитан Фадрике Морено.
– Отчего же? Если у вас есть деньги, которые не жаль потерять, то рискните – вдруг успеете продать документы прежде, чем пузырь лопнет.
– Умеете вы воодушевить, идальго, – слабо усмехнулся меланхоличный капитан.
– Надеюсь, вы, дон Стефано, не впутались в эту затею, и вас в Тагону привели другие дела, – разговор о льне, похоже, надоел сеньору Рамиресу.
– Я имел честь выполнить поручение губернатора и проводил бывшего следователя инквизиции Сегильи от границ нашей провинции почти до столицы. В Tагону завернул на обратном пути посмотреть тяжеловозов.
– Вы уже знаете, кого назначили новым следователем? – оживился дон Бернардо. – Дона Себастьяна де Суэда, младшего сына барона.
– Неужели? – идальго казался очень удивлённым. – Не думал, что кто-либо из де Суэда пойдёт на службу в инквизицию.
– Едва ли кто посмеет сказать, что служба в святом суде порочит честь дворянина, – колко ввернул дон Стефано.
– Трудно представить, что из этого выйдет, – честная, будто вырубленная топором, физиономия дона Бернардо застыла. – Надеюсь, сын дона Эстебана будет более осторожен с обвинениями в колдовстве, чем его предшественник. Я уверен, что две сожжённые полгода назад женщины были ни в чём не повинны.
– Помню, – угрюмо откликнулся идальго. – В то же время моя тёща получила известие о гибели сына в колониях. Я хотел отправить Инес в Сегилью, побыть с бабушкой хотя бы несколько месяцев, но тёща решительно воспротивилась.
– Его светлость был очень расположен к сеньору Франсиско и огорчён его отъездом, хотя принципы святого суда неизменны и едва ли дон Себастьян преподнесёт сюрпризы, – разбойник состроил самое благонамеренное выражение лица.
Ответом ему стал беззаботный смех идальго и улыбка дона Бернардо. Кажется, улыбнулся даже витающий в облаках или мыслях о своих лошадях дон Фадрике.
– Де Суэда на всю Эспанию славятся эскападами, так что озабоченность губернатора неудивительна. Бьюсь об заклад, дон Себастьян, как сын своего отца, устроит что-нибудь, чего никто не будет от него ожидать.
Разбойник насторожился:
– Какие выходки могут быть при расследовании колдовства?
Идальго ответил с той же беспечностью:
– Колдовства, ереси и измены. История тагонского льна – сущая ересь, может, дон Себастьян ею займётся?
– Вы серьёзно? – позабыв подобающие высокородному дворянину манеры, дон Стефано вытаращил глаза.
– Почему бы и нет? Боюсь, людей здесь облапошивают похлеще, чем с поддельными реликвиями на ярмарках…
При всей несуразности слова сеньора Рамиреса сильно обеспокоили разбойника. Он уже чувствовал – пора сворачивать дело, ограничившись полученными доходами, но трудно остановиться, когда золотые горы мнились всё выше и выше. Шутливые слова пожилого дворянина дон Стефано решил счесть знаком судьбы и ликвидировать предприятие как можно скорее, поэтому мысленно поблагодарил собеседника.
А тот продолжал:
– …Мы должны засветло вернуться в Хетафе, нам скоро пора прощаться.
– Так жаль! – воскликнул искренне огорчённый дон Бернардо. – Быть может, вы с дочерью хоть на день задержитесь в Тагоне?
– Я не могу оставить односельчан, тем более после недавних нападений. У нас несколько ружей, но слаженности у крестьян никакой.
– Вы будете сопротивляться разбойникам? Но ведь с вами сеньорита Инес! – был поражён дон Стефано.
– Тем более буду, – твёрдо ответил идальго. – В прошлый раз грабители вели себя сдержанно, а в следующий могут от безнаказанности распоясаться. Впрочем… – отставной лейтенант улыбнулся: – у них в Тагоне наверняка есть соглядатаи, и они выбирали самые богатые и хуже защищённые группы. А мы выручку почти всю потратили на инструменты и новые семена. Попробуем выращивать полбу, она устойчивей к засухе, но уж, конечно, не лён.
– Я сегодня отправлю с вашими крестьянами двух стражников, а завтра сам со своими людьми провожу вас с дочерью. Не возражайте, идальго, прошу вас. Мы не виделись столько лет, я всё равно хотел навестить вас. Поужинаем вместе, поговорим.
Сеньор Рамирес заколебался.
– Моя родственница будет рада, если мы у неё побудем немного подольше. Всё-таки…
– Вот и отлично! – просиял комендант. – Не желаю слушать ни слова против!
– А я, – встрял дон Стефано, – охотно угощу всех вас, сеньоры, в таверне, как младший в нашей компании.
– Что ж… я как чувствовал, что нужно придержать бочонок молодого вина из Хетафе.
Дон Бернардо успел рассказать своему другу, что дон Стефано ухаживает за его дочерью, поэтому идальго перестал беспокоиться из-за возможных нечестных намерений кабальеро в отношении Инес и не отменил заранее условленное с доном Фадрике выступление девушки на ипподроме. Сейчас отец Инес не видел ничего дурного в любезности сына своего давно умершего сослуживца. Сеньоры договорились встретиться через два часа в таверне и разошлись каждый по своему делу.
***
Главной заботой дона Стефано стала встреча с местной сводней, заправлявшей борделем. По его распоряжению слуга усадил женщину на дальней скамейке в храме и велел ей не оборачиваться. В суматохе ярмарки непотребной женщине было возможно остаться неузнанной, одевшись вдовой и набросив на лицо покрывало.
Никто не обратил внимания ни на якобы молящуюся пожилую сеньору, ни на кабальеро, преклонившего колени недалеко от неё.
Дон Стефано, делая вид, что читает молитву, тихо заговорил:
– Из-за ярмарки у вас посетителей больше обычного. Мне нужно, чтобы вы любыми путями завлекли… – дон Стефано назвал имена кабальеро, на ипподроме заглядывавшихся на Инес, – а затем устроили облаву на ваше заведение, чтобы к утру весь город знал, где эти сеньоры провели ночь.
– Но… среди них есть скромные молодые сеньоры… Прапорщик…
Кабальеро нетерпеливо прервал её:
– Я сказал – любыми путями! Хоть опоите, хоть сонного зелья пусть им подсыплют за ужином, хоть позовите на помощь, ваши люди их оглушат, а потом к вам притащат. Придумайте способ, люди вашего ремесла изобретательны. Плачу пятьдесят золотых сейчас, пятьдесят, когда исполните, что я сказал.
Деньги превышали выручку борделя за несколько ярмарок, но сводня потребовала:
– Двести! Сто и сто.
– Хорошо, – раздражённо бросил ей дон Стефано, не видя смысла тратить время на торг.
15. Молодое вино
Вечером четверо мужчин собрались в той же таверне, где пообедали. Заказав ужин, сеньоры решили для начала отведать вина из Хетафе. Дон Стефано, по своему обыкновению, тайно распорядился подавать ему разбавленное – слуги в тавернах, если им хорошо заплатить, проявляют ловкость не хуже фокусников. Однако идальго помешал его плану.
– Сегодня, друзья, буду у нас виночерпием! За встречу мы уже пили, теперь тост за наших близких.
Осторожно глотнув, дон Стефано нашёл вино превосходным и довольно лёгким. Он хотя знал о коварстве молодого вина, но подумал – вино из Хетафе, даже неразбавленное, не заставит его потерять голову.
Дон Бернардо, осушив свой бокал, довольно цокнул языком.
– Отличное вино! В прошлый раз вы угощали меня выдержанным. Прошло десять лет, а я помню!
– Вы приезжали с семьёй, наши мальчишки удрали в горы и вернулись утром. Бедная донья Клариса ужасно переволновалась.
– Сеньоре Тересе пришлось её успокаивать, хотя у самой сердце было наверняка не на месте.
В разговор вступил дон Фадрике:
– Помню, Алонсо, как отец меня выдрал после нашей с тобой такой же проделки.
– Мой меня за то, что забыл, какой у тебя строгий отец, – друзья наедине были на «ты» и расслабились за вином, затем идальго обратился к дону Бернардо. – Жена, когда вы приехали, беспокоилась, что донья Клариса успела привыкнуть к удобствам городской жизни.
Красный от вина комендант расплылся в улыбке:
– Супруга была только рада вспомнить походное время, я больше за дочь переживал – она к тринадцати годам стала настоящей барышней.
– А пришлось её вместе с Инес снимать с вишни! – расхохотался идальго. – До чего обе перемазались вишнёвым соком!
Мужчины спохватились и глянули на дона Стефано, слушавшего с блаженной улыбкой. Чуть раньше кабальеро казалось: его разум сохранил полную ясность, хотя уверенность в твёрдости ног поколебалась. Сейчас сеньора посетило чарующее видение: как наяву тридцатипятилетний мужчина представил Инес (разумеется, не ребёнком), сидящую на дереве, спелую, как сладкая вишня, и болтающую ногами. Воображаемый ветер приподнял подол простой юбки, облегающая бёдра ткань трепеталась. Дон Стефано резко втянул носом воздух, и тут его будто бритвой полоснул быстрый взгляд обычно рассеянного дона Фадрике. Лёгкий хмель на миг отпустил кабальеро, но меланхоличный капитан отвёл глаза и, вновь приняв отрешённый вид, поднял бокал:
– За достойнейших дам!
– За прекрасных сеньорит и сеньор! – подхватил дон Стефано, решивший, что острый взгляд странного господина ему почудился.
Мужчины осушили очередные чарки вина, затем идальго объявил:
– Донья Клариса – замечательная женщина! Долгих ей лет!
Дон Бернардо был очень доволен, но взгрустнул, не имея возможности ответить тостом за здоровье сеньоры Тересы. Комендант был благодарен господу и родне за свою почтеннейшую супругу, никогда даже в мыслях не изменял ей, но, глядя на прекрасную жену друга, думал: «Хорошо, что на свете есть женщины, сочетающие обворожительную красоту и добрый нрав с преданной любовью к своему мужу».
Сосредоточившись и решив, что способен уверенно ворочать языком, дон Стефано предложил тост за семейное счастье. Пожилые сеньоры охотно его поддержали. Разговор перешёл на пути, которыми можно достичь согласия и честности между супругами. Первым доверительно рассказал дон Бернардо:
– У нас с моей доньей Кларисой простая история: нас сосватали, и вот уже больше четверти века живём душа в душу.
– У нас с Тереситой ещё проще: встретились, с первого взгляда полюбили друг друга, через три месяца обвенчались. Я если о чём и жалею, так что потерял целых три месяца!
– А я женился на деньгах, – отрешённо пробормотал дон Фадрике, глядя в никуда. – Жаль, что небо не послало нам детей, но огорчила меня супруга только однажды – когда умерла.
Дон Стефано сидел, пригорюнившись – давно поставленная им задача найти жену, которая сделает его дом и приятным, и уважаемым, по-прежнему не имела решения. Вид у кабальеро был растерянным и обиженным на судьбу, дразнившую множеством способов составить с виду удачную партию, любой из которых мог обмануть ожидания. Озабоченность единственного в компании неимеющего опыта супружеской жизни мужчины не укрылась от идальго, подлившего всем вина:
– От наших советов по поиску семейного благополучия вам, дон Стефано, проку не будет, а вот выпьем за ваше будущее счастье с достойной супругой мы с большим удовольствием.
Сеньор дель Соль встал, хотел поднять бокал, но пошатнулся, вынужденно схватился за стол и помотал головой. Его собутыльники сумели сдержать улыбки и подождали, пока их младший приятель восстановил равновесие и упрямо произнёс:
– Благодарю, почтеннейшие сеньоры! – дон Стефано сел, вернее, плюхнулся на свой стул.
Компания почти закончила ужин, темнело, в бочонке виднелось дно, мужчины скоро бы разошлись. Вдруг послышался шум, и в таверну ввалился присматривавший за девушками из Хетафе здоровяк, держащий за шиворот щуплого молодчика с бегающими глазами. Вслед за ним, обнимая пышногрудую, замотанную в мантилью и плачущую односельчанку, вошла Инес.
– Папа, этот негодяй напал на Касильду и… – девушка глянула на прислушавшегося хозяина таверны, подошла ближе к сеньорам и тихим голосом очень серьёзно рассказала: – разрезал ей шнуровку на груди. Представление закончилось в сумерки, мы собрались к тёте Леонарде, как вдруг… Если бы не Педро…
Инес с благодарностью посмотрела на польщённого до кисельного состояния парня, простодушно ответившего:
– Вы, сеньорита, ему так ловко подставили ножку…
Дон Стефано взъярился на то, что деревенщина смеет говорить о ножках очаровательной юной дворянки, но выразить возмущение не успел – в таверну вломились двое стражников, которым идальго коротко приказал:
– Всыпьте этому негодяю десяток плетей, чтоб три дня сесть не мог и подумал о своём поведении. В Хетафе о подобных шуточках давно позабыли, а в Тагоне взялись.
– Ваша милость, – захныкал молодчик. – Я не знал, что девчонка идёт с вашей дочерью, я бы никогда не оскорбил сеньориту!
– Ещё пять горячих за эти слова! Может, запомнишь, что честных девушек, даже простых, нельзя трогать, а грубые шутки забудешь! Или тебя за нападение с ножом сдать под суд?
Горе-шутник посерел, а стражники потащили мерзавца на задний двор. Велев парню и всё ещё всхлипывавшей Касильде подождать, сеньор Рамирес позвал дочь за стол и налил ей немного вина, разбавив его водой, а своим друзьям и дону Стефано объяснил:
– Молодые дурни устраивают иногда совершенно свинские штуки. Один заведётся изобретательный негодяй, верховодит другими, а они идут за ним, как бараны за козлом. Так ведь и до настоящих злодейств рукой подать! Скажу алькальду Тагоны, чтобы присмотрел за местными бузотёрами. Жаль, что вечер неприятно закончился, мы хорошо посидели.
Сеньоры встали, чтобы разойтись, но тут появился пожилой господин в строгом дорогом камзоле. Дон Стефано узнал местного алькальда, обычно державшегося с подобающей своему положению важностью, а сейчас очень сердитого.
Как правило, на подобные должности назначали или избирали дворян, но те не занимались развитием ремёсел и торговли, и потому в бурно растущей Тагоне этот пост позволили занять деятельному торговцу.
– Сеньор Рамирес! – нахмурившись и встопорщив ухоженные усы, провозгласил вошедший сеньор. – По какому праву вы назначили наказание пойманному преступнику?
– Не придирайтесь, сеньор Энрикес. Дело лучше разрешить сразу, не то опозорите разбирательством ни в чём не повинную девушку.
– Вы уверены, что эта ваша…
– Вот поэтому и назначил! – возвысил голос идальго. – Как будто вы сами не знаете: если бедняжку потащат в суд, она сраму не оберётся. Ваше дело – выяснить, сам ли мерзавец напал или его кто-то подговорил. После порки парень будет покладистей.
Сеньор дель Соль пьяно кивнул. В его деревнях такое случалось, и потом крестьяне, падкие на дармовые развлечения, судили-рядили, точно ли девка ни в чём не повинна или поплатилась за верчение задницей. Легче отделывались крестьянки, за которых заступались отец или братья, а некоторым приходилось покидать родное селение, и порой они попадали прямиком в бордель. Подобными случаями пользовались агенты сегильских своден, подговаривавшие деревенских парней и сплетниц опозорить намеченную красотку. Дон Стефано иногда применял этот способ, если присмотренная им девчонка оказывалась неуступчива.
Алькальд тем временем возразил:
– Тогда надо было пригрозить поркой!
– Если негодяй не сам спьяну додумался до своей выходки, то подельников он боится больше, чем стражи. Отпустить его без наказания, а потом взяться за других – верный знак, что он своих выдал. Пусть лучше получит, что ему причитается, и затаит обиду на тех, кто подначил его. Тогда парня легче будет разговорить. Только, думаю, он не простак, хорошо, если не нанят тагонской сводней. Потрясите её заодно.
– Благодарю за ценнейшие указания, как бы я без них обошёлся! – ответил сеньор Энрикес с нескрываемой насмешкой. – Жаль, Хетафе ваше остроумие не помогает.
Идальго ничуть не смутился.
– Ну хоть Тагоне поможет! – а потом примирительно добавил: – Что зря препираться? Вы много сделали для своего города, это нельзя не признать.
Польщённый сеньор сбавил тон, но ещё спорил:
– Ваше самоуправство недопустимо! Я бы, положим, закрыл глаза – вы в наших краях очень уважаемый человек, но сейчас в Тагоне находится начальник сегильской стражи, никакое нарушение порядка…
– Я согласен с моим другом, – пробасил не замеченный взволнованным покушением на свои полномочия алькальдом дон Бернардо и протёр покрасневшую шею платком.
На миг потеряв дар речи, алькальд забормотал невразумительные извинения, а идальго положил руку на его плечо:
– Бросьте, сеньор Энрикес. Лучше выпейте с нами, в бочонке осталось как раз по чарке на каждого.
– Ваше вино? – полюбопытствовал алькальд.
– Да, из Хетафе. Садитесь.
Стараясь не выдать, как он доволен оказанной ему честью, назначенный на высокий для его происхождения пост торговец сел, важно выпил вместе с дворянами, к которым вынужден был присоединиться недовольный фамильярностью с простолюдином дон Стефано, и шепнул идальго:
– Вы подумали о моём предложении?
– Я вам ответил.
– Вы – самый упрямый человек, с кем я знаком, – проворчал пожилой алькальд.
Что бы это ни значило, для сеньора дель Соль, находившегося в не помешавшем его слуху состоянии между бодрствованием и пьяным сном, хватило впечатлений на этот день. Незамутнённые коварным вином остатки здравомыслия удерживали дона Стефано от слишком пристального разглядывания Инес, но он отметил: девушка стала совсем взрослой, притягательной до умопомрачения.
Попрощавшись с компанией, кабальеро отправился в свою комнату. Когда сознание мужчины уплывало в страну снов, ему привиделась сеньорита Лусия, сидящая за расходными книгами, и сеньорита Инес, нежно гладящая его по щеке. Дон Стефано раскрыл объятия навстречу сладостному видению и уснул, обнимая подушку.