Tasuta

Стокгольмский синдром

Tekst
Autor:
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

УМНЕНЬКАЯ

Вопрос об Олесином высшем образовании, – а точнее, о его позорном отсутствии, – был для ее будущего мужа и его мамы весьма болезненным. Да и как же иначе!.. Ведь они оба были потомственными интеллигентами. Правда, история умалчивала о том, что на самом деле такое определение могло подойти только лишь самому Георгу, который действительно мог считаться интеллигентом аж в целом втором поколении. В случае с его мамой, – якобы, потомственной интеллигенткой, но только всего лишь в первом поколении, – оно, пожалуй, может вызывать много вопросов, потому что весьма странно называть так человека, чье беззаботное босоногое детство прошло где-то в ауле Средней Азии в семье самых обычных людей, которых тогда можно было назвать крестьянами, – если бы дело происходило в России.

Но одно нельзя отрицать: оба они имели высшее психологическое образование. Честь им за это и хвала!.. И Олеська, со своим всего лишь техникумом, в общую красивую схему традиционных ценностей данной семьи, к сожалению, совершенно не вписывалась.

Но, пообщавшись со своей потенциальной возлюбленной немного на досуге, Гекуля пришел к выводу, что она “умненькая”. Не умная, а именно умненькая. Уменьшительно-ласкательное определение уровня развития взрослой, в принципе, девушки, в котором звучало на самом деле нечто презрительно – осудительное. Это странное словечко коробило Олеську даже тогда, в пылу безумной страсти. А позднее, при одном только воспоминании об этом, ее откровенно передергивало. Это реально было достаточно унизительно, – словно речь шла вовсе и не о взрослом разумном человеке, а о ребенке. Или вообще о домашнем животном.

“Наша собачка такая умненькая!..”

Когда Олесин возлюбленный рассказал своей мамочке о том, что встречается с девушкой без высшего образования, то интеллигентная дама была просто в шоке от подобного мезальянса.

– Но я сказал ей, что ты умненькая, – милостиво успокоил Олесю любимый.

Вот так. Умненькая. И добавить больше к этому было нечего. И, похоже, на редкость глупая на самом деле девятнадцатилетняя девочка Олеся с трудом проглотила оскомину, вызванную подобными словами ее доброго и славного возлюбленного, и изо всех сил попыталась расценить их, как комплимент.

Получилось это у нее, признаться, из рук вон плохо.

Мама возлюбленного, Лидия Георгиевна, сыночку, разумеется, не поверила. И все годы их странного и необъяснимого союза смотрела на Олеську, как на некое диковинное насекомое, которое ей, в силу обстоятельств, приходится терпеть, но от которого при этом она уже даже и не ждет ничего путного. И когда сынуля на редких семейных застольях с восторгом рассказывал ей о книгах, которые он сам только что прочитал и которые непременно рекомендовал прочесть своей юной неотесанной возлюбленной, Лидия Георгиевна неизменно восклицала, закатив глаза и прижав руки к сердцу:

– Ну, вот, скоро и ты у нас будешь умной!..

Причем, это всегда произносилось с придыханием, сюсюкающимся шепелявым голосом, – словно она разговаривала с грудным младенцем. Олеся от изумления неизменно и регулярно выпадала в осадок, напрочь теряя дар речи. А вот сидящий рядом с ней возлюбленный при этом гордо сиял, как начищенный самовар, словно это ему сделали комплимент, – и отнюдь не такой сомнительный. Он действительно не видел в словах своей дорогой мамочки ничего особенного, и поэтому хоть как-то вступиться за Олесю ему даже и в голову не приходило.

Или же он просто тоже так думал.

Вообще-то, читать Олеся научилась практически полностью самостоятельно еще в три года, а к тому моменту, как она окончила девять классов, в их местной районной библиотеке попросту не осталось книг, которые бы она еще не прочитала. Но, тем не менее, эта пара потомственных интеллигентов всегда вела себя так, словно они только что с трудом обучили грамоте бедную беспризорницу…

Возможно, высшего образования у убогой Олеськи и не было, но, надо заметить, ложку в ухо она себе не несла и щи лаптем не хлебала. И назвать ее, несмотря на все ее недостатки, совсем уж неотесанной, было трудно. Напротив, все окружающие Олеську люди всегда отмечали ее хорошие манеры и врожденную интеллигентность. В то время, как ее будущая свекровь с сыном этим как раз похвастаться и не могли.

Лидию Георгиевну на заводе откровенно не любили и считали очень глупой бабой с далеко не безобидными причудами. Поскольку на тот момент они все работали на одном предприятии, Олеся, разумеется, об этом прекрасно знала. В принципе, все без исключения, кто имел несчастье столкнуться с этой высокообразованной дамой, считали ее наглой истеричной беспринципной хабалкой, прущей напролом, как танк, и не считающейся ни с кем. Признаться честно, бедные окружающие от нее просто шарахались.

Что же касается ее такого суперинтеллигентного тридцатилетнего сына, то его, – и не без основания, – все воспринимали, как мальчика на побегушках. Слетай на другой конец завода ребячьим делом, съезди в типографию, сгоняй за цветами, – в общем, принеси, подай, иди на хрен, не мешай!..

Олеся с Георгом на момент их знакомства оба работали в редакции газеты и занимали одинаковые должности. Но при этом никому из их общих коллег и в голову не пришло бы послать ее, девятнадцатилетнюю малолетку, сгонять куда-нибудь ребячьим делом… А вот великовозрастного почти тридцатилетнего Георга эксплуатировали по полной программе, гоняя по всему городу в хвост и в гриву.

Их общие знакомые, узнавшие, с кем встречается Олеся, просто хватались за голову со словами: “Да ты, что, с ума сошла, он тебе не пара, ты – такая хорошая девочка, а он странный какой-то, как юродивый, – просто чокнутый, ей-Богу!.. И мамаша у него такая мерзкая, противная, наглая, вечно грязная какая-то, неопрятная, и пахнет от нее плохо… Ты вся такая – растакая, – да ты принцесса рядом с ним!.. – зачем хоть тебе это чудо в перьях!..”

То есть, многочисленные окружающие их люди, глядя на них со стороны, тоже полагали, что Георг Олесе ну вот совсем не пара, – да только вот причина этого, на их взгляд, была прямо противоположная…

Но любовь зла. Полюбишь и Гекулю…

И вот, несмотря ни на что, умненькая рафинированная домашняя девочка вышла замуж за интеллигентного образованного всесторонне развитого мужчину. И с удивлением и ужасом для самой себя обнаружила, что, окромя всех этих чисто внешних понтов и приклеенного изолентой ко лбу диплома о высшем образовании, у этого великовозрастного чуда природы за душой больше ничего и нет. Да, он прочитал много умных книжек и очень интересно рассуждал порой о жизни, что и нашло отклик в нежном девичьем сердце в свое время. Но к самой этой жизни, как это ни удивительно, он, в свои тридцать лет, был абсолютно не приспособлен. Не говоря уж ни о чем прочем, этот милый интеллигентный мальчик не имел даже элементарных навыков гигиены, не умел, простите, нормально пользоваться туалетом, а грязное вонючее белье с него приходилось соскребать с боем. При этом он сопротивлялся до последнего: “У меня чистые носки!.. Я всего лишь неделю в них хожу!..”

Этот чудесный высокообразованный интеллигент не желал работать вообще, поскольку ни одна работа в мире попросту не была его достойна, а должности, типа президента или премьер-министра, вполне подходящие такой высококультурной персоне, на тот момент как-то вакантными не были. Дома он не то, что гвоздь не умел вбить, – лампочку ввернуть не мог, – а найти денег на мастера, разумеется, было просто немыслимо. Но все это было бы еще полбеды, – поскольку Олеся, как выяснилось, оказалась вполне способна самостоятельно решать любые возникающие проблемы. Но это высокоинтеллектуальное чудо природы даже есть нормально не умело. Может быть, Олеся и была недостаточно образованной и неотесанной девчонкой с рабочей окраины, но при этом она совершенно случайно оказалась обучена хорошим манерам и, по крайней мере, умела вести себя за столом. И, глядя на своего новоявленного мужа, Олеся с удивлением осознавала, что, похоже, в среде интеллигентов принято чавкать, рыгать, простите, пускать газы прямо за столом, одновременно с этим одной рукой ковыряя в носу и в зубах, а другой при этом почесывая остальные, еще более труднодоступные отверстия на теле… И понимала, что она не желает примыкать к такой вот высококультурной интеллигенции…

И быть умненькой она тоже больше не хочет.

И вообще, – какое все-таки мерзкое слово!..

ЗОЛОТАЯ СЕРЕДИНА

Если признаться честно, то Олеся всегда неизменно радовалась тому, что у нее в свое время родился именно сын, а не дочь. И вовсе даже не потому, что она имела что-то против девочек или по какой-то причине недолюбливала их. Просто она вовсе не была уверена в том, что смогла бы разумно и правильно воспитать девочку, и всерьез опасалась, что просто не сумела бы дать ей то, что было необходимо.

Если уж говорить начистоту, то начинать надо с того, что ее вообще сложно было назвать идеальным родителем. Тем не менее, с сыном у нее всегда были очень хорошие отношения. Да, к сожалению, – что уж тут поделать!.. – он у нее рос совершенно без мужского влияния. Родному папе он не угодил еще в колыбели, и тот с удовольствием “развелся” и с ним тоже после развода с Олесей, никогда больше даже и не пытаясь появляться в жизни некогда такого желанного и долгожданного наследника. Дедушке по материнской линии всегда были ближе другие внуки, тогда как на сына дочери он, по обыкновению, смотрел, как на некое диковинное насекомое. Достойные поклонники, готовые хотя бы попытаться подружиться с чужим ребенком, Олесе тоже как-то не попадались. Так что его воспитание целиком и полностью легло на плечи ей самой.

Она об этом как-то не шибко сожалела и виноватой себя по этому поводу никогда не чувствовала. Она просто всегда старалась дать своему сыну то, что могла, пытаясь вырастить из него достойного человека, – мужчину, защитника, добытчика. И ей все это было, в принципе, достаточно близко, поскольку у нее и у самой характер был далеко не женский.

 

И только лишь время покажет, насколько она сумела добиться успеха в этом непростом деле. Олеся просто делала все, что было в ее силах, – а уж жизнь покажет, что из всего этого получилось. Наверное…

Но вот в одном Олеся, к сожалению, всегда была уверена на все сто процентов. В том, что она просто не сумела бы правильно воспитать девочку, и совершила бы на этом пути гораздо больше ошибок, чем даже можно было себе представить.

Самое печальное заключалось в том, что у самой Олеси имелась куча детских комплексов, связанных с ее собственным воспитанием. Ее мама старалась растить ее по своему образу и подобию, – и, к сожалению, не преуспела в этом. К своему великому сожалению…

Олесина мамочка всегда была очень красивой, женственной, пластичной и безупречно элегантной. Она всегда умела прекрасно готовить и обладала непревзойденным даром содержать квартиру в безупречной чистоте. Мама безумно любила танцевать и имела просто толпы поклонников, – пока не вышла замуж, разумеется. И с мужем она жила прекрасно, – долго и счастливо, – пока не развелась…

И Олеся с детства изо всех своих силенок пыталась стремиться к этому недостижимому для нее идеалу. Беда была лишь в том, что она, к своему великому огорчению, подкачала ну вот просто со всех сторон…

Ослепительно красивой Олеся, к сожалению, не догадалась уродиться, – опять же, по мнению мамы. Правда, та признавала, что дочь у нее достаточно симпатичная, в принципе, – но вот вовсе даже не безупречная красавица, перед которой молча укладываются в штабеля мужчины, сраженные наповал ее безупречной внешностью. А с ними, кстати, вообще всегда было туго, если уж говорить начистоту. Ну, никогда не было у Олеси изобилия поклонников!.. Она вообще не умела их заводить. Возможно, как раз из-за ее подкачавшей внешности, полного отсутствия каких бы то ни было намеков на женственность, недостатка пластичности и неспособности танцевать… Вполне возможно… Но, что гораздо более вероятно, так получилось попросту потому, что самой Олесе все это было совершенно не интересно. Ну, не уродилась она роковой женщиной изначально и так и не смогла этому научиться даже под мудрым руководством своей опытной мамы!.. В самой Олесе вообще природой было не заложено флирта и кокетства, а самое главное, если уж говорить начистоту, то она просто ненавидела ощущать себя каким-то куском мяса, который кто-то почему-то должен хотеть!.. Ну, вот хоть убей сразу, – но ее все это почему-то ни капли даже не вдохновляло и не возбуждало!.. По простоте душевной, она всегда наивно смела желать, чтобы окружающие ее люди, – и мужчины, в том числе, – видели в ней, в первую очередь, человека. Личность. А все эти брачные игры, которые были ей совершенно не понятны, она с удовольствием оставляла тем, кто сумеет все это оценить!

Но ни интересного разностороннего человека, ни уж, тем более, независимую и самостоятельную личность мама из нее никогда не воспитывала. Олесю с колыбели настойчиво готовили к жизни в мире, который принадлежит мужчинам. А она при этом должна была выступать, в принципе, в качестве обслуживающего персонала. Никто в свое время не подсказал ей, что нужно учиться, работать, стремиться к самостоятельности и независимости, добиваться каких-то серьезных поставленных целей. До всего этого она, худо или бедно, доходила своим умом. Мама же, наоборот, с самого раннего детства весьма настойчиво внушала ей, что от нее требуется лишь удачно выйти замуж, – желательно, за богатенького, – а потом полностью раствориться в своем мужчине, почитая за великую честь полностью обслуживать его, забывая о своих собственных нуждах и чаяниях, и растить его детей.

Беда была лишь в том, что в Олесе изначально имелся какой-то врожденный дефект. И ей, несмотря на суровое домостроевское воспитание, вовсе не чужды были определенные желания и амбиции, а также не понятно, откуда взявшееся стремление к самостоятельности и независимости. А вот безупречное ведение домашнего хозяйства почему-то отсутствовало в списке ее приоритетов напрочь. Ну, не нравилось ей никогда готовить, мыть и чистить целыми днями; просто не лежала у нее к этому душа!.. У нее было великое множество интересов, – но вот повторять печальную, на ее взгляд, судьбу собственной матери и превращаться в прислугу для любимого мужа она изначально была не готова.

Олесина мама апофеозом женского счастья считала удачное замужество и не допускала даже мысли ни о чем другом. И всегда старалась внушить дочери именно эту единственную возможную в ее положении мысль. Они с ней вместе запоем читали любовные романы о Золушках и дружно грезили о прекрасных принцах, которые однажды прискачут вдруг к ним на своих белых жеребцах и вытащат их обеих из всего этого дерьма. И даже первое не слишком удачное замужество не смогло сломить ни ту, ни другую. И они обе дружно продолжали грезить, верить и ждать.

Но на каком-то этапе их пути постепенно начали расходиться.

Мама действительно сумела найти себе нового мужа взамен осточертевшего старого. И на этот раз – богатого, успешного и даже весьма известного в определенных кругах. Ей просто сказочно повезло. Правда, в придачу к прекрасному принцу шел его хронический алкоголизм, – но, согласитесь, ведь это же такие мелочи в сравнении с его неоспоримыми достоинствами!.. Мама нашла, наконец, свое женское счастье и теперь искренне желала своей дочери такой же “удачной” судьбы. А вот сама Олеся уже тогда начала смотреть на все это с изрядной долей скептицизма.

Да, деньги, да, рестораны, заграницы, золото, наряды, – все это было здорово, без сомнения… Но как быть с тем, что при этом ее мама оказалась практически содержанкой, не имеющей права голоса в собственной семье, не смеющей самостоятельно потратить лишнюю копейку из имеющихся, вроде бы, под рукой миллионов, – да что уж там говорить, даже из дома не имеющая права выйти без разрешения мужа?.. Он, в буквальном смысле слова, заточил ее в четырех стенах и попрекал каждым куском хлеба. Хотела ли Олеся для себя того же самого?.. Да ей подобное “счастье” и в страшном сне не могло привидеться!..

Для Олеси, в принципе, было даже и не удивительно, что уже через некоторое время, – и, причем, довольно быстро, – мама пришла к выводу, что и этот ее брак совсем неудачный. Самым удивительным для Олеси при этом было то, что ее мама даже и не попыталась сама хоть что-то изменить в своей жизни, – а ведь это было бы, на ее взгляд, вполне естественным. Но мама лишь с еще большим усердием начала молить Бога, чтобы он дал ей нового – хорошего – мужа…

Как Олеся поняла уже позже, у ее мамы просто не было никаких других целей в этой жизни. Попытаться найти нормальную работу, заняться бизнесом, отыскать другое жилье, увлечься каким-нибудь хобби, в конце концов, – все это было не про нее. Ничего этого ей, похоже, просто не приходило в голову. Она никогда не желала стать самостоятельной и независимой, не стремилась хоть чем-то заняться, не хотела никак реализовываться. На протяжении всей своей жизни у нее была только лишь одна голубая мечта, и она, как заклинание, повторяла ее изо дня в день: Господи, будь милосердным, – вынь да положь мне нового мужчину!..

Олеся подозревает, что она так и ждет его, наверное, до сих пор. Потому что даже на седьмом десятке в маминой жизни ничего не изменилось.

Очевидно, Господь устал поставлять ей новых хороших мужчин по первому требованию.

Тем временем, наблюдая, отчасти, и за мамиными попытками обрести свое женское счастье со стороны, Олеся еще много лет назад пришла к выводу, что никакой чудесный принц не прискачет к ней на белом коне и не вытащит ее из того болота, в котором она тонула. Пришлось учиться как-то выбираться из него самой.

При этом Олесе всегда казалось, что их с мамой поиски смысла жизни – это две крайности, ни одна из которых не может привести ни к чему хорошему. Для счастья следовало бы найти какую-то золотую середину. Но это, к сожалению, не всегда возможно.

Вероятнее всего, Олесе просто немного не повезло, и она так и не смогла найти правильный путь.

Поэтому-то она никогда и не была уверена, что смогла бы подсказать верную дорогу другому человеку.

ПРАВА ИЛИ ОБЯЗАННОСТИ?..

Олесина семья никогда раньше не была религиозной. От слова вообще. Олеся даже не помнила никаких упоминаний о Господе Боге в их социалистическую бытность. Впервые эта тема как-то всплыла, когда ей исполнилось двенадцать. Именно в тот момент ее мама вдруг вспомнила, что дети у нее некрещеные, – да и она сама, кстати, тоже, – и решила исправить это упущение. Олесиному брату на тот момент было лет шесть. Эта торжественная, наверное, церемония не вызвала у Олеси ровным счетом никаких особых эмоций, – ну, решила мама, так решила; значит, так тому и быть!.. И в ее памяти запечатлелся один лишь, в принципе, весьма незначительный момент.

Поскольку сама Олесина мама, судя по всему, тоже была необычайно далека от церкви на тот момент, то она и понятия не имела о том, что женщинам при ее посещении нужно надевать платок. Это вдруг выяснилось перед самым входом в церковь, и они обе дружно и лихорадочно стали искать, чем можно повязать голову. И тогда, увидев это, к ним подошла пожилая женщина, помогающая – или прислуживающая – при церкви. Она помогла Олесиной маме правильно повязать платок, а по поводу самой двенадцатилетней Олеси сказала, что он ей не нужен.

– Девушкам не надо прикрывать свои волосы, – пояснила она, – они могут ходить прямо так! Платок повязывает только замужняя женщина. Вы же знаете, наверное, что раньше на Руси вообще не принято было, чтобы женщина показывала свои волосы. Было даже такое выражение: опростоволоситься. Это как раз об этом. А вот молодым девочкам, пока они еще не замужем, можно ходить в церковь без платка!

Олеся тогда запомнила это на всю жизнь. И была необычайно удивлена, когда в последующие годы вдруг выяснилось, что голову платком при входе в церковь необходимо повязывать всем представительницам женского пола, начиная с младенчества. А у Олеси в ушах, даже спустя несколько десятилетий, все еще звучали слова той женщины, и это каждый раз вводило ее в ступор.

Олеся представления не имела о том, правда это или же нет. Она никогда не испытывала особого желания серьезно разбираться в церковных правилах и канонах, и они так и остались для нее тайной за семью печатями. Но ее до сих пор передергивало, когда она видела несчастных пятилетних девочек в балахонах до земли и обмотанных платками, которых их, очевидно, глубоко и искренне верующие родственники тащат за собой в церковь. В то время, как рядом с ними идут довольные жизнью мальчики и мужчины в нормальной одежде.

Наверное, это изначально и стало Олесиным камнем преткновения в отношениях с православной церковью, чьи традиции и обряды она просто не в силах была понять, принять и разделить. Ну, хоть убейте, – а это всегда казалось ей просто-напросто унизительным. Да, ей не повезло уродиться женщиной в мире, принадлежащим мужчинам, – и это было ее главной ошибкой. Причем, она сдуру появилась на свет еще в те ветхозаветные времена, когда об эмансипации еще никто даже и не слышал, – по крайней мере, в их провинциальном городке с доисторическими нравами и обычаями. Тем не менее, Олеся даже в самом раннем детстве ненавидела эту незавидную и унизительную роль, навязанную ей матушкой-природой, – или окружающими людьми, – только потому, что на ее теле отсутствовал один-единственный соответствующий орган.

Их с братом изначально воспитывали совершенно по-разному, несмотря на то, что они, вроде бы, росли в одной семье и в одинаковых условиях. Но у Олесиного брата были все права. Он был мальчик; ему принадлежал весь этот мир, и поэтому ему было позволено все, что его душенька пожелает. Все самое лучшее и вкусное – ему, – ведь он должен правильно расти, развиваться и получать все необходимые витамины. Хорошее образование – тоже ему, – ведь ему предстоит многого добиться в этой жизни; родители верят в него и рассчитывают на него. Все нажитое непосильным трудом в виде квартиры, машины и гаража, разумеется, достанется именно ему, – ведь у него же должен быть начальный капитал, который добрые и заботливые родители ему с удовольствием обеспечат. И, естественно, не дай Бог, чтобы этот будущий мужчина хотя бы кружку за собой помыл!.. Такое даже в страшном сне представить себе было невозможно!.. Ведь как раз для обслуживания этих божественных существ и придуманы женщины. Бабы. Тупые и недалекие, ни на что больше не годные. К коим как раз и относится его глупая старшая сестра. А он, мальчик, всегда имеет право отдыхать и наслаждаться жизнью.

У его непутной сестры, напротив, прав не было никаких, – ведь она же будущая женщина, и должна была привыкать к осознанию этого с пеленок!.. Зато у нее было очень много обязанностей. Просто немеренно. И, в первую очередь, она обязана была любить прибираться в квартире, готовить и ухаживать за своими мужчинами, которые пока представали перед ней в образе отца и брата. К тому же, она просто обязана была стать доброй, послушной и милой, всем угождать и под всех подстраиваться, – иначе на ней никто и никогда не женится, и она так и помрет никому не нужной старой девой. При этом ей, разумеется, не нужно было ни образование, ни начальный капитал. Зачем все это глупой бабе, если все, что от нее по жизни требуется, – это удачно выйти замуж, благодаря своей красоте, кротости и расторопности. Это и есть та самая женская доля. И Олеся была обязана просто смириться с этим и не мечтать ни о чем другом, потому что все остальное для нее в этом мире было недоступно.

 

Олеся всегда, даже в самом раннем детстве, осознавала, что просто родилась не в то время и не в том месте. Она и тогда яростно протестовала против этих всех воистину средневековых устоев и не желала с ними смиряться. Но тогда ей еще очень трудно было решиться и пойти против всех, – а в особенности, против своей семьи. Мама всегда воспитывала ее очень жестко и даже жестоко, и она уже в зародыше сурово подавляла любой бунт, который еще только намеревался назреть где-то в глубине души.

Олесе потребовалось немало лет на то, чтобы научиться жить по своим законам, не обращая ни малейшего внимания на всех остальных и напрочь игнорируя их мнение. Если бы она изначально оказалась чуть разумнее и умудрилась бы родиться на пару десятков лет попозже, в эпоху гендерного равенства, для нее все было бы гораздо проще. Правда, до нашей страны это самое гендерное равенство еще толком и не дошло, – а теперь и вообще, вероятнее всего, будет забыто и похоронено, поскольку теперь у нас снова в приоритете возврат к традиционным ценностям. Но тогда сама Олеся хотя бы теоретически знала бы о том, что такое возможно, и не ощущала бы себя, благодаря своим убеждениям и принципам, абсолютно белой вороной.

Правда, ту глухую провинцию, в которой Олеся проживала, эмансипация и гендерное равенство не затронули даже краешком. И обитающие здесь бедные женщины по-прежнему считают, что единственный смысл их жизни – это прикрепиться к каким-нибудь более или менее приличным штанам и раствориться в них полностью, забыв обо всем. Возможно, в других, более крупных городах дело обстоит как-то и по иному. Но здесь все осталось так же, как и сто лет назад.

Но, тем не менее, Олеся со временем просто научилась быть самой собой. И стала вести тот образ жизни, который, в принципе, в окружающем ее мире больше свойственен мужчинам. Ей всегда приходилось много работать. Но зато в выходные она отдыхала, – и это было святое. Да, у нее, – к сожалению, наверное, – никогда не было стерильной чистоты в квартире. У нее просто не было ни времени, ни сил ее наводить, а класть свою жизнь на алтарь домашнего хозяйства она никогда не собиралась. Да, чаще всего она питалась тем, что легко приготовить, не считая нужным все выходные напролет варить борщи и жарить котлеты. Вместо этого она предпочитала много гулять, заниматься спортом, читать, играть в компьютер, в конце концов. И даже в плане отношений с мужчинами она также сразу же четко разграничивала правила. Ее принципиально никогда не интересовало ни совместное проживание, ни даже потенциальное замужество. Только ни к чему не обязывающие встречи, приятные для обоих. И все.

Потенциальные кавалеры, по обыкновению, выпадали в осадок от подобных условий. Олесю это только смешило.

В принципе, – а ведь это было как раз то, что обычно мужчины предлагают женщинам. И бедные женщины без проблем это проглатывают и чувствуют себя необычайно счастливыми уже от самого факта наличия в их жизни мужчины. И любят, и ждут, и надеются, и верят. Годами. А вот сами мужчины, когда им предлагают нечто подобное, бывают просто в шоке от такой наглости. Ведь они по жизни привыкли считать себя вершиной мироздания; они – независимо, кстати, от возраста, внешних данных, материального благосостояния и даже семейного положения – искренне уверены, что любая только и мечтает заполучить их в свое распоряжение, особенно, когда они, типа, намекают на свои серьезные намерения. А тут – такой облом по полной программе…

При этом не стоит ошибочно предполагать, что с годами и под влиянием сложных обстоятельств Олеся стала полной мужененавистницей. Вовсе даже нет. Просто она всегда желала быть равным полноценным партнером, а не обслугой и даже не сексуальным объектом. Она всегда наивно желала, чтобы ее признавали таким же человеком, личностью, с равными правами и обязанностями.

Не совсем понятно, наверное, какое все это имеет отношение к церкви, да?.. А самое прямое. Олесю никогда нельзя было назвать атеисткой в буквальном смысле слова, но в седого сердитого и даже злого старичка, сидящего на облаке и мечущего молнии во всех неугодных, она, хоть убей, не могла поверить. При этом она не сомневалась в том, что Бог есть. Она всегда ощущала его незримое присутствие в своей жизни, в окружающем мире, всегда чувствовала его помощь и поддержку. Помощь и поддержку, – а не наказание и страх. Олесе всегда казалось, что всей ее судьбой руководит некая высшая сила, которую, наверное, действительно не постичь разумом обычного человека. И руководит, и помогает, и ведет по жизни, и поддерживает.

Но Олеся никогда, – ну, хоть убей, – не готова была поверить в то, что этой силе действительно может быть дело до того, юбку она надела сегодня или брюки, повязала голову платком или нет, накрасилась или же вообще не стала пользоваться косметикой. Для того высшего разума, которым представлялся ей Господь Бог, все эти мелочи должны были быть просто несущественны. Она всегда считала, что Бог – он у нас в душе. Да, твои поступки и мысли имеют значение. Но не платок, завязанный, чтобы скрыть твои волосы, соблазняющие и искушающие благочестивых мужчин, не способных контролировать свои эмоции, в храме.

Так называемая сильная половина человечества всячески подчеркивает свою слабость и неумение держать себя в руках и обвиняет во всем этом подлых женщин. Да ладно!.. У сильного всегда бессильный виноват, – так, кажется, сказал известный классик?.. Но об этом никто почему-то даже и не задумывается.

А вот у Олеси имеется с детства некий дефект конструкции, и поэтому она не может следовать всем этим общепринятым правилам. Возможно, иногда у нее и появляется желание зайти в ту же церковь. Но для этого сначала нужно надеть благочестивую юбку и повязать на голову платок. А этого она делать не будет просто принципиально. И не сменит удобные джинсы на бесформенный балахон, – чтобы угодить, – нет, не Богу, потому что ему на самом деле все это безразлично, – а людям, которые придумали все эти правила и условности, – а также платки, балахоны, паранджи и хиджабы, – только для того, чтобы лишний раз указать глупой и слабой женщине ее подчиненное и униженное положение в этом мире. В мире, до сих пор принадлежащем мужчинам. И эти хозяева жизни все еще желают, чтобы глупые, безвольные и бесправные, – несмотря на то, что на дворе давно уже двадцать первый век, – самочки, чаще всего просто по-прежнему не способные еще выжить самостоятельно, закутывались поплотнее, чтобы скрыть свое грешное естество, и прислуживали своим хозяевам.

А сейчас и вовсе повсюду агитируют за возвращение к традиционным ценностям, вроде семьи и усиленного деторождения. Замечательно!.. Бабы должны четко знать свое место, а также свою роль и предназначение в этом мире. Иначе у них есть риск остаться одинокими и никому не нужными.

Хотя… А кто сказал, что это плохо?.. Снова мужчины?..

В общем, – да здравствует эмансипация и гендерное равенство!..