– Ничего, вот поступим в гусары или уланы, тогда все пойдет само собой, – рассуждал верный слуга. – Славу богу, не какие-нибудь другие протчие… Кто не знает Мездриных-Ухватовых!
Увлекшись фамильным величием, Иван Андреич по пальцам перечислял все мездринские сокровища: в Крыму – виноградники, в Каспийском море – рыбные промыслы, в Сибири– золотые прииски, в степи – два соленых озера, в Олонецкой губернии – пятьдесят тысяч десятин леса, в Оренбургской губернии – целый заводский округ, и т. д., и т. д. Как ни мотали Мездрины-Ухватовы, как их ни обирали разные приспешники и опекуны, – фамильные богатства были неистощимы.
Собственно, семья Мездриных-Ухватовых как семья давно уже не существовала, именно с того момента, как кончился блестящий петербургский период Елены Анатольевны, и она, не желая переживать своей славы бывшей красавицы, навсегда переселилась в теплые края. При ней состоял тоже преданный старый слуга, Максим Алексеич, который, помимо всяких других дел, заведовал всеми семейными обязанностями, то есть в определенные дни годовых праздников, рождений и именин писал и отправлял детям от имени Елены Анатольевны стереотипные телеграммы.
– Ты знаешь, что нужно написать, и, пожалуйста, не беспокой меня этими глупостями, – сказала ему раз навсегда Елена Анатольевна. – Меня это расстраивает…
В свою очередь, Иван Андреич писал и отсылал телеграммы от имени своего молодого барина Елене Анатольевне. Читали эти телеграммы только-эти двое верных слуг, поддерживая священный огонь на семейном очаге. Иван Андреич называл телеграммы по-старинному – депешей.
II
Итак, накануне нового года Иван Андреич принял торжественный вид и приготовился вперед к целому ряду неприятностей. Молодой барин вернулся домой только утром и проспит до самого вечера. Иван Андреич принимал по делам в особой комнате, которую называл конторой. Лакей, известный под именем Гришки Отрепьева, знал, что будет происходить, и весело ухмылялся вперед, потому что и на его долю перепадало кое-что от дорогих гостей со счетами.
Первым явился услужающий татарин из загородного кабака.
– Куда прешь? – оборвал его Гришка Отрепьев.
– Мне бы Ивана Андрея…
– То-то вот: Ивана Андрея, – передразнил его Гришка Отрепьев. – Подождешь.
– Кто там? – спросил Иван Андреич, слышавший из коридора, как Гришка Отрепьев дерзит кому-то.
– Махмудка из «Пукета».
Дело Махмудки было очень несложное: не заплачено по трем счетам, взято на извозчика десять рублей, следовало получить за облитое красным вином платье цыганской певицы Евгеши, потом «уважение» прислуге к празднику – и только. Иван Андреич посмотрел счет, покачал головой и проговорил: