Раздумывая о правильной приманке для короля, Денис дошёл до сарая, взял нож, сделанный из ножовочного полотна, сел на ступеньку и принялся строгать рогатку. Делал он это без особого энтузиазма: непонятно было, где теперь доставать резину.
Из сада донеслись голоса:
– Я бы вообще беседку поставила. Представляешь: беседка, рядом прудик, цветы.
– Беседка – это не сложно.
– Думаешь? Прямо этим летом сделаем?
– А чего тянуть, если хочется?
Оба противно засмеялись. Тихие голоса различались с трудом, зато смех долетел до мальчика полным, насыщенным, и всё звучал и звучал вокруг, не желая пропадать.
– Что всё-таки это такое?
– Что? А, это папины эксперименты, какая-то проволока. Надо слазить на крышу, убрать. С другой стороны ещё одна.
Услышав это, Денис вскочил и побежал в сторону голосов.
– Это антенна! Нельзя её трогать, – мальчик, полный желания защитить то, что построил дедушка, посмотрел на взрослых. Мама, сразу изменившись в лице, но сохраняя прежнюю кошачью интонацию, схватила его за руку:
– Так, пойдём со мной.
Они поднялись в дом, захлопнулась входная дверь.
– Это что такое?! – мама выхватила нож из руки мальчика. Денис инстинктивно сжался, ожидая подзатыльника, но его не последовало.
– Я тебе сказала не играть с этим! Совсем с ума сошёл: бежит с ножом в руке!
– Это инструмент… – тихо ответил Денис. Голос мамы звучал сейчас сухо, опасно, и лучше было бы вовсе ничего не отвечать. Но взбучки Денис на этот раз сумел избежать: его спасло присутствие во дворе дяди Володи.
– Ещё раз увижу – пеняй на себя. Я пойду с дядей Вовой к нему на участок. Сиди дома. На улицу – только до туалета и обратно. Я буду следить!
Дверь, захлопываясь, прикусила занавеси и теперь никак не открывалась. Мама, шумно выдохнув, дёрнула её со всей силой, и Денис снова вжал голову и зажмурился. Дверь хлопнула, босоножки застучали по ступенькам, из сада снова донёсся ласковый голос:
– Всё в порядке, не обращай внимания. Пойдём?
Глава 2. Радиостанция
Дядя Володя купил соседний участок этой весной, ещё в марте, когда на дачах было безлюдно и полно снега. С тех пор его чёрная «Волга» появлялась здесь каждые выходные. В дом, построенный дедушкой, он тоже входил теперь, словно хозяин, и хозяйским взглядом всё рассматривал. Единственным местом, куда и мама, и дядя Вова заглядывать избегали, был чердак.
Денис схватился за аккуратно обмотанные жёлтой изолентой стальные перила, поднялся по крутой лестнице, перебрался через бортик люка. Чердак, убежище дедушки, а теперь – денискино. Небольшой верстачок у окна, выходящего в сад, стеллаж с инструментами. У дальнего окна, смотрящего на улицу, – широкий стол, уставленный приборами. Всё накрыто серой материей, всё как при дедушке.
Он умер прямо здесь, да, вот здесь.
Денис первым увидел дедушку, лежащего неподвижно на полу из морёных строганых досок. Попытался разбудить. Но дедушка не двигался, не дышал… После были долгие минуты ожидания. Приехали незнакомые люди. Они поднимались, спускались, и во всей этой суете не было места Денису: на чердак его не пускали. А ему нужно было туда: следить, чтобы никто не уронил, не задел начатых дедушкой новых вещей, чтобы всё было укрыто от пыли серой материей, так, как дедушка учил его.
Всё закончилось, стихло; прошли дни и недели. Денис, никого не спрашивая, лазил на чердак, когда ему хотелось. Он сам подметал пол, открывал окна утром и закрывал вечером. Мама иногда ругалась, но никогда не останавливала, и мальчик понял, что место наверху – особое: по какой-то причине власть мамы сюда не распространялась.
Новое лето – и снова он здесь. «Дедушка, это я» – произнёс он без звука, лишь немного шевеля губами. Пахло опилками, фанерой, олифой. Где-то на самом верху, над потолком, жужжала оса. Денис подошёл к верстаку, взял в руки детали катамарана, который он хотел закончить и испытать этим летом. Схема, найденная в одном из журналов, была простой и понятной ровно до момента установки мачты. Кроме того нужен был новый клей. «Кто же знал, что белый клей портится в мороз» – подумал Денис и вздохнул. Желание заниматься столяркой, похоже, в нём пропало, и это изменение пугало мальчика.
Столярка.
Так дедушка называл любую работу с деревом. Ещё он учил никогда не говорить «деревяшка», объясняя, что это будет неуважением к материалу: «Деревяшки – они вон, в печке. А у нас дерево!» И Денис любил столярку, любил гораздо больше непонятного ему электричества, хотя радиоделу дедушка его тоже учил (и, пожалуй, даже с большим усердием). Из дерева получались полезные предметы, которые помогали Денису сразу, здесь и сейчас: пистолетик, чтобы играть в войнушку, бумажный змей, кораблики, маленькая ветряная мельница и ещё тысяча мелочей. А радио – радио требовало времени, пугало тёмным бездонным озером знаний, в которое нужно было нырять, чтобы запоминать, запоминать, запоминать… Денис неуверенно посмотрел в другой конец чердака, на стол с аппаратурой. Сможет ли он всё включить, чтобы просто послушать? Если получится, то можно будет сказать маме, что антенна нужна ему для занятий физикой. Точно! Это ведь касается учёбы в школе – его шанс защитить дедушкины постройки от взрослых.
Мальчик в возбуждении подошёл к столу, аккуратно снял тряпичные чехлы, дотронулся рукой до гладкого металла, решёток радиаторов: холодные. Холодные, но не мёртвые. Он сел на стул и попытался вспомнить, как всё происходило в прошлом… Дедушка ставил рядом два стула, рассказывал про особый язык радиолюбителей. Он всегда проговаривал для Дениса каждое своё действие, всё объяснял, легко и интересно, иногда отвлекаясь на какую-нибудь забавную историю. «Всему нужно питание: нам с тобой – суп да каша, а приборам – ток!» – вспомнил мальчик, протягивая руку к коробке блока питания. Палец его уже прикоснулся было к белому переключателю, как вдруг он в испуге отдёрнул руку. «Сначала посмотри, что установлено верное напряжение. Вот у нас кнопка-ограничитель…»
Нажата.
Денис выдохнул. «Столярка проще: там нет такого страха» – подумал он, ожидая, когда смелость вновь соберётся внутри в единый шар.
Щёлкнула кнопка питания, стрелка вольтметра качнулась вправо и замерла точно на красной отметке. Теперь включить радиостанцию; подождать несколько минут, чтобы она прогрелась… Из динамика донёсся шум эфира. Денис прибавил громкость, наслаждаясь знакомыми звуками: они будто бы переносили его назад во времени. Некоторое время он просто сидел с закрытыми глазами и слушал мягкий, ласковый шум. Затем слегка повернул большую бакелитовую ручку… Прибор реагировал на самое слабое его движение, шум плыл и переливался таинственными шелестами и всхлипываниями, щелчками, а иногда грозным гудением. Вот из его глубин донеслись неуверенные гудки – длинные, короткие… «Морзянка» – узнал Денис певучий шифр. Они с дедушкой только-только начали учить её; не было и речи о том, чтобы разобрать слова на слух. Мальчик помнил несколько букв: «лу-наа-ти-ки» для «л» (точка-тире-точка-точка), «доо-ми-ки» для «д» (тире-точка-точка), и иногда ему казалось, что он слышит знакомый знак3.
Денис положил левую руку на стол, лёг на неё подбородком и медленно вращал толстую ручку настройки. Светящиеся зелёным цифры бежали вперёд, быстрее всего две последние: семь, восемь, девять, снова ноль – слева при этом прибавлялась единица. Ему снова и снова попадалась морзянка, один раз очень чистая и отчётливая, так что захотелось подтянуть к себе ключ и тоже что-нибудь отстучать, неважно что – лишь бы ответили. А голосов всё не было. «Неужели теперь все только ключами говорят?» – взгрустнулось Денису, как бывает это в другой стране или среди людей, языка которых ты не знаешь.
Голосовые станции, как им и полагается, ждали впереди, но Денис, из-за накативших на него воспоминаний и чужой пока что морзянки, потерял всякое настроение и решил выключить станцию: «Что толку, если не понимаешь? Надо выучить – тогда уже слушать». Он крутанул ручку вперёд, динамик быстро защёлкал, и вдруг сквозь шум послышался голос. Мальчик осторожно повёл ручкой назад, снова вперёд, ловя волну, но голос исчез. «Всё-таки разговаривают!» – обрадовался Денис и продолжил путешествие. Снова голос: «…радио, пятёрка, игрек, Дмитрий, Николай…» Дедушка объяснял, что это особая азбука, чтобы легче было разобрать сквозь шум отдельные буквы: Анна – «А», Борис – «Б»… «А ведь это живой человек! Я могу поговорить с ним: вот он, микрофон, стоит только нажать кнопку передачи…» – Денис оставил волну, на которой мягкий пожилой голос снова и снова диктовал одинаковые слова, и двинулся вперёд. Когда зелёные цифры на табло показали ровно четырнадцать – триста, из-за сетки динамика донёсся неожиданно юный голос:
– Всем, всем, всем, здесь Ульяна, Дмитрий, Василий, Харитон… Я Лука́, «Равенск», приём…
Денис уставился на коробку динамика, словно пытаясь заглянуть с его помощью за сотни, а может быть тысячи километров. Голос пропал среди помех, и Денис схватил ручку, чтобы скорее вернуться на волну. Он вдруг вспомнил о плавной подстройке. Да, вот она, подписана буквами «НП». Волна вернулась, снова донеслись слова:
– …Харитон, Я Лука, «Равенск», кто-нибудь слышит? Кто-нибудь меня слышит?
Рука Дениса потянулась к микрофону. В голове его ещё шло сражение со стаей сомнений, опасений, в то время как большой палец уже нащупал кнопку, к которой был он привычен с детства (дедушка позволял ему играть с микрофоном, разумеется, не подключённым):
– Я Денис, я Денис… – неуверенно произнёс он и отпустил кнопку.
– Повторите! Повторите!
– Я Денис, Д-Е-Н-И-С, – проговорил он по буквам, жалея, что не знает алфавитных слов.
– Какой у вас позывной? Приём.
– Я не знаю. Это станция дедушки, а я ещё в школе учусь, – прямо ответил Денис, опасаясь, что незнакомец не станет теперь с ним разговаривать.
– В школе? Погоди, ты из кружка? Приём.
– Нет, просто. Я на даче, – Денис старательно проговорил слова, быстро отпустил кнопку, затем спохватился, нажал и добавил:
– Приём.
В эфире ненадолго повисло молчание. Затем что-то громко щёлкнуло.
– Меня зовут Лука́, я юнга с «Равенска», с корабля… Приём.
Голос смешивался с помехами, было трудно разобрать слова.
– С корабля? Сколько тебе лет?
– Тринадцать; единица, тройка, приём.
Денис замер, сжав микрофон: тринадцать – какой это класс? Седьмой? Он уже юнга на корабле, ещё и радист! Разве такое бывает? Видимо, бывает. Внутри него к пульсирующему буйству интереса попытался примешаться чёрный комок зависти, но Денис тотчас прогнал его прочь: друзьям не завидуют, а он хотел дружить, отчаянно хотел. Но что теперь говорить? Между ними пропасть: разве будет ему интересно слушать, например, про медведок?
Из динамика раздалось жужжание, такое громкое, что Денис подался назад.
– …той частоте, приём, – донеслось до него.
– Не понял, повтори! – крикнул он в микрофон, но ответа не последовало: оператор с позывным «UDWH»4 из эфира пропал.
Минуту мальчик сидел и слушал пустой шум, собираясь с мыслями. Денис был так погружен в звуки, доносившиеся из динамика радиостанции, что близкий к нему мир будто онемел и стал беззвучным. Теперь мир снова проснулся. Вдалеке залаяла собака и тотчас её прервал звон циркулярной пилы, режущей твёрдую древесину. «Денис! Денис!» – кто-то звал его по имени. Мама! Мальчик отщёлкнул питание и побежал к люку.
Внизу, у лестницы, стояли мама и дядя Вова. Сверху было видно, что макушка у Страуса почти лысая. Выставив перед собой раскрытые ладони, он тряс головой и шептал: «Маш, я не полезу; не проси даже». Мама увидела голову Дениса, показавшуюся в прямоугольнике люка:
– Денис! Сколько можно тебя звать?!
Мальчик отвёл взгляд, не зная, как ответить: вроде бы он не сделал ничего плохого, разве что не сразу подошёл…
– Я уже волноваться начала, – произнесла мама наигранным, неестественным голосом. – Ладно, слезай. Будем ужинать.
«Ужин? Ведь недавно обедали…» – удивился Денис, переставляя ноги по высоким ступенькам. Он сразу почувствовал прохладу: к вечеру чердак нагревался и всю ночь не остывал, но здесь, внизу, струилась в дом вечерняя свежесть. Свет снаружи был уже мягким, тёплого оттенка – вечер. «Да ну, не мог я так долго сидеть» – Денис вышел на крыльцо. Солнце, порозовев, висело над макушками высоких берёз, которые росли за пожарной канавой; оттуда доносилось воронье карканье.
После ужина Денис сбегал к ловушке и положил туда разрезанный пополам «Цитрон»: он эти конфеты (точнее, их жирную светлую начинку) терпеть не мог, но вкус и запах у них были сильные – то что надо для приманки. Хотелось снова сесть за передатчик, снова найти ту частоту, где повстречал он Луку – четырнадцать-триста… Артём как-то хвастался, что сидит иногда с книжкой всю ночь. «Вот бы тоже так, тоже иметь столько свободы. А ещё лучше стать юнгой, как Лука!» – думал Денис, закрывая на чердаке окна и ещё раз проверяя, что везде выключено электричество. С мыслями о том, что в городе надо будет первым делом отправиться в библиотеку и поискать книги про море, он слез вниз, допил компот и собирался идти чистить зубы, но от раковины, стоявшей возле сарая, доносились шум воды, стук кастрюль и смех мамы и Страуса.
Когда-то это был его участок, его и дедушки. А теперь приходится выгадывать, рассчитывать, чтобы не столкнуться на узкой дорожке с этим странным чужим человеком. И от мамы, случись что, никто не защитит. Поведение мамы теперь вовсе нельзя было предсказать: в присутствии дяди Вовы она становилась будто бы мягче, ласковее. Получалось, что надо благодарить именно его, но такие мысли противоречили решению Дениса: Страус был признан врагом, вторгшимся в замок, который построил дедушка и который Денис защищал. Рассказывая про тот или другой инструмент, дедушка обычно добавлял: «Вырастешь – сам продолжишь здесь всё. Ты – мои руки, как я пока – твои». Лёжа в кровати, мальчик посмотрел на свои ладони. Похожи ли они на руки дедушки, когда ему было столько же лет, как ему сейчас? Каким был дедушка в юности? Он ничего не рассказывал о тех временах…
Денис дотянулся до наушников, лежавших на высокой тумбочке у кровати, включил радиоприёмник. Эх! На это радио не поймать слабые далёкие станции, не услышать волну, на которой, быть может, ждёт его сейчас тот юнга. Юнга… Сильное слово, морское… Денис, не глядя на шкалу, настроился на программу новостей. Чистый, практически без помех, бархатный голос с тревогой зачитывал в эфир сообщение: «…потеряна связь. Продолжается поисковая операция. В поисках задействовано свыше ста единиц техники. Сухогруз «Равенск», порт приписки «Владивосток», перевозил промышленное оборудование. Команда судна…»