– Ты не понимаешь этого, а значит не веришь и делаешь вывод, что бога нет, а я вот не пойму как это так, вот камень в космосе летает и опля, на камне живая материя, опля она уже понимает что-то и о себе, и вокруг. Это кто же щелкает пальцами показывая такие фокусы. Сами собой даже вещи попроще не происходят, а тут жизнь вдохнуть и законы задать по которым эта жизнь течет. И понять, и объяснить это ни кто не может. А это есть. Было и есть. Не замечать нельзя и понять нельзя. Остается верить в него, кто это делает.

– Что-то плохо он это делает.

– Тебе надо с моим дядей поговорить он лучше меня все это скажет. Только я так думаю, что не все бог видит, а ждет и от нас, чтобы мы его закон чтили и не нарушали. Свобода воли, какая ни какая есть.

– Свобода? Так почему садист, какой-нибудь не наказывается сразу богом, он же нарушает его закон самым мерзким способом, а бог ждет чтобы его поймали и люди наказали. Вот, например девочку маленькую в городе изнасиловали и убили, а тот, кто это сделал и в церкви был хоть раз или мимо проходил. Так что ж не сошел со старой иконы ни кто и не поразил его молнией. Бог же знал, что эта мразь в своей жизни задумает и исполнит. Он что, на его стороне был, что ли раз знал и не помешал?

– Будет суд. Будет страшный суд и на этом суде за все ответит каждый. И девочка в рай попадет, а этот зверь в аду вечно будет гореть.

– И ты в это веришь?

– Верю, и иначе не может быть. И встанет бог на колени перед этой девочкой и возьмет за руку и введет на небо.

– И ты в это веришь?

– Верю.

Говорившие замолчали, а майор с удивлением и любопытством ждал продолжения их спора, такого редкого, которого ни разу не слышал, а только читал о них, таких спорах, давно, когда-то. Трамвай бросило в сторону и старичок снова вылетел из кресла, а удержавшись встал, поправляя пачканную куртку и сделал к говорившим шаг.

– Да, да правы вы. И суд будет, и девочка та в рай попадет, и зверь этот в аду гореть будет. Все так. Только я думаю, что на колени бог встанет перед другим человеком. И этого человека ни вы, ни я, и ни кто не знает. Ни герой он и не известный человек. Только сделал он самое трудное и большое, что мог в своей жизни. – Майор смотрел прямо в лицо стоящего рядом старика, и те двое за спиной молчали, и то же было понятно, что смотрят они в старое лицо, и нет улыбки в глазах их.

– И кому же поклонится он – спроси тот, кто не верил в бога и был сегодня в церкви первый раз.

– Поклонится он тому, кто победил в себе зверя, поборол чудовище, хотя терзало оно его и требовало зверства. Как он поборол, не нам судить только благодарен будет бог ему и встанет перед ним на колени. И будет тогда…

– Тут трамвай остановился и двери открылись. Старик посмотрел за темные окна, и виновато улыбнувшись, быстро перехватив перила, не уверенной походкой выбрался из трамвая.

Следующее утро было обычным и не интересным.

– Ну, что, опять убийство? –Кувшинов только сел за стол, а лейтенант уже стоял перед ним довольно улыбаясь.

–Тут все просто. И на место преступления выезжать не надо. – Лейтенант положил на стол перед Павлом Дмитричем новую папку и в доказательство своих слов просто открыл её. Фотографии были сделаны при плохом освещении, и растерзанное тело ни сразу можно было отличить на сером фоне стены.

– Подвал?

– Да, гаража.

– У него что, ноги отрезаны?

– По колено. Отрублены, а потом перевязаны аккуратно.

– Зачем? Кто сообщил? Как нашли.

– Соседский парнишка услышал стоны и сказал отцу. Они вызвали полицию

– И что хозяин гаража задержан или скрылся.

– Нет. Ждал дома.

– Пьяный?

– Нет.

– Что, признался? – Кувшинов рассматривал с отвращением фотографии

– Да головой мотнул, что его подвал, а так молчит.