Покалеченная весна

Глава 3

Полуторка неслась к полевому госпиталю, гудя и подпрыгивая на ухабах. В кузове находились Кириллов и Егорка.

– Ничего, Пётр Григорьевич, сейчас прибудем, подлатают вас, всё будет хорошо. А как его комбат? «Пройдёмте со мной, товарищ политрук». Видать насуёт ему по самую пазуху, – Егорка нервно рассмеялся, – конечно, насуёт. Наш может. Помните, как он языка кулаком контузил? Еле откачали. А нечего убегать если сдался. Да. Мужик, что надо. Лишь бы этого гада не покалечил, а то замучают потом особисты. Нет. Комбат человек умный, не станет себя подставлять себя из-за сволочи. Но трендюлей вставит. Пётр Григорьевич, вы не умирайте только, не далеко уже.

Голова разведчика лежала на руках сына полка. Непонятно кого Егор хотел успокоить своими разговорами, себя или Кириллова, скорее всего, себя. Пётр периодически возвращался в сознание и урывками слышал слова своего крестника. То реальность, то видения. Яркие, будто в живую. Вот перед глазами Егор, а вот уже детство. Едет в деревню к бабушке, знакомится с местными пацанами, даже подраться пришлось. Вот девчонка соседская вяжется за ним постоянно. Мальчишки дразнят «жених и невеста». Прогонять её пытался. Идёт линей ловить, а она снова за ним. Бабушка поругала. Говорит, чтобы не обижал Шурку. В жёны её пророчит. Какие жёны? Петру пятнадцать, а она сопля десятилетняя. Но говорят, что он скоро сам за ней бегать буду. Не верится что-то. Подъехали. Госпиталь. Санитары суетятся. Зря, наверное, уже двигаться не может. Снова темнота. Очнулся. Рядом стоит дядя Миша, бабушка, братья Дубовы, Николай Савостин, ещё сослуживцы погибшие. Он умер, наверное. Вот девушка врач. Глаза у неё как у той девчонки из детства. Плачет. Постой. Это и есть она, только повзрослела. Умер, точно умер, но почему она среди них?

– Шурка, иди отсюда, не надо тебе с нами. Ты жить должна. Уходи, говорю тебе, зараза. Снова темнота.

Кириллов проснулся от луча солнца, который бил ему в глаза через дырку в палатке. Огляделся. Рядом сидит та самая девчонка, в белом халате и чепчике. Искорки в лисьих глазах, такие же как в детстве.

– Бельчонок, Шурка, – произнёс Пётр с радостным удивлением и попытался встать, – значит, не привиделась.

– Шурка, Шурка. Не вставай, балбес.

– Сильно меня ранило?

– Нет, слава Богу. Просто резкая, значительная кровопотеря. Вот и отрубился. Через пару дней на ноги встанешь. Валяйся пока. Работы много, потом поговорим.

– Хорошо. Шурка, как я рад тебя видеть, – Пётр по-детски улыбался.

– Я тоже, – девушка залилась румянцем и поправила непослушный локон, – наболтаемся.

Кириллов откинулся на подушку и провожал подружку глазами.

– Вот это девушка получилась, – подумал Пётр, – права была бабушка. Так и хочется следом побежать.

Вошла санитарка. Женщина в годах, но шустрая. Быстро пробежалась по палатке, кому подушку поправит, кому одеяло.

– Здравствуйте, – обратился к ней разведчик, – как зовут вас?

– Баба Марья называй.

– Баба Марья, давно Шурка у вас служит?

– Кому Шурка, а кому Александра Архиповна.

– Ого!

– Вот тебе и ого, – передразнила его женщина, – сам академик Егоров учил. Не в университетах, а прямо тут, в полях. Заметил её старание и учил. Хороший специалист получился. И тебя вон, она лечила. Сама ревёт и оперирует. Любовь у вас была что ли?

– Нет. Рыбачили вместе.

– У тебя нет, а у неё, видать, да. Не просто же так она убивалась, когда тебя при смерти привезли?

– Не знаю.

– Не знает он, – баба Марья с укором посмотрела на Петра, – а я знаю. Нехрен башку свою дурную под пули за зря совать, когда тебя такой человек любит.

– Так, расстреляли меня, – округлил глаза Кирилов.

– Значит, веди себя так, чтобы больше не расстреливали. Война кончится, кто будет в стране жить?

– Понял. Сделаем.

Кириллов задумался о чём то и улыбался. Детство всплывало в памяти. Как же хорошо было тогда.

Вечером пришла Александра.

– Ну, что, болезный, выздоравливаешь?

– Куда я денусь? Как на собаке… Рука у тебя лёгкая. Только слабость и рука правая плохо слушается, а, в общем, всё в норме.

– Через пару дней бегать будешь. Ты большой, кровь быстро восстановится и смоешься к себе обратно.

– Ну, смоюсь это понятно. Можно я тебя навещать буду?

– Можно. Забегай иногда, – Шура мельком посмотрела в глаза друга детства, но снова залилась румянцем и отвела взгляд.

– Александра Архиповна, ты меня стесняешься, что ли?

– Да ну тебя.

– А раньше не стеснялась. За линями вместе ходили. Ещё с пацанами дралась, когда они нас женихом и невестой дразнили, – Пётр рассмеялся.

– Давно было. Даже не верится, что когда-то без войны жили. Долгая она какая-то.

– Ничего. Сейчас вломим фашистам и будем союз восстанавливать.

– Восстановим. Быстрей бы их прогнать.

– Всё хорошо будет.

Долго разговаривали. Александра иногда отлучалась, но снова возвращалась. Смеялись вспоминая детство и грустили, когда речь заходила о войне и погибших. Уже ночью разошлись. Пётр до утра не мог уснуть, думая о Шуре.

– Вот это деваха! Глаз не оторвать.

Утром артиллерия красной армии начала массированный обстрел квадрата со спрятанной немецкой техникой.

В госпитале всполошились. Стали готовить места для раненых. Возвращать в свои подразделения тех, кто уже на ногах, наступление дело серьёзное. Пётр с трудом нашёл Александру.

– Архиповна, как же со мной? Я ведь не тяжёлый?

– Не тяжёлый. Когда начнут раненые прибывать, мы тебя отпустим.

– Понятно. Вечером придёшь? Поговорим.

– Приду. Ты сейчас, чем можешь, бабе Марье помоги. Убегалась она совсем, постарайся только правую руку меньше тревожить, – тяжело вздохнув, сказала Шура.

– Конечно, помогу. До вечера.

Весь день Кириллов посильно помогал санитарам. Иногда останавливался и всматривался в ту сторону, где шёл бой.

– Жарко там сейчас, – сказал он нахмурившись.

Подошла баба Марья.

– Жарко, жарко. Ты слова мои не забывай, аккуратней будь. Не расстраивай хорошую девушку.

– Сам теперь помирать не хочу.

К концу дня стали прибывать первые раненые. Началась беготня и скорая работа. Пётр выбрал момент, когда Шура ненадолго освободится, отвёл её в сторону.

– Будешь ждать меня?

Александра подняла на него взгляд и нежно поцеловала, обняв за шею.

– Буду. Только ты побереги себя, пожалуйста. Может тебя оставить пока в госпитале?

– Хотелось бы, но не надо. Я свой батальон ещё сутки догонять буду, да и там, я думаю, сразу на амбразуру не бросят. Буду группы готовить.

– Хорошо. Ты переночуй хотя бы, а утром с нашим грузовиком поедешь. Я побегу, работы много.

Рано утром, Кириллов сел в кузов санитарной полуторки и та понесла его в сторону фронта. На запад. Не хитрый, но надёжный грузовичок, пару раз чуть на брюхо не сел, но так же, как и наши войска, упорно и настойчиво двигался к своей цели. По пути встретили колонну с военнопленными.

– Шнелер, собаки сутулые, – кричал им водитель, чуть не по пояс, высовываясь в окошко, – как мы вас? Теперь до самого океана погоним.

– Погоним, погоним, – Пётр удручённо улыбнулся, – обязательно погоним.

Проезжали мимо того места, где располагался батальон. Егоркина берёза на месте. Дальше через бывшую линию фронта. Деревня, куда был последний выход, почти не пострадала. Хозяйственный блок с кухней немцы бросили, там дымили котлами уже наши повара. Но дальше были последствия массированного артобстрела.

Страшное, местами ещё дымившееся, месиво из земли, корней, разбитых в щепки стволов вековых деревьев, искорёженного металла и фрагментов разлагающихся трупов. Артиллерия отлично сделала свою работу, научились. Противоречивое чувство на душе. Хорошо, что перебили всех, но жутковатый холодок по спине от такого количества смертей. С другой стороны не мы их так они нас.

– Кесарю кесарево, – крикнул Пётр.

– Чего? – не расслышал водитель.

– Хорошо, говорю, артиллеристы поработали.

– Это да. Золото, а не хлопцы. Давно бы так.

Подъехали к группе солдат. Санинструктор выбежал на дорогу.

– Из госпиталя?

– Да. Куда подъехать?

– Тут стой. Мы сейчас погрузимся.

Кириллов спрыгнул, Помог раненым взобраться в кузов и пошёл дальше. Вдалеке ухали одиночные залпы орудий.

– Стой, кто идёт?

– Здорова, леший. Снова не признал?

– Пётр Григорьевич? Вроде расстреляли тебя на днях.

– Ну, видишь, не дострелили. Почти здоровый уже. Рука, только плохо работает, но расшевелю постепенно. Проводишь меня?

– Не удачный из меня провожатый, – усмехнулся боец.

Пётр подошёл ближе.

– Наоборот. Живой ведь остался. Рассказывай, как вы тут без меня живёте, можете?

– Сносно. Видал, какой бросок вперёд сделали? Снова окопались. Видать немного передохнём.

– Много народу полегло?

– Да есть чуток. Тут другая беда. Снайпер, падла, завёлся. Щёлкает как белок. Каждый день по несколько человек ложит. Политрука помнишь? Его первого снял.

– Как так? Он же из землянки не выходил, – удивился разведчик.

– А хрен его знает. У комбата спросишь. Он больше расскажет.

За разговорами дошли к штабной палатке.

– Свидимся ещё, леший.

– Давай. Не расстреливайся больше, – рассмеялся пехотинец.

– Постараюсь.

Кирилов подошёл к часовому.

– Комбат у себя?

– У себя. Проходите, товарищ старший лейтенант.

– Доложишь?

– Не надо. У нас порядки, маленько поменялись.

Кириллов вошёл внутрь.

– Разрешите, товарищ полковник?

– О как! Неожиданно. Быстро вернулся, я не ждал тебя, – Никонов встал из-за стола и подошёл к другу, – а с рукой что? Тебя, вроде, в грудь ранило.

– Ну да. Видать, нерв какой-то повредило. Скоро всё в порядке будет.

Александр Николаевич пристально посмотрел Петру в глаза и прищурившись спросил.

– Почему не долечился? Убежал из госпиталя?

– Нет. Не убежал. В связи с наступлением, там и без меня работы много. Почти все тяжёлые, а я на ногах. С подвязанной рукой, тоже можно пользу приносить. Только я не знаю пока, что с моим делом расстрельным. Госпитальное начальство тоже не в курсе.

– Нормально всё.

Никонов виновато опустил глаза, будто это он, а не бывший политрук дело состряпал.

– Разведданные подтвердились. Поторопился покойный Вохров.

Пётр понял, что ему неудобно об этом говорить и постарался переменить тему.

– Кстати, что тут у вас за напасть?

– Напасть. Точно. Снайпер немецкий нас сопровождает. Большой специалист, мать его, в своём деле. Лупит как на конвейере. Бьёт только в шею. Если бы на счёт работал, то куда попало стрелял бы, а этот будто марку держит. Больной, наверное. При наступлении почти взвод положил, сука.

– А вместо Вохрова кто?

– Войков Иван Алексеевич вернулся.

– Да ладно. Его же комиссовали по инвалидности, – удивился Кирилов.

– Комиссовали, хотели в тылу ему должность хорошую дать, по излечении. Он отказался. У него же нет теперь никого. В оккупацию его семью добрые люди фашистам сдали. Никого не пожалели, даже детей вместе с женой и родителями повесили. Вот и получается, что ни кола, ни двора, ни семьи. Только злость осталась. Он к нам на передовую просился, а тут я, с оказией, в дивизии. Вот и сложилось.

– Как же он с одной левой рукой воюет?

– Одной левой, – улыбнулся комбат, – выдали ему маузер с магазином на двадцать патронов и вперёд. В атаке косил на лево и на право.

– Сильный мужик.

– А Вохров по дурости своей погиб и крестника твоего, забрал.

– Как же? – у Петра подкатил ком к горлу.

– В тот день, когда тебя расстреливали, был у меня серьёзный разговор с ним, ну и сказал я ему о возможном переводе. Так он вместо того, чтобы спокойно уйти, шустро оформил Егора в штраф бат, за невыполнение приказа и лично взялся его конвоировать. По пути его снайпер и свалил.

– А Егор?

– Пацан, добрая душа, бросился ему помогать. Они первыми стали. Бойцы снайпера «ошейником» прозвали, за почерк.

– Разрешите в роту, товарищ полковник?

– Иди, воюй. Там, вместо тебя, исполняет обязанности лейтенант Чижов. Пусть командует до твоего полного выздоровления. Парень исполнительный. Будь для него старшим товарищем и поддержкой. Надо придумать, как этого специалиста падлючего ликвидировать. Помозгуйте там и мы со своей стороны тоже помыслим.

– Принято, сделаем.

Кириллов выскочил из палатки, чтобы не дать комбату видеть эмоции охватывающие душу.

– Бедный мой Егорка, – мелькнуло в голове, – как же так? Меня спас, а самого под пулю повели. Даже если бы не снайпер, то в штрафбате пацан необстрелянный долго не протянет.

Фронтовой разведчик плакал как мальчишка. Не от боли. Нет. Боли он в этой жизни видел много. От человеческой подлости. От отсутствия справедливости в этом диком мире, где из-за уязвлённого самолюбия, убивают не задумываясь. Слёзы не останавливались долго.

– Профессионал, говоришь? – крикнул Кирилов, – скоро встретимся, животное.

Пётр резко встал. Отряхнулся, поправил ремень. Отчаянье в его глазах, сменилось на холодную трезвость. Он огляделся. Не видел ли кто-нибудь минутной слабости битого вояки? Двинулся дальше.

– Служивый, – обратился Кирилов ко встречному бойцу, – где разведрота квартируется?

– Не далеко. Иди по накатанному, справой стороны увидишь.

– Здорова, бойцы!

Вся рота всполошилась и начались расспросы наперебой.

– Как вы?

– Быстро выздоравливаете?

– Снова к нам командиром?

– Рота, строится! – прозвучала резкая команда, – раскудахтались как квочки.

Перед Петром предстал лет двадцати, подтянутый, опрятный парень. Всё в нём говорило о том, что он отлично прошёл офицерские курсы и чётко знает устав.

– Вы, как я понимаю, Кирилов Пётр Григорьевич, бывший командир моей разведроты?

– Ошибаетесь, не бывший. Меня, от командования «моей ротой», – подчеркнул Пётр, – никто не отстранял. В данный момент нахожусь на излечении. А вы не представились.

– Младший лейтенант Андрей Фёдорович Чижов.

– И ещё, уважаемый Андрей Фёдорович, вы, всего лишь, временно исполняете мои обязанности. «Пока исполняете», – снова выделил свои слова Пётр.

– Виноват.

– Я хотел поговорить с вами с глазу на глаз.

– Хорошо. Пройдёмте в палатку. Не блиндаж, конечно, но нам был приказ, на долго не окапываться.

Чижов участливым жестом гостеприимного хозяина указал на походное жилище и оба прошли внутрь.

– Вольно, – скомандовал старшина.

Бойцы разошлись небольшими группами.

– Младший лейтенант чижик. Разрешите представиться, ваше благородие, – писклявым голосом изобразил «исполняющего обязанности» один из бойцов и тут же добавил, более грубым, – пока ещё командуете.

Раздался дружный смех.

– Нет, долго не продержится. Наш вернулся, а этого куда-нибудь переведут.

Начались пересуды и обсуждения.

– А ведёт себя как, видали? Маршал, не меньше. Сразу видать, пороху не нюхал и в окопах месяцами не жил. Отглаженный, выбритый. Как на парад. У меня знакомая одна, чтоб подмышки не потели, волосы там выдёргивала. Вот банку тушёнки ставлю, что он тоже щипает.

Другой добавил.

– Пинцетом.

Бойцы хохотали вповалку. Тем временем в палатке начался разговор двух командиров.

– Не с того мы начали. Давай заново знакомиться. Пётр, – Кирилов протянул ладонь для рукопожатия. Чижов ответил тем же.

– Андрей. Исполняю ваши обязанности.

– Я не для того вернулся, чтобы в грудь себя пяткой колотить и доказывать кто здесь хозяин. Меня к тебе приставили для консультаций в задачах, решение которых на курсах не преподают. Только с опытом всё узнаешь. А кто из нас будет ротным, а кто взводным комбат решит. Такая моя позиция. Одобряешь?

Чижов смущённо кивнул.

– Одобряю. Я то, вообще за дружеские отношения в подразделении, но в училище нам вбивали в голову, что это непозволительная роскошь.

– Наоборот. Это необходимость. Но панибратства не допускай. Держись с достоинством, как старший товарищ.

– Какой же старший? – младший лейтенант приподнял фуражку, – тут есть в два, а один даже в два с половиной раза старше меня.

– Дело не в календарном возрасте, – попытался объяснить Кириллов, – ты получил образование, и государство доверило тебе командование определённой группой людей. Дальше, с выслугой лет или повысив уровень знаний, ты сможешь управлять большим количеством личного состава. Но не забывай о том, что если не справишься, могут разжаловать.

– Выходит, забудь, чему тебя учили? – смущённо улыбаясь, спросил «исполняющий обязанности».

– Ни в коем случае. Научись, адаптировать свои теоретические знания, под данные обстоятельства.

– Смогу ли?

– Сможешь. Формулу с одним неизвестным решишь?

– Ну конечно.

– На войне вместо цифр, головы фашистов вставляй, – посоветовал Пётр, – научишься ещё.

– Постараюсь.

– Сейчас серьёзный вопрос. Что думаешь о снайпере, который житья не даёт?

– Профессионал своего дела. Имеет личный почерк. Сам хитёр и может предугадывать хитрость противника. Мы его много раз подловить на чучело пытались, чтобы выяснить, где залёг. Пустое дело. Бьёт только живых и только в шею, перебивая позвонки. Причём хоть с боку, хоть спереди, хоть сзади – всегда труп. Работает слёту. Ни разу не промахнулся и не ранил. Снайпера, обычно, не возвращаются на место старой лёжки, этот может. Не предскажешь.

Кириллов задумался.

– Трезво рассуждаешь, правильно. Реально оцениваешь противника, без пренебрежения. Были среди нас вояки, которые собирались третий рейх шапками закидать, так и не помнит уже никто, где их закопали. Ладно. Пойдём с бойцами посоветуемся. Остались среди них ещё опытные вояки.

– Рота, строиться! – менее властно, чем раньше, распорядился Чижов. Пётр вышел на середину поляны.

– Здравствуйте бойцы!

– Здравия желаем, товарищ… – в разнобой, неуклюже отозвались разведчики.

– Отставить! Что за стадо гусей? Почему позорите меня перед новым командиром? Ещё раз! Здравствуйте бойцы!

– Здравия желаем, товарищ старший лейтенант! – чётко, зычно и слажено пронеслось эхом громогласное приветствие.

– Вот это по-нашему. Хлопцы, что делать будем с «ошейником»? Неужели эта падаль фашистская безнаказанным останется? Я уверен, мысли имеются. Давайте без устава, только по очереди, высказывайте предложения.

– Пётр Григорьевич, да как его взять то? Артиллерией весь квадрат накрыть, откуда он сработает. Пробовали уже по – разному. Даже миномётом долбили. Живучий падла. Дым развеется, пыль сядет, он снова оттуда человека уложил. Потом из другого места. Заговорённый будто.

– Может он не один? – поинтересовался Чижов.

– Вряд ли. Даже близнецы с такой точностью друг другу подражать не смогут. Один он, – добавил опытный старшина, – его охотник взять сможет. Такой же одержимый. А толпой, даже слаженными действиями, бесполезно, индивидуальная хитрость и опыт.

– Артиллерию нам никто не даст, – Кириллов медленно пошёл вдоль строя, задумавшись и опустив голову, – ещё мнения есть?

– Товарищ командир, спеца вызывать надо.

– Ещё, какие особенности у него? Вспоминайте, вспоминайте.

– За ним особо не понаблюдаешь.

– Работает по расписанию. Если обед или, как на заводе, смена закончилась, то смело гулять можно.

– На этом спасибо. Аккуратист, значит. Андрей Фёдорович, пройдёмся. Командуй старшина. Кирилов и Чижов отошли чуть в сторону и подводили итог общего совещания.

– Что скажешь?

– А что тут скажешь? Не всему на курсах учат, это точно. Нам не преподавали, как снайперов на голову больных выслеживать.

– Давай попробуем имеющиеся у нас данные ввести в задачу и поискать решение. Что нам дано?

– Фашист, – с пренебрежением и лёгкой долей отвращения выпалил Андрей.

– Возможно, но не факт. Может быть, человек просто убивать любит или это нужно ему для достижения, каких либо целей.

– Пётр Григорьевич, я, конечно, уважаю опыт, но с чего вы взяли, что он какой – то особенный? Просто хороший солдат.

– Видишь ли, солдат, даже если он хороший и опытный, не делает из убийства ритуал. У этого же, свои правила. Тебе это сейчас целая рота разведки подтвердила. Уникум с прибамбасом. Кем он может быть по профессии или образу жизни?

– Ну, это уж зачем? – удивился Чижов.

– От этого сильно зависит поведение человека. Алкаша можно бутылкой приманить, вора деньгами, а ходока от прекрасного пола арканом не оттянешь, – улыбнулся Пётр, – думай, думай, Андрей Фёдорович.

– Хорошо стреляет и в лесу ориентируется. Егерь, наверное, в заказнике работал, а может вообще баба разведёнка. Надо у немцев спросить, может она и в другую сторону стреляет. В нашем общежитии комендантша такая была. Дай ей пулемёт, она всё мужское племя изведёт.

– Юмор, это хорошо. Но давай серьёзно. Дело, прямо скажем жизни и смерти.

– Не знаю, – развёл руками Чижов.

– Скорее всего, он дюже благородных кровей. Есть среди них такие люди, кто вообще не ценит жизнь тех, кого считает ниже себя по происхождению. К тому же часто, от безделья, охотой развлекаются.

– И, что мы имеем?

Пётр присел на бревно и стал подводить итог размышлениям.

– А имеем мы человека с завышенной самооценкой, честолюбивого, азартного, который развлекается охотой на наших солдат. Остальные выводы, пока ничем подтвердить не могу, поэтому не беру их к рассмотрению. Значит, если он увидит достойного противника, то обязательно захочет с ним посоревноваться, а мы в это время, нашему спецу поможем. Всё верно бойцы подсказывают.

– Думаете получиться? – сомневаясь спросил Андрей.

– Получится. Увлечётся состязанием и бдительность потеряет, вот тут мы его за холку и прихватим. Ну, всё. Я к комбату. Снайпера хорошего нам надо.

Кирилов влетел в штабную палатку, в ней находились комбат и политрук.

– Товарищ полковник, мы придумали как «ошейника» отловить.

– Поздоровайся сначала, – остановил его Никонов – Иван Алексеевич тебя давно не видел. Соскучился по твоим выходкам, наверное.

– Виноват. Здравия желаю, товарищи офицеры.

Войков улыбнулся.

– Пётр Григорьевич, ты на него внимания не обращай. Это он бурчит, по-стариковски, а на счет соскучился, он прав. Иди, хоть гляну на тебя.

Иван Алексеевич подошёл к Кириллову.

– Вот ты какой, невинно расстрелянный. Тебя тоже время не щадит? Вески уже седые, а тебе и тридцати нет.

Политрук обнял Петра единственной рукой, затем отстранился и хлопнул его по плечу.

– Орёл. Рассказывай, что там у тебя?

– Мы тут посовещались и сделали некоторые выводы.

– Глянь ка, – перебил его комбат, – посовещались и сделали выводы. Мыслители прямо.

Никонов многозначительно поднял указательный палец вверх. Было видно, что он, впервые за долгое время, находится в хорошем расположении духа.

– Ну, хватит тебе. Дай послушать разведку.

– Дело такое. Нужно снайпера хорошего к нам прикомандировать и пока у них с «ошейником» будет, что-то вроде поединка, мы эту гниду фашистскую уничтожим.

– Гениально!!! – с преувеличенным саркастическим восторгом воскликнул Никонов.

– Что не так? – удивился Кирилов.

– А у нас голова только для того чтобы фуражку носить? Этот вывод уже давно назрел. Выписали уже спеца. К полудню прибудет. Тоже, как и ты от Сталинграда воюет. Готовь своих бойцов к быстрому броску, ловить будем. Но если возникнет, хоть малое сомнение в возможности захвата, стрелять на месте как бешеную собаку. Приказ из дивизии. Понял?

– Так точно. Надо перед началом операции действия скоординировать, пообщаться.

– Это обязательно. Ступай. Занимайся, – распорядился Александр Николаевич.

Пётр вышел. В палатке остались комбат и политрук.

– Хороший парень, – задумчиво сказал Войков.

– Хороший. Чуть по глупости раньше времени к предкам не отправили. Представляешь. Вохров его даже добить хотел.

– О покойных, конечно, плохо не говорят, но такие, как он и делают из советской власти монстра. Хрен ты потом докажешь, что жёсткость в решениях обусловлена серьёзностью положения в которое попала наша страна. Ну, ничего. Победим и стройку грандиозную начнём.

– Как думаешь, Иван, вот кончится эта, самая страшная в истории война, сколько мы потом в мире жить будем?

– Думаю, не сколько. Когда начнётся новое размежевание Европы, мы увидим истинное лицо союзников. Капиталисты не простят нам победы в этой войне.

– Ну не может быть всё так плохо, – комбат не хотел верить в худшее.

– На открытое нападение никто не решится. Будет другое противостояние. Политики и пропаганда будут вести эту лживую войну, а в ней мужество и самоотверженность великого советского народа не помогут. Поэтому, надо готовить специалистов, другой направленности или хана нам. Сами всё развалим, без чьей либо помощи.

– Ужасы, какие-то, рассказываешь.

– Никогда в истории западные страны не воспринимали нашу страну как друга, – продолжил Войков, – только как союзника в решении военных вопросов. На чьей стороне Россия, те и побеждают. Как кончился передел, всё, мы геополитические соперники. Всегда так было и будет. Надо быть готовым ко всему и держать ключи от казны подальше от заграничных друзей. Обворуют и не спросят, как зовут. Они не виноваты, просто такие уродились. Безопасность нашего государства состоит из трёх главных факторов: эффективная внешняя разведка, сильная армия и патриоты в политике. По-другому, победы не видать. Мир людей, самое страшное, что создала природа. Ну ладно. Давай сначала победим, а потом разберёмся. Чай есть?

– Есть. Даже с сахаром.

К штабной палатке подъехал «Виллис», из него вышел человек с винтовкой и обратился к часовому.

– Земляк, мне бы начальство ваше. Доложи, что снайпер из дивизии приехал.

Вышли комбат с политруком.

– Добрался?

– Так точно. Сержант Ерохин, прибыл в ваше распоряжение.

– Отлично, – поправляя ремень, сказал Никонов, – сейчас тебя отведут к командиру разведроты, Кириллову Петру Григорьевичу. С ним всё согласуете, разработаете порядок взаимодействия при ликвидации снайпера. Там, какие-то хитрости навыдумывали. В общем, вы специалисты в этом плане, друг друга поймёте. Часовой, сопроводите товарища. Давайте, хлопцы, не подведите.

Ерохин и часовой выдвинулись к разведчикам. Снайпер начал расспросы.

– Рассказывай, в общих чертах, что тут у вас.

– Завелась паскуда одна. Солдат как цыплят щёлкает. Голову нельзя поднять на передовой, а до самого тыла окопы не сделаешь. Только вылез, а он слёту, хлоп и трендец.

– Ясно.

– Вот и разведчики. Тот лейтенант и есть Пётр Григорьевич.

Прибывший спец подошёл к Кириллову.

– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант. Сержант Ерохин, прибыл для совместных действий.

– Здорова. Давай без устава. Как тебя?

– Сергей.

– А по батюшке?

– Ильич.

– Сергей Ильич, сейчас я обрисую тебе наше бедственное положение, присядем.

Разведчик присел на ствол поваленного дерева, достал из планшета карту и разложил её на коленке.

– Вот смотри, здесь и здесь наши позиции. Оттуда работает снайпер. Определённого порядка нет. Может даже два раза из одного места сработать. Наша задача завязать с ним игру, вроде дуэли. Есть мнение, что он увлечётся и потеряет бдительность. Твоя личная задача, снять или вывести его из себя. Ясно?

– Ясно. Разрешите обстановку осмотреть, так сказать, воочию. На карте всего не увидишь. Ночью займу позицию. Надо выставить нескольких наблюдателей, чтобы весь участок по секторам был под контролем. Пусть следят за изменениями ландшафта. Обо всём пусть сразу докладывают. Перехитрим.

– Добро. Иди, осматривай, только осторожно.

Ерохин ушёл, а Кириллов остался, снова смотрел в карту, что-то прикидывал, записывал в блокнот. Не прошло и пятнадцати минут, как к нему подбежал боец.

– Товарищ старший лейтенант, снайпера вашего убили.

– Как убили? Где?

– Он из окопа в окоп перепрыгивал, а «ошейник» его сразу застрелил.

– Показывай. Бегом.

Пётр побежал за бойцом, оба, не останавливаясь, запрыгнули за бруствер. Сержант лежал на спине в глубине окопа с раскрытыми глазами. Шея была прострелена.

Кириллов выхватил из рук бойца пулемёт и стал поливать в сторону противника свинцом и жёстким матом пока «дегтярёв» не раскалился и заклинил.

Разведчик отбросил в сторону дымившееся оружие и сказал со злостью: – Я тебя сам возьму, – перешёл на крик, – жди меня, сука!!!

Развернулся и пошёл в штаб.

– Нет больше Ерохина, – выпалил Пётр, войдя в штабную палатку.

Никонов обмер.

– Как нет?

– А вот так. Уже труп. «Ошейник» будто ждал его.

Комбат встал с табурета и вышел из-за стола.

– Он не первый день на войне. Не мог же он сразу голову под пулю подставить?

– Получается смог. Товарищ комбат, разрешите я его лично выловить попробую.

– Не знаю. У тебя рука ещё плохо работает. Сможешь?

– Очень постараюсь. Этого упыря толпой не возьмёшь. Надо одному зайти с тыла и выследить. По-другому, никак.

– Да. Скоро дальше надо двигаться, а эта паскуда голову не даст поднять.

– Вот и я говорю…

Александр Николаевич задумался на минуту, посмотрел на Кириллова.

– У тебя тридцать шесть часов. Потом возвращайся, даже если ничего не успеешь. Артиллеристы будут месить от души. Не надо, чтобы тебя свои же накрыли.

– Принято. Разрешите идти готовиться?

– Иди, но послезавтра, перед рассветом, ты должен мне докладывать, стоя прямо передо мной, вот здесь. Это приказ. Ясно? – Комбат стукнул кулаком по столу.

– Так точно.

– Всё. С Богом.

Кириллов вернулся к месту расположения своей роты и встретил Чижова.

– Что там, Пётр Григорьевич, правда, убили снайпера прикомандированного?

– Правда.

– Что теперь делать думаете?

– Сам пойду, – хмуро ответил Пётр и стал осматривать маскхалат.

– Я не сомневаюсь, что вы справитесь, но вот так, один на один с немецким асом… Может, не стоит?

– Если не получится, то рота точно твоя будет.

– Не нужна мне должность такой ценой. Я откажусь, если комбат позволит.

Кирилов пристально посмотрел на сослуживца и положил ему руку на плечо.

– Не переживай. Прорвёмся. Хороший ты человек, Чижик.

– Это меня бойцы так называют?

– Не обижайся. Я поначалу, Кирюшкой был. Только через год до Петра Григорьевича дослужился. У тебя всё впереди. Старайся. Веди бойцов. У них должна быть уверенность, что ты знаешь выход из любой ситуации.

– Смогу ли? – засомневался молодой лейтенант.

– Сможешь. Задатки есть. Ну, всё. Мне собираться надо и отдохнуть. Ночью выдвигаюсь. Что взять? Карабин или автомат?

– Карабин, в такой ситуации удобней будет.

– Правильно, всё решит один точный выстрел.

Пётр расстелил плащпалатку и стал разбирать оружие.

– Сейчас мы его, до блеска…

Разведчик собирался как в последний бой. Всё старался предусмотреть. Из провизии только вода. Сутки без еды, не проблема. Главное – не тащить лишнего. Только оружие, патроны и пару гранат. Лоскутный маскхалат одел сразу. Тесёмки завязаны. Всё. Спать.

Ночь.

Обычный марш-бросок по пересечённой местности? Раз плюнуть, даже с полной выкладкой, но ситуация другая. Линия фронта. Отдельно стоящие кусты и небольшие островки деревьев, бурьян, пригорок на пригорке. В каждой точке, может, кто-то, быть. Прошёл крюк в пятнадцать километров в тыл, затаился. Скоро рассвет. Просто ходить и искать, невыход. Придётся ждать выстрела. Затем быстро в точку и действовать по обстановке. Сейчас можно вполглаза вздремнуть. Предстоит тяжёлый день.