Покалеченная весна

Спустя несколько дней, после возвращения Александры домой и получения серого типографского бланка «похоронки», в дверь её дома постучали. Отец сидел на скамье возле печи и ремонтировал хомут.

– Кто там такой стеснительный? Заходи.

Шура подошла к двери и открыла её.

– Проходите.

В дом вошёл мужчина в пальто и папкой в руках.

– Яшка? – угадала гостя девушка.

– Не Яшка, а Яков Васильевич, – поправил её отец, – однокашник твой теперь большое, районное, партийное начальство. Что привело к нам такого высокого гостя? – с наигранным почтением и поклоном поинтересовался глава дома.

Гость снял шапку, стесняясь, не отходя от порога ответил.

– Здравствуй, дядя Архип. Хватит тебе уже издеваться. Я по делу, к дочери вашей, – прошёл в комнату и положил документы на стол, – здравствуй, Шура, я по твою душу явился. Конечно, тебе самой надо было прийти, но я захотел и родителей навестить и тебя увидеть.

Яков развязал тесёмки на папке с крупной надписью «дело»

– Ты ведь в плену была?

– Довелось, – ответила Александра, присаживаясь напротив гостя за стол, – так ведь разобрались, что я не по доброй воле туда пошла. Три месяца разбирались.

– Это понятно, – замявшись, продолжил партийный работник, – всё равно ты у нас на учёте состоять будешь.

– Как неблагонадёжная, – вмешался в разговор глава дома, – или как потенциальный шпион?

– Дядя Архип, снова ты преувеличиваешь. Просто порядок, как установлено сверху, так и ведём документооборот, но это не самое важное, о чём я хотел поговорить.

Гость встал из-за стола, неуверенно пригладил растрёпанные волосы и начал официальным тоном.

– Шура, давно известно моё отношение к тебе. Со школы ещё хожу как телок привязанный. У меня всё хорошо. Сейчас служу в районном отделении партии, а через неделю переводят в область. Это я к чему?

– Действительно, – заметил Архип, – ты свататься пришёл?

– Так точно. Через неделю уезжаю в Сталинград, но если Александра Архиповна согласится, то останусь в районе. По партийной линии мне повышения не дадут после того как я женюсь на бывшей военнопленной, но это не важно. В общем, через неделю жду ответ.

– С ума сошёл, – удивилась девушка.

– Не сошёл, ты подумай хорошо, пожалуйста. Судьба решается твоя и моя. Сейчас не отвечай, – Яков снова сел за стол, – так, с этим разобрались. Давай документы заполним. Фамилия, имя, отчество, число, месяц, год рождения я знаю.

Александра ошарашено смотрела на родителей, которые радовались такому повороту.

Неделя пролетела как один день. К дому Александры подъехал «газик», посигналил, глава семейства выглянул в окно и окликнул дочь.

– Иди, жених твой приехал. Может, передумаешь, пока не поздно?

Мать подхватила его слова.

– Правда, подумай хорошо. Ведь сейчас мужики на перечёт, а этот вон ладный, в начальниках и сохнет по тебе давно.

Александра не задумываясь, ответила.

– Нет, мама, не будет толку. Как я могу с ним жить, если всё время про Петю думать буду?

– Так, значит так, – отрезал отец.

Яков вошёл в дом.

– Здравствуйте. Шура, я за ответом.

Александра подошла к нему почти в плотную и взяла за руку.

– Прости, не поеду я никуда. Не могу я мужа своего несостоявшегося забыть. Ты, если правда относишься ко мне как говоришь, то должен понять.

– Так ведь нет его в живых.

– Ну и что? Сердцу ведь не прикажешь, нельзя вот так просто выкинуть всё из души, прости ещё раз.

– Как скажешь, – «жених» надел шапку, – проводишь?

– Конечно, пойдём.

Они вышли на крыльцо, Александра застыла в оцепенении. За забором, держась рукой за плетень, стоял Пётр. Заметив своего соперника, Яков подошёл к нему, подав рукой знак водителю, чтобы тот заводил мотор.

– Приехал, значит?

– Приехал.

– Что в тебе есть такого, что она даже мёртвого ждала?

– Это не во мне, это в ней, – ответил Кириллов и чуть хромая подошёл к Шуре, – здравствуй, родная.

Она стояла бледная, как статуя.

– Здравствуй, почему не написал, что живой или телеграмму с одним словом хотя бы?

Тот замялся.

– Сомневался, нужен ли я тебе побитый.

Девушка переменилась в лице.

– Сомневался? – сдёрнула с верёвки рушник и начала хлестать его, одновременно ругаясь, – сомневался? Да я выжила в этих казематах проклятущих, только потому, что в каждом сне видела как наши с тобой дети бегают на ту же речку, что и мы.

Затем смяла полотенце и кинула Петру в лицо.

– Иди отсюда, чтобы глаза мои тебя не видели, – забежала в дом, громко хлопнув дверью.

Мать всполошилась.

– Шура, что случилось?

– Мама, он не знал, нужен или не нужен, – кричала девушка, – представляешь?

Затем упала на кровать и зарыдала, выплёскивая со слезами обиду и боль.

– Отец, иди, посмотри, что там? – попросила женщина.

Хозяин дома вышел на порог и увидел Кириллова.

– Явился? Почему сразу не сообщил, что похоронку зря прислали?

– Я не знал, ехать или нет. Буду ей обузой.

– Ну, хромаешь чуток, – удивился Архип, – остальное всё на месте.

– Контужен, одно ухо не слышит и посечённый весь осколками.

– Ну, ты и осёл, набить тебе рожу надо, по-хорошему. Ты сейчас куда? Разговора то у вас не получится, сам понимаешь.

– В бабушкин дом пойду. Квартиру в Сталинграде разбомбили, это теперь мой единственный угол, тем более Шура здесь.

– Ладно, иди, вечером пошепчетесь, – подытожил Архип и вернулся в дом.

Шура, увидев отца, вытерла слёзы и спросила шёпотом.

– Пап, где он, ушёл?

– Куда он денется? Будет, как и раньше, в соседях жить. Ты успокойся сначала, потом всё решите. Он на хромой ноге далеко не убежит, – отец попытался шуткой разрядить обстановку.

Девушка снова упала на кровать и зарыдала.

– Язык без костей, – с укором высказалась мама, – сейчас скалкой огрею. Видишь, дитё и так слезами заливается, а тут ты ещё, шалопутный.

Кириллов подошёл к дому, где прошло его детство. Во дворе по колено сухая трава, некоторых построек из-за бурьяна совсем не видно. Он поочерёдно открыл ставни, все стёкла в рамах целы. Отошёл чуть в сторону и осмотрел хату издалека. На крыше, крытой осокой, кое-где, торчала проросшая летом трава и воробьиные гнёзда одно на одном. Радовало то, что брёвна под окнами не сгнили, а значит всё можно поправить, было бы время.

Замок заменяла высохшая веточка, судя по её виду, уже не первый год. Крыльцо, конечно, в плачевном состоянии, ступени сгнили, одна из досок сразу подломилась, как только новый хозяин ступил на неё. Пётр прошёл внутрь, всё на своих местах, зеркало занавешено простынью, наверное, ещё с бабушкиных похорон. Ничего не тронуто, будто время остановилось в доме, только порядочный слой пыли и паутина по углам, подчёркивали, что в доме никто не жил.

Кириллов положил вещмешок на стол. Надо обживаться, печь затопить, воды принести, а потом и поужинать можно. В кладовке нашёл стеклянную бутыль с керосином, заправил и зажёг лампу. Дом оживал, через час уже трещали дрова в печи и начинал закипать отмытый чайник. С дымоходом повозился, пока не прогрелась вся кладка, тяга никак не хотела появляться. Дым заполнил весь дом, пришлось проветривать, зато весь затхлый воздух сменился на свежий, более живой. Ужиная привезёнными с собой консервами, Пётр задумался о том, что хорошо бы в баньку, но за её отсутствием, придётся мыться в доме, прямо возле печи.

Отыскав в чулане тазик в котором бабушка мыла Петра в детстве он поставил его на табурет, налил тёплой воды и раздевшись по пояс, стал умываться. В это время, на пороге кто-то не громко вскрикнул споткнувшись. Открылась дверь, в дом вошла Шура, остановилась и молча смотрела на Кириллова.

– Поможешь, – обратился он к девушке, – до спины не дотянусь, а ополоснуться надо.

Затем наклонился над тазом, опустив в него локти, чтобы вода не разбрызгивалась. Александра подошла, взяла ковшик и стала поливать водой, осторожно прикасаясь к расписанной шрамами спине. Когда Пётр выпрямился, она обтёрла его полотенцем, обняла, прижалась к нему щекой и сказала шёпотом.

– Какой же ты у меня глупый.

Пётр с Александрой сидели за столом и строили планы на будущее.

– Я когда в Сталинград заезжал, мне предлагали в милиции остаться.

– Что ж не согласился?

Кириллов сделал удивлённые глаза.

– Ты ведь здесь и дом мой здесь. Направление взял в районное отделение, завтра надо ехать, нечего тянуть. За одно, решить надо со свадьбой, где и как.

Шура улыбнулась.

– Поезжай. Ты ещё свататься не приходил, жених.

– Хочешь, прямо сейчас к родителям твоим пойдём?

– Обязательно, вернёшься и сходим. Ладно, домой надо идти, – сказала девушка и кокетливо добавила, – мама заругает.

На следующий день, Кириллов, как и планировал, выехал в район на попутном, колхозном грузовике. Александра пришла чтобы «организовать уют» в их будущем общем доме. Ближе к полудню кто-то вошёл во двор, девушка вышла на порог и немного испугалась гостя, который увидев её, что-то быстро спрятал в карман ватника. У него было обезображенное лицо.

– Здравствуйте, а Кириллов Пётр Григорьевич здесь проживает?

– Здесь, только его нет сейчас, к вечеру только вернётся, а вы знакомый или родственник?

– Сослуживец, рядом воевали.

Шура улыбнулась.

– Я вас тоже где-то видела. Разрешите мне ваше лицо рассмотреть, – она подошла ближе, – ну да, это я вас оперировала. Вон и шовчик мой, старалась как можно аккуратней сделать, да где там. В полевых условиях, можно сказать, на коленке, травмы, скажу я вам, не шуточные. Было опасение, что совсем не выживете, а вы вон какой, огурцом и можно сказать в здравии.

Посетитель опешил, взгляд его выражал какие-то сомнения.

– Так это вы меня спасли?

– Так точно. Я Александра Архиповна, бывший военный хирург.

– А кем вы Кириллову приходитесь?

– Надеюсь, наконец-то, будущая жена. Вы заходите, вместе его дождёмся.

– Нет, нет. Вы передайте, чтобы он сам ко мне приехал. По субботам ко мне на заимку дежурная машина приезжает, как раз завтра будет. Я здесь недалеко, в лесничестве устроился, – сказав это, гость поспешил уйти и остановившись добавил, – да, так будет лучше. Только пусть обязательно приедет, у меня для него хорошие новости.

– А зовут вас как?

– Пусть для него сюрприз будет, уверяю, он очень обрадуется нашей встрече.

Бережной Артём Дмитриевич уходил в смятении. Изначально он хотел сразу уничтожить всех, кто будет рядом, но обстоятельства внесли свои коррективы. Сам Пётр отсутствовал и эта девушка, она же спасла его, вытащила с того света. Пусть живёт, Гюнтер фон Майер умеет отдавать долги. Одного Кириллова будет достаточно. Приедет к однополчанину, пойдёт погулять в лес и не вернётся. Это даже лучше.

Пётр добрался до районного отделения милиции и протянул дежурному сопроводительное письмо. Тот прочитал его, попросил присесть в приёмной и ожидать вызова. Через десять минут вышел молодой сержант.

– Кто здесь Кириллов? Пройдите в пятнадцатый кабинет, вас примут.

Обстановка внутри казённого помещения не отличалась своей оригинальностью. Шкаф с документами, массивный сейф, несколько столов расположенных буквой «Т» и неизменный портрет вождя за спиной у начальника, занимавшего данную комнату.

– Здравствуйте, здравствуйте, проходите, присаживайтесь. Разрешите представиться, – с гостеприимством приветствовал Петра начальник районного отдела, – Сергей Викторович, руковожу здесь. Давно нам пополнение требуется. Сейчас война к концу и фронтовики пополнят наши ряды. Как вам у нас, просьбы имеются?

– Нормально, а просьбы какие могут быть?

– С жильём помочь, например, доппаёк или ещё что-то по хозяйственной части.

– Пока не надо, всё есть. Хотелось узнать, подойду я вам или нет, ведь у меня по здоровью недостатки имеются, хромаю и одно ухо не слышит.

– Поверьте, Пётр Григорьевич, с таким послужным списком как у вас, можно даже совсем без ноги приносить пользу обществу. Бегать у нас есть кому, а вот грамотных по части дознания, маловато.

Пётр немного успокоился.

– Этого было предостаточно.

– Значит подходите. Семейное положение ваше разрешите узнать?

– Пока холост, но собираюсь жениться.

– На ком, если не секрет.

– Бондаренко Александра Архиповна, военврачом служила, сейчас комиссована.

– Постойте, Бондаренко, кажется, недавно слышал. Это не та, которую из немецкого концлагеря освободили?

– Она самая, – ответил Кириллов.

Сергей Викторович встал из-за стола и стал прохаживаться по кабинету.

– Дело, конечно, ваше, – начал из далека чиновник, – но я советую вам ещё раз подумать. Понимаете, вам хорошо бы вступить в партию, а жена из бывших военнопленных, мягко сказать, будет тормозить продвижение по карьерной лестнице. Как бы точнее выразится? Не заслуживает доверия.

– Вы о чём? – раздражённо спросил бывший разведчик, – это она не заслуживает доверия? Нам прощения надо просить у всех кто попал в плен и на оккупированную территорию, за то, что допустили фашиста до самой Волги. За то, что вовремя не задумались, о самой возможности нападения и людям пришлось пережить все эти ужасы, а многим не пришлось. Закопали их сразу или сожгли задушенных в газовых камерах. Думать надо, прежде чем делать выводы. Не сработаемся, – Кириллов встал и вышел из кабинета.

Пётр ехал домой с тяжёлым сердцем. Говорить или нет, почему отказался от службы в милиции? Нет, не надо ей знать, не прошёл по здоровью и всё. Шура встречала у порога.

– Здравствуйте, товарищ милиционер, кто вы у нас теперь по званию, капитан или майор?

– Никто. Не взяли меня, там полностью здоровые нужны, а я у тебя подранок.

– Им же хуже, без работы не останешься. Тяжело, конечно, сразу в хозяйство.

– Прорвёмся родная, – ободрял Кириллов свою будущую жену, – если научился любой бронетехникой управлять, то с простым трактором справлюсь. Как думаешь?

– Конечно, ты у меня ещё бригадиром станешь. Пётр Григорьевич, лучший комбриг района, – улыбнулась девушка, – к тебе сослуживец приходил, чуть не забыла.

– А кто?

– Не назвался, сказал, пусть сюрприз будет. Он тоже комиссован по ранению, между прочим, я его оперировала. Сейчас в лесхозе работает, завтра можешь его навестить.

– Вот и замечательно, – обрадовался Пётр, – можно и в егеря пойти. В лесу ориентируюсь, стреляю не плохо, буду зверьё прикармливать, – подмигнул он Александре.

Утром начались сборы в гости к однополчанину.

– Шура, у отца есть настойка какая нибудь? Неудобно с пустыми руками ехать.

– Есть, я уже взяла «кедровочку», с тобой поеду.

– Может не надо? Трястись в кузове, не самое приятное.

– Ничего, развеюсь заодно, – ответила девушка, – посидим, вспомним товарищей. Ведь плохое уходит, только добрые воспоминания остаются, а у меня до сих пор перед глазами бараки и дымящиеся трубы концлагеря. Вот сейчас рассказываю, а во рту появился вкус костного пепла, который там был повсюду. Я думала, он не смоется с меня никогда.

Подошла ближе к будущему мужу и хитро взглянула ему в глаза.

– Или ты удумал чего?

Кириллов рассмеялся, поняв, к чему она клонит.

– Ревность, это хорошо, – обнял девушку, – неужели ты думаешь, что после всего пережитого вместе, мои глаза в другую сторону посмотрят? Я всю жизнь тебя ждал, дурында ты моя.

Путь по лесу в кузове незабвенной полуторки оказался не таким утомительным, как предполагалось.

Накатила ностальгия, по фронтовым дорогам, ведущим кого на смерть, а кого к победе. Главным отличием этого грузовичка являлись отсутствие в бортах отверстий от пуль и постоянно катающихся по кузову стреляных гильз. Но бензином от него разило так-же и водитель в промасленном почти насквозь ватнике, хоть в миру, хоть на войне, всегда имел при себе сокровенные слова, которые были обращены к нашим колдобинам.

Шура зажмурилась и чуть заметно улыбалась. Она была счастлива.

– Эй, попутчики, – крикнул водитель, – прибыли.

Они подъехали к небольшому бревёнчатому домику, не далеко от которого находились отдельно стоящие дощатые хозяйственные постройки и стога с сеном, заготовленные для животных. Дом чем-то напоминал сказочную избушку, коренастую, с большой соломенной крышей.

Пётр помог водителю выгрузить несколько ящиков с провизией и занести их в дом.

– Где этот старый пират, – шутливо спросил шофёр, неизвестно у кого, – постоянно шатается как привидение, не найдёшь.

На столе стоял чайник, который испускал через носик тонкую струйку пара. Кириллов потрогал его.

– Он рядом где-то, чай только что заваренный, не остыл ещё.

Рядом лежал тетрадный лист, на котором химическим карандашом было написано.

«Извините за то, что не встретил. Возникли неотложные дела, через пару часов буду. Пожалуйста, угощайтесь чаем, очень вкусный».

– Какие у него дела могут быть, – возмутился водитель, – без году неделя на работе, а всех уже задолбал. Не по-человечески у него всё, по полочкам, аккуратно, будто в музее раньше начальником был. Не буду его ждать, мне ещё на две точки заехать надо. А чай у него действительно хороший, я и не знал, что у нас такие травы растут.

Мужчина ушёл попрощавшись, а Шура с Петром остались ждать хозяина заимки.

– Может, правда чайку попьём, пока не остыл, согреемся?

Разлили в алюминиевые кружки душистый напиток, дом лесничего наполнился ароматом уюта и тепла. Кириллов вдохнул запах.

– Смотри-ка, хороший травник наш однополчанин. Я не припоминаю таких.

– А я хорошо его помню, – сказала девушка грея ладони о тёплую кружку, – случай был очень тяжёлый, голову по кусочкам собирали. Как живой и в трезвом уме остался, удивительно.

Шура прислонилась спиной к стене.

– Что-то сморило меня от тепла. Прямо в сон клонит.

Пётр и сам был в таком состоянии и не понимал, что с ним происходит. Усталость во всём теле и желание хоть на минутку закрыть глаза. Он посмотрел на Александру, она уже спала облокотившись на стол. За спиной кто-то спросил.

– Как чаёк, ароматный?

Кириллов обернулся и как дежавю, перед глазами торец приклада, искры в глазах и беспамятство.

Александра очнулась в сарае с дворовой утварью. Вокруг были аккуратно разложены инструменты необходимые для жизни в деревне. Она встала, попробовала открыть дверь, заперто. С улицы доносился раздражённый мужской голос, девушка посмотрела в щель между досками наружу и испугалась увиденного. Пётр лежал на земле, руки в локтях и на запястьях были туго стянуты верёвкой за спиной. Ноги тоже связаны и подтянуты к рукам, во рту кляп. Перед ним ходил одноглазый человек с изуродованным лицом и искренне ликовал.

– Ну, что, узнал меня? Вижу, узнал, попробуй теперь развязаться, фокусник.

После этого нанёс несколько ударов ногой и продолжил говорить.

– Извини, мой облик и манеры немного изменились после нашей последней встречи. Я вытащил тебя сюда, чтобы казнить за то, что ты со мной сделал. Лишил жизни, имени. Знаешь кто я теперь? Артёмка-пират, – последние слова он прокричал со злостью, – скажи, зачем ты её сюда взял? Я хотел подарить ей жизнь, ведь она меня с того света вытащила. Но теперь всё, судьба, как говорится. На лёгкую смерть не надейся. Я сейчас удавлю её на твоих глазах и положу рядом. Знай, только ты виноват в её смерти, посмотрим, сколько выдержит сердце. Как думаешь, справлюсь?

С этими словами он направился к сараю. Пётр кричал, кричал что есть силы, казалось, вены в голове лопнут от напряжения, но через тугой кляп раздавалось лишь мычание.

Палач открыл дверь, раздался крик Шуры, но не жалобный, молящий, а злой и решительный.

– На, сука! – Гюнтер фон Майер дёрнулся и попятился назад. В его грудь были воткнуты вилы, за черенок которых держалась Александра. Она шла вслед за ним, не давая их вытащить.

– Я больше подыхать не собираюсь.

С этими словами она ещё с большей силой толкнула вперёд своё оружие. Зубья вошли полностью и прижали пальцы потомка правящих домов Германии к груди. Тот упал на спину и больше не двигался.

Девушка бросилась к Петру, вытащила кляп и стала развязывать. Он откашлялся.

– Шура, посмотри, он может быть живой?

– Не живой, – ответила она, – врач, как и любое лекарство, может не только лечить.

Кириллов встал на ноги и увидел человека приближающегося к ним по дороге.

– Не волнуйтесь, Пётр Григорьевич, свои.

Мужчина достал из кармана удостоверение «СМЕРШ» и показал его. С разных сторон на поляну вышли два бойца в лоскутных маскхалатах и снайперскими винтовками на плече. Незнакомец обратился к ним.

– Поедите следующей машиной и этого не забудьте, – указал на труп барона, затем обратился к Кириллову.

– Разрешите вас подвезти?

– Кто вы?

– Там всё поймёте.

Подъехала легковая машина, Пётр и Шура сели в неё, водитель неспешно поехал по дороге. Девушку бил озноб, ей протянули карманную фляжку.

– Выпейте, не бойтесь, хороший коньяк помогает преодолеть душевные потрясения. Вам двоим, предписано явиться в Москву, вот сюда.

Кириллову показали блокнот с записанным адресом.

– Запомнили?

– Да.

Затем подали толстый конверт.

– Здесь удостоверения личности, проездные документы и командировочные. На проходной вас встретят и сопроводят куда надо. А вот и поворот к деревне, пойдёте по этой дороге. К сожалению дальше довезти не можем.

Выходя из машины, Пётр спросил.

– А эта сволочь как же?

– Его нет и никогда не было, а Бережной Артём Дмитриевич погиб на фронте. До свидания.

Эпилог

Кириллов с Александрой стояли перед зданием с огромными, тяжёлыми дверями, куда им предписано было явиться. Пройдя внутрь, протянули документы стоявшему у двери сержанту. Тот внимательно их осмотрел и взял в руки трубку висевшего на стене внутреннего телефона.

– Сопровождающего на проходную.

Подошёл солдат.

– Пройдёмте, вас ждут.

Шли по широкому, светлому коридору, от шагов по мраморному полу, раздавалось эхо. Обстановка строгая, ничего лишнего, но мебель дорогая, отличного качества. Солдат открыл дверь под номером семнадцать, стал рядом с ней, приложил руку к козырьку и не шевельнулся, пока посетители не вошли внутрь. Перед высоким арочным окном, прикрытым плотными шторами, которые к низу были стянуты тесёмками, стоял мужчина, заложив руки за спину. Обернулся к гостям и произнёс, с лёгким немецким акцентом.

– Здравствуйте, я же говорил, что мы встретимся.

Это был освобождённый Петром в городе Люблин «важный язык», только одет по-другому. Теперь на нём был костюм «тройка» явно шитый лично для него.

– Я вижу, вы немного озадачены, – продолжил тот, – позвольте я всё объясню, потом зададите мне вопросы и примите для себя важное решение в жизни. Присаживайтесь.

– Здравствуйте, Фриц. Буду благодарен за информацию, последние события не укладываются в голове.

– Называйте меня Шульц, без отчества и звания. Вы стали невольными участниками большой игры, но это позволило охарактеризовать ваши личности. По долгу службы пришлось столкнутся с Гюнтером фон Майером. Он был адептом одной организации, которая не распространяется о своей деятельности. Этим занимается ведомство, в котором я служу, вы должны помнить её направленность.

– Да уж, – согласился Пётр.

– Так вот. Благодаря Александре Архиповне и её золотым рукам, он остался жив. После выписки из госпиталя стал активно искать связи с фашистским подпольем и с вами. Это заинтересовало СМЕРШ. Было установлено наблюдение, подбрасывали информацию о вашем местоположении, чтобы выяснить, есть ли связь. Не скрою, подозревали в измене. Всё должно было выясниться при личной встрече, где Александра Архиповна поставила жирную точку в жизни одного из самых влиятельных людей Европы, тем самым сняв все подозрения.

– А если бы он не стал устраивать весь этот цирк, а просто шлёпнул бы нас? – спросил Кириллов.

– Нет, это исключено. Он в любом случае должен был объясниться. Слишком долго ждал. Теперь вопрос, вы готовы ещё послужить родине?

– Война ведь заканчивается, – изумилась девушка.

– Ошибаетесь, она только начинается. Это будет война разведок и идеологий.

Пётр и Шура переглянулись.

– Что думаешь, родная?

– Вдвоём? Согласна.

– Вот и хорошо, – подвёл итог Шульц, – у нас впереди много работы.