– Привет, Беки, как поживаешь?
Очнулась, вздрогнула, но сказать ничего не успела, потому что о нас уже
вспомнили. Гляжу, страдалец с больной челюстью на меня надвигается, а в руках доска, гвоздями утыканная, и в глазах жажда мщения легко читается. Ну нет, я умирать в столь юные годы не собираюсь. Выхватил револьвер и ему в харю дуло направил:
– Прямо в глаз. Стой, где стоишь, а то башку разнесу к чёртовой матери!
Он встал как вкопанный, а второй посмотрел внимательно и говорит:
– Так он газовый. Ты что, этой игрушкой нас запугать решил?
– Игрушка, да? Ну, если вам не страшно, тогда получайте.
Свободной рукой Ребекке рот и нос прикрыл и выстрелил. «Газовики» вообще грохают здорово, а тут ещё в ограниченном пространстве. Так что он бабахнул так, что в ушах зазвенело. Ох, не повезло мужику! Чуть раньше я ему зубы покалечил, а теперь ещё в щёку металлический шарик залетел, наверное, насквозняк. Он доску выронил, за щеку схватился, и на пару с дружком своим скорее из комнаты ломанулся.
А я схватил Ребекку в охапку и к окну свежего воздуха глотнуть. Только здесь свою руку от её лица оторвал. Она сразу всей грудью задышала. А грудь-то какая, мамочка моя! Но мой боевой порыв иссяк, боль вернулась, к тому же я ещё газика глотнул малость. Так что осел я медленно на пол и с трудом кислородом лёгкие наполняю. А ребята далеко не ушли, я их разговор за стенкой слышу. Они советуются:
– Добьём его?
– Мотаем отсюда, а то менты нагрянут.
И затопали вниз по лестнице. Тоже мне, смельчаки, ментов испугались. Так они сюда и заявятся, как же, жди. Эти ребята в лучшем случае где-нибудь на вокзале ходят со строгим видом. Есть, конечно, крутые ребята из спецназа, так они по крупным делам работают, а здесь подумаешь, стреляют, ерунда какая. А может, и не стреляют вовсе, а какой-нибудь баллон газовый грохнул. Нечего и беспокоиться. Как говорится, солдат спит, а служба идёт. Да и чего вмешиваться, пристрелят ещё.
Газ, наконец, рассеялся, боль почти прошла, а тут ещё Ребекка рядом на корточки присела с озабоченным видом, – совсем весело стало. За плечи меня взяла, внимательно в глаза заглядывает. Может, думает, что я умираю? Я руку поднял, волосы ей взъерошил, по щёчке погладил, а она внимания не обращает, всё так же на меня смотрит. Спустя некоторое время спросила:
– Ты в порядке?
Я чуть не рассмеялся. Вот так спросила! Будто сама не видела, что тут со мной выделывали.
– Вообще-то, бывали у меня деньки и получше, – отвечаю.
Она мою голову в свои руки взяла, вертит, крутит, ищет какую-нибудь страшную рану. Я на неё посмотрел – серьёзная такая, точно доктор медицины. И бесёнок, тот, который во мне сидит, говорит:
– Беки, если хочешь оказать медицинскую помощь, то знаешь, меня по другой голове ударили.
– Ой, а как же….? Да ну тебя, – рассердилась она, – не буду я тут с тобой нянчиться. Давай вставай и пошли!
– Хорошая мысль. Вот только посижу немного, и пойдём.
Сказал, и назад откинулся. Всё-таки до конца я ещё силы не восстановил, время нужно.
– Тебя сильно побили, да?
Надо же, проявила интерес. Хотел ответить, что ерунда, для крутого парня вроде царапины, но какой смысл красоваться, когда сижу, на полу скрючившись. Сказал, как есть:
– Да так, средне. Жить буду, но быстро бегать пока не смогу.
Присела рядышком, помолчала, а затем спросила:
– За что они меня, а?
– Сама должна знать.
– Нет, не знаю, – покачала она головой. Я встал на колени, взял её за плечи, пристально посмотрел ей в глаза:
– Послушай, Беки, если не хочешь говорить, то не надо, но зачем врать? Всё-таки твои проблемы и меня задели. Мне эти ребята всю квартиру разнесли, а за что, почему – не знаю. Нужно помочь – всегда пожалуйста, только не надо меня за придурка держать.
Она оскорбилась даже:
– Да ничего я не знаю, понятно? Я думала, что это у тебя с ними какие-то дела. Я тут всего несколько дней, откуда мне их знать?
– Значит, не знаешь?
– Нет!!!
– А зачем им тогда какая-то дискета нужна? Из нас двоих только ты с ними дело имеешь, а я в них вообще лопух.
– Не знаю, отстань!
И в сторону отодвинулась. Типа, ты меня обидел, и я разговаривать больше не хочу. Ну и я помолчу. Подумаешь, цаца какая! Сидим, молчим, друг на друга как мышь на крупу дуемся. От нечего делать достал револьвер, разрядил его, высыпал на ладонь пульки и разбросал их по полу. Вдруг действительно менты придут, а у меня мало того, что «пушка» незарегистрированная, так ещё и не по назначению использованная. Засунул револьвер обратно в кобуру, резко поднялся. И тут же согнулся. Ребекка вскочила, меня поддержала. Я её рукой отстранил. Ведь позор, честное слово. Девчонка ещё помогать мне будет, как слабаку какому-то.
– Тебя отвезти домой? – спросила она.
Вот это неплохая мысль. Приедем домой, я создам благоприятную обстановочку: ну там музыка помелодичнее, сумрачный свет сквозь задёрнутые шторы, рюмочка чего-нибудь – и дело в шляпе. От таких приятных мыслей у меня чуть слюнки не потекли. И я, естественно, согласился:
– Отвези.
А сам на неё смотрю с улыбочкой намекающей. Она выражение лица моего перехватила, взглянула исподлобья и строго предупредила:
– Только если обещаешь всякими глупостями не заниматься!
– То есть?
– Вот только не надо придуриваться. Ты прекрасно всё понял. Обещаешь? Или я не поеду.
Я вздохнул разочарованно, но, тем не менее согласился:
– Что с тобой поделаешь! Ладно уж, обещаю.
Она взяла меня за руку, и мы стали спускаться по лестнице. А ладошка у неё оказалась мягкая и тёплая. Так бы и шёл с ней часиков этак несколько. Вышли на улицу и стали ловить такси.
Попробуй, поймай. Всегда так: не надо, так косяками носятся, а потребовалось куда-нибудь съездить – ни за что не поймаешь. Наконец, какого-то «таксёра» остановили, сели, я назвал адрес. Он постоял немного, подождал, когда я о расценках спрошу, а я молчу. Всё равно у меня денег нет и расплачиваться придётся Ребекке. А та, сразу видно, что зарубежная гостья, ей и в голову не пришло, что в такси можно платить как-то иначе, чем по счётчику. Наверное, думает, что здесь чаевыми можно отделаться. Нет, милая, не на тех напала. Этот паренёк за каких-нибудь десять километров сдерёт столько, сколько какая-нибудь медсестра за неделю зарабатывает. Этим мальчикам палец в рот не клади – руку до плеча откусят.
Всю дорогу до моего дома ехали молча. Я на улицы и дома смотрю, глаза от солнца щурю. Когда чуть на тот свет не отправился, жизнь кажется такой прекрасной и замечательной.
Подъехали, стоим. Водитель сидит, молчит, я на Ребекку смотрю и молчу, она ждёт, когда я расплачусь, и тоже помалкивает. Все трое сидим и ни звука, как будто в рот воды набрали. И тут разыгралась короткая сценка из театра пантомимы. Ребекка на «водилу» показывает – плати, мол, а я руками развожу – денег нет. Она нахмурилась, бровки в одну линию свела и таксёру кивает – сколько? А тот лапу свою вверх поднимает, разжимает кулак и всю пятерню показывает – пять долларов, значит. И тут у Ребекки голос прорезался:
– Сколько?
Все питерские таксисты более-менее по-английски понимают, этот исключением не оказался, по-английски же и ответил:
– Пять «баксов».
Пришлось платить, бедняге. Деньги швырнула и пулей из машины выскочила. Я за ней. Подождала, когда такси отъехала, и набросилась на меня:
– Ты что, не мог деньги с собой захватить?
– Беки, не рычи. Если бы я замешкался, тебе те лихие ребята зубы выбили, или ещё чего-нибудь с тобой сотворили. Так что пять «баксов» за сохранность зубов – не такие уж это и деньги.
– Хорошо, – согласилась она, – я тебя довезла, а теперь пока, мне идти надо.
И уже уходить навострилась. Я её за руку цап – куда торопишься?
– А ко мне разве не зайдёшь раны перевязать?
– Какие ещё раны?
Я задрал на груди футболку и синяк показал. Кстати, а откуда он там взялся? Неужели не заметил, как меня по рёбрам саданули? Хорошенький же я был в тот момент.
– Уговорил. Пойдём, перевяжу, герой!
Между прочим, можно было и без иронии сказать. С двумя такими бугаями расправился, герой и есть, скажу без хвастовства.
По лестнице поднимаемся, и я ей говорю:
– Беки, ты прекрасна, когда сердишься.
– Только когда сержусь? – не без лукавства уточнила она.
– А я тебя другой почти не видел. Всё время ты на меня дуешься. Хотел бы я узнать, как ты выглядишь, когда…
– Когда что?
– Когда спишь.
Она тут же развернулась.
– Я дальше не пойду.
– Вот видишь, опять сердишься, а что я такого сказал? Вполне объяснимый интерес. Иди, чего встала?
Дошли до дверей квартиры, я достал ключи, поковырялся и открыл замок. Вошёл, встал у порога как швейцар, сделал рукой пригласительный жест:
– Прошу!
Она вошла, головой по сторонам вертит. А тут Санёк из кухни вываливает с куском булки в руках. Хоть мордаху в порядок привёл, и то неплохо. Ребекку увидел, так чуть куском своего батона не подавился. Глаза выпучил, смотрит на неё как на кинозвезду. Я на него кивнул небрежно, как на нечто незначительное и говорю:
– Знакомься, это мой брат Саша!
– Привет!
Братан прожевал, наконец, свою булку и ответил охрипшим от волнения голосом:
– Привет!!!
Я Ребекку мимо него провёл, усадил на диванчик, а сам к брату:
– Слушай, Саня, сделай одно важное дело, а!
– Какое?
– Свали отсюда куда-нибудь часа на два.
Тот насупился, уходить не хочет, видите ли. Самому с такими девчонками знакомиться надо, а теперь нечего старшему брату мешать. А так как он не проявил должного рвения, чтобы выполнить мою просьбу, я его пинками до двери проводил. Выпихнул его из квартиры, нашёл аптечку и вошёл в комнату с улыбкой до ушей – больной, называется. Достал с полки фотоаппарат «Полароид», навёл его на Ребекку. Она увидела, руки к волосам вскинула – причёску поправить хочет. В этой позе я её и сфотографировал. Подождал, когда фотокарточка вылезла – хорошо получилось.
– Хоть бы причесаться дал, – пробурчала она.
– А тебе растрёпой быть больше идёт.
Сел на кровать, рядом с собой по покрывалу шлёпаю – пересесть приглашаю. Ребекка пересела, взяла медикаменты и сразу приняла вид строгой докторши.
– Сними футболку, – приказала мне.
Я снял.
– Подними руки.
Я поднял.
Затем она несколько раз сложила бинт, смочила его спиртом и приложила к синяку. И стала метры бинта мне вокруг груди наматывать. И так это делала осторожно, нежно, я бы сказал, интимно. Старается вовсю, от усердия даже кончик языка высунула. Закончила, узелок завязала, махнула:
– Одевайся.
– Не оденусь.
Помолчали минутку. Я встал, выбрал кассету, вставил в магнитофон, включил – зазвучала плавная, медленная мелодия. Вплотную к Ребекке подсел, в глаза её беспомощные посмотрел и спросил:
– Чем займёмся?
Она сглотнула и ответила голосом немало взволнованным:
– Давай кофе попьём, хочешь?
– Хочу, – отвечаю, – но только не кофе.
– А что ты хочешь?
– В корне неправильный вопрос. Не что, а кого.
Она личико отвернула, как будто я её волнения не замечу, и проговорила:
– Я тебя не понимаю.
Не понимает она меня, как же! Я руками в стороны развёл:
– А чего тут понимать? Я тебя хочу, вот и всё.
В ответ жалкий лепет:
– Мы же договорились, что обойдёмся без глупостей.
Я возмутился:
– Какие же это глупости? Самое что ни на есть серьёзное дело. Только благодаря ему человечество ещё до сих пор существует, а ты говоришь глупости.
И потихоньку её на спину запрокидываю. Уложил, пристроился рядышком, на свою руку облокотившись, своё лицо к её лицу приблизил и тихо прошептал в ушко:
– Беки, я хочу тебя обесчестить.
Она так и прыснула смехом. Всё лицо мне забрызгала. Пришлось обтереться. Хорошенькое начало, ничего не скажешь!
– А ты сможешь? – спросила она. – Тебя вроде кое-куда ударили?
– Сейчас мы это и проверим, – отвечаю.
Вдруг она смеяться резко прекратила и сразу стала серьёзной. Подумала, и опять за старое:
– Может, не надо сейчас?
– Надо, Беки, надо. И именно сейчас.
Всё, хватит болтать, пошёл на стыковку. Медленно сокращаю расстояние между губами, но чуть-чуть их не касаюсь. Пусть сама сделает жест доброй воли, тогда ей уже не в чем будет потом меня упрекнуть. Ну наконец-то, вытянула свои губки. Бах! По всему телу будто электрический заряд пробежал! Токи туда-сюда загуляли. Прилип я своими губами к ней как пиявка, а свободную правую руку ей на бедро положил. Ух, какая упругость. Ладно, поехали дальше. С бедра на животик, с животика на рёбра и давай их пальцами пересчитывать, пока до груди не добрался. Ах да ох, да дайте мне валерьянки! Это уже что-то совершенно восхитительное и сверхъестественное. Что-то круглое, тёплое, упругое как резиновый мячик. Слегка помял я это чудо. Ребекка чуть слышно застонала, а зубы свои сжала, прикусив мне при этом язык. Вот так реакция! Всё бы хорошо, но не откуси, родная, мой язычок, иначе я потом шепелявить буду. Надо вперёд двигаться, а то и так чего-то застрял.
Дохожу до плеча, снимаю с него платье. Кстати, платье у неё для этих целей самое то было. Короткое, выше колен, из растягивающегося материала и с большим вырезом на груди. Оголил я ей, значит, плечико, и губы свои к нему передислоцировал.
Только я его зачмокать собрался, как вдруг звонок в дверь. Встрепенулся, отдёрнулся. Да нет, не может быть, чтобы это Сашка звонил. Он же прекрасно понимает, что за такие шутки я ему оба уха оторву. А больше меня ни для кого дома нет. Опять к Ребекке нагнулся и снова звонок. Вот зараза! В её глаза недовольные посмотрел и говорю:
– Извини, я сейчас.
И потопал к двери этаким разъярённым тигром. Кто бы ты ни был, звонарь, разорву на мелкие кусочки! Открываю дверь, и нижняя челюсть отпадает. В дверях эта поганка Рита, собственной персоной. До того отупел от удивления, что даже дорогу ей преградить не успел. А она мимо меня проскользнула, ещё и щёку чмокнуть успела, и бегом в комнату. Я вприпрыжку за ней. Подбегаю и вижу картинку: стоят они одна против другой и у обеих в глазах один и тот же вопрос: « Ты кто такая?»
Первой спросила Рита:
– Это что за шлюха?
Мне хрясь – пощечину залепила, и вон из квартиры. Я щеку поглаживаю и на Ребекку гляжу. А девочка закипает потихоньку. Вдруг как рванёт к выходу – меня чуть с ног не сбила. Еле её удержал. Она высвободилась, отбежала в сторону и завопила:
– Не приближайся ко мне!
Ко мне подскочила, подарила вторую пощёчину и к двери помчалась. Ну что за свинство! Во-первых, это уже не оригинально, а во-вторых, почему опять по той же щеке ударила? Что, нельзя было по правой ударить? Помню, ещё разоткровенничался сам с собой:
– Эти бабы! Чёрт бы их всех побрал!
И помчался за ней. Она так быстро бежала, что только на улице я её и догнал. Схватил за плечи, к себе развернул и кричу ей в лицо:
– Подожди, я сейчас тебе всё объясню!
Она выдёргивается, кулачонками своими меня лупит куда попало и шипит в ответ:
– Убери от меня свои грязные лапы!
Клевета! Руки-то у меня как раз чистые. Но порассуждать на эту тему она мне не дала. Изловчилась и каблуком своей туфельки красивой мне на пальцы правой ноги надавила. Воспользовалась моментом, когда я её отпустил, и к стоящему автомобилю такси рванула. Я за ней хромаю, да разве догонишь? Она на заднее сидение плюхнулась, кричит «водиле»:
– Поехали!
Мне дальше бежать смысла нет, всё равно быстрее уедет, чем я машине подбегу, поэтому встал и завопил:
– Подожди, не уезжай!
Усатый дядька-шофер вместе с ней на мои вопли повернулся и внимательно меня слушает. А мне на окружающий народ ровным счётом наплевать, для меня важно сейчас только её удержать. Эх, была не была, пойду до конца. И выдал крик души:
– Чёрт побери! Беки, я люблю тебя!
У неё на глаза слёзы навернулись, тоже, видать, переживает. Шофёр явно небезучастен к происходящему. Народ вокруг столпился, глазеет. Я уж подумал всё, простила она меня после такой-то пламенной речи. Ан нет, рано радовался. Ребекка обернулась к таксисту, крикнула сквозь слёзы:
– Чего стоим? Едем!
Тот покачал головой удручённо:
– Эх, молодёжь!
Но на газ нажал и увёз её от меня.
А я всё так же стоял, с тоской провожая авто-разлучника. Люди стали потихоньку расходиться. Наконец, я махнул рукой и поплёлся назад. По дороге наткнулся нат молодую парочку, девушка мне шоколадку сочувственно протянула:
– На, съешь, вкусная.
Я смотрю на неё, ничегошеньки не понимаю. Сообразил всё-таки, головой отрицательно мотнул, криво улыбнулся и спросил:
– А верёвки с куском мыла у тебя, случайно, не найдётся?
Тут уж и парень меня поддержать решил. По плечу меня хлопнул:
– Да не переживай ты так! Плюнь и забудь.
Я плюнул. Легче от этого, естественно, не стало. Отстранил я их руками и пошёл до дому.
Открыл дверь, на автопилоте приземлился в кресло, голову назад запрокинул, ладони рук положил на колени и вслух провожу для себя аутотренинг:
– Я спокоен, я абсолютно спокоен. Мои сутулые плечи и тощие руки расслабленны. Я спокоен. Я спокоен. Да ни черта я не спокоен!
Действительно, какое там спокоен, если выть от тоски хочется.
Чтобы отвлечься, включил телевизор. Как обычно в дневное время, шла всякая лабуда. По одной программе показывали какую-то глупую киношку. Целовались там, обнимались и всякое такое. Вид счастливых влюблённых добил меня окончательно:
– Целуетесь, да? Вам весело, мать вашу. А мне вот нет!
Схватил со стола магнитофон и трахнул им по телевизору. Кинескоп вдребезги, изнутри искры посыпались. Одним махом уничтожил всю домашнюю аппаратуру. Да и хрен с ней! Вскочил на ноги, от ярости весь трясусь. Подбежал к разбитому телеку, скинул его на пол – добил, чтобы не мучился. И ору при этом истошно:
– А мне не весело, и даже очень.
Затем мне сервант чем- то не понравился – уж больно он праздничный стоял. Я ему за это все стёкла руками и ногами вышиб. Схватил с полки глиняную бутылку с каким-то заморским пойлом, горлышко отбил и хорошую порцию в себя влил. Гадость – то какая! И в обратный путь по воздуху отправил. Сижу и выкрикиваю:
– Все довольны, всем хорошо, одному мне плохо!
А тут на своё горе страдалец магнитофон на глаза попался. Поднял его, потыркал на все кнопки – никаких эмоций.
– Что, сволочь, один раз немножко уронили, так уже работать не хочешь? И не надо!
Бахнул его об пол, он и рассыпался на составляющие. Потом уже сообразил, что он может и поработал ещё, подключённым к сети, потому как батарейки были уже месяц как сдохшие. А, подумаешь, не жалко, всё равно его менять надо было.
Совсем я расстроился, грохнулся на кровать, да так, что ножки её чуть не сломались. Фотокарточку Ребекки достал и давай отчитывать:
– Зачем ты сюда приехала, зачем мне на глаза попалась?
Но странное дело, гнев мой куда-то улетучился. Смотрю на неё и уж совсем спокойным голосом говорю:
– Что же ты, мерзавка, со мной сделала?
И принялся её разглядывать. Её глаза растерянные, губки сочные, копну волос её замечательную. Никакой злости у меня в сердце не осталось, только обида на самого себя. Какую девчонку потерял! А если трезво рассудить, так сам и виноват – нечего было пьяный дебош устраивать, да ещё девок приглашать. Должен же был подумать, чем всё это может закончиться. Вот и доигрался, бабник чёртов!
Ни с того, ни с сего, прямо ко мне на диван запрыгнул дворовый облезлый кот, и уставился на меня своими глазищами.
– Привет, ты кто?
Поднял его повыше, посмотрел на низ живота и, глядя в усатую морду, обратился к нему со следующей речью:
– А, мужик! Так вот я тебе как мужик мужику советую: разгони всех своих кошек к такой-то матери и хвосты им пооткусай, чтобы они их больше не задирали. Давай, действуй!
Отпустил кота на пол. Он сразу рванулся за дверь, как будто понял мои слова и побежал приводить их в исполнение. Если это так, то мне даже представить страшно, что стало с разнесчастными кисками.
Снова на фотокарточку взглянул. Запросто так расстаться с этакой симпапулей! Ни за что! Ссорился же я раньше с другими девчонками. Поругались – помирились, в чём проблема-то, собственно? Нахально на Ребекку взглянул и предупредил её:
– Никуда ты от меня не денешься, девочка моя.
Не думая больше о грустном, помчался к станции метро. Ничего, покричит и успокоится, в этом я был абсолютно уверен.
Прибежал в гостиницу, прорвался сквозь хмурую охрану и спросил девушку – администратора:
– Звякнуть можно?
– Кому?
– Ребекке Джонсон.
– Какой номер?
– Не знаю. Посмотрите, пожалуйста!
– Так и быть, посмотрю.
Глянула в свои бумаги, взяла телефонную трубку, набрала номер, дождавшись соединения, спросила:
– Мисс Джонсон? С Вами хотят поговорить.
– Кто? – долетел до моих ушей знакомый голос.
– Вы кто? – спросила меня девушка.
– Макс, она знает
– Молодой человек по имени Макс.
И сразу короткие гудки. Девушка повернулась ко мне:
– С Вами не хотят говорить.
– Хотят, хотят, – убеждаю её – это у Вас связь барахлит.
– Хорошо, попробую ещё раз.
Снова набрала номер, но тут уж трубку я сам взял:
– Алло!
Это её голосок, узнал бы из миллиона.
– Ребекка, я…….
– Скотина!
Вот и всё, поговорили, называется. Пришлось расстаться с мыслью объяснить всё по телефону. Кисло улыбнулся и поплёлся к выходу. Что ж, не удалось приступом, попробую действовать осадой. Сел на скамеечку напротив выхода и стал ждать. Час жду, другой, третий. В животе уже настоящий голодный бунт, но я терплю. Маленькие неудобства, зато какой приз получу! Ради этого готов был сидеть хоть всю ночь. Так и получилось.
6
Старался я прободрствовать ночку, но ничего из этого не вышло – ближе к утру всё-таки вырубился. Проснулся оттого, что двое «ментов» меня трясут. Проснулись, красавцы. Глаза открыл и спрашиваю у них:
– Сколько времени?
– Один из них, посмотрев на часы, ответил:
– Шесть часов.
Надо же так заспаться. Вскочил, помчался к знакомому столику администратора.
– Скажите, пожалуйста, Ребекка Джонсон ещё не выходила?
– А Вы кто ей будете?
В этот раз там сидела другая девушка, так что вопрос был вполне логичен.
– Брат, – говорю, – троюродный.
Несу откровенную ахинею, а та и поверила, клуша.
– Ваша сестра полчаса назад поехала в аэропорт.
Вот как!
– Спасибо!
Теперь главное в «Пулково» не опоздать. Ищи её потом! У них в Америке этих Джонсонов, сколько у нас Ивановых.
– Выбегаю на улицу, «голосую» такси. К моему немалому удивлению, «Волга» с шашечками сразу останавливается. Открываю заднюю дверь, просовываю голову вовнутрь, вежливо спрашиваю у водителя:
– Шеф, в аэропорт подвезёшь?
Он лицо своё повернул, и я сразу огорчился. Челюсть! Та самая, мною намедни покорёженная.
– Привет, парень!
Значит, не так уж сильно я ему зубы потревожил, если он говорить способен. Попробовал отскочить, но сзади меня кто-то чем-то ударяет по позвоночнику и кидает обратно. А этот мерзкий недобиток суёт мне под нос газовый баллончик и последнее, что я услышал, были его слова:
– До встречи!
Как везли меня – не помню. Очнулся от боли в запястьях. Это они мне их ремнём стянули и к столбу за руки привязали. Не спеша оглядываюсь. Какой-то подвал не из самых сухих. Стены толстые, каменные, окошки отсутствуют. С потолка вода капает, хотя дождя давно уже не было. Значит, водопроводные трубы близко. Что ещё? Ах да, ещё три угрюмого вида типа тут же находятся. Двое старых знакомцев передо мной ножиками полуметровыми поигрывают, а третий поодаль на стульчике сидит. Пригляделся я к нему повнимательнее и тотчас узнал. Это тот самый «преподок» из «универа», который меня на вступительном экзамене по физике «срезал». А когда он заговорил, я и голос узнал – в моей квартире этими милыми ребятами командовал. Приятная встреча. Хоть один с высшим образованием, остальные «путягу» и ту врядли осилили.
– Добрый день, молодой человек, – проговорил со своего стула «профессор».
– Здорово, чмо!
И тут же получил удар кулаком в живот. Слова им мои не понравились, видите ли.
– Зачем же грубить. Давайте поговорим спокойно.
– Да пошёл ты!
Снова удар.
– Как скажешь. Побеседуй тут с моими друзьями, а я пока пойду, прогуляюсь.
Остался я один на один с этими двумя типами. Тот, который с больной челюстью, мне сразу вместо приветствия по скуле врезал.
– Что, узнаёшь, паскуда?
– Да, – отвечаю, – кажется я тебя в зоопарке в обезьянней клетке видел.
Опять удар, но теперь с другой стороны.
– Чего ты такой злой? – интересуюсь. – Тебе, наверное, девчонки никогда не давали.
Он ко мне рванулся, но второй его придержал. А я между тем продолжаю:
– Успокойся, мне просто интересно знать. Ведь не дают, правда? Ну сознайся, удовлетвори моё любопытство.
Тот своему же дружку подзатыльник влепил, чтобы не удерживал, и ко мне. Но не повезло ему. Видать, неудачный этот день для него был. Я ему по разнесчастной его челюсти свободной ногой со всей силы пробил. Он взвыл и схватился за нож. Но второй его отшвырнул. Чего это он о моём здоровье так печётся? Нужен я ему, видать.
Подходит ко мне и говорит:
– Знаешь, у меня с детства были большие способности к рисованию. В своём ремесле я художник.
Достал свой нож, качество его заточки на пальце проверил и продолжает рассуждать:
– Я тебя убивать не буду, только помучаю немного.
Понял я его замысел, но от этого мне легче не стало.
– Эй, – говорю, – мужики, я вам что, Рэмбо? Вы бы лучше к нему обратились, ему к пыткам не привыкать.
– Нет, – говорит, – я хочу твою шкуру изрисовать, мне её цвет нравиться. Что бы этакое изобразить, – призадумался он. – Придумал! Ты же романтик, да, парень? Не откажешься от изображения инициалов своей прекрасной дамы? И заключу я их в сердечко. Как идея?
Я промолчал. Что было очень разумным шагом, а то ещё какие – нибудь фантазии ему в голову придут.
Разорвал мою футболку. А жаль, хорошая одёжка была. Прислонил кончик ножа к груди и нажал на рукоятку. Нож вошел в тело, как в масло. Ладно, хоть я и не Рэмбо, но в моих жилах всё-таки славянская кровь течёт, так что орать я не буду. Сцепил зубы намертво и молчу, только мышцы непроизвольно дёргаются. И что обидно – активно сопротивляться не могу. Мои бойцовские ножки крепко к столбу прикрутили. «Челюскинец» постарался. Сам рядом стоит, за зубы держится, ухмыляется довольно. А «художник» только вторую букву выводить закончил. Значит, ещё долго терпеть придётся.
Наконец, он закончил свою картину. Но надписи всё равно было не видать. Меня спереди как будто красной краской облили – крови через порезы вытекло не меньше литра. И этой красоты ему показалось мало.
– Надо печать поставить.
Достал коробок спичек, высыпал себе на ладонь штук десять и приклеил их к моей многострадальной груди кусочком лейкопластыря. Вот теперь мне будет полный кайф! Тем более что и терпелка моя уже выдохлась. У него в руке появилась зажигалка, которой он не замедлил воспользоваться, воспламенив крайнюю из спичек. Они вспыхивали одна за другой и продолжали гореть. Как Вы понимаете, было больно. Очень. И, признаться честно, тут уж я поорал всласть. Кто думает, что это малодушие, пусть сам на себе подобное проделает.
Повис я на верёвках, весь мокрый от пота и крови, да ещё горелым мясом попахиваю. Шевелиться уже сил нет никаких, вот только раздражённые нервы в разных местах воспроизводили мышечные конвульсии. Довели меня до точки, полнейшая я дохлятина – краше в гроб кладут. Водой из ведра меня взбодрили, глаза поднимаю, а передо мной командир их стоит – довольный такой.
– Теперь поговорим? – спрашивает.
– Что вам от меня надо?
Спросил и собственного голоса не узнал, такой он у меня слабый и хриплый оказался.
– Вот это уже совсем другой разговор, – обрадовался он. – Где дискета?
Опять одно и тоже.
– Какая дискета, чёрт вас побери совсем!
– Значит, всё-таки не скажешь?
– Не понимаю, о чём вы говорите!
– Ладно, не хочешь так говорить, попробуем по-другому. Введите-ка сюда нашего молодого друга, – обратился он к верзилам.
Те вышли и через минуту вернулись с … моим братом. Вот дьявол, они и его зацепили! И, видать, круто с ним поговорили – рожа у него стала ещё страшнее, чем вчера.
– Оттяпайте ему одно ушко.
К уху Сашки поднесли нож. Я закричал:
– Стойте! Да объясните вы, наконец, что я должен знать! Я ведь ничего не понимаю. Какая ещё дискета?
– Остановитесь! – приказал «профессор». Знаешь, – обратился он ко мне, – не знаю почему, но я тебе верю. Вот только объясни мне, зачем тебе плюшевый медведь понадобился?
– Медведь? – удивлённо переспросил я. – Это просто подарок был.
– Для той черномазой девчонки?
– Не называй её черномазой, ты, мафиоза!
Возмущению моему не было предела.
– Хорошо, – согласился тот, – задам вопрос по-другому. Это был подарок для Ребекки Джонсон?
– Да.
– Ха – ха – ха, – затряс он своими обвислыми щёчками. – А я-то гадаю, кто ты такой, откуда взялся. Теперь всё понятно.
Затем посмотрел на моих мучителей и как заорёт:
– Что, идиоты, провалили операцию?
Те заморгали испуганно:
– Но Босс!
– Представляешь, – повернулся он ко мне, – у них была простая задача, с которой справился бы и ребёнок – передать кое-кому кое-что, а эти кретины умудрились всё перепутать. Мало того, что они не на того человека вышли, так ещё тебя приняли за грозную охрану и отдали тебе груз.
Он перевёл дыхание, после чего опять обратился к своим балбесам:
– Помните, как вы сокрушались, что забыли спросить пароль, и этим спугнули агента?
А те стоят красные как провинившиеся школьники и носами шмыгают. Здоровые мужики, а боятся какого-то хлюпика. Смотреть на них было противно, честное слово.
– А чего это ты мне всё рассказываешь? – спросил я у главаря. – Я ведь и проболтаться где не надо могу.
– Не проболтаешься, – ответил тот. – Ты теперь на меня работать будешь.
Какая наглая самоуверенность!
– С чего это ты взял?
– Про братины уши забыл? Кроме того, навёл я о тебе справки. Ты наш человек.
Ничего себе характеристика! И главное кем высказана! Хорошую же я имею репутацию, если всякая шушера меня своим считает. А впрочем, не важно, что там обо мне думают. Сейчас главное брата обезопасить, а там видно будет. Что ж, начнём игру, пожалуй:
– Что за дискета-то?
– Вот этого я не скажу, а то прикончить тебя придётся. Делать же мне это не хочется, так как ты подающий большие надежды молодец.
– Тогда в чём будет заключаться моя работа?
– Деловой вопрос. А задача твоя будет очень простая – забрать свой подарок у девчонки, пока она ничего ещё не подозревает. Могли бы и сами, конечно, но незачем привлекать внимание. Так что сделай по-тихому.
– Не могу, я с ней в ссоре.
– Вот и помиришься. И никогда не говори мне «не могу», а то бритвочкой по горлышку и в канализацию, понял?
– Понял. Чего тут непонятного.
– Вот и отлично.
– А что мне за это будет? – хитро прищурившись, спросил я.
– Могу тебя обрадовать – тебе ничего не будет, ты жить останешься.
– Дай хоть какой-то материальный стимул.
– Та мне определённо нравишься. Хорошо, десять тысяч долларов. Согласен?