Теперь, когда дозор выставлен, можно приступить к обыску. В карманах ничего, кроме колоды порнографических игральных карт не оказалось, зато к ремню были прицеплены два набитых патронами автоматных магазина. Хорошая находка, теперь хоть целый день воюй. Я их тут же запихнул во внутренние карманы куртки и стал рыться дальше. Ключи какие – то, зажигалка, пачка сигарет, в общем, ничего стоящего. Только зажигалку прихватил на всякий случай, а остальное имущество вежливо сложил кучкой у его головы. Да ещё карту с изображением голой бабы, обозначающей даму пик, ему на лицо водрузил.
Встал, подхватил автомат, отвёл предохранитель и резко щёлкнул затвором, досылая патрон в патронник. Забыл, что затвор уже дёргали, из-за чего потерял одну чью-то смерть в куче хлама. Затем снова поставил на предохранитель. Не обращая внимания на испуганно обернувшуюся Ребекку, подошёл к ней, осмотрелся и хлопнул её по плечу:
– Пойдём.
И пошёл. Она за мной. Вот и хорошо, даже тащить её за собой не пришлось. Когда дошёл до угла, остановился и прислушался: нет ли там кого. Ребекка уткнулась лбом мне в спину и тоже ушками работает. Так простояли около минуты, наконец, она не выдержала:
– Что там?
– Откуда я знаю? Помолчи немного, ладно?
Обернулся и продолжил:
– Я сейчас пойду дальше, а ты стой здесь. Если услышишь выстрелы – беги отсюда подальше. Поняла?
Она кивнула. Я потихоньку двинулся по коридору. Что-то не нравился он мне. Во-первых, он был не освещён, а во-вторых, очень узкий: в случае чего подстрелят запросто. Иду, от страха трясусь, но ничего ужасного не происходит: тишина как в склепе. Так дошёл до пересечения с другим коридором и здесь нос к носу столкнулся с двумя бандюгами. Они тоже шли на цыпочках и меня не слышали. А дальше события развивались довольно-таки забавно. Вместо того, чтобы прошить друг друга очередями, мы кинулись бежать каждый в свою сторону. Лишь добежав до Ребекки, я услышал выстрелы, и пули искрошили стену в том месте, где я находился секундой раньше.
– Беги! – крикнул Ребекке, отвёл предохранитель и пустил короткую очередь вдоль коридора, после чего незамедлительно отбежал подальше, так как целый град пуль буквально срезал угол. Поднялось облако цементной пыли, которым я и воспользовался: выкатился в коридор и, не жалея патронов, из положения лёжа прошёлся от стенки до стенки.
Когда пыль рассеялась, перед моими глазами предстали два неподвижных тела, притом ближайшее находилось в каких-то десяти шагах от меня. Я не стал заморачиваться сбором трофеев. Честно говоря, просто побоялся подходить, да и вдруг они просто авангардом были, а за ними куча таких же. Очень мне надо с ними встречаться, обойдусь без подобных знакомств.
Поднимаюсь, рожа вспотевшая, цементной пылью обсыпанная – хоть сейчас фотографируйся и посылай снимок в газету для статьи «ожившие мертвецы». Делаю шаг и натыкаюсь на Ребекку.
– Почему не убежала? – спросил её, скорее с любопытством, чем с гневом.
Она глазки потупила, достала платочек и вытерла мне физиономию, не всю, но и на этом спасибо.
13
Эта перестрелка оказалась первым звеном в длинной цепи кровавых кошмаров. Пришлось мне немало греха на душу принять. Хорошо атеист, а то до конца быстротечной жизни не отмолиться. Собственно, если бы данная история не была насыщена криминалом, я её и рассказывать бы не стал. Никому ведь не интересно читать, как дружили мальчик с девочкой, затем в один прекрасный день /утро, вечер, ночь/ поцеловались, и сразу по обычаю подумали – это любовь. С драками и перестрелками как-то покруче, верно?
Итак, на чём я остановился? Ага, на своей физиономии. После того, как Ребекка оттёрла мне глаза от цемента, мы пошли прочь от этого места. Именно пошли, а не побежали. Для очень любопытных также сообщу, что ещё и за руки держались. Немного сентиментально, зато приятно. Так как я был настолько глуп, что не запомнил дорогу, когда нас сюда вели связанных, то выход мы не нашли, а попали в крошечный по размерам цех. Дверь была всего одна, та, в которую мы вошли. Цех, как цех, ничего особенного: станки разные стоят и кругом кучи железок.
Тут меня на суперменство потянуло, захотелось принять вид крутого парня. Ребекка просто присела отдохнуть, а я начал перед ней выпендриваться.
Снял я, значит, куртку, повязал себе лоб тряпкой, а как же без этого: если супермен – изволь повязку на голову с концами подлиннее, и чтобы узел обязательно возле уха находился.
Принялся разминаться на глазах своей дамы сердца. Всякие там выкрутасы: удары, блоки и всё в таком духе. И для здоровья полезно, и пригодится может, да и покрасоваться лишний раз тоже приятно. Взглянул на Ребекку победоносно, а эта бяка пальцем у виска крутит: дурак мол. Вот и старайся для неё. Повосхищалась бы немножко, трудно, что ли. В качестве тренировочного мероприятия вытащил из хлама деревянный щит, который решил расколошматить. Одну доску легко кулаком сломал, правду сказать, она сильно подгнившая была, вот когда по второй ударил, то схватился за руку и заметался как тигр в клетке:
– Мать, мать, мать, мать!
Мне больно, я страдаю, а Ребекка смеётся, ей весело, видите ли.
– Очень смешно, да? – спросил её.
– Макс, извини, – и смотрит виновато.
– Ни за что.
Вот так, пусть ей будет стыдно.
– Ну Макс!
Прощения просит, извиняется, а я спиной к ней повернулся, потому как сердит очень. Вот когда поцелует, тогда прощу, а раньше ни-ни, пускай научится уважать моё самолюбие.
– Что это? – вдруг спросила она.
И тащит у меня из заднего кармана какую-то бумажку. Я взглянул – ё-ё-ё, это же сувенир из борделя: фотография по пояс обнажённой красотки, да ещё с телефонным номером на обратной стороне. Со страхом на Ребекку гляжу, жду урагана. И вот он грянул:
– Так ты мне всё врал? Меня искал, как же!
– Беки, ты не…
– Молчи, слушать тебя не хочу. И вообще я сейчас уйду, ни секунды с тобой не останусь.
Хотела вскочить, но я её удержал. Пробую что-то сказать, но на ум ничего не идёт. Пропади пропадом эта фотография вместе со всеми борделями мира. Объясняй теперь, откуда она взялась.
– Отпусти меня сейчас же!
Клац – и укусила за руку, да так больно, как будто собака цапнула размером не меньше сенбернара. Поднялась, и тут же – тра-та-та, пули об железо застучали. Она обратно рядом со мной присела. Сидим, над головами пули пролетают, романтика! Я схватил автомат и в ответку послал очередь. Когда стрелял, в проёме двери увидел оживший труп, один из тех, что недавно на полу валялись. Кровью весь залит, но живой, зараза. Он в этот момент как раз свою тарахтелку перезаряжал. Нажал на курок: щёлк, щёлк – пусто. Так обидно, ещё бы один патрон – и отправил я его туда, откуда не возвращаются.
Однако «живучка» всё-таки испугался и спрятался за дверь. Так что передышка. Пока не очухается, вряд ли сунется. Магазин отстегнул и в состоянии глубокой задумчивости напеваю:
– Жил-был у бабушки серенький козлик.
– Что случилось? – поинтересовалась Ребекка.
– Да так, ничего, просто патроны кончились.
– Как кончились?
– Обыкновенно. Только что были, а теперь их нет.
– Что же теперь делать?
Испугалась. Поиздеваться над ней, что ли?
– Есть один выход, – говорю.
– Какой?
– Вот поцелуешь, тогда скажу.
– А если нет?
– Тогда не скажу.
– Опять шутишь?
– Ни в коем случае. Всё равно без твоего поцелуя умру, так лучше уж от пули.
Она голову между коленок спрятала, думает. А я едва сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться. Тут пули свистят, а мы в детские игры играем: любит – не любит.
– Что скажешь? – спрашиваю.
Ребекка подняла на меня глаза и медленно, с выражением произнесла:
– Какой же ты подонок!
И зажмурилась, насилия ожидает. Я же на неё смотрю – и ни с места. Она ресницы свои пятисантиметровые распахнула, а когда я к ней нагнулся, снова захлопнула. Стал под аморальные действия подводить теоретическую базу:
– Нехорошо использовать подобную ситуацию в своих личных, гнусных целях. Правда, нам, подонкам, можно, на то мы и подонки. Конечно, будь ты уродиной, я бы не стал к тебе приставать, но тебе не повезло – ты красивая. Хочешь что-нибудь мне сказать?
– Иди к дьяволу!
– Не сейчас, чуть попозже, лет этак через много, вместе с тобой. Не переживай, тебе недолго придётся страдать: один разик чмокну, взасос, и всё.
Жду, ничего не предпринимаю, наблюдаю за ситуацией. Только в веки ей дую и посмеиваюсь. Наконец, она не выдержала и открыла свои ясные очи. Вот теперь полный вперёд. Прилепился и не отпускаю. Сперва хотел чисто символически чмокнуть и всё, но не удержался от соблазна и не стал торопиться. И на самом интересном месте пришлось это занятие прервать. И всё из-за неё, недотроги этой. Взяла и ни за что прикусила мой язычок. Я и так, и сяк, и во рту им болтаю, и наружу высуну, и руками обмахиваю – всё равно больно. Даже её о помощи попросил:
– Подуй на него, пожалуйста.
– Ещё чего!
Зло так сказала, как будто ей меня совсем не жалко.
– Чего кусаешься?
– А ты не засовывай свой язык куда попало!
– Не умеешь целоваться, так хоть у меня научись, – пробурчал я.
С недовольным видом взял куртку, достал из её кармана рожок и вставил его в автомат.
– У тебя есть патроны?!– ахнула Ребекка.
– Стал бы я с тобой в любовь играть, если бы их не было.
Она разразилась потоком выражений, причём единственным словом, которое я понял, было «мать». Нетрудно догадаться, что меня ругали.
– Да успокойся ты, чего разволновалась?
Но успокоить её оказалось непростой задачей. Хоть и старался избежать ударов, но всё-таки моим рёбрам маленько досталось. Правда, когда она своими когтями чуть не расцарапала мне лицо, я рассвирепел. Схватил её в охапку и встряхнул так, что у неё зубы клацнули.
– Прекрати, слышишь?
Когда она немного успокоилась, высказал всё, что думал:
– Мне очень не хочется тебя расстраивать, но знаешь, Беки, ты редкостная стерва, честное слово.
После этих слов она от меня отодвинулась и притихла. Интересно, нашу ругань тот парень слышал или нет? Если слышал, вот позабавился. Мне же тогда было совсем не до смеха. Зря, конечно, нагрубил, но что делать, сама виновата. Всё-таки неловко себя почувствовал, ещё заплачет, совсем будет здорово.
– Обиделась? – спросил я у неё.
– А ты как думаешь?
Разговаривает, и даже голову в мою сторону не повернёт. Уж такая обиженная, дальше ехать некуда.
– Не знаю. – И честно признался: – Я бы обиделся.
Она вздохнула, скрестила на коленях ручки, уткнулась в них подбородком, и задумчиво произнесла:
– Я бы тоже.
Совсем мне стыдно стало, хоть провались. Покраснел даже. Поверить в это, глядя на мою нахальную физиономию, конечно трудно, но, тем не менее, всё так и было.
– Что ж, пошел искупать обиду кровью.
Встал, решительно передёрнул затвор и направился к двери, добавив вслух:
– Надеюсь, не своей.
Сзади крик:
– Макс!
Иду, а в голове одна мысль вертится: или я, или меня. И вот представьте себе: высовывается из-за двери парень с автоматом в руках, и мы одновременно начинаем шмалять друг в друга. Расстояние между нами метров двадцать, не больше, промахнуться трудно. Всё же он падает, а я стою. Сначала даже до меня не дошёл весь сокральный смысл данного факта. А всё просто: мне повезло, а ему нет. У меня ни единой царапины не оказалось, столько стрелял и не попал, бывает же такое. Замер на месте, не шевелюсь, столбняк нашёл. Очухался, только когда меня Ребекка трепать стала:
– Ты жив? Скажи хоть что-нибудь.
Оказывается, она у меня что-то спрашивала, а я ничего не слышал. Наверное, уши от выстрелов заложило. Комок в горле проглотил и проговорил загробным голосом:
– Привет, Беки.
Она на меня как на безумного посмотрела и даже замерла от удивления. Тут я совсем в норму вошёл, и первым делом обхватил её за талию. Ребекка мою руку сбила, а я тогда стал трепать её волосы.
– Макс, что с тобой?
Глаза испуганные, как у студента-двоечника на экзамене. Я состроил хулиганскую физиономию и говорю:
– Дай я тебя полапаю, жалко, что ли.
Она на шаг от меня отскочила и фыркнула сердито:
– Не приставай ко мне, понял? Станки лапай.
– Станки неинтересно, они железные, – протянул я разочарованно, и направился к трупу.
– Беки, отойди подальше и не смотри на него, – кивок в сторону лежащего тела, – а то с непривычки наизнанку вывернет.
То, что тело, бывшее недавно человеком, в данный момент являлось трупом, у меня не вызывало никаких сомнений. Принять вовнутрь десяток свинцовых пилюль калибра пять, запятая, сорок пять сотых миллиметра, и остаться в живых – это просто издевательство над советским стрелковым оружием. На всякий случай пульс всё же проверил. Его, естественно, не оказалось. Таким образом, если принять версию о том, что его напарник убит, я с полным правом мог делать на прикладе две зарубки.
Я не стал больше излишне стесняться и принялся мородёрствовать. Прежде всего поинтересовался оружием. Оказалось, в меня стреляли из чего-то типа «узи» или «мага».
За счёт скорострельности им можно неплохо повоевать. Досадно только, что запасной обоймы не оказалось, всё в меня расстрелял, подлец, осталась только та, что в автомате.
Мою щеку приятно обдало тёплым дыханием. Это Ребекка через моё плечо смотрела на павшего бойца. Надо сказать, смотрела без тени страха, говорите мне после этого о повышенной женской чувствительности. И, как водится в подобных обстоятельствах, когда мужчина занят важным делом, ей потребовалось приставать с глупыми вопросами.
– Он мёртв? – спросила она, хотя утвердительный ответ был, как говорится, налицо.
– Мертвее не бывает, – ответил я.
– Так ты убил его?
– Нет, только напугал до смерти.
– Ну, ты ответил!
– Ну, ты спросила! Кончай болтать. На вот, подержи, – сунул ей в руки трофей.
Она взяла, а я продолжил обыск. Шарил-шарил, и ничего, кроме ножа не нашёл, как будто парню ничего кроме оружия в жизни было не нужно. Только собрался встать, как за спиной услышал зловещее:
– Макс!
Обернулся, а там Ребекка в мою сторону автомат направила и торжествующе улыбается.
– Теперь я с тобой за всё рассчитаюсь.
С расстояния в один метр нацелилась мне в живот, а если быть совсем откровенным – чуть – чуть пониже. Для тех, кто захихикал, скажу, что мне было совсем не смешно. Умереть от пули в …это место не хотелось совершенно. Своего она добилась, я, конечно, испугался.
– Не делай этого!
– Почему? Не лишай меня удовольствия.
– Здесь нет ничего смешного, пойми, опусти автомат.
Она подержала меня на мушке ещё несколько секунд, показавшихся вечностью, затем со смехом опустила оружие.
– Что, испугался, крутой парень?
Весёлая такая! Сейчас я ей задам, ишь, шутки шутить удумала.
– Посмотри сюда, – показал ей автомат у себя в руке, – ещё бы пара секунд – и прощай, любимая.
Вскочил, подошёл к ней и потихоньку вынул из её ослабевших пальцев «Узи».
– Не делай так больше, хорошо?
Она посмотрела на меня виновато и согласно кивнула.
– Дай мне его, – протянула она руки к автомату. И добавила просительно: Я буду осторожна, честное слово.
Уж больно хорошо просит, как тут откажешь.
– Держи, – протянул понравившуюся игрушку, – я его на предохранитель поставил. Будешь стрелять, эту штучку, – показал на предохранитель, – вот так переключишь.
Погладил ей щёчку и хотел уже шагнуть, как она дёрнула меня за рукав.
Я проследил за направлением её указательного пальца и увидел болтающуюся на ремне у трупа сумку. Моя рассеянность просто непостижима. Как я мог не заметить такую вещь? Вроде всё обшарил.
Нагнулся, раскрыл сумку. Смотрю, лежат в кармашках три симпатичненькие ручные гранаты типа нашей «лимонки» Ф-1, а взрыватели к ним рядышком отдельно. Надо же, какая предусмотрительность. На войну он собрался, что ли? Во всяком случае, судя по экипировке, меня здорово боялись. Спасибо за подарок, теперь мафии «крышка». Чего – чего, а взрывчики я устраивать обожаю. Прицепил сумку, и пошёл по коридору впереди Ребекки. До того в свои силы уверовал, что всякую осторожность позабыл. Иду, ногами топаю, оружием бренчу точно на прогулке, за что и поплатился.
Заворачиваю за угол и упираюсь носом в грудь здорового дяди, того самого, у которого я автоматик позаимствовал. Надо мне было его сразу «шлёпнуть», а то снова с ним какие – то проблемы.
Вырвал он у меня автомат, ударом ноги отбросил к стенке, стоит, улыбается:
– Привет!
– Здорово.
Обидно до слёз. Только всё стало так удачно складываться, а тут тебе мат в один ход ставят. Но тут откуда ни возьмись появляется Ребекка и с грозным видом направляет на него свою игрушку:
– Руки вверх!
Её приказ прозвучал с той же интонацией, с какой те же слова, но на другом языке произносили наши партизаны, беря в плен немецких солдат во времена Второй Мировой войны. Мужик повернулся и остолбенел. Так испугался, что даже колени затряслись, умирать-то кому охота? А Ребекка совсем в роль вошла, и выдала фразу из какого-то боевика:
– Прощай, засранец!
Пальцем на курок тырк-тырк – результат нулевой.
– Ребекка, предохранитель, – простонал я.
А злодей сразу сообразил, в чём дело. Подошёл к ней, улыбнулся душевно, взял автомат за ствол:
– Дай-ка его сюда.
Эта «героиня» до того растерялась от своей неудачи, что даже сопротивления ему не оказала. Он оружие из её рук вынул и поблагодарил:
– Спасибо!
Вежливости у него надолго не хватило. В следующую секунду я ловил Ребекку, которая не без его помощи полетела прямо на меня.
– Ты была просто великолепна, молодец! – поздравил я её.
– Ладно, Макс, не начинай, – попросила она меня.
– Нет, серьёзно, – я был зол как чёрт, – ещё бы мозгов немножко – и тебе цены не было.
– Эй вы, голубки, – окрикнул нас счастливый обладатель двух автоматов, – поворачивайтесь и вперёд.
Ребекка уже повернулась, так как на меня обиделась, оставалось сделать то же самое и мне. Я не стал торопиться, подождал, когда он подошёл поближе и только тогда повернулся.
Правда, спиной к нему я находился недолго, лишь столько времени, сколько потребовалось для того, чтобы достать из кармана нож. Я просто сделал оборот в триста шестьдесят градусов и чиркнул его ножом по горлу.
Получилось совсем как у Фредди Крюгера, только вместо четырёх – пяти порезов у него на шее красовался лишь один. Но и его ему вполне хватило. Мне ещё пришлось уговаривать его не зажимать рану ладонью. После короткой борьбы он, наконец, затих, можно было делать на прикладе третью зарубку, хоть на этот раз пули и не понадобилось.
Беру я свой автомат, протягиваю руку к «узи», а его уже и нет, он в руках этой сумасбродной девчонки красуется. Стараясь выглядеть спокойным, потребовал:
– Отдай!
Она отрицательно покрутила головой.
– Как хочешь, – сказал я равнодушно, – в случае чего, можешь кинуть его в кого-нибудь, вместо булыжника. Всё, ходу отсюда.
Куролесил по всяким лабиринтам до тех пор, пока окончательно не запутался. Тогда сел и стал соображать, где это мы находимся. Случайно моё внимание привлекла куртка Ребекки, вернее, её рукав, который был выпачкан маслянистой технической грязью. Вот грязнуля! И когда только успела? Курточка такая нарядная: джинсовка с кожаными вставками и вышивкой. А она её загубила. Схватил рукав, отряхиваю и выговариваю:
– Неряха! Испачкалась как свинка.
Ей обидно такие слова слышать, да ещё от такого отрицательного персонажа как я, вот она и стала отбиваться:
– Убери свои лапы, ничего я не испачкалась.
Я совсем разгулялся. Нравится мне, когда она злится, что тут поделаешь? Провёл по стене пальцем, он сразу стал чёрным, затем взял её руку, размазал по ней грязь, которой почти не было видно на тёмно-коричневой коже, отвратительно улыбнулся и спросил:
– Не испачкалась, говоришь?
Поднял руку на уровень глаз, покрутил, повертел, удивился:
– А как ты это определяешь, интересно?
Что тут началось! Вскочила, по шее мне съездила и зашагала прочь энергично: бёдра туда – сюда. Смотри и любуйся. Только я наслаждаться приятным зрелищем не стал, а тоже вскочил, шею огорчённо потираю и ору:
– Ай-ай-ай, какое ужасное оскорбление! В расисты меня записала, да? Дура!
Сделал передышку и продолжил в том же духе:
– Знаешь в чём твоя проблема, дорогуша?
И сам за неё ответил:
– Ты шуток ни черта не понимаешь.
Ребекка резко остановилась, обернулась, посмотрела на меня презрительно, как на гадкую тварь какую-то, и на одном дыхании выдохнула:
– У меня нет никаких проблем. Вот у тебя есть – твой болтливый, мерзкий язык.
– Слушай, оставь мой язык в покое. То ты его кусаешь, то ругаешь, он от огорчения вообще скоро отвалится.
– Прекрасно!
Оскорбила, унизила, в грязь втоптала и пошла дальше, а я стой тут оплёванный. Не хотел с ней ссориться, просто так уж получилось. И главное, момент для ругани выбрала! Кругом бродят вражьи силы, а мы отношения выясняем.
– И куда вы направились, мисс Джонсон, разрешите вас спросить? – крикнул ей вслед. – Думаешь, я на повышенной передаче рвану прощения просить? Не дождёшься!
А Ребекка всё дальше и дальше.
– Ладно, извини, – не выдержал я. – Слышишь?
Слышать наверняка слышит, но показательно игнорирует. Цаца какая, слова ей не скажи, сразу обижается!
14
От коридора шли ответвления. И когда Ребекка стала пересекать одно из них, послышалось клацанье затворов.
– Берегись! – крикнул я.
Она замерла на месте, повернулась в сторону раздавшихся звуков, да так и осталась стоять как вкопанная. Мне опять пришлось спасать положение. Рванулся, что было сил, на ходу автомат к бою изготовил, и выскочил с ним навстречу очередным неприятностям. Схватил Ребекку и вместе с ней пулей пролетел опасную зону. Как это они в нас не попали, понятия не имею. Видать, слишком быстро всё произошло, можно смело им единицу за реакцию ставить. Отдышался, несколько раз выстрелил наугад. Тишина. Осторожно высунул голову – никого. Озверел вдруг, ни с того, ни с сего. Ребекку к себе прижал, руку поднял, и выговариваю:
– Будешь меня слушаться, будешь?
Ударить её не смог, рука сама собой опустилась. Злости как не бывало, улетучилась куда-то. Она прямо-таки вжалась в меня, и дрожит. И чего я, подлец такой, на неё накинулся? Уж если кого и следовало шлёпать, так только самого себя. Болтаю не пойми что, ерунду всякую, вот и выходят такие досадные накладочки.
Как можно осторожнее её от себя отстранил, вытер ей слёзы и задал вопрос, который, в принципе, мог и не задавать:
– Испугалась?
Она, вот честная натура, утвердительно кивнула в ответ:
– Ага.
Хотел сказать что-нибудь вроде: « не бойся, малышка, я с тобой», но вместо этого залопотал:
– А я, думаешь, не испугался? Такой бесстрашный, что ли?
Поправил ей волосы, заглянул в глаза бездонные и продолжил:
– Теперь от меня ни на шаг, понятно?
Вижу, что ей понятно. Вот и ладненько, вот и договорились. Сделал шаг и остановился. Метров через десять снова было скрещение коридоров, и мне пришло в голову, что нас там ждут. Но идти то всё равно надо, вот в чём дело. В задумчивости Ребекку оглядел, и меня осенило:
– Снимай куртку, – сказал ей.
– Зачем? – удивилась она.
– Раздеть тебя хочу. Самое, знаешь ли, подходящее время выбрал. Снимай и всё, некогда объяснять.
Ребекка безропотно стянула с себя одёжку и подала мне, хотя с её лица не сходило недоумённое выражение.
– Так, теперь давай сюда свою «пукалку», – указал на «Узи», – и держи гранаты.
Отстегнул сумку, вынул одну гранату с взрывателем, соединил их, забрал её автомат, а взамен отдал свой. Вложил ей в руку гранату и провёл инструктаж:
– Когда скажу, бросишь её мне, но только когда скажу.
Осторожно, бесшумно подошёл к углу, кинул куртку. Тут же раздались выстрелы, и она упала уже с полудюжиной симпатичных дырочек. Как хорошо, что не я был на её месте. Отступил на три шага назад, разбежался и прыгнул.
Если бы мой прыжок снимала кинокамера, зрителям было что посмотреть. Лечу, лицо серьёзное – серьёзное, и из «Узи» строчу. У ребят, что в коридоре стояли, от удивления челюсти до пола отвалились. Это я хорошо рассмотрел, как и их позорное бегство. Бежали как зайцы, толкаясь и мешая друг другу. Одного мне удалось подстрелить. Он даже взвизгнул. Естественно, пуля то ему в задницу попала. Такое ранение – позор для солдата. В общем, скрылись они за спасительным углом, и начали меня обстреливать. Но было уже поздно, я коридор пролетел и находился в относительной безопасности. Приземление, надо сказать, было не очень удачным – руку ушиб.
– Кидай гранату, – крикнул я Ребекке.
Кинула. Поймал. Смотрю: чека выдернута. Она в руках этой террористки осталась. Сейчас как ахнет – и всё, собственно. Так растерялся, что сначала несколько раз из руки в руку перекинул, словно горячую картофелину, а только потом почти без размаха швырнул к вражинам. Граната отлетела метров пять, упала, покатилась по полу, отрикошетила от стенки – и прямо за угол, бандюкам в подарок.
– Ложись! – крикнул я.
Сам распластался и голову прикрыл. В ту же секунду раздался взрыв. Честно говоря, ожидал что-то более солидное. Адский грохот, осыпающаяся штукатурка и всякие прочие спецэффекты. На самом деле всё оказалось гораздо скромнее, тоже жутковато, но без больших разрушений. Однако противник больше не появлялся, и на том спасибо.
– Отлично! – похвалил я Ребекку. – в следующий раз обязательно меня подорвёшь.
Она подняла свою куртку, на решето похожую, посмотрела на неё печально, и швырнула её мне в физиономию:
– На, полюбуйся на свою работу!
– Ты о чём?
Я действительно тогда ничего не понимал. Только что угрохал как минимум двух гавриков, наслаждаюсь эйфорией от победы, жду восторженных поздравлений, а вместо этого меня пытаются всячески оскорбить.
– Между прочим, – ткнула она мне в рёбра стволом автомата, – куртку на день рождения подарили.
– Что ты разволновалась, не пойму? Тебе так даже лучше, можешь поверить. И мне на тебя смотреть интереснее.
– А, да что с тобой говорить.
Обиделась ужасно, как будто моя драгоценная жизнь совсем ни во что не ценится. Куртка погибла – ай-ай-ай, а если бы я – подумаешь!
Ей и в самом деле, на мой взгляд, без куртки было лучше. И джинсы, и маечка на ней были фасона модного, обтягивающие такие. Так что всякие там выпуклости и округлости очень даже хорошо прорисовывались. Чем она недовольная осталась, не понимаю.
Хотел ей свою точку зрения на эту немаловажную особенность костюма высказать, даже шаг к ней сделал, но охнул и присел. Вот те раз, меня, оказывается, зацепили, а я и не заметил. На левой ноге чуть повыше колена целый клок мяса пуля выдернула. Рана не ахти какая опасная, но всё равно неприятно. Да и как сказать неопасная, потеря крови, как никак, у меня ведь лишней нет.
Не слыша за собой тяжёлой поступи верного телохранителя, Ребекка обернулась, увидела его, на полу сидящего, и подошла. Интерес проявила, выделила минутку, чтобы моим здоровьем поинтересоваться, вот спасибо.
– Ты ранен? – с неподдельной тревогой в голосе спросила она. – Чего тогда молчишь?
– По – твоему, я должен растянуться посреди коридора и требовать носилки вместе с докторшей в коротком халатике? – огрызнулся я.
– Потерпи, я тебя сейчас перевяжу.
Порыв был искренен и благороден, но мне не хотелось принимать от неё помощь, из соображений суперменского характера.
– Ты не похожа на докторшу в коротком халатике.
– Дурачок, вот ты кто, понимаешь? Дурачок.
– Не напоминай об этом так часто, – взмолился я, – а то у меня разовьётся комплекс неполноценности.
Она тогда как- то очень по-доброму улыбнулась. Затем оторвала от своей эротичной майки широкую полосу материи и, не обращая внимания на ругань, перевязала рану. Я примерно прикинул, что, если потребуется ещё одна перевязка, от её одёжки одни лямки останутся.
– У меня ещё одна рана есть, – заявил я весело.
– Где? – забеспокоилась Ребекка.
– Здесь, – указал себе на грудь в месте расположения сердца, – от стрелы Амура.
– Вставай, развалина, – сказала она с улыбкой. – Идти можешь?
Вот так обращение к раненому герою.
– А если не могу, что тогда? На себе потащишь?
– Нет, конечно, – отрицательно качнула она головой, – здесь помирать оставлю.
Пришлось самому встать, Ребекка даже руки не подала, и хромать за ней. Впрочем, беспокойства ранение мне не доставляло. Немного болело, но терпимо.
Чтобы не попадаться больше в подобные ситуации, решил с Ребеккой кое о чём договориться:
– Послушай, кисуля, – обратился я к ней.
– Макс, давай обойдёмся без кисок, рыбок и птичек, ладно? – незамедлительно отреагировала она на мои слова. – Что ты хотел сказать?
Оправившись от потока хлынувшей в мои уши информации, выложил ей свои соображения:
– Что я хотел сказать? А, вспомнил. Значит так: если я скажу тебе падать, ты сразу падаешь, понятно? И при этом не спрашиваешь, почему и зачем. Просто ложишься на пол и не шевелишься. А то мне надоело прикрывать тебя своей мощной грудью. Договорились?
– Договорились.
Как просто! Никаких вопросов, которых ожидал услышать от этой почемучки. Но повторение – мать учения, поэтому вскоре я провёл учебную тренировку.
– Ложись!
И глаза сделал большие – как будто увидел целое неприятельское войско. Ребекка бух на пол и замерла, да ещё уши ладонями прикрыла – вот как испугалась. Стоило посмотреть на это зрелище, очень смешно получилось. Подошёл к ней, присел рядом и постучал её по голове. А когда она подняла на меня удивлённые глаза, вкрадчивым голосом предложил:
– Лучше на спину, так нам удобнее будет.
Реакция у меня хорошая и прыгаю я как кузнечик, а то бы не миновать тяжких травм.
Вижу, девочка не шутит. Доведена до крайности, спасло только то, что, к счастью, оба автомата у меня оказались. Незаметно разрядил «узи», приставил его дуло к своему виску. Ребекка остановилась и взирает на меня со страхом. А я разыгрываю комедию:
– Моей смерти хочешь? Прощай!
– Нет!
Она ко мне кинулась, на руках повисла, от самоубийства спасти желает. Тут уж я не сдержался и захохотал:
– Неужели ты думаешь, что в себя выстрелю? Автомат-то разряжен. Вот, смотри.
Направил ствол вверх и нажал на спусковой крючок. И случилось то, чего никак не ожидал. А именно – раздался выстрел. Несколько секунд не мог вымолвить ни слова, а затем сдавленным голосом пробормотал:
– Забыл про патрон в стволе, да? Как глупо.
– Придурок!
Такой разъярённой мне видеть её ещё не доводилось. Не знаю, чем бы вспышка гнева закончилась, если бы я не отвёл взгляд и не увидел трёх-четырёх бандитиков совсем недалеко от нас. Откуда эти ребята брались, из яиц вылуплялись, что ли? Хоть и стояли мы в тени, они нас заметили.
– Падай! – крикнул я Ребекке.
– Сам падай!
Некогда мне было её уговаривать, вот-вот стрелять начнут, поэтому сделал ей подсечку под обе ноги, и ещё сверху на неё навалился. Перед тем, как она упала, я успел придержать ей голову, а то стукнулась бы об пол и стала дурочкой. Что тогда с ней делать?