Дорога в один конец

Отсюда, сверху, город показался мне похожим на острие копья. Или на треугольную голову змеи. Кварталы, занимая возвышенное междуречье, сбегали, постепенно сужаясь, вниз, к югу, к месту слияния обеих рек, образуя почти правильный треугольник. Боковые стороны этого треугольника были прочерчены голубым блеском речных русел.

В восточной части города, дальней от меня, высилось громадное, серое бесформенное здание. Я уже знал, что это элеватор, и, если присмотреться, можно было различить бесконечную вереницу грузовых автомобилей, тянущуюся к нему по прилегающей улице. Еще одно крупное строение высилось в северной части Хопровска, но что это такое я не знал. Зрение у меня было хорошее, поэтому я смог различить и башню старинной паровозной водокачки вонзившуюся в небо совсем рядом с красным кубиком железнодорожного вокзала. В целом город, действительно, был почти весь одноэтажным. Только на северной и восточной его окраинах расположились небольшие микрорайоны из типовых пятиэтажек. Отсюда я даже не смог определить, через какой из них я попал три дня назад в Хопровск.

Между тем, пока я любовался видом широко и привольно раскинувшегося в огромной речной долине города, что-то произошло в атмосфере, и словно нарастающая тревога разлилась в окружающем воздухе. Солнце как будто стало бледнее, а на севере и на западе над горизонтом стали вздыматься все выше иссиня-черные надменные колоссы. Громадные темные тучи быстро мчались по небу, приближаясь к городу. Подул сильный порывистый ветер. Кажется, близилась сильнейшая гроза. Мне вдруг показалось, что сам воздухе пропитался ужасом и страхом.

Издалека донесся негромкий, но продолжительный перекатывающийся рокот, словно кто-то огромный перекатывался по городу и рушил одно за другим его здания. Чернота в небе подползла совсем близко, и огромную, перевернутую фиолетовую чашу, накрывшую уже половину небосвода, неожиданно прочертило целой сеткой ослепительно ярких ломаных линий.

Я только теперь спохватился и понял, что пора срочно уносить ноги. Я бросился вниз, и в это же время Солнце погасло. Опустилась темнота. На востоке еще оставался большой кусок чистого синего неба, но грозная чернильная мгла быстро пожирала и его.

Не могу сказать, как я спускался почти в полной тьме по крутому склону. Земля выворачивалась из под ног, кусты норовили схватить за ноги, а деревья метили ударить прямо в лоб при стремительном спуске. Неожиданно стало светло, как ярким днем – в небе ударила чудовищных размеров ветвистая молния. И почти следом сверху обрушился всеуничтожающий удар грома. Кажется, я ненадолго оглох. Зато хорошо видел, как с неба в землю били гигантские огненные столбы. Один ударил в склон, по которому я уже просто скатывался вниз, совсем рядом. Земля содрогнулась, запахло паленным, а на землю посыпались какие-то обломки. Первые самые крупные капли дождя защелкали по листьям.

Вновь небо прочертила молния, за ней другая, а потом все вверху расцвело одним единым неистовым огненным цветком, который вонзился в землю и судорожно корчился, словно пытаясь воткнуться как можно глубже. Огненные клинья и мелкие занозы сыпались градом, попадая в деревья совсем рядом со мной. Один разряд оглушительно громыхнул буквально за спиной, и оттуда потянуло какой-то вонью. Когда я, весь грязный и мокрый скатился со склона и подбежал к машине, обрушился настоящий ливень. Как-то мне удалось впрыгнуть в авто, а когда я захлопнул дверь, на крышу машины словно рухнула горная лавина – такой обрушился ливень.

Мотор завелся и заурчал. Даже зажженные фары почти не пробивали сплошную стену воды, низвергавшуюся с небес. Но все же, как-то я поднялся на мост и, набирая скорость, помчался по нему к городу. Машину вдруг резко бросило в сторону, словно она столкнулась с чем-то еще, или если бы ее куда-то выбросило. В потоках воды бегущим по стеклам я даже не видел, где я нахожусь, пересек я мост и с ним реку или еще нет. Еще пара секунд и вдруг ливень резко прекратился. Надо мной, перекрывая небо и заслоняя Солнце, стоящее в зените, скрестились ветви огромных древних дубов. Старая дорога, по которой я ехал, стала описывать поворот. А за ним…

ПЬЯНИЦА НА ДОРОГЕ

…Прямо посреди безлюдной дороги, в тени кроны огромного старого дуба, в инвалидном кресле, спиной ко мне, сидел тощий, неопрятно одетый мужичок с усохшими ногами. Я, не веря глазам своим, подъехал к нему, заглушил мотор и вышел. Готов был поклясться, что он даже сидел в той же самой позе, что и три дня назад. И та же бутылка с алкоголем стояла на асфальте. И жидкости в ней было столько же.

Инвалид с трудом открыл мутные глаза. Пока они сфокусировались – а сделать это было, видимо, непросто – правая рука медленно сползла вниз, ухватила бутылку и также медленно подняла ее к губам. Сделав большой глоток, мужичонка, икнул и, с трудом разлепив засохшие губы, прохрипел:

– А т-т-т-ы хто?

– Карл Иванович Шустерлинг, – громко и сердито отчеканил я ему.

– А-а-а..– с пониманием протянул пьнчуга, – уважаю.

– А не знаешь ли ты, Карл Иванович, – забубнил он, с трудом выговаривая слова, – как там Джулиан Ассандж пожи-пожива-ет? Из пос-сол-льства не сбежал еще?

– Нет, – честно ответил я – не знаю.

– Жаль, – пригорюнился инвалид, вытирая нос и слюнявые губы.

– А чего ты здесь делаешь один в лесу – на всякий случай спросил я.

– Чой-то один, – пробормотал алкоголик, – здеся рядом Дом Призрения.

– Дом чего?

Объехав калеку и безуспешно гадая, как я мог оказаться на противоположной стороне города, я поехал по уже знакомой мне дороге между кладбищем и свалкой. Над свалкой справа курился зловонный дымок, а среди могил кладбища слева кое-где копошились люди. В самом деле, не мог же я в грозу проскочить весь город насквозь, и даже не заметить этого! Дорога закончилась въездом в город и превратилась в улицу. С одной стороны остался прежний микрорайон из пятиэтажек. С другой – так же высились корпуса завода, но мне показалось, что они выглядят как-то иначе.

Улица продолжилась среди бесчисленных одноэтажных домиков с красными и зелеными черепичными крышами. На одном из домишек мелькнула табличка с названием улицы. Но я не успел разглядеть ее и прочитать. Но я был готов поклясться, что еду по той же улице, что и три дня назад.

Тем временем дорожное полотно резко повернуло вправо. Я свернул и вдруг буквально уперся в неожиданное препятствие. Улица была перегорожена полосатой лентой. На обочинах стояли патрульные авто и кареты скорой помощи, а поперек дороги растопырилась огромная красная, как кровь, пожарная машина. Из ветхого домика на правой стороне улицы слышались какие-то крики. Перед ним собралась небольшая группа первых зевак. Я вылез из машины и подошел к этим людям. Высокая, крашенная в жгучий рыжий цвет, женщина неопределенного возраста кому-то говорила: «Прямо в голову ему выстрелил, аж, мозги во все стороны брызнули!» Неподалеку, на основательно разбитом тротуаре, лежало тело, прикрытое простыней. Из-под него медленно расползалась лужа крови.

Вдруг где-то рядом оглушительно взвыла сирена, моргающим светом полыхнула мигалка, и из-за угла вырвалась синяя, с красными лаковыми полосами и белой шпагой посредине борта, еще одна патрульная машина. За ней выкатилась серебристая иномарка с тонированными стеклами. Я даже сказать ничего не успел, как из первой машины выскочили трое стражей в красивых голубых мундирах с белыми портупеями и решительно направились прямо ко мне.

– Кто такой? – Строго, даже несколько угрожающе спросил старший, с серебряным значком лилии, пронзенной шпагой, на отвороте.

– Гражданин, – несколько растеряно ответил я.

– А документы есть у тебя, гражданин?

– Есть, конечно.

– Что здесь делаем? – довольно невежливо спросили полицейские.

– А что такое-то?

– Видишь, какое дело?

– Какое?

– А что не видишь? Местного старосту, Дееспособнова убили. Наверное, это вражеский диверсант на него покусился. Вот не вы ли, случайно, молодой человек?

– Вы, что с ума сошли? Какой я диверсант?

– И сумасшедшей видали.. – рассердился страж.

Между тем из второй машины выбрался невысокий крепкий мужчина лет сорока и тоже направился ко мне. Я с удивлением наблюдал, как он спокойно и властно отстранил полицейских и подошел ко мне.

– Я – здешний Алькальд.

– Кто…?

– Ну, я – глава местного теротдела.

– Глава …чего-чего?

– Местного са-мо-уп-рав-ле-ния..

– А-а-а!

– Меня зовут Алексей Николаевич.

– Очень приятно! А я-то тут причем? Чего им от меня-то надо.

– Вы, вот, видите, у нас назревают серьезные события. Людей уже стали убивать. Граница-то отсюда совсем не далеко. Недолго и вражеских лазутчиков дождаться. И тогда они о-го-го…Ну, вы понимаете.

– Нет, – я решительно затряс головой – ничего не понимаю.

– Ну, что же вы упорствуете-то, голубчик?

– Я вообще не военный, Алексей Николаевич, – истово глядя в глаза Алькальду, отрапортовал я, – простой турист. А они вот пристали..

– Не надо обижаться на альгвасилов – они просто выполняют свою работу.

– Аль.. кого? – растерялся я.

– Альгвасилов, – строго и внушительно произнес Алексей Николаевич.

Минут через пятнадцать меня отпустили с богом, и я покатил дальше.

Медленно проезжая центр городка, я с изумлением стал замечать незнакомые строительные объекты. Город, казалось, был тот же самый. Но что-то в нем, все-таки, неуловимо изменилось, хотя в целом, все было, как и до грозы. Правда, несколько изменился фасон одежды немногочисленных прохожих. На улицах стало больше машин. Появились новые красивые здания необычного стиля, который я бы назвал колониальным. Поглазев по сторонам, я отправился в тихие восточные кварталы, где жил дед Кагор.

В САДУ ДЕДА КАГОРА

Я без труда отыскал уже хорошо мне известную Рябиновую улицу. Нашел калитку из старых сосновых брусков на петлях из кусков резины и со знакомым запором из алюминиевой проволоки. Открыв калитку, я попал в огромный запушенный сад. Из беседки слышались знакомые мне голоса. Я вышел из-за деревьев. За столиком с неизменной бутылкой водки и тарелками с закуской сидел дед Егор и Стас, собственной персоной.

Станислав, как и несколько дней назад, был помят, небрит и угрюмо тосклив. Водку он пил с остервенением. Казалось, что стаканчик будет проглочен вместе с содержимым. Дед Егор сидел так же, как и в прошлый раз, напротив Стаса и, держа в руке полную стопку, что-то рассказывал – развивал очередную свою теорию. Редкие, но жесткие, сильно седые волосы его задиристо топорщились на голове с небольшой лысинкой на макушке. Был он выбрит, хоть и не чисто, а из-под кустистых широких, нетронутых сединой бровей внимательно глядели темно-коричневые, насмешливые глаза.

– Здрастье, – поприветствовал я их.

– Здрав буди, отрок, – изумленно произнес оторопевший старик.

– А-а.. – невнятно пробурчал Стас – и этим ограничился.

– Ты, чьих будешь, юноша? – вопросил Кагор, опуская полный стаканчик.

– Это же я – Денис.

– Какой такой Денис?

– Я приезжий…

– И чего тебе в моем саду надобно, приезжий Денис?

– Мне сказали, что у вас можно комнату снять – зашел я с другой стороны.

– Это правильно тебе сказали.

Кагор снова взял стопку, потом опустил, еще раз посмотрел на меня, опять поднял и все же отправил водку себе в пищевод. Далее дед хмыкнул, задумчиво закусил яичком. Потом снова посмотрел на меня с недоумением.

– Как будто бы, я тебя уже видел. Ладно – пошли хоромы смотреть.

И сад, и двор, и дом – все было, как и до грозы. Вот только дед теперь был, как будто чуточку моложе и шел бодрее. И еще, он совершенно меня не помнил! И Стас тоже! Улица, дом Кагора, сама моя комната – все было как сегодня утром. Вот только яблоки на яблоне налились и были уже вполне съедобными. Хотя я мог поклясться, что вчера там была только завязь. Комната мне, разумеется, понравилась. Дед молча стоял в двери, пока я осматривал комнатушку.

– Ну, что? – деловито осведомился он.

– Отлично, – откликнулся я и вновь не покривил душой.

Я снова уплатил – так же две бумажки, только были они другого цвета и назывались реалами.

– Ну, ты это, устраивайся здеся, да выходи к нам со Стасом в сад. Посидим, познакомимся, пообщаемся.

Кагор быстро ушел. Я еще заметил, как одну бумажку он воровато спрятал куда-то за пазуху. С некоторым изумлением я еще раз огляделся. Все было, как прежде. Но какое-то другое. Цвет обоев, рисунок на занавесках, покрывало на кровати, чем-то неуловимо отличались. Не выдержав таких сложных восприятий, я пожал плечами и решил пока забыть странные нестыковки. А для этого было бы неплохо выпить. Благо мне это и предложили. Через двадцать минут, переодевшись, я уже сидел в беседке. Здесь я быстро влился в компанию уже выпивших Кагора и Стаса.

– Выпьем, Стасик, – почти ласково сказал Кагор, наполняя стопки.

– Да-да! – подтвердил хмельной Станислав, подвигая свою посуду.

– Может, хватит, – осторожно заметил я

– Чей-то? – удивился собутыльник. – Я – водколюбивое существо, понимаш! Она мне кровь разжижаеть! – с трудом ворочая языком, сообщил он.

– А тебе, Дениска, – поинтересовался дед – налить?

– Да, уж! Без этого мне не обойтись, – вздохнул я.

– Пей, как там тебя зовут, Денис, – пьяно заявил Станислав.

Кагор деликатно промолчал, что водка куплена на его деньги и предлагать ее, имеет право лишь он сам.

– А что, Денис, родители-то у тебя есть, – спросил меня Кагор?

– Нет, – вздохнув, ответил я, – родителей у меня нет.

– Как так? – Удивился Стас. – Совсем что ли нет?

– Совсем!

– И не было? – Допытывался Станислав. – Откель же ты взялся.

– Родители были. Но в живых уже давно нет.

– А что случилось, – участливо поинтересовался дед Егор.

– Отец был офицером, военным советником. Он погиб в чужом конфликте в далекой южной стране, когда я еще был совсем маленьким. Потом мама умерла. Я так понимаю, что она отца очень любила, и без него жить просто не хотела и не могла. Так я один и остался.

– Как это не могла, – забуробил пьяный Стас.

– Да, заглохни ты…– отмахнулся дед. – А как же ты, Денис?

– А меня воспитывала бабушка. А потом и она умерла.

– Жаль тебя, паренек, – опечалился Кагор. – Ну, давай помянем!

Стас тут же обрадовался новому поводу и хлопнул рюмку.

– Выпьем же, право еще, – вдруг изрек он.

– Хватит балабонить! – попытался урезонить собутыльника дед.

– Все пропьем мы без остатка. Горек хмель, а пьется сладко, – продолжал бесконтрольно бубнить Стас.

– Это я когда-то учил его поэзии Вагантов, – извиняющимся тоном пояснил дед Егор. – Но он только две строчки и смог запомнить. Вот эти самые.

– Не-прав-да, – еле выговорил в стельку пьяный собутыльник, – все я помню. Вот помню, еще, как ты мне рассказывал про чудесное блюдо…

– Какое, – изумился дед? – Про какое блюдо я тебе рассказывал?

– Да вот, такое, восхитительно вкусное. – Стас помолчал, собирая остатки мыслей и сведя глаза и брови в одну кучу.

– Во! Вспомнил! Пирожное такое – Камдесю.

– Идиот! – Беззлобно выругался дед. – Терамису, пирожное называется. А Камдесю – это финансист.

Некоторое время они еще препирались по мелочам. Потом разговор перешел на политику. Обычно в пьяных беседах это следующая тема после женщин и рыбалки. Постепенно, с трудом понимая хмельную болтовню, от деда Егора и Стаса я узнал о последней большой войне и голоде после нее. И, наконец, о перестройке. Перестройка-то была!

Некий руководитель страны, которого Стас и дед Егор упорно называли «Меченый», под предлогом модернизации страны и общества, развалил полностью всю экономику, жилищно-коммунальную систему, армию, саму государственную структуру и вообще всю страну. В результате ослабленную, разоренную и всеми проклинаемую, а некогда могучую державу, присоединила Великая Испанская империя.

Мои собеседники еще заспорили, по поводу побудительных действий Меченого. Кагор считал, что он просто уничтожал достижения своего предшественника, которого ненавидел. А Стас доказывал, что Меченый – агент вражеских спецслужб, который умышленно разорял страну по заказу враждебных держав. Сейчас наши земли входят, якобы, в Испанскую империю. А совсем рядом, лишь парой сотен километров южнее, лежат территории Персидской империи. И именно сейчас между двумя грандиозными сверхдержавами назревает конфликтная враждебность. Причины ее – серьезный дипломатический скандал. Кто-то (я не понял, кто именно) отобрал у своего потенциального соперника дипломатическую собственность. Я не очень прислушивался к этому бреду.

РАБЫ ЦИВИЛИЗАЦИИ

Но вот спор закончился. Мы выпили еще. Дед молча пожевал сухими твердыми губами. Подумал, потом выпил еще одну стопку. И родил очередную свою теорию. Глупости говорят историки про общественные формации – рабовладение, феодализм, капитализм. Тьфу, ерунда все это. Все было совсем не так.

Раньше все люди были свободными. Жили они так, как им хотелось. Хотели – работали, не хотели – не работали. Кто хотел – тот занимался своим любимым делом. Кто-то играл на свирели, кто-то разводил пчел, кто-то охотился, кто-то путешествовал. Кто-то становился купцом, а кто-то кузнецом, а кто-то просто мечтательным лодырем, сидел и глазел в ночное небо или рисовал загадочные фигурки охрой на стене пещеры.

А потом пришли они – грозные боги цивилизации. Пришли в свете электрических фонарей и грохоте машин, в облаках пара и выхлопных газов. И пораженные их мощью, люди стали им поклоняться. Поклонялись паровой машине, дизелю, двигателю внутреннего сгорания, телефону, телевизору. Сначала казалось, что новые боги принесли облегчение в тяжелом труде, увеличение скорости труда и увеличение благополучия.

А потом началось! Людей стали сгонять в города – в лабиринты узких городских улиц, в тесные вонючие квартирки. Сына бескрайних степей, потомка гордого, вольного охотника поставили к станку или конвейеру. Прикрепили, как часть рабочего механизма. Навсегда. Нас всех сделали рабами заводов и фабрик. Ведь на них надо ходить всегда, вечно. Всегда рано вставать. Всегда тяжело работать. После коротких выходных вновь к станку! После праздника гудок – и опять на завод. Мы же все – рабы! Дед изо всех сил треснул костлявым кулачищем по столу, аж посуда подпрыгнула.

Да, мы живем в благоустроенных квартирах с центральным отоплением, водопроводом и электричеством, и это как будто прекрасные плоды цивилизации. Но наша прежняя жизнь из широкого яркого полотна панорамной жизни превратилась в узкую серую полосу бесконечных, однообразных, монотонных будней. Вся жизнь – одна серая лента, с редкими цветными пятнами праздников. Как так жить? Но попробуй сказать – хватит! Я не раб! Я больше не буду всю жизнь горбиться у станка, за компьютером или за прилавком. И что? Через месяц у тебя не будет денег, чтобы оплатить счета за коммуналку, через полгода тебя выкинут из жилья, если ты не сдохнешь до этого с голода!

Кагор, продолжая говорить, показал пальцами. Стас сразу понял и расторопно наполнил стопочку из-под «Немирофф». А дед ловко, не хуже фокусника, отправил ее рот, не прекращая говорить.

Куда ты пойдешь, оставшись без работы и без денег? Кто даст тебе кров и пищу? – Вопрошал он, грозно воздев кулаки. Наши предки жили внутри природы и худо-бедно кормились ее плодами. А мы – ущербные дети города, будь он проклят, совершенно беспомощны без своих телефонов, компьютеров, кофеварок и холодильников. Вот ты сможешь выжить в лесу или степи, оставшись без средств к существованию? Нет, не сможешь! Остается лишь бомжевать, собирать объедки на мусорке и носить обноски, скрываясь от прежних знакомых. Или тихо умереть!

Мы – рабы цивилизации. А она – наш бог! И она питается нашими жизнями, силами и кровью людей. Мы нужны ей, как пища! У нас, как будто, все есть. Но только, пока мы работаем, как проклятые! Стоит отказаться от оплаты коммунальных счетов, и твоя благоустроенная квартира превратиться в доисторическую пещеру без света и тепла. Ты – невольник! И сбежать тебе некуда. Если ты не хочешь работать, как все – ты изгой, а вскоре – труп!

Дед умолк, посидел, выпил еще и уронил голову на стол.

– В-о-о, голова! – Умилился Стас. – Умнейший ты человек, дед Еглий, – сообщил затылку деда Стас, допивая последнюю водку.

Я снова подивился фантазии и самобытному мышлению Кагора.

– А где здесь ближайшая библиотека? – поинтересовался я у Стаса.

Оказалось всего через пару кварталов. Я быстро собрался и отправился в поход за знаниями.

БИБЛИОТЕКА

Следуя указаниям прохожих, я быстро нашел серую длинную пятиэтажку, одиноко возвышающуюся среди бескрайнего моря частного сектора. На первом этаже в отдельной пристройке я увидел деревянную брусчатую дверь над каменным крылечком в четыре ступени. Над дверью висела основательно выцветшая синяя табличка с надписью «Библиотека имени Диего Алонсо». За дверью был небольшой коридорчик, дальше холл и из него вход в абонемент и еще чуть дальше – в читальный зал.

Читальный зал был небольшой – 10 простых полированных столов стояли здесь в два ряда для работы с книгами. Я все еще думал, что мне для себя спросить, когда работница библиотеки – судя по юной нежной спине, совсем молодая девушка, обернулась ко мне. О, Боже – да ведь это была Наташа. Такая же юная, красивая, но немного другая. Только удивительные глазки-солнышки были точно такие же: лучистые, веселые и озорные. Я даже не удивился, когда она мне, как совершенно незнакомому человеку приветливо сказала:

– Добрый день! А Вас, что интересует?

– Здравствуйте…– пробормотал я, не в силах совладать с волнением.

– Что с вами, – участливо спросила девушка. – Вам плохо?

– Нет-нет, мне очень хорошо…

– Позвольте, – вдруг пробормотала, как бы в замешательстве библиотекарь, – А я вас раньше никогда не видела?

Я чуть не сказал, что она не только видела меня, но и.., но потом промолчал.

– Вас как зовут? – вежливо поинтересовалась девушка.

– Меня зовут Денис. Я – приезжий. Впервые у вас в городе. Хотелось бы немного разобраться в некоторых вещах. А вас, как зовут?

– Я – Натали, – и она лучезарно улыбнулась.

От этой удивительно милой улыбки на сердце моем разлилось необыкновенное тепло. Словно солнечный напиток неторопливо рассасывался в теле. Затем мы долго подбирали мне книги. Я и сам не знал, что мне нужно. В конце концов, я нашел-таки для себя чтение – сильно потрепанный томик Всемирной истории. Вместе с Натали мы рылись в пыльных книгах на дальних стеллажах. Когда она легко вспорхнула на стремяночку к верхним полкам, я бережно придерживал шаткую лесенку, вместе с ее бесценным грузом. Перед самыми моими глазами тускло отсвечивали ее стройные, гладкие, в меру загорелые ножки. Я еле удержался, чтобы не погладить их.

Когда Натали спустилась, то не удержалась и громко чихнула, нанюхавшись, пыли. При этом резко нагнулась. И ароматные колечки ее волнистых темно-каштановых волос неожиданно коснулись моего разгоряченного лица. От нее пахло теми же нежными и теплыми цветочными духами, что и в прошлое наше знакомство. И я не выдержал больше! Не в силах сдержать эмоции, я привлек ее к себе и нежно обнял. Она подняла на меня свои прекрасные, удивленные очи, но не возразила и не освободилась. Два больших, почти по-детски наивных глаза с удивлением и ожиданием смотрели на меня. Минуту мы смотрели так, друг на друга, молча, а потом поцеловались…

Еще я раздобыл в библиотеке старый географический атлас и внимательно изучил его. И вот что я там увидел. Две трети суши на планете были выкрашены золотым цветом. Это была территория огромной империи, над которой, поистине, никогда не заходило Солнце.

Оказалось, что самое большое и мощной государство современности это Великая Испанская империя. Она была всеобъемлюща – большая часть Европы, почти вся Америка, Филиппины, Австралия, многочисленные территории в Азии, Африке и Океании. Нынешняя Испания была огромна и всесильна. Правда, кроме нее в мире существовало много мелких зависимых, полузависимых и суверенных территорий. Кроме Великой Испании, есть еще Персидская империя, которая включает Малую Азию, Ближний Восток, Индостан и Центральную Азию, где очень большое население. И вот, между этими двумя гигантскими державами веками продолжается ожесточенное единоборство, в стремлении завладеть новыми землями. И именно сейчас – период очередного обострения этого яростного противостояния. Дело, возможно, близиться к очередной войне. А войн этих, за передел мира, немало было уже и в прошлом.

Мозги мои постепенно закипали. Я никак не мог понять – это я сошел с ума и поэтому ничего не понимаю? Или весь мир вокруг меня слетел с катушек и на космической скорости мчится в пропасть? Может я, в самом деле, схватил на почве увольнения депресняк, переросший в тотальную шизофрению? И сейчас нахожусь в психлечебнице? Но Натали не была похожа на санитарку или психотерапевта. Она была похожа на очень миленькую библиотекаршу. Для проверки я спросил ее:

– А ты знаешь, что такое бифуркация?

– О-о, я знаю абсолютно все слова на букву Б..

– Почему это?

– У меня профессия на Б. – Натали заразительно рассмеялась. – Есть такой старый железнодорожный анекдот, про мужчину и женщину, едущих в одном купе. У нее была профессия на букву Б – библиотекарь.

– Бифуркация – это научный термин, который означает различные изменения, можно даже сказать, метаморфозы каких либо объектов, при изменении параметров, от которых они кардинально зависят.

– Вот так вот, – глубокомысленно изрек я, – а попроще?

– Ну, как тебе объяснить, – вздохнула девушка, – слово происходит от латинского Bifurcus, что в дословном переводе означает «раздвоенный». То есть, когда изменяется какой-то один, возможно, совсем незначительный фактор, это приводит к бесконечной цепи всевозможных превращений и, в конечном итоге, полному или всеобъемлющему изменению всей системы.

– А причем здесь тогда раздвоение? – В голове у меня не к месту возникла странная аналогия с раздвоенным языком змеи.

– Мелкое изменение могло произойти, а могло и нет, – терпеливо, как маленькому, стала объяснять Натали. – Вот тот момент, когда это случается и есть место возможного раздвоения.

– Понятно, – пробормотал я, и стало очевидно, что все равно не понятно.

– Ну, смотри, – раздражаясь, воскликнула библиотекарь – течет река, потом русло натыкается на непреодолимую преграду, которую не может размыть вода! И река разделяется на две ветви, два русла. Произошла бифуркация. В медицине так обозначают деление кровеносных сосудов или трубчатых органов, таких как бронхи, например, на два равнозначные ветви.

Я радостно закивал, чувствуя, что, наконец, до меня дошло. Решив сменить тему, я задал еще пару вопросов об истории и политике, а потом, довольно бестактно поинтересовался, чем девушка занимается вечером. Наверное, нет особого смысла объяснять, что в этот же вечер мы с Натали встретились. И в следующий тоже. А все наши встречи заканчивались одинаково. И вообще она оказалась большой шалуньей.

ПАКЕТ ИКОНОСТАСА

«Тебе надо продержаться всего неделю, от силы – две» – объяснял мне Иконостас. Мы были с ним в каком-то светящемся пузыре то ли из пленки, то ли из электромагнитного излучения. Сумасшедший директор с всклоченными волосами и бешеными глазами тряс меня за плечи и орал: «Денис, все зависит от тебя! Я завишу от тебя! Мир зависит от тебя!»…

Я вдруг мгновенно проснулся. Полежал, глядя в потолок и соображая, где я есть. Потом вспомнил, что это дом деда Кагора. Я постарался выкинуть из памяти несуразные картины недавнего сна. Потом, смутно вспоминая события вчерашнего вечера, повернулся на бок и увидел, как в окна моей комнатушки заглядывает рассвет.

Меня уже давно мучил вопрос, что мне всучил с собой Аностас. И сегодня я решил окончательно это выяснить. Кроме денег и бумаг бывший шеф передал мне еще один небольшой пакет из плотной бумаги. В нем находился еще один из толстого темного целлофана. Целлофан был запаян, и мне пришлось основательно потрудиться, чтобы вскрыть его. Внутри лежала небольшая деревянная коробочка, этакая шкатулочка с секретом.

Небольшой ящичек из какой-то ценной породы дерева размером был невелик. Я сразу отметил редкую ручную работу, красивую текстуру самой темно-коричневой древесины, узоры и украшения, нанесенные на нее рукой неизвестного мне мастера. На верхней крышке был искусно выгравирован странный герб или, вероятно, символ. Каких либо швов или пазов разглядеть было совершенно не возможно. Как я не пытался открыть коробочку, мне так и не удалось ее открыть. Можно было подумать, что это просто брусок дорогой древесины. На передней панели находились три маленьких глазка, похожие на стекло. Возможно, это были какие-то индикаторы. Один из них светился тусклым зеленым огоньком.

Устав от этого бессмысленного и бесполезного занятия, я забросил деревяшку обратно в свою сумку. Потом оделся и отправился в город. Всего через пару кварталов я достиг тихого, пыльного скверика, где неподалеку находилась хорошо мне знакомая пельменная. Девушка с хула-хупом уже была там. Костюм на ней оказался другой, а вот фигура был по-прежнему великолепна. И, конечно, я не мог не отметить ее прекрасную физическую подготовку. Пластиковый круг вокруг ее талии вращался непрерывно, пока я ее мог видеть.

Перекусив и вновь вспомнив, как я здесь впервые познакомился с Наташей, я отправился гулять по городу. Улица, по которой я двинулся неспешным прогулочным шагом, носила имя некоего Бориса Чердынцева. Она была обсажена ровными рядами каштанов и древних, разлапистых лип, своими ветвями накрывавших посеченный временем асфальт тротуаров. За деревьями прятались двух- и полутораэтажные старинные каменные дома.

Улица Чердынцева вывела меня на бульвар. Здесь было тоже много зелени – клены, тополя, березы. Вдоль плиточной дорожки разместились красивые с изогнутыми спинками деревянные скамьи. На одной из скамеек кто-то забыл местную газету, и ветер небрежно листал ее измятые страницы. Я присел и взял в руки брошенное типографское изделие. Прямо с первой страницы кричащий заголовок сообщил мне, что в наш коррихемьенто прибывает Великий Коррехидор Сантана де Лос Аспиранту. Он собирается проинспектировать части местного гарнизона и штаб пограничного округа. С ним будет целая свита генералов и полковников из самой столицы. Дальше я с интересом прочитал кучу светских новостей и криминальной хроники. Местный спорт меня вовсе не заинтересовал. Оставив потрепанное, с блеклыми фотографиями издание там же, где его и нашел, я отправился дальше.

По дороге я случайно повстречал Макса. Он шел мне навстречу понурый и задумчивый. Однако, когда мы практически сошлись на тротуаре, мальчик поднял на меня глаза. Я не был уверен, что он меня узнал, однако мальчуган мне улыбнулся и прошел мимо. Вскоре я уже был в библиотеке, где теперь знал все самые дальние уголки между стеллажами.