«Ну-ка…» – буркнул Софрон. Наверху что-то заскрипело. Он посмотрел туда. Свет резко стал сужаться. Крышка с грохотом рухнула! И свет померк. Повсюду – кромешная тьма. Следом свалилась на каменистый пол деревянная лесенка. «Упаси, Боже!» – вскрикнул молодец.
Где-то вдалеке что-то повалилось. В темноте раздалось протяжное тонкое шипение и шелест. Звук становился всё сильнее… Софрон присел на корточки и стал судорожно возить руками по полу. Он резко схватил рукой деревяшку, другой рукой – вторую. Взявши лестницу, он неистово махнул ею вверх. Она шумно ударилась о крышку, та отлетела вверх. Пролился яркий свет. В погреб хлынул холодный свежий воздух.
Дрожащими руками Софрон подставил лесенку к сияющему отверстию над головой. Быстро полез наверх – и вылез. Ступив на пол избы, распрямился, и с силой захлопнул крышку погреба.
Молодой купец перекрестился, рванул к выходу из разрушенного терема, и выскочил оттуда. Шла метель. Под её напором гнулись берёзки, воющим ветром заметало всю округу – чёрно-бурые просторы побелели и покрылись снегом. Софрон, прищурившись, всмотрелся вдаль. Там был его друг в коричневом кафтане, с двумя лошадьми, на том же месте. Софрон торопливо пошёл к нему. Он ощупал свой пояс. Достав оттуда серебряный перстень, остановился. Повертел, поглядел на него и засунул обратно. Ещё раз перекрестившись, он сказал: «Слава тебе, Господи! Пить надобно поменьше…».
…
В избе, напротив небольшой, покрытой зелёными изразцами, печки вытянулся стол. В печи с треском тлели дрова, горел огонёк. Её пламя, вместе со стоявшими на столе свечками, освещало всю комнату.
На столе валялись серебряные монетки, мешочки и бумажные свёртки. Товарищи, склонившись над столом, опёрлись ладонями о его поверхность.
– До Петрова дня должны поспеть к Архангельску! – говорил Михаил. – За провоз и корабли, Софрон, с тобою в складчину будем платить – не забывай. У дружка-то твоего есть чего продать? Купеческий же сын… вроде как.
– Вроде ничего не везёт, – ответил Софрон.
– Да. Если что, в пути постараюсь быть полезным, – сказал Иван.
– Ну и славно! – воскликнул Михаил, и призадумался. – Значит… к Вологде сначала. А там что у нас? Рыба, сало, ворвань… немного белок и бобров. Потом в Устюг?
– В Устюг, – подтвердил Софрон, – к братьям. От них смолы и воску наберём, а отсюда кож и ремешков погрузим, да парчи немного.
– Там, говорят, в Архангельске можно столько вина раздобыть фряжского – на всю жизнь! – усмехнулся Фёдор. На его плечах была накидка, он держал руку на поясе, на рукояти сабли. Сабля покоилась в изящных ножнах, с яркими серебряными орлами. Вместо глаз у орлов сияли рубины.
– Можно! – весело ответил Михаил. – А чего там только нельзя раздобыть? Злато и серебро… Сахар, да перец, да пряности всяческие! И жемчугу можно, и тканей добротных, – он увлечённо продолжал, взмахивая руками, – и зеркальцев чудных, и каменьев, и много-много чего ещё! У немцев есть такие штуковины, которыми они положение своих кораблей в окияне определяют! И другие есть вещицы любопытные…
– Только не хватает им сокровищ царства Индийского, – заметил Иван. – Они бы туда с радостью приплыли! Если б чрез студёное море путь был удобный. Но из-за льдов многих не могут. Поэтому только в Архангельске останавливаются, и с нашими гостями торгуют, – он продолжал, водя пальцем по столу. – Если от Архангельска к Ярославлю выйти… а потом по Волге к Астрахани – то так можно и до Персии доплыть! Аглицкие люди по тому пути хотели б если не с индийцами, то хоть с персиянами торговать – ткани дорогие шёлковые по низкой цене покупать. Но царь наш покойный, Иван Васильевич, пущать их туда не велел!
– Откуда ж ты знаешь? – насмешливо бросил Степан. Узор его синего халата сверкал в лучах свечных огоньков. – Сам нигде никогда не бывал, и возрастом невелик – а о таких вещах рассуждаешь, словно всю жизнь в странствиях провёл! Купцом ещё называешься!
– Я о том читал в хрониках, и записках, – ответил, нахмурившись, Иван, – которые в Литве учёными людьми с немецких наречий и с латинского на наше переводятся. Да в основном-то они и есть на латинском, а я в этом наречии кое-что понимаю. Что с того, что я в тех странах не был?
– Верно ты, Ваня, всё говоришь! – воскликнул Михаил, прерывая спор. – Но немцам нужен ещё соболиный мех. Вот настоящие сокровища! А их уже в наших краях-то и не сыщешь, – купец грустно покачал головой. – Из Сибири привозят, их в той земле очень много. А на островах в студёном море – рыба-морж водится! Ихний зуб не то, что баранья кость. Им палаты царские украшают, из него фигуры красивые вытачивают! Вот что немцам от нас, Ваня, прежде всего, надобно. Ещё, правда, лес нужен для кораблей… У меня товарищи есть на севере, кто добычей рыбьего зуба, и соболей промышляет. Они тебе скажут, что это – настоящее золото!
– Я знаю, – серьёзно сказал Фёдор. На улице послышался глухой звон колокола. – Служилых нынче набирают для тамошних острогов, чтоб охраняли их от местных. И чтобы с этих людей ясак21 соболиный прибирали для государя.
– Да, слыхал об этом, – ответил купец в красном кафтане. – Что ж, братцы, пойдёмте на службу.
– Идём…
Из избы вышел Степан, а следом за ним – Фёдор. Потом Иван направился к двери. Софрон остановил Михаила, взяв его за локоть: «Подскажи, Михайло, откуда это колечко?», и дал ему серебряный перстень.
– Да обычное колечко, – купец повертел его в руке. Он взял со стола свечу и поднёс её к перстню, и стал его разглядывать. В ярком свете огня на серебристой поверхности показался еле заметный серый орнамент – вязь. – Ух ты… кажись, бусурманское! Это тебе к Степану.
Купец отдал кольцо Софрону.
…
Двое мужчин в серых тулупах, шмыгая сапогами по снегу, тащили большой ящик.
– Молодцы, ребята! – крикнул Ивашка. На его плечах была шерстяная накидка.
Напрягшись, они метко забросили ящик на гору других ящиков, которая вздымалась над длинными грузовыми санями. Впереди саней стояла колымага – возок с дверцей. А перед колымагой уже была готова запряжённая тройка. Лошади нетерпеливо фырчали и мотали мордами.
Вся эта приготовленная упряжка стояла у крупной бревенчатой церкви. Три дощатых шатра устремлялись ввысь, к хмурым небесам, откуда медленно падали большие белые снежинки.
Неподалёку уже подходили пятеро товарищей в толстых меховых шубах и шапках. Они медленно брели, о чём-то между собой переговариваясь. Вдруг зазвонили колокола. Один за другим, товарищи стали падать на колени в снег. Каждый снял шапку. Каждый крестился, и смотрел на храм, под раскатистый и величавый грохот железа.
– Пресвятая Богородица! Не остави нас… – волнуясь, начал Ивашка и стал креститься. Он держал в левой руке шапку. Среди светло-русых пучков волос на его макушке была залысина. На бородатом лице была печаль.
Тем временем, товарищи поднялись со снега, и подошли к повозке. Михаил первым открыл дверцу, и неспеша залез в колымагу. За ним поочерёдно стали заходить туда остальные. Последним к возку подошёл Софрон. Напротив него стоял Ивашка:
– Прощай, государь, – со слезами прошептал он. Они с Софроном крепко обнялись.
– Сохрани тебя Бог, Ивашка! Ты мне с детства подмогой был – не меньше отца! Увидимся с тобой ещё, обязательно…
Бородатый слуга тихо рыдал.
Молодой купец шагнул в повозку, и захлопнул за собой дверь.
…
Ямщик неистово хлестал лошадей. Они неслись вперёд. Сзади раскинулось множество мелких теремов, ютящихся среди белого снежного моря. В середине, на пригорке – церквушка с тремя шатрами, крошечными луковками и крестами. Сбоку, где-то ещё дальше, высунулась крохотная бревенчатая крепость с башенками. И где-то там, за теремами и за церковью, должен был быть богатый белокаменный монастырь. Но его было совсем не видать.
По сторонам дороги пролетали высокие ветвистые деревья. Их становилось всё больше, они стояли всё кучнее. В конце концов, Ярославль скрылся за их сплошной чащей.
…
На постоялом дворе завывала лютая вьюга. Во мгле метели померк небесный свет, и не было понятно – день сейчас, или ночь. Заметаемое снегом, посреди бревенчатой стены пылало ярким алым огонёчком небольшое окошко.
В избе было светло. За небольшим столиком сидели четверо путников.
– Шах! – воскликнул Степан, со стуком ставя тёмную фигурку коня на шахматную доску. – Конец твоему князю!
– Ошибаешься, братец! Рановато, – улыбнулся бородатый игрок, сидящий перед ним, и подвинул светлую фигуру в сторону.
– Хитёр… – лысый купец, склонившись, задумчиво взялся за рыжую бороду.
По бокам сидели один напротив другого двое здоровенных мужиков в меховых накидках, один из них был чуть выше и полнее. Они пошмыгивали носом, и смотрели за игрой.
На другом конце избы, в углу, под полкой с иконами, стоял ещё один столик. Там сидели трое: Софрон, Иван и ещё один человек. Путник сидел на лавке, лёжа спиной на стене, напротив Ивана, и сонно взирал вправо от себя, в маленькое резное окошко:
– Середина весны уже, а такая метель, – прищурив очи, говорил незнакомец. Он был высокий и худой, лет двадцати, в тёмном синеватом кафтане. На лбу лежали лохматые чёрные волосы, внизу торчала реденькая чёрная бородка. На столике стояли три деревянные кружки с ручками, и свечка.
Софрон взял кружку и, отхлебнув пива, сказал:
– Люди хлеб поздно засеют, а потом не успеют убрать. Беда будет – голод. Мужики, вон, и так из деревень разбегаются – кто куда! Кто в леса, кто в поле, а кто к лихой разбойной шайке прилипнет…
– Вот именно, – отвечал незнакомец. Зевая, он оттолкнулся от стены, потянулся, и наклонился к столу. Он продолжал, качая головой и грустно улыбаясь. – А мы как… неразумные девы, которые не взяли с собою масла для светильников! Придёт жених – и двери за ним затворят. И нас туда не впустят!
– Да уж, – тяжело нахмурившись, сказал Иван. – Перед Господом, в последние времена, нужно чистыми предстать.
Незнакомец восклицал, печально посмеиваясь:
– Уже, взаправду, конец света! Как апостол пишет: «Будут глады и пагубы, начало болезням… – он посмотрел на окошко, ласково переливавшееся в лучах свечей.
На дворе, снаружи, суровая метель засыпала его снегом. Снежные комья густо налипли везде, кроме серединки, где ещё светился ярко-розовый огонёк избы, и где виднелось молодое лицо путника:
– И соблазнятся многие, и предадут друг друга – и возненавидят друг друга! Умножатся беззакония… и охладеет любовь.
– Ты, видно, грамоте научен и Евангелие читал, раз слова апостола знаешь? – удивился Иван.
В другом конце избы раздались крики, и шум. Софрон с тревогой обернулся, глянув в ту сторону. Он пощупал мешок на своём поясе.
Сидевший за дальним столом игрок взял чёрную фигурку с доски и приподнял её, приблизившись лицом к Степану:
– Второго слона теряешь, – и положил её в сторону.
– Я и сам вижу! – злобно ответил купец, и сдвинул вперёд пешку. – Схожу вот так.
– Сходить-то ты сходишь! – усмехнулся здоровый мужик сбоку. – А чё толку?
Тем временем, незнакомец весело отвечал Ивану:
– Научен, это да! Знаешь что, – в его глазах вдруг загорелся огонь, – а я ведь сам сейчас повесть пишу!
– Неужели?
Незнакомец торопливо полез к сумке, которая лежала на лавке, внизу. Он вынул оттуда перевязанный бумажный свёрток. Развязав его, он передал рукопись Ивану:
– Повесть об удалом воине, Святославе Максимовиче! Но это черновик! Кроме того, это всего лишь вводная летопись – после неё ещё пять глав будет!
– Я твою летопись прочесть не смогу, но послушать любопытно, – произнёс Софрон.
Иван придвинул ближе свечу, и с шорохом развернул большой длинный свиток. Нахмурившись, он стал просматривать неряшливые ряды скорописных строк. Он начал серьёзно, неспеша, читать вслух, ведя указательным пальцем по строке:
– Предки наши… жили в царстве Гиперборейском. И враждовали гиперборейцы с ордою кочевников. Как-то раз, решили кочевники, на боевых носорогах, царство Гиперборейское завоевать. А тех носорогов кочевникам прислали из далёких западных стран… Бились-бились они с гиперборейцами, но лишь одну деревеньку смогли захватить. Да и оттуда убрались подобру-поздорову – не пустили их в глубь царства храбрые молодцы! Был среди тех воинов удалой Святослав Максимович…
Иван поднял взгляд на незнакомца:
– Что это за царство Гиперборейское? Святослав Максимович – это какой-то князь, иль боярин, или святой подвижник? Ничего о нём не знаю.
Путник отвечал, смеясь:
– Да я сам всё это придумал! Нет такого князя.
– Ну и ну, – ухмыльнулся Иван, читая рукопись. – Да уж, как много написано! Я, пожалуй, про себя читать буду…
– Хорошо!
– А куда путь-то держишь? – спросил незнакомца Софрон, допивая пиво из кружки.
Тот тоже отхлебнул из своей, и сказал:
– В Воронеж. К себе домой.
– А как оно там, нынче?
– Да ничего, – путник задумчиво смотрел в стол. – Татары поменьше стали народ тревожить, великий государь новые города в поле ставит, и всё дальше к югу. Крестьянам оттого защита, и радость большая. Но всё ж, как и везде – тяжёлые времена настали. Крестьяне бегут на Дон. А иные лихие люди, как ты и сказал, в шайки сбиваются – и по дорогам разбойничают.
Незнакомец пригнулся вперёд, и серьёзно посмотрел в лицо товарищей:
– Будьте осторожней, – потом глянул в окно, – к Архангельску путь, как я слышал, опасный… Пускай вас в дороге святой Николай-заступник от беды убережёт!
– Спасибо, братец, за твои слова, – Иван благодарно улыбнулся. Он свернул рукопись, и спросил. – Как же тебя звать?
С другого края комнаты послышалась громкая ругань.
В том углу игрок громыхнул фигуркой, ставя её на доску перед тёмным резным князем Степана:
– Ты проиграл. Плати!
– Тут сначала всё не задалось, – хмуро отвечал Степан. – И играл ты странно. Хочу ещё раз, чтоб в этот раз уж было справедливей!
– А хер мой поцеловать не хочешь?! – засмеялся игрок.
Степан вскочил из-за стола, и смёл фигуры в сторону. Они с грохотом посыпались на пол. Схватил доску, и швырнул её в мужика. Тот закричал, по лбу потекла густая кровь.
Степан потянулся к ножу, нож в чехле висел на поясе халата. Огромный мужик справа со всей силы врезал ему по лицу. Купец отшатнулся назад, к стене, схватившись правой рукой за разбитый нос, и качнулся. Левой рукой он взял рукоять, и вытащил нож из чехла. Но другой здоровяк схватил его за шею. И резко ударил в живот. Степан согнулся, и содрогнулся в приступе боли. Нож улетел вниз, звонко покатившись по дощатому полу.
– Постойте! – крикнул Софрон, подошедший сюда. – Вот вам серебро, и мы уйдём отсюда!
Молодой купец бросил на стол мешок с монетами.
Из-за двери в другую комнату, выбежал, заслышав шум драки, ямской голова, ответственный за порядок на постоялом дворе:
– Что вы тут устроили, собаки?!
– Рыжий, паскуда, по-хорошему платить не хотел! – громогласно молвил здоровяк. Он убрал руки от шеи купца. Степан резко и тяжко вздохнул, наклонившись вниз. – Ермолая, вон, нашего побил!
– Платить не хотел?! – возмутился ямской голова. – Я сейчас мигом людей позову – они должок найдут как выправить!
– Уж уплатили должок! – успокаивал его Софрон.
– Три дня дай, – глухо сказал Степан, склонившись, и выплёвывая кровь изо рта. Он с трудом поднял с пола свой загнутый нож, – и мы уедем отсюда.
– Три дня, и не больше! – раздражённо бросил служилый.
Степан взялся за плечо Софрона. Тот придержал скрюченного купца. Вдвоём они медленно поковыляли в другую комнату.
…
Пришла тёплая солнечная пора. Звонкая радость весны наконец водворилась в полях и лесах. Зажурчали ручейки, по разлившимся рекам уносились вдаль последние крохи льда.
В лучах солнца раскинулись просторные, усеянные коробочками пчелиных ульев пасеки. Между ульями бродили ловкие пчеловоды. На раздольных чёрно-рыжеватых полях, опушённых полосками сереньких голых деревьев, поблёскивали длинные лужицы. В них отражалось синее небо, по которому плыли толстые кудрявые облака.
Запряжённый тройкой лошадей санный обоз двигался по бурой грязи дороги. По бокам мелькали, среди полей и редких деревьев, одинокие избы. Постепенно, впереди, открылся вид на широкие просторы, сплошь покрытые хоромами и дворами. То были слободы, предместья города. Из их пёстрой гущи возвышалась высокая твердыня с башнями – бревенчатая крепость. Вологда.
…
В маленькой комнате, наклонившись, у окошка сидела девушка, и держала в руке круглые пяльцы. В другой сжимала иглу, и вышивала, покачивая головой. Крохотная ручка медленно вплетала золотистую нить в тонкий алый платок.
Девушка была очень юная и небольшая. На её бело-красном платьице лежала длинная тёмно-русая коса. Плотно уложенные волосы на голове были стянуты тесьмой.
Снизу раздался глухой звук вошедших в терем людей: «Принимай гостя, Маруся! Фёдор Затопин, сын боярский, служилый человек…». Послышались глухие удары сапог по дощатому полу. Голоса постепенно утекли в дальний угол здания, и затихли.
Она продолжала прясть. Но потом сложила пяльцы на колени. Тихонько вздохнув, она посмотрела в окно. И прислонилась к нему, приложа ладошку. Девчонка глядела на улицу.
Там, под её окном, раскинулась шумная речная пристань. В это время солнышко зашло за тучу – и пристань потемнела. По небольшой площади между избами, по голой земле, сновали люди. Они таскали бочки, ящики и всякую всячину. На воде качалось множество корабликов и лодок. Посреди площади стоял молодой парень в коричневом кафтане, с бородой, и смотрел прямо на неё.
Она отпрянула от окна. Убрав пяльцы в сторону, она встала, и подошла к небольшой дощатой полочке. На полке стояла баночка, а рядом лежала кисть. Взяв их, девушка вновь присела к окну, и пошарив рукой сзади себя, подняла с лавки маленькое зеркальце. Оно было обито сверкающей медной резьбой, по которой были разбросаны красивые яркие камешки: синие, зелёные и красные. Она стала аккуратно румянить щёчки багряной краской, поглядывая в зеркальце. Закончив, она смотрелась дальше, крутя головой в разные стороны. Наконец, она сложила зеркальце на колени, и задумчиво улыбнулась.
Софрон глядел в обрамлённое резным наличником окошко большой и роскошной усадьбы. Мимо прошёл рыбак с неводом, ломившимся сверкающими рыбёшками. Молодой купец всё стоял, и смотрел. Сзади о землю ударилась бочка. Послышался шум.
– Гордыня – это самый ужасный грех! – Иван осудительно покачал головой.
– Ты мне тут не указывай, петух косматый! – разъярился Степан, опёршись о бочку, которая стояла между ними. – А то я тебе покажу настоящее обучение – как со старшими надо разговаривать!
– Я-то тебя не боюсь! – скорчился Иван, твёрдо поставив руки на бочку. – Но скольким людям ты, баран, за свою длинную жизнь, зла учинил! В твоей смрадной душонке хоть что-то чистое ещё осталось?!
Купец резко схватил его за воротник:
– Я тебя в реке утоплю, если будешь мешаться! Ничтожество!
Софрон стремительно бросился разнимать их своими руками:
– Прекратите, ради Бога! Вы как нехристи поганые!
Степан отпустил воротник Ивана. Софрон разгорячённо сказал купцу:
– Оставь ты друга моего в покое! Я за него насмерть стоять буду! – он повернулся к товарищу. – А ты не спорь с ним! Пускай своё дело делает! Бог нас всех рассудит.
…
Гружёный товарами дощаник – длинный плоскодонный корабль с парусом – резво плыл по волнам реки Сухоны. Он направлялся к городу, который стоит у ворот могучей Двины, чьи тёмные воды несутся к обветренным леденящей северной стужей отмелям Белого моря.
Порой, когда встречались каменистые перекаты и стремнины, суровым бурлакам приходилось тянуть купеческое судно своей грудью. Упрямо, с разудалыми бурлацкими песнями, тащиться по берегу обвязанными грубой и прочной бечевой22, влекущей корабль вперёд.
К Устюгу товарищи подошли ближе к концу весны. Леса подёрнулись зеленью. В их укромных чащах проснулись дикие звери, защебетали птицы. Острые лучи солнца, теперь спускавшегося за горизонт всего на пару часов, бесцеремонно проникали в укромную глушь тайги и пронзали её мрак, проливаясь меж длинных мшистых стволов елей, берёз и сосен.
Дощаник плыл по широкому речному руслу. На ветру хлопал парус. Слева, ряды высоких островерхих ёлок отступили вбок. На сероватом песчаном берегу лежали разбросанные лодочки. Показались избы, люди, и сам город.
…
В залитой светом горнице, за длинным столом, сидели Степан с Фёдором, и Михаил, а напротив них – трое братьев: Андрей, Софрон и Семён. Бороды у Андрея и Семёна были тёмные и очень длинные. Софрон сидел между старшими братьями. Все весело пили вино из серебряных кубков, украшенных цветными каменьями:
– Я Максим Строганов! – деловито воскликнул Семён раскатистым басом. – Наша семья государю Ивану Васильевичу ближайшая была, землёю владеем во всех концах света!
– А я Андрюша, – сказал брат, хлебнув вина.
– Я на Москве храм Пречистой Богоматери построил! – Семён глянул на небольшую иконку Богородицы с младенцем вдали, на полке, где тлела маленькая свечка. И повернулся к брату. – А мы с Андреем баньку в саду сделали…
– Я Ермака снарядил в Сибирь Кучумово царство завоевать! – напыщенно вскрикнул Андрей.
– А мы младшего братика отправили в Архангельск! – весело смеясь, Семён похлопал Софрона по спине.
Все смеялись, допивая вино из сверкающих кубков и доедая оставшиеся на столе угощения.
Товарищи собирались к выходу. Пришла пора отправляться в путь. Спустившись по роскошному крыльцу в солнечный зелёный сад, Степан увидал Ивана:
– Эй! Не сердись на меня, прости за бранные речи! – купец был весел, и улыбался. – Тяжко было в дороге, оттого я и злился!
– Что ж, – вздохнул молодец, – как же не простить!
…
Смеркалось. К середине ночи солнце скрылось за зубчатой кромкой тайги, притаившись где-то в её глуши. С тёмно-синего неба сияющий белый блин задумчиво поглядывал на корабль, плывущий по бескрайней широкой глади Двины. Холмогоры остались позади. Оплот заморской торговли был уже не за горами.
Большой приземистый дощаник, время от времени, поскрипывал. Иногда, по спокойному речному зеркалу хлестал ветерок – громыхал парус, воды плескали брызгами в людей на корабле.
Товарищи сидели на бочках, в кругу. Держали деревянные чашки, и ели сушёную рыбу. Неподалёку ходили ярыжные люди, охранявшие судно. В воздухе витала дымка.
– С моего поместья крестьяне все поразбежались. Там уже давно никто землю не пашет, – махнул рукой Фёдор.
– Почему не сыщешь? – интересовался Михаил.
– А не хочу! И земля там, по правде, не земля – а болото. – он откусил рыбу, и продолжал, жуя. – Как-то оно… при прежнем воеводе лучше жилось. Он мне товарищем приходится, а теперешний и на пир не позовёт. Даже хуже – ждёт, пёс, подарков за каждую просьбу. Хоть Стёпка мне подмогает. – Фёдор помолчал, и тоскливо промолвил. – Жена у меня померла уже три года тому назад. Заболела – вся струпьями покрылась, так и померла. А сына младшего ещё раньше шведы под Копорьем ранили, и от той раны помер. Хотя бы Господь старшего пока не прибрал, правда я его уже давно не видел, – Фёдор выпрямился, расставил ноги, и вздохнул. – А мне уже пятый десяток! Я уже своё отслужил.
Вдалеке, на берегу, горело несколько маленьких огоньков, от которых вверх поднимались полосочки дыма. Там, резвые парни и девушки плясали, и кружились в хороводе, вокруг костров. Вместе с дымом до корабля, с берега, еле слышимо, доносились весёлые крики и смех. Ночь была прохладная, и приятная.
– Расскажи-ка, Ваня, о том, как фряги23 кругом землю обошли! – воскликнул вдруг сын боярский.
– Чего только не придумают! – усмехнулся Михаил.
– Да, расскажи, – сказал Софрон.
Иван наклонился вперёд, и подумал немного:
– Что ж! В семитысячном году… ишпанцы за морем нашли остров, называемый Америкой. То ли Колюмбус, то ли Америк Веспуций его отыскал, я уж не помню… Стало быть, Америк, раз его именем остров назван. Ишпанцы его прозвали Новым светом – и начали островлян закону Христову обучать. В ту пору, португале, соседнего царства жители, плавали уже к Индийской земле, и к Молукицким островам – на тех островах ароматы, то бишь ягода пряная, родится: гвоздика, и мушхат, и кинамон, и иные всякие. А ишпанцам к тем островам плавать было не велено, ибо римский папа указ учинил: новые земли взыскивать ишпанцам, плывя на запад, а португалам – к восходу солнечному! И призадумались ишпанцы, что если… плывя на запад – к берегам Молукицких островов свои корабли привести?
Все с интересом слушали, попивая из чашек, и жуя рыбу.
– Пять кораблей отправили. Возглавил их воевода Магеллан, португалин. Не ласков к нему был царь португальский – и потому ушёл он от него служить Каролу, кесарю ишпанскому. Отплыли осенью… тот остров, который Новым светом зовётся, очень велик! Чтоб его обойти, порешили к югу плыть. Наконец, к весне, уж приготовились обогнуть его – но попали в страну холодную, и каменистую. В той стране как лето приходит – так морозы лютые водворяются. А люди там живут здоровенные, в три аршина ростом! Пришлось зазимовать в том краю. Хотели иные воры, воеводу своего в цепи заковать, и корабли назад поворотить. Но усмирил их Магеллан – прождали зиму, то бишь лето, и нашли проход в огромную пучину… Конца и края тому морю не было, сто дней плыли – и многие тогда захворали, и померли. Но, всё ж таки, чрез сто дней плаванья, приткнулись к твёрдой землице. Сначала к островам Субусф… Мактан… Там воеводу островляне и прибили! Осталось два всего кораблика – и те к Молукицким островам пристали.
– Да, слыхал я что-то такое, – вставил Степан. – Умеют латиняне байки сочинять!
– Может и байки, – отвечал Иван, – а я думаю, что взаправду так было. О том плаваньи не один раз писано. В земельной, и в окиянской учёности – латинянам не откажешь.
– Откуда мы обо всём этом знаем? Погиб же твой Магеллан!
– А я вам до конца-то не дорассказал. Приплыл же ведь его товарищ домой с оставшимися, в ишпанскую-то землю – и сам обо всём поведал. Так вот… Тех Молукицких островов жители одною рыбою морской питаются, и хлебом, что сагом у них зовётся, и финиковыми ягодами. А пьют – сок, из листьев финиковых древес. По берегам у них жемчужины разбросаны, – Иван поднял кулак, – с яйцо куриное размером, или больше! А ещё такие люди там есть, у которых уши висят до плеч – одним ухом человек в жару, на солнышке, всю голову обворачивает, и от зноя охлаждается!
Товарищи смеялись, дивясь услышанному. Иван продолжал:
– Те островляне слова Божьего не разумели. Солнцу и луне поклонялись – мужем и женою их почитали… а звёзды – сыновьями их и дочерьми. Однако ж, хотя суть язычники – мир и покой среди них бытовал. Браней у островлян почти не бывает. Ихние князцы пределов своих расширить не пытаются – то у них считается неправедным. Живут же в добре, и в любви друг к другу. Живут по триста и по семьсот лет, как Адамовы и Евины правнуки! Ни разбойничества у них нет, ни человекоубийства, – печально вздохнул молодец. – Это к ним от христиан притекло. И к серебру, да к злату жадность, которого они не знали прежде! И обман, и чревоугодие… Из двух кораблей, токмо один домой вернулся. И людишек на нём оставалось из двухсот, только два десятка. Привезли они ишпанскому кесарю ароматных тех пряностей пудов бесчисленное множество. И за то им – великая похвала, и почести, и награда от него большая была!
– Вот это да! Все почти сгинули. Тяжко же им пришлось, – сказал Фёдор.
– Мне б такой кораблик с пряностями… – задумчиво буркнул Михаил.
Товарищи бодро обсуждали услышанную историю.
– Я прошлым летом в Дербенте был! – воскликнул Степан. – Расскажу вам потом об этом, такое приключение вышло!
– Твой рассказ можно будет как повесть записать! Для будущих поколений, какие Божьей милостью будут ещё на свете жить, – ответил Иван.
– Хм… Было бы чудесно. А кто писать будет?
– Ну, я мог бы, – улыбнулся молодец.
Путники встали походить, и размяться. Посмотреть на ночное небо… На носу корабля стояли Степан и Софрон.
– Слушай, есть к тебе просьба! – сказал рыжебородый купец. – Поспрашивай в Архангельске, у кого можно фряжского вина раздобыть. Виноградного! Чтобы высшего качества, понимаешь? Изысканного!
– Хорошо, поспрашиваю.
Впереди, откуда-то раздался шум – бульканье воды. Купцы встрепенулись, и направили свой взгляд на чёрную речную гладь.
Сзади ярыга с ружьём в руке, топая по дощатому настилу, подошёл к носу корабля, где стояли купцы:
– Вон, лодочка! – громко сказал он им, показывая рукой вперёд.
Все остальные подтянулись к носу.
Спереди, выныривая из ночной темноты, показалось судёнышко. Сидевшие в нём люди взмахивали вёслами, хлопая по воде. Степан взял у одного ярыги факел, и подошёл к борту. Лодочка поравнялась с купеческим судном.
– Пусти на корабль, умоляю! – жалобно закричал мужчина в потрёпанной белой рубахе. – Нас побили и ограбили!
Вереница людей, раздетых до рубашек, потянулась на борт дощаника. Лишь на одном был рваный вишнёвый кафтан. Степан с Фёдором помогли двум другим взошедшим вытянуть с лодки мужчину без сознания. Его понесли на руках. На белой рубахе, на груди, у него чернело кровавое пятно. Потом его уложили на доски. Один человек сказал купцам, ступая на борт:
– Поворачивайте назад. Мы сами на таком же корабле шли. Там такая ватага – все до зубов вооружены. У них и пищали24 есть с боевым запасом, и сабли. Отняли наш корабль, а нас на лодку посадили. И мы не сопротивлялись, только Никитка лаять стал на них, они его палицей пришибли. Да вроде живой, дышит.
Степан держал факел, его мерцающий огонь освещал лица стоявших друг возле друга людей:
– Черти поганые! Где здешний староста? Отчего не порубили до сих пор разбойников на кусочки?!
– Кто ж его знает.
– Что ж! Биться будем, значит?! – громогласно крикнул купец, обращаясь к своим товарищам. Несколько стоявших рядом ярыг покрепче взялись за тяжёлые ружья. Держа в руках пищаль, подошёл к товарищам Фёдор.
– Постойте, у меня другая мысль! – промолвил Софрон. – Давайте возле здешней деревеньки остановимся. Скоро уже светать начнёт, повременим немножко – и засветло отправимся!
…
Так и сделали. Корабль пристал к берегу. Товарищи остановились около деревни, на опушке леса.
Ещё была ночь. Среди деревьев, на лужайке, зажгли костёр. В его пламени потрескивали горящие дрова и веточки. Луна потухла, а с неба моросили мелкие капельки. Костёр обдавал жаром и освещал сидящих в траве, вокруг него, людей.
– Мы купцы тотемские, везли в Архангельск лисиц красных на продажу, – говорил один из ограбленных, глядя на прыгающие языки пламени.
– Жаль вас, какая ж беда! – с тоской ответил Иван. – Только одна радость, что живы остались – и Никитка очнулся!
– А логово-то их где, не знаете? – спрашивал Степан, закутываясь в меховое одеяло.
– Да где… – ограбленный купец подумал, и сказал. – Дальше по реке будут острова. И между ними протоки узкие. Там, на каком-нибудь острове, в лесах, и гнездятся.