Часть 2
Впервые в Москве
Москва оказала на семейство Стюартов магическое действие. Они смотрели на заснеженный город широко раскрытыми глазами. К ним приставили сотрудника ФСБ, лейтенанта Саида Бельдыева. Он познакомил их со столицей. На это потребовалось три недели. Проходка ФСБ позволила им посетить Большой театр. Они впервые смотрели балет живьём и были поражены этим праздником танца и костюмов. Побывали в музеях Кремля и на Соборной площади. От белокаменных храмов веяло стариной. Золотые купола завораживали. В Третьяковской галерее им запомнилась картина «Боярыня Морозова». Сильная вещь. В Цирке на Цветном бульваре они увидели танец медведя. Потом прошлись по паркам. В Музеоне вкусно перекусили азиатской лапшой и долго созерцали памятники Ленину и Дзержинскому. В Сокольниках поели пончиков. В саду Эрмитаж выпили медовухи. На ВДНХ покатались на коньках. С непривычки много падали, но восторга было хоть отбавляй. Затем Саид устроил им тур по старым фабрикам. Посмотрели Арт-плей, Флакон, Хлебзавод, Красный Октябрь. Везде к радости американцев были огромные аппетитные бургеры, а в Арме они попробовали такой вкусный чизкейк, какого не ели отродясь. Оказалось, его особым образом запекают в печке.
Предложение от которого нельзя отказаться
Не успели они отчалить на Дальний Восток, как Джону предложили должность на Лубянке. Специалисты по американскому образу жизни в Москве были остро необходимы. Терять такого ценного кадра в Конторе не хотели. Мэри не позволила ему отказаться. Она заявила, что её всегда возбуждали агенты спецслужб. Но сама была, напротив, полна энтузиазма продолжить ковбойский бизнес. Она оформила на семью пять дальневосточных гектаров, плюс получила еще пятнадцать по линии спецслужб, взяла в охапку детей и уехала растить бычков. Стюарт быстро остыл к идее фермерства под Хабаровском. Перспектива работы на Лубянке затмила другие мечты. Главное для него было видеться с семьей. И Тёркин гарантировал ему, что он сможет летать к ним каждые выходные. У служебных джетов ФСБ на Дальний Восток регулярные рейсы.
Космос и мечты
Оставшись в столице, Стюарт вспоминал, как в детстве представлял своё будущее. Оно казалось ему космическим, как в фантастических фильмах. Длинные пластиковые коридоры, люди в белом и вселенское пространство с планетами, звездами, метеоритами, загадками и пришельцами. Он верил в контакт с другими цивилизациями и в бессмертие, что оно будет открыто сразу после двухтысячного года. Только сейчас он понял, как ошибался. Будущее оказалось совершенно иным. Джона определили в Академию ФСБ на ускоренный курс. За американца взялись лучшие учителя, легенды разведки и гении спецопераций. Обучение проходило индивидуально, один на один.
Через три месяца он уже приступил к штатной работе. Она чрезвычайно увлекла его. С коллегами, однако, возникли трения. Его словно бы не считали своим. Стюарту была необходима поддержка. Тёркин как мог, помогал, но был не в состоянии посвятить Джону всё своё время. В итоге американец подсел на визиты к Фишману. А для них, как мы знаем, было нужно спецпиво.
В один из вечеров в Москве Стюарт в очередной раз выпил свою дозу, чтобы пообщаться со стариком. Очнулся он в знакомой ему темноте Зала Героев. Дабы не наткнуться на кого-нибудь из уважаемых фигур, американец крикнул: «Исаак Феликсович!» «Да не ори ты», – отозвался Фишман, и зажёг свой фонарик. Оказалось, он был в полуметре от Джона возле фигуры Уго Чавеса. «С чем пожаловал?» «Мне кажется, и я никак не могу выбросить это из головы, что я не до конца свой здесь, в Конторе. Уже полгода прошло, а офицеры всё ещё смотрят на меня, как на инопланетянина. Объясните, что значит быть по-настоящему русским? У меня это не очень получается».
«Сынок, ты уже много сделал для Страны. Ты заставил Моби публично признаться в работе на ЦРУ. Ты помог Окси победить Дизастера. А когда с твоей помощью министр иностранных дел Голландии был пойман на публичном вранье, мы включили этот кейс в учебник Академии. Я горжусь тобой».
«Спасибо, товарищ Фишман. Мне приятно».
«Но тебе, похоже, не очень комфортно среди сослуживцев. Чувствуешь косые взгляды и не можешь понять, почему они ТАК смотрят?»
«Да, да, да».
«Дело вот в чём. В России в спецслужбах есть традиция. Новичок должен выйти на ринг против самого крутого бойца в своем подразделении. И только если кандидат до конца боя продержится, его берут, и считают своим в доску. Тебя не испытали. Побоялись. Был уже несчастный случай с иностранцем. Начальство больше не рискует. Ты через чёрный ход пролез. По указке сверху. Но я чего-нибудь придумаю. Позже. А пока …пока мы посмотрим, кто ты есть на самом деле», – сказал Фишман и исчез, оставив Стюарта в темноте.
Музыкальный автомат
Американец привык к неожиданностям и потому не паниковал. Ждал, что случится дальше. «Зря они испугались, – думал американец. – Я ведь фермер, с лопатой работаю, у меня хватка железная». Постепенно он ощутил, что находится уже не в Зале Героев. Пространство вокруг изменилось. В новом измерении было заметно теплее. Покрытие пола стало мягче. Внимание Джона привлекла маленькая блестящая точка. Она появилась в нескольких метрах от него во мраке. Затем возникла вторая и третья. Вскоре они составили целую деталь из начищенного хрома. Рядом высветилась полоска красного цвета. Вслед за хромовым ободком и красной полоской проявились общие контуры предмета. Стюарт увидел музыкальный автомат, и в пространстве вокруг разлилась музыка Энди Уильямса – сладкая, как патока. Стюарт подошел ближе и застыл в восхищении. Цвета автомата были такими привлекательными и такими теплыми, а музыка была концентрацией всего романтичного и прекрасного, что он любил, живя в Америке, и его душа затрепетала. Рука потянулась и начала гладить светящуюся поверхность. Ладонь прижималась всё плотнее. Через несколько минут он уже гладил автомат двумя руками. Марево свечения и эти тягучие звуки полностью взяли власть над ним. Он прильнул всем телом, а Энди Уильямс продолжал свои пряные песни: стренжерс ин зе найт ексченжед глэнсез. Потом он перестал соображать, начал перекатываться по поверхности, елозить, тереться об неё, как кот о валерьянку. …Очнулся он, сидя у стены. Брюки были мокрыми и липкими. В сознании лежали несколько таких же чувств: бессилие, недоумение, стыд. Джон повалился на бок, свернулся калачиком и закрыл глаза. Ему захотелось исчезнуть. Проснулся он в служебном кабинете на Лубянке.
Пива нет
Первым делом после пробуждения он хотел вернуться и расспросить о случившемся Фишмана. Но с этим возникли проблемы. В хозяйственном отделе ему показали свежий приказ начальства. Спецпиво поставили на учёт. Теперь его выдавали чинам не ниже полковника и только под плановые операции. Джон побежал к Тёркину и слезно умолял помочь. Майор сказал, надо подождать. Американец собрал волю в кулак и занялся текущей работой.
С первых же дней службы на Лубянке он заметил, что многое в Конторе делается слишком архаично. Методы отдавали неоправданным консерватизмом. Американец пришёл с докладом к руководству, и генералитет выдал новому сотруднику карт-бланш. Молодых, роющих землю неофитов в ФСБ любили. Правда, речь шла не о реальных операциях, а о виртуальном секторе: интернет, рэп-баттлы, компромат и прочая текучка. Стюарт принялся за работу с удвоенной энергией. Первые результаты были превосходными. Лайки, перепосты и коменты множились миллионами. Но через некоторое время эйфория утихла. Количество подписчиков пошло на убыль. Просмотры редели. «Все так начинают, – успокаивал его Тёркин. – Не унывай. Легких побед не бывает. Мозги включай». Стюарт начал вгрызаться в проблему с новыми силами. И вскоре выдал начальству очередную инновацию. Предложение оказалось столь радикальным, что Джону долго не давали добро. Но усилиями Тёркина и Вахрушина проект стартовал, и результат превзошёл все ожидания.
«Гениальная схема! – восхищался через несколько месяцев Вахрушин, докладывая об инновациях Стюарта Президенту. – Платить! Платить! И ещё раз платить! Как мы раньше не догадались? Денег уходит в три раза меньше, чем на фабрику троллей, а результат умопомрачительный. Как только персонаж, транслирующий антироссийскую истерию, начинает получать за свои посты деньги, он совершенно теряет разум и фонтанирует таким маразмом, что даже самые ярые антисоветчики крутят пальцем у виска. Вот, например, вчерашний пост в Фейсбуке эстонской певицы Гуны Тамас: „Опс! Еще 100 000 эстонцев эмигрировали в Германию. Кто там плачет? Чем дальше от русской границы, тем прикольнее“. Мы бы до такого не додумались. Джон – гений!»
«Это тот самый американец, который выпил все наше пиво на Лубянке?».
«Он самый, товарищ Главнокомандующий».
«Мне кажется, его пора наградить», – улыбнулся Президент.
«Можно выписать ему пару бутылок вне регламента?» – осторожно спросил генерал.
«Закон суров. Но он Закон, – строго сказал Начальник. – Спецпиво выдается только под расписку. Я вообще должен был бы с тебя погоны снять за бардак, который вы с ним устроили».
Вархрушин виновато опустил голову.
«Могу только из личного резерва дать. У меня второй год пылится. Все равно не использую», – предложил Президент, достал из сейфа бутылку и протянул генералу.
«Нет-нет! Что вы, Владимир Владимирович! Не нужно», – отказался Вахрушин.
«Бери. Все равно просроченное. Если твой Джон просрётся, может бухать перестанет», – засмеялся Президент и всучил бутылку генералу.
Кое-что об использовании в аптечки
Так Джон получил свою очередную порцию. Пиво стояло перед ним на столе. Однако он не торопился. Он позвонил Мэри. «Как дела, крошка?» Послушал рассказ о первом контракте с китайцами, о закупке кормов и содержании телят. Поставки в пищеблок Конторы помогли на начальном этапе выйти на окупаемость. Теперь замаячила ещё и перспектива китайского рынка. Граница совсем рядом. Бизнес рос на глазах. Мэри была счастлива. Потом трубку взяли дети. Джон спросил, как дела в школе, не холодно ли гулять, когда на дворе минус тридцать. Оказалось, мороз их только бодрил. Огромные меховые шапки с ушами приводили их в неописуемый восторг. Они готовы были носить их круглый день, даже дома.
Закончив семейные дела, Джон открыл бутылку. Когда последний глоток перелился в желудок, Стюарт закрыл глаза. И мгновенно увидел Фишмана. Старик громко гоготал во весь рот. Так громко, что американец, привыкший к неспешным философским беседам с Исааком Феликсовичем, невольно отшатнулся и сделал несколько шагов назад. Фишман гоготал так сильно, что сотрясалась даже тёмная пустота вокруг. «Ты зачем просроченного пива выпил?» – спросил он у Джона, закончив смеяться, но еще всхлипывая. «Другого не было, – сказал американец. – А что, будет весело?» «А то, – успокоился старик и добавил: – Спрашивай быстрее, что хотел, пока не началось». «Что со мной было в прошлый раз? Я трахал какой-то музыкальный автомат. Очень стыдно». «Ты всё ещё обычный потребитель, кончаешь на цвет, звук и форму. Чему ты удивляешься? Думаешь, стал святым? Нет. Посмотри на меня. Я раньше жил в коммунальной квартире. Знаешь, как противно было в местах общего пользования? Так мерзко, что я ссал в любые пригодные для этого ёмкости, лишь бы лишний раз не показываться в сортире. В вазы, в карандашницы, в пластиковые пакеты. Однажды нассал даже в аптечку. И потом, когда получил отдельную квартиру и можно было выбрать плитку и обои, я готов был лизать эти стройматериалы. Этот потребительский оргазм, сынок. Его надо выдавливать из себя по капле, как завещал великий Чехов».
«Я когда-нибудь стану настоящим офицером ФСБ? Таким, которого считают своим?»
«Хороший офицер должен испытывать только один тип оргазма – это Оргазм Красной Звезды. Я хотел было сегодня это с тобой обсудить, но раз Президент выдал тебе перебродивший пропуск, Джон…», – взрыв хохота снова сотряс чёрную пустоту. И Фишман исчез также внезапно, как и появился, оставив Стюарта в темноте.