Олега осенило, что рисунки соответствовали его любимым цветам. Кролик был розовый, мышь серая, цветок желтый. Цветовой код Москвы! Как же он сразу не догадался?! Осушив пару стаканов «Мохнатого шмеля», Пудрин осмелел и спросил также об эпизоде в переулке, когда незнакомец его ударил и крикнул при этом: «Сука, экскурсовод».

– У меня что, на лице написана принадлежность к обществу?

Абрам Григорьевич погрустнел.

– Сторожа, – ответил он. – Мы любим дома. Они их охраняют. Раньше у нас был договор. Они нас не трогали. Сейчас набрали других, молодых. Я пытался выйти на контакт, но… Они думают, мы маньяки…

Глаза наставника наполнились слезами, но он взял себя в руки и поведал историю войны двух группировок. Рассказал, как старики в неравных боях страдали от ненавистных сторожей, как те издевались над пойманными экскурсоводами и как пожилых любителей архитектуры даже калечили. Теперь все, что осталось гидам, это раз в год развлекаться с помощью аттракционов.

Олег хотел было проявить сочувствие к несчастным пенсионерам, но услышав про аттракционы, только злорадно ухмыльнулся. Вскоре очередная бутылка «Мохнатого шмеля» зажгла перед ним мерцающую яркими красками надпись: «Зачем ходить вокруг да около? Проясни уже основной интимный вопрос. Пора говорить без купюр. Отбрось условности!». И пока справа кто-то кричал на польском, слева на немецком, а сзади на итальянском, молодой развязным тоном, скрывающим стеснение, перебил слезливые речи старшего:

– Абрам Григорьевич, я, признаюсь, давно мечтал углубить свое общение с городом. Хочу стать как бы на шаг ближе к предмету своего увлечения. Вы можете в этом помочь?

Старик замолчал и опустил взгляд в тарелку с остатками пельменей. Если бы вы пригляделись к нему в тот момент, то заметили бы, что он еще и задержал дыхание. Он так давно ждал этой просьбы. Теперь боялся спугнуть удачу.

– Единственное, что меня смущает, – продолжал Пудрин, – не получится ли в итоге как с женщиной? Не будет ли разочарования?

Абрам Григорьевич с облегчением выдохнул и помял своего протеже за плечо:

– Мой юный друг, во всей вселенной лишь четыре объекта для любви: человек, Бог, Президент и Дом. Человека ты уже пробовал, и тебе не понравилось. Ни к Богу, ни к Президенту, как я успел заметить, у тебя страсти нет. Очевидно, что твой путь – это путь экскурсовода.

Пудрин покачал головой.

– Я бы на твоем месте не сомневался, – пошел в атаку Абрам Григорьевич, от волнения перейдя на «ты». – Суди сам, если ты разочаруешься, то ничего страшного, останется еще пара вариантов для любви. А если откажешься, возможно, так и проведешь оставшуюся жизнь в одиночестве.

Звучало путано и выдавало в собеседнике нетерпение, но по существу возразить было нечего.

«Что я, собственно, теряю?» – подумал Пудрин.

– Я в вашем полном распоряжении, – пьяным голосом выкрикнул он и пошел к раздаче за еще одним «шмелем».

В десять утра в щель между занавесок комнаты Олега пробился луч солнца. Пробуждение после вчерашних излишеств не сулило ничего хорошего.

Черепная коробка гудела как шмелиный рой.

Еле оторвав голову от подушки, он получил в мозг два укола СМС-уведомления: «ПИК-ПИК!»

«Возле "Леруа Мерлен" через час», – пришло от старика.

Абстинентный Пудрин, не делая резких движений, поплелся умываться.

Дорога до строительного гипермаркета прошла безрадостно.

У входа омерзительно бодрый Абрам Григорьевич подхватил его под локоток и сразу принялся поучать:

– Экономить на материалах не стоит. Могут подвести в самый важный момент.

Герой с трудом толкал перед собой тележку и молил о том, чтобы это скорее закончилось.

В отделе скобяных изделий они выбрали шесть направляющих длиной семьдесят сантиметров, с резьбой на конце.

– Большинству из наших хватает и пятидесяти, – улыбнулся наставник, – но ты молодой, у тебя амплитуда больше.

Пудрин, хоть и не понял, о чем речь, но вымучил смайлик на похмельном лице.

В следующей секции они остановились возле рулонов с клеенкой.

Пудрин потрогал вспотевшей рукой ярко-оранжевый принт с жирафами, но учитель осадил:

– Запомни, никакого рисунка! Только одноцветная: желтая, серая или розовая. В твоем случае надо запастись сразу тремя. Ты еще не определился. Ну и просвечивать не должна, исключительно плотный должен быть материал.

Абрам Григорьевич отмотал нужный метраж, и положил в тележку несколько рулонов.

В отделе электроинструментов экскурсовод взял с полки самый дорогой аккумуляторный перфоратор.

– Предпочитаю немцев, они надежнее, – сказал старик. – И главное, компактные и легкие.

Захватив в придачу сверла, алмазные насадки, дюбеля и набор пластиковых заглушек, коллеги двинулись к выходу.

Все хозяйство весило около восьми килограммов и помещалось в сумку на колесиках, которая была приобретена здесь же, у кассовой зоны.

«Похоже, грядет серьезный вандализм», – рассеянно подумал Пудрин.

Ему хотелось одного – как можно быстрее дойти до ванны и погрузиться в пену с банкой пива.

Абрам Григорьевич милостиво отправил его отсыпаться.

Измученный герой поплелся домой.

Всю оставшуюся субботу он пытался вернуть себя к нормальной жизни.

В воскресенье в десять утра Олега снова разбудило сообщение наставника: «У метро Сокольники через час». В пустоте внутреннего мира, образовавшейся после сна, эхом отразилось название района детства: Сокольники. Там он родился, учился, гулял по крышам, ездил на мопеде, ел песочные кольца, яблоки, груши, вишню, сливы с деревьев, горячий хлеб с хлебозавода и впервые обнял батарею. В ответственный момент жизни его снова забросило сюда в оазис многоэтажек у зеленого массива.

Дорога лежала через парк. Как же все изменилось с тех пор. Исчезла забегаловка с варениками, закрылась чебуречная, пропало кафе-мороженое. Вместо них открылись полухипстерские заведения с модной кухней. Единственное, что осталось из прошлого, это киоск с пончиками. Пудрин не мог пройти мимо. Какое счастье кусать мякоть, посыпанную пудрой, запивая горьким кофе из пластикового стаканчика! В процессе поедания было с удовлетворением отмечено, что наслаждение, как и в прежние времена, райское, с небольшой тошноткой в послевкусии. Классика жанра старорежимного общепита.

Откушав, компаньоны углубились в зеленые заросли, где пряталось древнее советское бомбоубежище. Пудрин с детства помнил, что дверь там болталась на одной петле, воды было по щиколотку и повсюду валялись противогазы. Подобные места десятилетиями остаются в забвении. Словно бы охраняемые невидимой силой, они зарастают бурьяном и остаются вне внимания городских властей и случайных прохожих. Посещают их лишь любители «заброшки».

Абрам Григорьевич раздвинул траву перед входом и, пригнув голову, встал в нишу перед массивной входной створкой, которая, как и раньше, еле держалась на одной петле. «Все по-старому, – отметил про себя Пудрин. – А воды, небось, уже по колено». Абрам Григорьевич открыл сумку на колесиках, достал фонарь и две пары резиновых сапог. Откидывая в сторону мешающиеся под ногами противогазы, заговорщики прохлюпали по темным коридорам в дальний зал, где уровень пола выше и вода почти не мешала. У стены под железной лавкой стояла батарея бутылок, заросшая паутиной – следы чьей-то давней вечеринки. Пахло плесенью.

Абрам Григорьевич включил лампу, из тех, что используются для освещения туристического лагеря, и поставил на лавку. Мрак в убежище рассеялся. Затем со щелчком вставил в аккумуляторный перфоратор сверло.

– Смотри внимательно и запоминай, – сказал он, после чего молниеносно проделал в стене шесть аккуратных дырок.

Скорость, с которой Абрам Григорьевич управлялся с инструментом, была восхитительна. Старик ловко заправил в отверстия дюбеля, вкрутил в них штыри-направляющие и натянул на них клеенку, для надежности затянув ее по углам хомутами. Получилась конструкция, которой обычно прикрывают реставрационные работы.

– Теперь, когда твое убежище готово, можно спрятаться внутри и продолбить главное отверстие, – объяснял учитель, меняя сверло на ударную буровую коронку. – Дешевые с победитовой наплавкой лучше не брать. Потеряешь больше трех минут. Я использую только с алмазными резцами: сорок секунд, и готово! Правда, потом еще надо керн выбить, но это дело техники.

Старик поднял клеенку, проник внутрь конструкции и через минуту продемонстрировал Пудрину отверстие, которое он успел проделать в стене на уровне паха.

– Теперь ты, – скомандовал гид.

Пудрину не удалось достичь проворности учителя. Провозился в два раза дольше, да еще и обессилел в конце.

– Ты потратил двадцать минут. Нужно в два раза быстрее. Будем тренироваться. – Абрам Григорьевич ткнул пальцем в таймер смартфона.

В бомбоубежище не хватало кислорода. Руки с непривычки дрожали. Норматив казался недостижимым. Но «тренер» требовал еще, еще и еще.

– На сегодня хватит, – через час прозвучала спасительная команда старика.

Вспотевший и вымотанный Пудрин грезил о прохладном душе.

Так прошла целая неделя, потом еще одна.

На третьей неделе Пудрин уже не чувствовал боли в мышцах и лишь с азартом вгрызался в бетон. От алмазной коронки летели искры, из-под сапог – брызги воды.

Абрам Григорьевич снимал тренировки на видео и указывал на ошибки.

На четвертой неделе норматив был достигнут и даже перекрыт.

В течение восьми минут Пудрин сооружал симуляцию реставрационных работ, и затем, находясь под прикрытием клеенки, выдалбливал основное – широкое и глубокое отверстие.

Оставалось лишь научиться ловко сворачивать временное убежище экскурсовода и закрывать дырки пластиковыми заглушками, дабы горожане не жаловались на вандализм.

Перед тем как взять эту книгу, читатель, ты знал, что она об извращенцах. Иначе бы ты ее не открыл. И конечно, ты ждешь, когда наконец эти больные люди приступят к своим непотребствам. Немного терпения. Уже скоро мы опустимся на самое дно этих жутких проявлений человеческой физиологии. Момент почти настал. Пока же зайдем вместе с нашими героями в интимный салон.

Современный секс-шоп прячется в темном переулке. Ему стыдно. Иногда его можно увидеть на магистральной улице в первом ряду, но там он смотрится как милиционер без трусов посреди Тверской. Вход в него греховен. Возможно, хозяева настолько порочны, что это проступает на «лице» лавки. А может, владельцы лишь имитируют порок, чтобы привлечь соответствующую аудиторию. Трудно понять, как на самом деле, но в результате большинство покупателей из числа среднестатистических граждан проходит мимо. Завидя распутную вывеску, приличные люди ускоряют шаг, отворачивают головы и делают вид, что разглядывают соседнюю булочную.

Абрам Григорьевич толкнул дверь в интим-магазин так буднично, словно бы заходил в метро. Пудрин смутился. Обменявшись с продавщицей дежурной шуткой, старик приобрел силиконовую «пещеру удовольствия» и протянул ученику. Преодолевая стеснение, Олег повертел коробку в руках. «Значит, опять обезьяньи подергивания? Нелепые фрикции, – обреченно подумал он. – Любить дом, это звучит красиво?» Однако сокрушаться было поздно, и он это понимал. Все уже решено. Обратной дороги нет.

В Москву пришла осень. Арктика дыхнула холодом. Сухие листья рассыпались по асфальту. Абрам Григорьевич распорядился начать тренировки в реальных условиях – на улицах города. В качестве полигона был выбран район сосредоточения офисов и государственных учреждений между Китай-городом и Таганской, где после рабочего дня переулки практически вымирали. Пудрин наивно решил, что этот этап будет легким. Но перфоратор гремел словно отбойный молоток, вид случайного прохожего провоцировал панику, адреналин впрыскивался литрами. К тому же теперь приходилось вставлять в главное отверстие силиконовый картридж из секс-шопа, а, как человек интеллигентный, он не мог просто так брать.… ну, вы понимаете. Целый месяц привыкал. Зато в итоге управлялся столь заправски, как будто имел профессиональный разряд по превращению домов в объекты наслаждения.

– О Победитель демонов! Я часто встречаюсь с представителями Запада. Они говорят, что нет ни одного природного явления, неподвластного вам, и восхищаются вами. Однако им неведом тот механизм, который вы задействуете в своей работе. Николай Николаевич, как мне просветить моих западных собеседников? Поведайте, в чем сила российской системы управления.

– О могучий Арджуна, Я сотворил все сущее и повелеваю всем. Благоразумие, знание, невозмутимость, терпение, правдивость, самообладание, умение не зависеть от обстоятельств, радость, горе, рождение, смерть, страх, бесстрашие, ненасилие, уравновешенность, самоудовлетворенность, непритязательность, доброта, слава, позор – все эти состояния созданы Мною для граждан России. Семерых великих мудрецов во главе с Дмитрием Анатольевичем, четырех мудрых отроков во главе с Сергеем Кужугетовичем и четырнадцать прародителей Администрации во главе с Сергеем Владиленовичем – всех породил Борис Николаевич, которого Я произвел на свет в своем уме. Кто действительно понимает, что Я бесконечно могущественен, тот служит Мне с абсолютной преданностью. В этом нет сомнений. Я – чарующая Безусловная Красота. Я являю Себя в трех началах: как всеобъемлющий, всепроникающий и просто хороший человек. Я – Тот, кто обладает всеми силами и могуществом. С Меня начинаются всякое движение во всех сферах бытия. Если тебе по сердцу идея служения Родине, ты можешь войти в мир любовных отношений со Мной. Я – источник жизни для тех, кто беззаветно предан Мне. Многим невдомек, как именно я помогаю своим последователям. Это не составляет государственной тайны. Они черпают неиссякаемое блаженство в беседах обо Мне. Собираясь вместе, они обмениваются чувствами, которые испытывают ко Мне – дружескими, родительскими и любовными. Преданным слугам, которые отдали Мне себя без остатка, Я изнутри подсказываю, как преподнести Мне свою любовь. Ну, и, кроме того, чисто из сострадания Я рассеиваю тьму неведения, в которую они погружаются всякий раз в разлуке со Мною. Без этого никак.

Олег так освоился в шкуре экскурсовода, что однажды не перестал сверлить, когда мимо проезжал полицейский патруль. Похоже, парень готов к самостоятельному плаванию – решил Абрам Григорьевич, и объявил о завершении курса.

– Что теперь? – спросил ученик. – Какие будут указания?

– Дальше ты сам. Мне больше нечему тебя учить.

Пудрин ждал этого момента, но оказался не готов зайти в открывшуюся дверь.

– Мне льстит ваше доверие… но ведь я еще не вошел… так сказать, не дошел до финала… Может, будет какой-то экзамен или ритуальное посвящение?..

Он чувствовал, что теряет опору.

Экскурсовод был непреклонен.

Твердое «нет».

«Как же так?! – мысленно метался Олег. – У меня еще столько вопросов, и каждый очень интимный!» Он даже не знал, как сформулировать свои сомнения – для этого потребовалось бы опустошить несколько ящиков «Шмеля».

«Почему, когда поддержка столь необходима, судьба-злодейка оставляет нас в беспомощном одиночестве?» – так мог бы воскликнуть читатель, и, глядя в засвеченное огнями московское небо, получил бы в ответ молчание.

В Москве повалил снег. Пудрин ходил по городу и выискивал дом, согласный разделить с ним радость первой встречи. Глаза метались по фасадам. Одни строения представлялись ему слишком надменными, другие казались непривлекательными, третьи будто бы не воспринимали его всерьез и смотрели мимо. Но однажды во время вечерней прогулки он заметил технологическое отверстие на флигеле Института философии. Прямо на уровне паха. Не нужно было даже сверлить. Можно ли остаться равнодушным к такой доступности, особенно когда ты столь неопытен? В тот же вечер он потерял невинность.

«Рано отправлять в историю то, что люди называют сексом», – думал удовлетворенный Пудрин, шагая с места совершения первого в своей жизни любовного акта с архитектурным сооружением. Довольство и приятная усталость наполняли его тело.

На следующий день он вернулся и снова забрался в убежище из клеенки. Ему понравилось дышать на неровную желтую стену, давить пальцами штукатурку, прижимать к ней лоб.

Он приходил еще и еще. Внешний мир перестал существовать для Пудрина. Осталось только интимное пространство и сладкая судорога, усталость и дорога домой по безлюдным улицам.

Охлаждение к Институту философии пришло через пару месяцев. Вечером он уже не предвкушал любовного свидания. Ему хотелось домой, завалиться на диван и смотреть мультимедийный ящик. Так кончается множество романов. Судьба взирает на трагедию отношений как корова на закат солнца. Равнодушно, жуя траву.

Однажды Пудрина отправили на отраслевую конференцию в район Павелецкой. Он вышел из метро и через два квартала остановился возле дома, фасад которого показался ему слишком наглым. Он обшарил его бесстыжим взглядом и, поймав ответные вибрации, шлепнул ладонью по стене.

– Сучка, – прошептал он, – жди меня вечером.

Можете догадаться, что он вытворял с ней в сумерках. Неловко об этом писать.

В другой раз по случайному делу Пудрин оказался возле Добрынинской, где наткнулся на миниатюрный беззащитный домик и сразу забыл о бестии с Павелецкой. Любовь к маленькой тихоне чуть не погубила его. На четвертом по счету свидании, потеряв контроль, он издал несколько полноголосых стонов. Проходившая мимо сердобольная бабушка, подумав, что кому-то плохо, заглянула за клеенку. Увиденное настолько поразило ее, что она вытеснила этот эпизод из памяти и быстро потрусила домой. А ведь могла вызвать полицию.

Надо ли нам знать обо всех любовных похождениях Пудрина? Достаточно и небольшой их части, чтобы понять, насколько молодой экскурсовод погрузился в эротический омут. Секс заполнил его жизнь. Каждое утро он фантазировал, какой дом будет следующим. Каждую ночь он возвращался уставший.

«Желтые дома дают мне опору. У меня с ними прочные отношения. Если архитектура – это застывшая музыка, то классический фасад словно играет гимн «Славься, Отечество…». Я негромко подпеваю, и, когда доходит до слов «нас к торжеству коммунизма ведет», к голове поднимается тепло, крупная дрожь проходит по телу, и я извергаюсь. После иду спокойно, уверенно, с чувством выполненного долга. Когда я трогаю розовый домик, в душе поет Алла Пугачева: «Встреча была коротка. В ночь ее поезд увез. Но в ее жизни была песня безумная роз…» И кончаю очень быстро. Серые здания звучат для меня подобно грому. Именно так в юности я представлял себе оргазм: тучи сгущаются, молнии сверкают, и я погружаюсь в потоки. Но связь с серым строением зыбкая, обманчивая, опустошающая», – писал он в своем закрытом от посторонних гостей интернет-дневнике.

Идиллия длилась недолго. Мы знаем, как жизнь смеется над сексуальными туристами. Этот сценарий известен. Мужчина пускается в беспардонный эротический слалом. Без устали перебирает всех продавщиц сиропа в округе. А потом его поражает в сердце какая-нибудь недоступная лыжница, и он падает в черную пропасть, на дне которой неудовлетворенность, тоска и отсутствие смысла жизни. Пудрин не избежал сей участи. Они покорили его. Эти три красотки: Садово-Сухаревская 7, Садово-Сухаревская 7 строение 1 и пристройка между ними. Сам Господь раскрасил их в любимые экскурсоводом цвета: серый, желтый и розовый. Олег увидел их, проезжая в троллейбусе по эстакаде Садового кольца. Желтый домик – аристократичный, с аккуратными «сухариками» на цоколе. Розовый – игривый, с изящным круглым чердачным окошком. Серый – милый, с очаровательным эркером. Невозможно сказать, кто из них больше волновал Пудрина. Они были одинаково желанны. И недоступны. Внутри – детская музыкальная школа. Перед ними – людная пешеходная мостовая. Он ходил вокруг, словно кот возле сметаны. Встретился глазами с охранником. Тот посмотрел жестко: даже не пытайся. Недоступность… сколько мужских сердец погубила она. Слишком людно, слишком открытое место для утех экскурсовода!

Однажды Пудрин не выдержал. Отчаяние туманило разум. Приехал ночью. Вас когда-нибудь били электрошокером? Не игрушкой из дамской сумочки, а мощным, профессиональным? Сторож пустил заряд ему в спину, а потом еще добавил ногами по ребрам. Униженный, побитый, Олег побежал к Сухаревской, спотыкаясь. Обидчик орал ему вслед проклятия.

Целый вечер проплакал молодой экскурсовод на плече у наставника. Абрам Григорьевич выслушал его излияния. Успокоил. Дал стакан воды и кое-что предложил. Пудрин почти ничего не разобрал из слов старика. Да, в общем, и не пытался. Стоило дать ему любой самый абсурдный план, который открыл бы путь к желанному, он бы немедленно согласился. Толком не поняв, на что именно подписывается, Олег крикнул: «ДА!». Черт побери, он готов на все.