Как же наивны и управляемы влюбленные. Помешанные на предмете своей страсти, они совершенно беспомощны перед гнусными кукловодами, возомнившими себя фортуной… Впрочем, не будем забегать вперед.

– О Солнцеликий! Известно, что вы обладаете сверхъестественными силами. Николай Николаевич, прошу, сделайте так, чтобы мы могли увидеть ваш чудесный облик. Кто вы на самом деле?

– О Арджуна, сейчас Я предстану перед тобой в сотнях тысяч разнообразных и многоцветных образов. Ты увидишь двенадцать членов Кабинета, восемь министров, одиннадцать судей Конституционного суда, двух прокуроров и сорок девять членов Совета Федерации. Ты увидишь многое из того, что недоступно обычному существу. В одном из Моих обликов ты увидишь сразу всю Вселенную, все будущее, с победами и поражениями, и все, о чем ты даже не догадываешься. То, что тебе предстоит увидеть, недоступно для обычных глаз. Я наделю тебя сверхъестественным зрением. Ты ощутишь Мое величие и по-новому увидишь Меня. Посмотри в мои бесчисленные лица, глаза и дивные образы. Облаченный в чудные одежды, Я держу в руках все мыслимые и немыслимые оружия. Мое тело украшено восхитительными гирляндами и умащено благоухающими маслами. Своим сиянием Я затмеваю все мироздание. Если бы на небе одновременно взошли тысячи солнц, их свет едва ли сравнился бы с сиянием, исходящим от Меня, принявшего облик вселенной. Смотри, Арджуна, ты видишь целую вселенную, свернутую в одну точку и переливающуюся бесчисленными гранями. Взирай в изумлении на Бога богов. Ты потрясен, Арджуна? Сложи ладони, склони голову и молись! Кстати, могу дать тебе примерный текст молитвы. Я бы на твоем месте молился следующим образом: «О Кришна, в Твоем теле я вижу богов и все виды жизни, всех мудрецов, и Бориса Николаевича, и Сергея Семеновича, восседающего на цветке лотоса. Ты – сама вселенная. Я вижу в Твоем простирающемся в бесконечность теле несметное количество рук, животов, ртов и глаз – у него нет ни начала, ни середины, ни конца. Куда ни брошу взгляд, я везде вижу Твои бесчисленные образы, увенчанные коронами, с грозными палицами и дисками в руках. Это зрелище не поддается описанию. Все вокруг озарено светом тысяч солнц и всполохами тысяч пожарищ. Я ослеплен и не вижу ничего, кроме этого света».

В этот день метель началась затемно. На работу москвичи пробирались сквозь снежную стихию. Потом наблюдали ее как зимнюю сказку из офисных окон. Любовались ей по дороге домой. Вернувшись с работы, заварили чай, приготовили макароны и уселись на диваны смотреть телевизор. Никто не заметил, как два экскурсовода вышли из такси возле Останкинской башни. Пудрин катил за собой сумку с перфоратором. Абрам Григорьевич нес папку с чертежами, рулетку и маркер. Целью их была будка трансформатора, прятавшаяся среди кустов в пятидесяти метрах от дороги.

Обычная маскировка из клеенки была не нужна. Видимость на улице из-за снежной пелены не больше десяти метров, да и прохожих в такую погоду нет. Абрам Григорьевич развернул чертеж и несколько раз приложил линейку к стене – ошибиться даже на полсантиметра было непозволительно.

– Здесь, – уверенно сказал он и поставил маркером красную точку.

Пудрин вынул из сумки алмазную коронку для сквозных отверстий – длинную, не меньше тридцати сантиметров – и вставил в патрон перфоратора.

Шум инструмента растворился в порывах холодного ветра. Бетон поддался легко. Половину пути коронка прошла как по маслу. Затем наткнулась на арматуру. Пришлось поднажать.

Перед тем как вставить в отверстие картридж, Олег взял у Абрама Григорьевича ножик и отрезал от него «финальную часть».

Желанная троица с Садового-Сухаревской явилась перед мысленным взором молодого экскурсовода: розовый домик, серый… желтый… Он возбудился и вставил член внутрь. Сначала немного боялся поранить любовное орудие о бетон, но затем вошел в ритм, и на несколько мгновений потерял связь с внешним миром, вознесшись к эфиру наслаждения.

К реальности его вернули глухие удары, раздавшиеся за спиной. Олег оглянулся. Огромный охранник в черной форме тяжело опускал кулаки на голову Абрама Григорьевича. Старик с трудом отмахивался, силы были неравны. Не выдержав атаки, гид застонал и упал в снег.

— О Всемогущий, Ты один вмещаешь в Себя целую вселенную. Ты – высший закон. Ты – смысл жизни. Ты – Безусловная Истина, к которой призывают писания. Теперь у меня нет сомнений. Величие Твое беспредельно. У Тебя бесчисленное множество рук. Солнце и Луна – Твои глаза. Я вижу, как из Твоих уст вырывается огонь, опаляя вселенную, залитую Твоим ослепительным светом. Ты заполняешь Собой все пространство между небом и землей и простираешься во все стороны света. Боги, склонившись в почтении, входят в Тебя. Министры, вице-премьеры, председатель Верховного Суда, бог ветра, Дзюба, ветераны, коммунальщики и буровики – все взирают на Тебя с изумлением. Они видят Тебя в образе вселенной исполинских размеров, с бесчисленными руками, ногами, животами. Они глядят в Твои бесчисленные лики с устрашающими зубами и глазами и приходят в неописуемый ужас. Глядя на Тебя, на Твои рты и огромные полыхающие глаза, они дрожат от страха и не в силах сохранять спокойствие и присутствие духа. В Твоем лике они видят огонь всеобщего уничтожения. Все плывет у них перед глазами, и земля уходит из-под ног. О убежище вселенной, сжалься надо мной. Я вижу, как сыновья Запада и принявшие их сторону цари – Байден, Эммануэль, Ангела и все их военачальники – с размозженными головами застревают между Твоих зубов. Подобно рекам, несущимся к океану, они исчезают в Твоих пылающих ртах. Как мотыльки, беспомощно летящие на огонь, все они несутся к неминуемой смерти.

Охранник поднял глаза на Пудрина. Не прекращая фрикций, молодой гид приготовился к наихудшему. Абрам Григорьевич из последних сил поднялся на колени. В руках старика блеснуло лезвие.

Сторож взвыл от боли.

– Давай, Олежек! – крикнул старик. – Кончай!

Но Пудрина и не нужно было подбадривать. Он понимал: сейчас или никогда. Ковать свое счастье! Его таз задвигался как швейная машинка. Сладкая судорога зародилась где-то районе копчика, она росла, росла…

О Властелин чувств, весь мир с упоением славит Тебя! Достигшие совершенства возносят Тебе молитвы, а демоны в ужасе разбегаются. Так и должно быть. О Всемогущий и Безграничный, о Бог богов, вместилище вселенной, разве можно не преклоняться перед Тобой, если на Тебя молится сам творец мироздания Брахма? Ты – источник вездесущего сияния, из которого происходит и в котором растворяется все сущее. Ты порождаешь богов, Ты – последнее пристанище вселенной. Я склоняюсь перед Тобой тысячи раз, снова и снова. В Тебе сосредоточено все сущее. Кроме Тебя, нет ничего. Я падаю перед Тобой на колени спереди, сзади и со всех сторон. Ты – все, Твоя власть всюду.

Охранник пополз к Пудрину, оставляя кровавый след на снегу. Но Олегу оставалось совсем немного.

– О! О-о-о-о!! А-А-А!!! – застонал в экстазе молодой экскурсовод.

Раздался страшный треск короткого замыкания. Будка трансформатора пустила густой столб черного дыма.

Часть вторая

Весенний луч солнца растопил слежавшийся над берлогой снег, и на нос хозяина тайги упала первая капля. Шлеп. И проснулся медведь. Встряхнул с себя старые листья. Почувствовал голод. Побрел по лесу. Затрещали под лапами ветки. Спустился к реке, поймал рыбу. И закрутилось колесо жизни, делая новый оборот, и забренчала балалайка, застучали ложки, и забегал медведь по берегу, и возрадовался. Как гром среди ясного неба прозвучала новость о поражении ненавистных сторожей. Абрам Григорьевич лично обзвонил экскурсоводов. Голос его торжествовал. У стариков на том конце провода не оставалось сомнений, как именно они должны отпраздновать эту победу. В течение нескольких часов в строительных гипермаркетах закончились запасы аккумуляторных перфораторов. Истощился ассортимент направляющих, клеенки, дюбелей, сверл и алмазных коронок. В интим-шопах закончились картриджи для пещер удовольствия. Город затих в тревожном ожидании. Провода на столбах нервно задергались.

На следующий день в районе одиннадцати вечера в центре столицы появились экскурсоводы. Они шли прихрамывая, каждый к своему уже много лет присмотренному дому, и тащили за собой сумки на колесах. Кто-то из извращенцев мечтал о высотке на Котельнической набережной. Иные грезили о доме Наркомфина. Прочих не отпускала мысль попробовать одно из творений маэстро Рерберга. Пришло время исполнения желаний. Старость хороша тем, что ты точно знаешь свою цель и не размениваешься по пустякам.

Я расскажу вам о трагедии, разыгравшейся в офисном здании на Старопесковском 6/1. Если сейчас рядом с вами есть дети, уведите их. Они не должны этого услышать. В служебном помещении сторож поддерживал спартанскую атмосферу. Голый стол у стены, жесткий стул, в углу железный шкаф. Не было даже занавесок и телевизора. Спать охраннику не полагалось. За годы дежурств он пересмотрел на смартфоне весь мало-мальски годный контент: историю легионов древнего Рима, пятьдесят способов ловли карпа, две тысячи порно-клипов и бессчетное количество трансляций, снятых комбайнерами во время уборки урожая. На сельхозтематике он уже сильно клевал носом. Кофе не помогал – лишь заставлял чаще бегать в туалет. Начальник смены рассказал, что дед, когда работал сторожем, чтобы не заснуть, колол по ночам орехи. Охранник решил попробовать и притащил на работу целый набор инструментов. В ящике его стола поселились: молоток, пассатижи, мультитул и почерневший от времени бабушкин орехокол. В день, когда случилось несчастье, он достал горсть орехов и включил первый попавшийся в трендах ютуба ролик, которым оказалось ток-шоу «Ксю живьем».

– Добрый вечер, с вами я, Ксения Совчек, и сегодня у меня в гостях генерал-майор ФСБ Федор Гортников, генерал ФСБ Виктор Залесский, полковник ФСБ Иван Тюрькин, майор ФСБ Эдуард Теркин и журналист Владимир Гознер. Мы будем говорить о русской идее. Эту тему любезно предложил генерал-майор. – Гортников кивнул. – Но я хотела бы, чтобы первым высказался Владимир Гознер. Владимир, вы много лет прожили в Нью-Йорке и даже хвастались, что можете пройти по нему с закрытыми глазами. А Соединенные Штаты, как известно, не играют в философию, у них нет идеи, у них так называемая мечта. Вы согласны?

– Если вы хотите знать об американской мечте, вам нужно слушать Фрэнка Синатру, – отвечал Гознер. – У него есть замечательная песня: «Я был марионеткой, бедняком, поэтом, пешкой и королем. Черные и белые полосы без конца сменяли друг друга. Но я уверен в одном: сколько бы раз я ни падал лицом вниз, я снова встану и продолжу участие в этой гонке». Американец, как небоскреб, хочет быть выше и готов тратить на это всю жизнь. Его интересуют не капиталы, а возможность продвинуться на самый верх. У жителей России тоже есть мечта. Но в ней определенно больше восточного: поехать на дачу, раствориться в природе, окунуться в речку, понюхать сено.

Охранник открыл верхний ящик стола, задумался на несколько секунд и выбрал в качестве инструмента молоток. Вместе с молотком он достал и тряпицу. Что это за «тряпица» такая, спросите вы. Значит, вы никогда не кололи орех с помощью молотка. Иначе бы догадались, что именно тряпица и есть главный в этом деле инструмент, а молоток можно вообще заменить на что угодно – на гирю, например, или на один из томов Советской энциклопедии. Тряпица по классике должна быть серо-буро-малинового цвета и желательно с оторванным углом.

– Вы согласны с таким мнением? – обратилась Ксю к генерал-майору.

– Как вам сказать… – задумчиво проговорил Гортников и затеребил в руках трость с перламутровым набалдашником. – Возможно, дело в широте души, а не в каких-то восточных корнях. Все началось с того, что расширение границ нашего государства превратилось в вопрос выживания. В Европе маленькие княжества всегда чувствовали себя неплохо, а у России не было шансов выжить, оставшись в виде компактного королевства. Экспансия или смерть – вот как стоял вопрос. И после того как страна достигла непотопляемых размеров, начал особенно цениться руководитель, способный мыслить широко. Иной тип мышления просто перестал быть востребованным. Таким образом, все началось с вопроса безопасности границ, а закончилось приобретением новой национальной черты. Я вам скажу, она иностранцев неизменно восхищает. Дарим ли мы свою шубу или помогаем освободить Сирию – в любом случае с нашей стороны – это широкий жест. Любим мы доставать из широких штанин.

– Как вы, однако, завернули, – поморщилась Ксения. – Давайте попробуем больше конкретики, не надо опять про душу. Может, вы поможете? – повернулась ведущая к генералу.

Чтобы не заниматься вандализмом, нужно найти прочное основание, которое без последствий выдержит удар. Это, например, подоконник, но, конечно же, не современный пластиковый хлюпик, а толстый, прочный, лучше всего из гранита. Такие были в советских школах довоенной постройки. В особняке на Старопесковском подоконники были деревянные. Поэтому охранник колол орех на углу стола, над местом крепления ножки.

– Меня всегда интересовало настороженное отношение русских к богатству, – заявил Залесский и поправил на шее цветастый шелковый шарфик. – Я бы сказал, у нас некое базовое неприятие личного обогащения, и, возможно, здесь мы найдем ключ к национальной идее. Стоит появиться новости, что какой-то бизнесмен начал строить завод, как люди тут же напрягаются. Но затем кто-то говорит: да он просто бабки украл и скоро свалит. И народ расслабляется: слава Богу, все по-прежнему. Меня сначала это раздражало, но потом я нашел в этой черте свою прелесть. Сами посудите – для душевного равновесия нам не нужен психотерапевт, хватает мысли о том, что все крупные состояния нажиты нечестным путем. Разве это не чудо?

– Видимо, сегодня не мой день, – сказала Ксения. Ее взгляд обреченно опустился на прозрачный студийный стол. Посреди него на вычурном фиолетовом блюде лежали гроздья винограда, и она принялась устало их перебирать.

Перед тем как расколоть первый орех, охранник с любовью осмотрел молоток. Инструмент был знатный. Не из тех, что продают сегодня в строительных магазинах. Эти черненые новоделы с резиновыми ручками являют собой полную бездуховность. Они годятся только для кровельных работ, но такое дело, как удар по ореху, им доверить нельзя. Разбивание грецкой скорлупы тяжелым предметом – способ варварский, вот и инструмент должен выглядеть соответствующим образом. В руках охранника был именно такой – видавший виды, испещренный щербинами, отполированный сотнями рук, он смотрелся как рукоятка револьвера, которой били Олега Кулика в швейцарском полицейском участке, за то, что он гадил на тротуар возле входа в картинную галерею. Помню, Олег говорил, что, как только увидел эту рукоятку, сразу понял: ей много кого наказывали. Вот таким был этот молоток.

– На вас последняя надежда, – вздохнула Ксения, обратившись к полковнику Тюрькину. – Вы-то хоть прольете нам свет на русскую идею?

– Мы вышли из иконописной традиции Византии, – произнес полковник, и немедленно был перебит.

– Это вообще что?! – Ведущая вытаращила глаза.

– Понимаете, – терпеливо продолжал офицер, – вся эта западная демократия предполагает того, кто смотрит и действует. У нас таких нет. Слово «зритель» вообще неуместно по отношению к иконе. Икону принято созерцать, это встреча со святым. В иконописных сюжетах движение сведено к минимуму. Любая излишняя активность у наших предков ассоциировалась с бесовским, поэтому на иконе все находится вне времени, словно замерло в одной точке. Там нет земной реальности, а лишь реалии духовного мира. Поэтому и нельзя натягивать на нашу политическую действительность контекст борьбы за власть или там систему сдержек и противовесов. Мы бесконечно далеки от этой суеты. Мы созерцаем вечность, и все, кто мешают нам это делать, становятся нашими врагами или, если угодно, оппозицией.

– Послушайте, но при чем здесь икона! Христианство, если уж на то пошло, так и не укоренилось в России! – возмущенно выкрикнула Ксения. – Еще в XIX веке провели опрос, кто входит в Троицу. Народ отвечал: Богородица и Николай Угодник! А потом и вовсе был советский проект, который христианству чужд.

– Да, – со спокойствием сфинкса продолжал Иван Иванович. – Но была и Великая Отечественная. Надеюсь, вы не забыли? Кто, по вашему мнению, неизвестный солдат? Он принес себя в жертву, чтобы нас спасти. Это наш Иисус.

Ксения принялась отрывать виноградины от веток и нервно складывать их на краю блюда. Ягоды не слушались и скатывались к центру.

Охранник выбрал орех покрупнее, аккуратно завернул его в тряпицу и положил на угол стола. Размахнулся и ударил с оттяжкой. Оттяжка в конце удара – это ключевой момент. Если вы не владеете этим приемом, вы позорно расплющите орех так, что внутри будет сплошная каша из начинки. Вы должны раскрыть внутренности грецкого ореха подобно драгоценной шкатулке. Это требует долгой тренировки. Будете бить слишком мягко, и орех лишь треснет, а если перестараетесь, придется отскребать размазанную молотком мякоть. Учитесь бить с оттяжкой.

– Товарищ майор… – жалобно пробормотала Ксения, но ее слова утонули в развернувшейся дискуссии, которая уже вышла из-под контроля ведущей.

– Я думаю, русским свойственно разнообразие в быту, – вещал полковник. – Вот, смотрите, я вчера вечером был в «Моремании», так всех лангустинов, оказывается, еще в обед раскупили! А третьего дня магаданских креветок было не найти, пришлось брать аргентинские. Вы думаете, это от поставок зависит? Нет! Каждый день фуры одинаковый ассортимент привозят. Это наш характер. Не можем мы каждый день одно и то же. Разнообразие нам подавай! Вот поэтому один день густо, а в другой шаром покати.

Ксения закусила губу и вернулась к строительству пирамиды из виноградин.

– Я вот что добавлю, – вступил в обсуждение генерал. – Почему нам идея нужна? Здесь же все довольно банально. Европейцам, например, не требуется никаких особых причин, чтобы жить. Погода прекрасная. Виды из окна. Кругом эстетика. Вышел из дома, и радуйся. А в России слишком сурово, чтобы бегать голышом и кричать «Аллилуйя». Здесь глубокий смысл нужен, даже просто чтобы выйти из дома.

– Согласен с вами, товарищ генерал, собственно, потому и негатива так много. Все только и делают, что возмущаются и кидают в страну говном! – вставил свои пять копеек майор.

– В смысле? – спросила Ксения, успев вклиниться между ораторами, и разметала только что возведенную на блюде конструкцию.

– Это элементарно, Ксения, – ответил за майора генерал-полковник. – Все, кто завоевывал Рим, хотели стать римлянами. А все, кто шел на Россию, хотели ее уничтожить. Чтобы любить Рим, все уже внутри человека заготовлено. Да и в Риме все есть: скачки на лошадях, бои в Колизее, термы со шлюхами. Тут и думать некогда, только успевай бегать из бардака в клинику и обратно. А вот чтобы любить Россию, нужна духовная работа, силы надо тратить.

– А я никогда не любил Запад. – Генерал перевел внимание присутствующих на себя . – Знаете, кто такой у них Крампус? Это приятель Санта-Клауса. Он покрыт черной шерстью, у него козлиные рога, раздвоенные копыта и длинный острый язык. Эта тварь пугает непослушных детей и искушает женщин. Занимается всяким непотребством. Когда Крампус находит капризного ребенка, он засовывает его в мешок и уносит в пещеру, чтобы съесть на рождественский ужин. Вот такой у них Новый год.

– Вы в Европе давно были? – возмутилась Ксения. – Там все в цветное одеты, жестикулируют, кричат что-то друг другу, как живые люди. А русские молчат как прибитые, и к тому же одеты как монахи – все в черном.

– Ксения, русские вовсе не прибитые, они слушают вечность, – вступился за нацию полковник. Остальные чины ФСБ одобрительно закивали.

Охранник развернул тряпицу, и его взору предстала превосходная картина. Орех раскололся идеально – скорлупа треснула на четыре части, начинка была подобна жемчужине в раскрытой раковине.

Ксения начала хватать виноградины и кидать их в гостей, и затянула как умалишенная:

– Мат-перемат, шиворот-навыворот, хухры-мухры, бухты-барахты, калинка-малинка, чижик-пыжик, гоголь-моголь, павлин-мавлин, сорока-воровка, машка-ромашка, сашка-какашка, жадина-говядина турецкий барабан, и ткачиха с поварихой, с сватьей бабой Бабарихой…

Офицеры отмахивались от летящих ягод, вяло улыбались и пытались подпевать.

Жесткий треск перфораторов пронзил ночную идиллию каморки сторожа. Он метнулся к окну. «Ох, суки!» Трясущимися инструментами несколько стариков долбили особняк. Сторож схватил дубинку, потянулся за электрошокером. Вдруг руки ослабли. Потемнело в глазах. Дубинка отскочила под стол с грубым звуком. Тело опустилось на холодную плитку.