Амори тяжело выдыхает, останавливаясь на последней мысли. У неё вновь начинает болеть голова и она встаёт со своего кресла, направляясь в уборную. Холодной водой она умывает лицо и после поднимает взгляд на зеркало, в котором Роуз видит себя. Уставший, тяжелый взгляд яркий зеленых глаз. Рыжие волосы под каре. Пиджак корпорации, которой она владела. Выглядела она весьма неплохо, но все эти смерти и новые проблемы жутко утомляли. В добавок, после каждого переключение на долгосрочной перспективе появлялась усталость, от которой было сложно избавиться, и которая разъедала изнутри. Она покидает уборную и возвращается на своё место. Рядом с ней лежали бумаги. Непонятные обрывки, где половина всех слов была перечеркнута и заштрихована. Зашифрованные файлы, которые она куда-то везла в папке грязно-желтого цвета, в центре которой естественно была эмблема. Амори приоткрывает полупрозрачную папку и начинает рассматривать содержимое. Это был отчёт. Отчёт о состоянии здоровья её мужа. Заключение врача – неоперабельный рак мозга. Роуз внимательно читает документы, и удивляется прочитанному всё больше. Это как раз те документы, которые приносил её муж. Она узнает пурпурную маркировку «Лиф». Джеймс не позволил ей тогда прочесть их. Он просто сказал, что смертельно болен и жить ему осталось совсем немного. Одно только это предложение ввергло её в шок, так как она никогда не видела своего мужа таким растерянным. Эрн не был из тех, кто сдавался, когда ещё был хоть какой-то лучик надежды, а в той ситуации было ясно, что всё слишком серьёзно и несмотря на весь его ум и достижения – холодная рука смерти коснулась и его плеча. Амори просматривает документы тщательнее, но разобраться подробнее в проблеме она просто не может из-за заштрихованных полос текста. Роуз тяжело выдыхает и закончив осмотр – складывает все бумаги обратно, вновь начиная размышлять. Первым о своей болезни узнал её муж и после этого, в качестве подстраховки анализы сдала, и сама Роуз. Когда они получили результаты то она следом за мужем узнала о своём страшном, непоправимом диагнозе. Интересно, могли ли проявится эти записи из подсознания где-то здесь? Ведь если здесь есть документы на Эрна, то должны быть и на неё. Чувство беззаботности пропадает. Огонь азарта дойти до истины и утолить своё любопытство усиливается и поэтому спокойно сидеть на месте Амори больше не может. Она принимается осматривать свою сумку и ничего там не находит. Роуз тяжело вздыхает и просто начинает складывать все фрагменты вместе. Сейчас она ключевое лицо корпорации «Лиф». В папке, которая лежит на отдельном сидении – важные, засекреченные документы насчёт её мужа, и она куда-то везёт на самолёте. Но куда она летит?
– Простите, Эбигейл! Можете подойти?
Роуз приподнимает руку, и когда стюардесса замечает – опускает её на подлокотник.
– Можете подсказать, к которому часу самолёт приземлиться?
Эбигейл сперва теряется, а после быстро лепечет
– Мы приземлимся через двадцать минут в аэропорту Дубая, Мисс Амори
– Дубай значит… Спасибо, Эбигейл
Роуз протягивает пятидолларовую купюру стюардессе в знак благодарности, та сперва отказывается, но после принимает её и возвращается к своим делам
Она скоро приземлится в Дубай. В Дубае как раз одна из ключевых баз «Лиф», о которой ей рассказывал Джеймс. Но вот, где он сам?
– РОУЗ!
Истошный крик с конца раздаётся на весь салон самолёта. Амори, как и все сидящие оборачиваются в сторону крика и видят мужчину с угольно-черными волосами. Это был Джеймс Эрн собственной персоной. Настоящий Джеймс Эрн, а не тот, кто выступал по телевизору и вечно надевал маску добропорядочного гражданина.
– Роуз, чёрт побери, где ты?!
Он встаёт со своего места и бесцеремонно начинает осматривать всех перепуганных пассажиров. В салоне появляется борт проводник, начиная очень осторожно подходить к Эрну
– Прошу вас, пожалуйста, сядьте на своё место.
Джеймс переводит свой взгляд, лишенный рассудка на мужчину и сделав рывок в его сторону с замаха наносит ему удар в челюсть, отчего тот сразу же падает на пол салон, больше не шевелясь. В помещении поднимается крик, люди отворачиваются от Джеймса. Десять минут до посадки. Несколько мужчин сидящих на крайних местах подрываются, накидываясь на Эрна, но безрезультатно. Захват. Глухой хруст плечевой кости одного, смешанный с его же истошным криком боли. Контрудар. Еще один глухой хруст малой берцовой кости второго, теперь с его же криком. Брюнет был в ярости. Просто состояние берсеркера, которое полностью затмевало его и без того больной разум. Эрн отключает лежачих точными ударами в челюсть и после встаёт на ноги, вновь принимаясь осматривать помещение.
– Знаешь Роуз! Когда ты понимаешь, что каждая новая смерть лишь переход к новому миру – открываются новые возможности! Довольно легко побеждать врага, когда знаешь, что он уже мертв. Заведомо. Мне определенно нравится это чувство бессмертие!
Он продолжает проходить по рядам плавной походке, ведь прекрасно знает, что после сделанного им – никто не захочет пытаться его остановить
– Да и в принципе… ты перестаёшь относиться к смертям с таким трепетом, зная, что твоя смерть ни к чему не приведёт. Просто коснись твоей руки и всё. Вся ответственность снимается, словно всех этих кошмарных катастроф и не было! Убери ответственность за последствия и делай всё, что захочешь
Роуз внимательно слушала всё сказанное Джеймсом и просто дрожала, пытаясь собраться с мыслями. Выходит, всё это время они действительно становились причиной несчастных случаев. Просто вспомнив все происшествия, она судорожно, сбито вздыхает, осознавая, что её руки по локоть в крови и незнание не спасёт её от ответственности. Непосредственно моральной ответственности. Три минуты до посадки. Она тяжело выдыхает. Ей нужно потянуть время. Когда они сядут – ей обязательно помогут, а сейчас -Я сдаюсь…
Роуз вылезает с кресла и встаёт у прохода с приподнятыми руками.
– Ты победил… только не калечь больше никого
Джеймс становится в шаге от Амори и внимательно смотрит на неё. На лице лишь хитрая, хищная улыбка.
– Все смерти из-за тебя, Роуз. Всё, что ты помнишь – лишь малый кусок того, что действительно ты сделала в тех мирах. Всё из-за ошибки в аппарате, которую допустила именно ты, Роуз. Ты здесь убийца. Ты монстр, Роуз. Не я.
Минута до посадки. Он делает пол шага вперёд к девушке и продолжает держать зрительный контакт
– А если серьезно – не бери это в голову, Роуз. Да, они живые люди, но что с того? Просто ещё одни, через которых ты пройдешь и не заметишь, дорогая, ведь мы бессмертны и вольны жить до скончания веков. Они словно, понимаешь… они словно прохожие, с которыми ты пересекаешься на улице, но чьих лиц ты уже и не вспомнишь, когда придёшь домой, дорогая. Просто признай. Признай то, что ты неспособна испытывать эмпатию к людям, которых не знаешь. Она ложна и навязана. Просто навязана обществом, которое тебя воспитало.
Самолёт садится. Его трясёт, но Роуз и Джеймс всё также продолжают стоять в проходе
– Нет, Джеймс…
Роуз сама поддерживает внимательный, строгий взгляд. Её голос больше не дрожал.
– Тебе не стоит равнять других людей по своим критериям. Те люди, которых мы похоронили: инцидент в поезде, в шахте, в торговом центре – я всех их помню, испытывая чувство скорби и тебе просто не понять.
– Это касается и этих горе спасителей, спящих, словно младенец?
– Это касается и них. Ты жесток. Жесток, холоден, безрассуден, чёрств, жаден. Ты собрал букет из множества человеческих пороков и теперь…
Амори показывает легкий оскал, чуть повышая голос
– Нам пора с тобой попрощаться. Ты проиграл. Самолёт уже сел и с минуты на минуты тут появятся правоохранительные органы. Последние слова?
Она испытывает дурманящее чувство эйфории, чувствуя свою победу, но улыбка с лица Джеймса так и не сходила
– Твои документы у меня… как и правда насчёт семьи… как и многое другое. Вот мои последние слова
Роуз широко раскрывает глаза. К салону начинают подъезжать трапы. Времени остаётся совсем немного. Роуз тяжело вздыхает, а после повышает голос
– Я ненавижу тебя, Эрн!
С этими словами девушка обеими руками хватает его за шею и не успевает полиция приблизиться к входному люку, как борт самолета протаранивает другой самолёт. Треск, чудовищный скрежет металла, смешанный с шипением шасси под вопли людей, которые больше никогда не откроют своих глаз. Острая боль в области живота и жар охватывает её тело. Роуз на взлетной полосе. Она ничего не слышит. Переключение
Глава 7: «Иль на щите…»
Тишина распадается на бледный белый шум лампы, скрип дверей и разговоров, которые раздавались с первого этажа. Бесконечный цикл. Змея, пожирающая свой хвост. Она вновь просыпается в неизвестном для неё месте, не понимая, как она здесь оказалась и почему. Беспрерывный цикл смерти, словно это был её личный черный пир, её праздник, так как с каждым «переключением» костлявая забирает в небытие такое чрезмерное количество людей, что в тех мирах это явно стали ключевые техногенные катастрофы в их истории. А то ли ещё будет…
Роуз открывает глаза и видит лампу холодного цвета, которая озаряла длинный коридор, на полу которого и лежала сама девушка. Коридор, усеянный множеством комнат: приоткрытые двери, перевешивали по количеству закрытые, что было особенно необычно. Амори встаёт с холодного, кафельного пола, который был несвойственен архитектуре новых домов и понимает, что она в хостеле, которого не коснулась массовая перестройка шестьдесят пятого года. Старое здание ушедшей эпохи нефтяной иглы и выживании человечества исключительно на природных ресурсах планеты. Роуз тяжело вздыхает и удивляется тому, что она вообще не чувствует побочных эффектов от перемещения. Всё-таки её теория была верна, и она действительна с каждым разом всё меньше ощущает негативные симптомы. Оперевшись на одну из холодных стен, Амори вновь начинает рыскать по карманам оранжевого пиджака в поисках сигареты и зажигалки. Достав пачку, она зажимает никотиновую палочку меж губ и её внимание привлекает интересная, новая для её глаз гравировка на металле зажигалки. Это был черный, минималистичный силуэт ласточки. Девушка закуривает и прячет всё обратно в карман, на сей раз разглядывая неизвестную для неё эмблему на левой стороне её оранжевого пиджака. В принципе, вся её униформа теперь была в оранжево черных чертах. На кого же она теперь работала, с учётом такой униформы? Она не может вспомнить никого, кто носил бы подобную униформу и такой же символ.
Роуз делает затяжку и выдыхает сизый клубок дыма, переводя взгляд на приятный, холодный свет от лампы, но чувство необоснованного беспокойства не покидало её. Эти двери. Слишком много приоткрытых дверей для такого места. Причём здание точно не было заброшенным, иначе бы тут не было электричества и было бы в разы холоднее, чем сейчас, так как в те времена ещё не придумали новой системы отопления, благодаря которой всё здание было в комфортной для человека температуры.
Взгляд с лампы девушка переводит на окно и делает медленные, размеренные шаги по кафельному полу в сторону окна, который даже издали открывал прелестный вид на город. Подойдя к нему вплотную, она выглядывает и видит город, озаренный в различных, ярких огнях. Зрелище было красивое и неописуемое. Ночь давно здесь превратилась в день, но за яркой красивой обёрткой ночной жизни сердца города скрывалось нарушение в работе мозга человека, из-за недостатка, а в дальнейшем и полного отсутствия выработки гормона сна, мелатонина в теле человека. Это привело к психологическому кризису, после чего все массово начали использовать маски для сна. В некоторых, самых развитых странах даже начался учёт того, сколько те или иные граждане спят в сутки. Как раз устройство, которое точно отслеживало периоды фазы сна у человека когда-то изобрёл мой муж. «Гипнос» – не только вёл учёт, но также помогал людям достигать максимальной эффективности сна, а также модулировать сны на заказ. Хороший инструмент, но в конечном итоге, в какой-то момент это привело к образованию группы людей, так называемых «Морфеистов», которые собирались в общины, модифицировали тем или иным образом «Гипнос» и навечно погружались в сон, теряясь и забываясь в своих грёзах. Зачем нужен реальный мир с огромным количеством проблем, если можно создать свой, со своими правилами и жить беззаботно в собственно выстроенном раю с такими же людьми, как и ты сам, которые выбрали сладость лжи, вместо горечи правды. Таким образом спальные районы в буквальном смысле стали спальными. Десятки тысяч домов муравейников, в которых ты не услышишь ничего, кроме гула электричества, ведь людей в привычном понимании слова, там больше нет. Вот и думай после этого, насколько и какому конкретно человеку необходима беззаботная, насыщенная только яркими моментами жизнь. Самое интересное, что даже и здесь нашли «плюс», подобных спальных районов, ведь все недостающие результаты по количеству сна на душу населения часто брали из этих сонных царств. Удобно и для статистики хорошо. Амори выдыхает очередной клубок дыма и после криво улыбается. Если симптомы со временем пропадут полностью, то не превратится ли она сама в этих «Морфеистов»? Ты закрываешь глаза старой девой где-то на берегу Майами, но открываешь их вновь молодой девушкой на скамье близ Невы. Пропадёт ли грань в таком случае? Неужели смерть и жизнь перестанут иметь вообще какой-либо вес и просто превратятся в сон, длинною раз за разом в жизнь, которую она действительно проживала, но к которой больше никогда не вернется, ведь закрывая глаза в одном месте, она обязательно откроет их ещё раз в другом. И ещё раз. И ещё много раз. Бесконечно. Бесконечное количество раз, ведь время для неё больше не имеет веса. Ничего в помине не может иметь для неё веса, так как жизнь теперь не больше, чем змея уробороса. Стоит лишь ей забыть, что она ложилась спать и всё: чёрт голову сломит, что было на самом деле, а что не больше, чем воображение и анализ данных за прожитый день. Нужно будет вести дневник. Вести дневник и после всего – записать всё то, что она помнит, чтобы сложить все куски воедино. С этой мыслью Роуз затягивается последний раз и тушит сигарету в пепельнице, которая была на подоконнике.
Она оборачивается в сторону коридора и сперва проходит к его началу, чтобы осмотреться получше. Двери были всё также приоткрыты. Казалось, словно этот этаж просто был заброшен и не более. Со стен слезает постепенно штукатурка, в то время как лампы продолжали исправно излучать холодной свет. Двери были сделаны из дерева, но были столь пошарпаны и иссушены, что от былой красоты не осталось и следа. Весь этаж представлял собой словно вырванный кусок страницы из книги, которую оставили или сожгли за ненадобностью, а этот фрагмент остался, ведь о нём просто забыли. С каждым приливом следы движения на песке исчезают, словно их никогда и не было. Очевидцы будут помнить об этом, но новоприбывшим не смогут передать всеобъемлющий опыт прошлого – только описание очертаний следов, насколько они были красивы и сам момент, когда волна накрыла их и унесла в другой временной поток. Очевидцы смогут только поделиться опытом, рассказать поучительную притчу и урок о том, что необходимо для того, чтобы след оставался, как его делали и каков путь был пройден, но даже так новоприбывший не сможет понять весь спектр информации так, как тот, кто стал свидетелем. И нет, это ни в коем случае не повод не передавать знания, как раз наоборот: чтобы подобные коридоры не выглядели как отдельная вселенная, человек должен знать, что было оставлено до него, ведь нередко песок омывался кровью, чтобы можно было сделать ещё один шаг на общем пути. И чем дольше человек идёт, отходя от кровавого отпечатка, тем менее красным становится след, омываясь волнами времени, унося всё в небытие.
Роуз тяжело выдыхает, приводя свои мысли вновь в привычное русло и проходит в первую комнату. Выцветшие обои. Холодный свет. Старая, пыльная кровать. Ничего интересного и хоть сколько-нибудь важного. Она уже собирается выходить, но осматривает комнату в последний раз и за занавесками видит что-то прямоугольное. Убрав шторы, Амори видит перед собой не только прекрасный пейзаж города, но также и рамку с фотографией. Фотографией её семьи. Она уже не удивляется этому. Проекции воспоминаний наполняют те пространства, в которых она находится и это нормально, но почему именно эта фотография? Девушка стряхивает пыль с кровати и садится на неё, рассматривая фрагмент теплого прошлого и просто прокручивает воспоминания, одно за одним. Жаль, прошлого не вернуть, но ей не остаётся ничего, кроме как смириться и принять всё произошедшее. Но где же была та поворотная точка? В этот момент она и находит странную параллель, что проблемы с семьей возникли именно в тот момент, когда они сыграли свадьбу с Джеймсом. Девушка вновь тяжело выдыхает и оставляет фотографию на кровати, покидая комнату, закрывая за собой дверь. Следом идёт вторая. Третья. Пятая. Она не находит ничего полезного, всё меньше понимая, что она тут делает. В одной из комнат, Роуз в очередной раз достаёт сигареты и понимает, что в кармане лежит какой-то оторванный кусочек бумаги. «Анализы и правда» – было написано на нём. Амори тихонько смеётся, закуривает и садится на кровать. Значит, здесь всё-таки что-то должно быть. Что-то важное. Нечто, что ей сейчас очень необходимо найти. Она в очередной раз стряхивает пыль со старой, скрипучей кровати и ложится на неё. Под подушкой что-то есть. Лениво она достаёт из-под подушки пластмассовую папку. Белая, чистая, среди пожелтевших, старых стен. Черная надпись маркером «АР». Амори Роуз. Вот то, зачем она сюда шла. Папка сразу же вскрывается. Отбрасывается в другую сторону. Роуз начинает пробегать быстрым взглядом по тексту и замирает. Девушка закусывает губу и шумно выдыхает. Клетка. Она в клетке. Всё это – лекарство от здоровья для неё. Дрожь пробирает всё тело, и она закрывает глаза. Всё это – только кошмар. Пальцы сжимают куски бумаги, которые после отлетают в сторону. Всё это – ложь и не может быть правдой. Белая папка выпускается из рук, приземляясь на вторую подушку. Пожалуйста, пусть это будет неправдой. Вдох. Выдох. Она открывает глаза и видит перед собой широкое, длинное окно, за которым виднеются знакомые очертания. По ту сторону стекла открывался вид на кухню. За точно таким же стеклом – Джеймс и её родители. Был слышен их диалог, словно они разговаривали непосредственно в комнате, где была сама Роуз
– Я должен поблагодарить вас, за то, что, благословили наш брак. Ваша дочь просто жемчужина.
Отец аккуратно хлопает Джеймса по плечу, по-дружески, тихонько смеясь
– Ты хороший человек, Джеймс! Столько времени вместе уже. Жаль, что у Роуз не вышло приехать сегодня…
Отец делает краткую паузу, не специально выдерживает её, после чего вновь бодро продолжает.
– И вообще, разве мы могли лишить нашу дочь счастья? Тем более, за такого выдающегося человека!
Мать же с легким, шуточным осуждением смотрит на своего мужа, насчёт его руки на чужом плече и после добавляет
– Роуз только о вас двоих и говорит в наших беседах. Только хорошее. Ты очень впечатлили её в своё время, Джеймс
– Ох, ну что вы. Я рад стать членом семьи Амори. Наконец, спокойствие и умиротворение. Одиночество впредь не гость в моём доме и опять же, я очень благодарен вам за это
– А как мы тебе !
Все сидящее за столом тепло улыбаются друг другу. Нависает тишина, которая пару мгновений спустя развевается от вопроса отца
– Так… над чем сейчас работаешь? Небось вновь прибыльный и амбициозный заказ от военных структур.
Джеймс делает несколько глотков чая и после отставляет кружку, приподнимая указательным палец, начиная воодушевленно рассказывать
– Вы не представляете какой! Этот проект, он определенно сможет изменить мир к лучшему! Перевоспитание заключенных, раскол шпиона без пыток и инъекций. Удивительная машина, способная многое изменить!
Его взгляд меняется. Она узнает его. Азарт в глазах и хитрая ухмылка, которая по первой казалось ей ласковой, как, наверное, и всем людям. Он что-то задумал
– И вы не поверите, тут такая ситуация. На фокус-группу пока не выделили бюджет, а я настолько опережаю сроки, что уже занимаюсь дизайном аппарата. К слову, он прям сейчас стоит у вас в гостиной. Вы ведь не откажите мне, оценить дизайн «Тысячеликого»?
Ухмылка не спадает с его лица и лишь растягивается пуще, когда он замечает изумленные лица родителей Амори.
– Конечно мы взглянем на него, Джеймс!
Активно отвечает отец и встаёт из-за стола, как и мать семейства. Эрн же осушает чашку чая и встаёт следом. Свет за стеклом кухни гаснет. Ничего не слышно. Ничего не видно. Необъяснимое чувство ужаса и страха окутывает Роуз.
Она открывает глаза. Сверток бумаги в углу. Белая папка на кровати. Это был сон. Это вновь был сон. Пугающий сон о прошлом. Амори чуть приподнимается на кровати и осматривает папку. Да, всё то же самое. По щеке скатывается слеза, пока на улице начинается рассвет. Она опять закуривает и замирает на кровати, будто статуя. Час. Три. Шесть. Все пачки сигарет давно уже скурены. Она устало выходит из комнаты под нулевым номером и видит в конце коридора силуэт. Джеймс Эрн. Лёгок на помине.