1) Россия очень богата сырьем весьма разнообразных видов уже по одному тому, что владеет громаднейшими пространствами земли. Добывать только сырье – значит отказаться от сливок, довольствуясь снятым молоком, потому что сырье само по себе часто не потребляется людьми, и его отправка, переделка и обработка требуют труда не меньшего, чем сама добыча сырья. А так как добывать сырье может и дикарь, ценность своего труда мало ценящий, обработка же производится приемами, доставляемыми образованностью, ценящей свой труд, даже подготовительный, то крупнейшие заработки во всех отношениях достаются на долю лиц обрабатывающих, а не на долю добывателей сырья. Это можно доказать всякого рода числами, но мне кажется, что это должно быть ясным и из немногих сказанных соображений.
2) Даже сырье, подобное хлебу, во многих больших и передовых странах облагается ныне высокой охранительной пошлиной, как видим это особенно ясно в Германии, Франции и Италии. Ограждение это имеет целью не дать упасть в своей стране земледелию, которое нуждается в определенной ценности хлебных товаров для того, чтобы труд их производства вознаграждался хоть сколько-либо сносно. Нам же, долженствующим лишь начинать и развивать переделывающую промышленность, естественно – хотя бы уже в отместку – покровительствовать преимущественно внутренней переделке всякого своего сырья, тем более что путь этот сбавляет всякие иные подати и налоги.
3) Развивать хлебное хозяйство для вывоза массы хлебов и покровительствовать всеми мерами лишь земледелию, как доказано выше, в России невозможно до той меры, какая ей прилична по размерам и свойствам ее почвы, потому что тогда, несомненно, является избыток хлебов, а при самом маленьком избытке ценность их во всем мире падает, и, следовательно, обрекая народ преимущественно на земледельческий труд, люди клонят дело к тому, чтобы Россия вечно бедствовала и народ никогда не получал достатка других народов.
4) Переделанные товары, хотя бы даже и хлебные (в муку, макароны и т. п.), а тем паче всякие иные заключают в себе всегда меньше веса, стоящего провоза, чем сырье, а ценность имеют большую, потому что содержат в себе труд; пространство же России так велико, что провозная плата должна быть в ней принята в первейшее внимание.
5) Хлебные и им подобные произведения почвы характеризуются тем, что производятся только в летнее время, а потому земледельческая деятельность навсегда останется потребляющей мало трудового времени, а следовательно, масса потенциального народного труда остается у нас скрытой, чего не будет при промышленной переработке сырья. Богатства же, даже достаток, определяются исключительно количеством труда, проявляемого народом в производстве полезностей.
6) Земледелие уже нигде не достигает совершенства, т. е. больших урожаев, иначе как при помощи промышленности, необходимой не только для дешевизны перевозки, но и для орудий, удобрений, развитых знаний и усовершенствованных видов потребления, совместимых только с развитием промышленности, так как земледелие, завися преимущественно от почвы, менее промышленности находится в людском распоряжении.
7) Земледелие при усовершенствовании все менее и менее требует рук, или затраты времени и труда, для производства данного количества хлебов, а потому одно оно никоим образом не может давать достатка всем прибывающим жителям, тогда как виды промышленности разнообразятся год от году до чрезвычайности и умножаются в количестве, что ведет к возможности всем жителям пользоваться трудовым заработком. Наивысшим благополучием впредь, когда везде народу еще прибавится, должны пользоваться те лишь страны, которые равномерно разовьют все виды промышленности, сообразно со своими природными запасами, между которыми запасы земли наиболее важны.
Те, которые подумают над сказанным, уже сами придут к неизбежному заключению о необходимости в России, если она хочет увеличивать свои доходы, развивать всякие виды переделывающей промышленности, и я не провожу всей, здесь необходимой логики, так как надеюсь, что и сказанных намеков достаточно для правильных силлогизмов.
Обращусь лучше к другому прилегающему вопросу: куда деваться с промышленными товарами, если их Россия будет производить в изобилии, отвечающем ее ресурсам и многолюдству? – Ответ также сделаю кратким и лучше всего расположу в отдельных положениях, предоставляя читателям выводить из них свои следствия.
1) По существу своему промышленность основана прежде всего на разделении труда, или его специализации, и при развитии достатка производители добычи и разных видов переделки неизбежно будут пользоваться взаимно теми товарами, на которых зарабатывают свой достаток, т. е. с промышленным развитием достатка неизбежно будет расти внутри стран потребление всякого рода товаров как земледельцами, так и самими промышленниками разного рода.
2) Местный потребитель особенно ценен для земледельцев, что и составляет одну из причин того, что земледелие процветает только в странах, имеющих рядом развитую промышленность. Это потому, что для правильного ведения земледелия хлебные поля непременно надобно перемежать в плодосменном порядке с полями, производящими продукты, не выдерживающие далекой перевозки и находящие свой сбыт только у соседних зажиточных потребителей или потребляемые фабриками и заводами. Таковы, например, сено, картофель, свекла и корнеплоды, всякая зелень, плоды, ягоды и т. п.
3) Хлеб страна должна вывозить только тот, который получается в избытке после насыщения всех своих жителей, имеющих заработок или достаток, который, очевидно, и может доставить только промышленность. Притом и хлебные товары должно вывозить, по возможности, в переделанном виде, например хлеб в виде муки, спирта и т. п., даже, по возможности, сахар в виде изделий из него, подобных конфетам, и тогда не только разовьется промышленность, но получатся разнородные отходы, весьма важные для возрастания скотоводства, идущего рука об руку с земледелием.
4) Насытив свой внутренний рынок, получив достатки, промышленность должна всегда иметь в виду мировые потребности и обращаться к тем товарам, производству которых наиболее благоприятствуют условия всей страны. Долго и наша нефтяная промышленность довольствовалась только внутренним рынком, но с проведением Закавказской железной дороги стала снабжать и мир своими продуктами. Было бы еще больше потребление наших нефтяных товаров, еще выше развитие нашей нефтяной промышленности и еще больше заработки нашей страны на нефтяных продуктах, если бы в свое время, а именно в продолжение 80-х годов, послушались голосов, которых и я придерживался, рекомендовавших проведение нефтепровода (а отнюдь не керосинопровода) от Баку и Грозного до черноморских портов, потому что тогда наши нефтяные товары сперва убили бы своей дешевизною всю американскую нефтяную промышленность и их можно было бы так облагать, чтобы вывозилось не сырье, а только полученные из него готовые для потребления продукты. Тогда послушались не наших голосов, а речей фабрикантов, переделывающих нефть, и узких «казенных интересов», забыв о народных. Я привел этот пример только потому, что он мне близко и хорошо известен, но то же самое могу сказать и о множестве других дел, касающихся русской промышленности, особенно относящихся до железа, золота, свинца, спирта и сахара, которые мы могли бы вывозить в большом изобилии, если бы не существовало неразумных сторон «личных» и «казенных интересов» и «горного ведомства» и если бы, что всего важнее, наша чиновная и нечиновная образованность сознавала значение народных интересов промышленности и вывоза переделанных товаров. Вообще я полагаю, что, благодаря русским запасам, мы можем, несмотря ни на какие препятствия, отправлять фабрично-заводские продукты за границу, конечно, дав все условия для широкого развития соревнования, для которого природный простор еще существует у нас повсюду.
Нефтяные промыслы близ Баку. Гравюра XIX в.
Этот ряд намеков я бы считал достаточным, если бы мог думать, что наши читатели не заражены тем литературным предрассудком, что покровительство ведет только к дороговизне. Эта грубейшая ошибка явно опровергается фактами, из которых напомню, примера ради, только один. Керосин ввозился и к нам из Америки, да стоил – в Петербурге, не то что где-нибудь внутри России, – в 50-х годах около 3 руб. за пуд. Стали покровительствовать его внутреннему производству, и цены упали сперва сразу примерно вдвое, а потом из-за возродившегося соперничества упали до того, что этот керосин обложили внутренней пошлиной, или акцизом, ставшим давать десятки миллионов дохода, и народ, несмотря на это, все же весь стал освещаться керосином. Да оно и быть-то иначе не может ни в каких других случаях покровительства товарам, которые Россия может производить в изобилии. Можно же рекомендовать производство в России преимущественно товаров именно таких, сырье для которых находится у нас в изобилии и добыча которого составит один из первых заработков для крестьянства. Однако нельзя здесь не заметить, что, вследствие изобилия рабочих рук, т. е. вследствие дешевизны заработной платы, и по причине скопления многих благоприятных условий для развития всевозможных производств, Россия может производить для вывоза и массу иных товаров, как производит она, например, прекрасные резиновые изделия, пользующиеся всемирным спросом и потребляющие каучук, производимый в тропиках.
Первый же потребительный рынок всякие производства найдут в самой России, ввозящей много иностранных товаров.
Так, Уралу можно с избытком своего народа и своего превосходного железа производить много железных и стальных изделий для сельскохозяйственных и швейных машин включительно, а такие товары будут выдерживать какую угодно перевозку, потому что стоят во много раз дороже, чем сырье. Россия представляет громадный рынок для иностранцев – это лакомый кусок для них, – и отнять его от них для передачи русским предпринимателям иначе, при нашей косности, невозможно, как призвав к делу выработки временными экстраординарными выгодами. Ими завлекаются, лень и косность побеждают, а кто раз въехал в подобного рода дела, видит необходимость их продолжать, и дело устанавливается из-за соперничества в том виде, что приходится спускать цены и товар обходится России дешево, много дешевле, чем было раньше, при отсутствии его внутреннего производства, а со временем производство доходит до таких избытков, что побуждает искать вывоза из России. Вот норма протекционизма в том виде, как он должен применяться в России. Зная, однако, что общие соображения убеждают меньше частных и что нередко доставляют извращенный результат, избираю еще два примера, которыми хотел бы выяснить сущность дела до того, чтобы оно само бросалось в глаза. Начну опять с нефти. Всякий, сколько-либо читавший про Баку, знает, что широкое развитие ее добычи относится к 70–80-м годам, когда начался вывоз и когда дешевизна доходила до 1, много 3 коп. за пуд сырья, а «остатки» часто еще жглись на месте (сам был тому свидетелем) прямо за недостатком сбыта. Умудрились теперь сделать так, что нефть на месте дошла до 30 коп. за пуд, а остатки и керосин идут почти по равной цене с сырьем, хотя никакого естественного события, подобного истощению, еще не наступало. Ради «казенных интересов» все нефтяное облагают, и хотя нам естественно было бы пользоваться дешевейшими нефтяными продуктами, но мы пользуемся очень дорогими уже никак не из-за естественного течения дел, а только по нашему непониманию способов ведения России по промышленному пути.
Следовало не только устраивать своевременно нефтепроводы и облагать вывозимые нефтяные товары соответственными пошлинами, но и покровительствовать всеми способами возникновению нефтяной промышленности не только во многих местностях Кавказа, где есть нефть, но и в других местностях России, где она, несомненно, имеется в большом изобилии. С уверенностью утверждаю, что при умелом ведении дела и сейчас цены на нефть были бы у нас чрезвычайно низки, а весь тот доход, который получает казна от обложения нефтяных товаров, можно была бы получать с иностранных потребителей при вывозе громадных масс нашей нефти39.
Другой пример укажу в развитии хлопкового производства. В свое время при бывшем министре финансов, моем покойном друге И. А. Вышнеградском, я предложил повысить обложение привозного хлопка пошлиной, ввиду покровительства развития у нас хлопкового производства в Закаспийском и Закавказском краях, так как единичные опыты были вполне благоприятны. Не только масса людей, но и сам И. А. Вышнеградский сперва относились с большим недоверием к моему утверждению, но когда он вместе со своим помощником С. Ю. Витте съездил в Среднюю Азию и на месте увидел первые русские плантации хлопка и услыхал о местной его расценке, налог был принят, и в результате, как всякий знает, мы получили массу внутреннего хлопка, т. е. дали заработок жителям, а в тоже время и доход казне, потому что при помощи нашего хлопка русское производство ситцев стало расти чрезвычайно быстро, сбавляя (а не возвышая) бывшие цены, несмотря на платимые таможенные пошлины за часть иностранного сырья. Утверждаю с полным убеждением, что развейся в Закавказье такая же предприимчивость в оросительных работах и в хлопкоразведении, какая выступила в 90-х годах в Закаспийском крае (а теперь почти затихла, и напрасно), и будь приложены к этому последнему еще новые усилия, мы не только бы перестали покупать иностранный хлопок, но стали бы уже отправлять массу наших ситцев не на один Восток, но и на Запад, потому что наш хлопок обходится дешевле американского и египетского, а наша переделка его в ситец так явно совершенствуется – из-за соперничества, – что везде на всемирных выставках приводит в удивление экспертов. Известная московская фирма «Циндель» доказывает, судя по ценностям, в особой брошюре, что место нашим ситцам уже готово на всемирном рынке даже теперь, если при вывозе ситца будут возвращаться ввозные хлопковые пошлины и если на этом деле не станут практиковать применения пресловутых «казенных интересов».
Не думаю я, отнюдь, что нам нужно все бросить и обратить народные силы исключительно к видам переделывающей промышленности (как это сделала Англия), но утверждаю только, что достатка помимо ее развития у народа никогда не будет, а потому на этот предмет упираю общее внимание. Мое личное отношение к протекционизму, надеюсь, выяснится лучше всего, если я укажу на то, что, будь я англичанином, я бы стоял за фритредерство, в особенности по отношению ко всякому сырью, необходимому для фабрик и заводов, учрежденных уже в Англии и дающих народу гораздо больше заработка, чем он может получить, добывая некоторое количество сырья на месте. То, что с выгодой применимо для Англии в современном ее положении, для России может быть совершенно непригодным именно по той причине, что мы находимся в иной, чем Англия, стадии развития, а она, как видно по всему смыслу защищаемых мною начал, определяется преимущественно тем, что в Англии народонаселение уже умножилось в гораздо большей пропорции, чем у нас. До английских порядков нам можно дожить только после ряда не лет и не десятков их, а после целого столетия с лишком.
Здесь, однако, являются два новых вопроса: откуда взять капиталы, нужные для развития промышленности? И как при этом предотвратить угрожающее Европе и Америке развитие капитализма, который и служит причиной возникновения пагубных утопий коммунистов и социалистов? Постараюсь ответить и на эти вопросы, но также со всею возможною краткостью, как сумею.
Своих заготовленных капиталов у России, без сомнения, очень немного в виде ценностей подвижного свойства. Это обыкновенно приводит к мысли о том, что Россия не может двинуться вперед без иностранной помощи, т. е. считают невозможным возникновение и расширение русской промышленности без займов, производимых государством, или без входа иностранных капиталов в частную промышленность, а того и другого, как бы то ни было, считают, все же должно по возможности избегнуть, потому что это ставит Россию в зависимость от более богатых соседей и, главное, делает ее общий баланс невыгодным для страны. Эти утверждения должно принимать с большими оговорками, которые я вслед за тем и сделаю, но сперва скажу коренную свою мысль, состоящую в том, что капитал, в сущности, есть не что иное, как доверие, – не золото, а доверие, потому что капиталов во много раз в мире больше, чем золота. Доверие же к основным ресурсам России во всем мире огромно, а доверие к промышленности, взятой в целом, и к отдельным предприятиям (конечно, не ко всяким, а лишь к учрежденным с правильным расчетом) также, несомненно, существует, а потому на этом можно основать способ добычи капиталов, нужных для русской промышленности, без ухудшения баланса. Но не доверяют русской оборотливости, предприимчивости и знаниям, а также стремлению облагать все то, что сколько-нибудь начинает развиваться, не дожидаясь близких, возможных, высших результатов. Как это можно устроить, по моему мнению, я также постараюсь указать, хотя и без разбора подробностей40, но сперва скажу свое мнение об иностранных капиталах, приходящих в виде ли государственных займов, для того сделанных, или в виде отдельных предприятий, основанных на иностранные капиталы. Имея в виду исключительно одну промышленность, ни того, ни другого страшиться не следует, потому что сама промышленность себя скоро окупает. Это очень важно знать и помнить. В этом отношении необыкновенно поучительны данные переписей С.-А. С. Штатов, потому что они показывают величину затраченного на промышленность капитала и величину годовых оборотов, промышленностью производимых41.
Общий вид Нижнетагильского завода. Гравюра М. Рашевского. XIX в.
Оказывается, что на 9817 млн долларов (доллар стоит почти 2 руб., а именно 1 доллар = 1 р. 94, 34 коп.) капитальных промышленных затрат в 1900 г. американские крупные ремесленные заведения, фабрики и заводы произвели (переделали) и продали товаров на 13 004 млн долларов, или около 25 млрд руб., в год (Россия же в 1900 г. на своих фабриках и заводах произвела всего товаров менее чем на 2,5 млрд руб.), откуда видно, что годовой оборот фабрик и заводов очень сильно превосходит величину всего основного капитала, а из этого ясно, без дальнейших длинных рассуждений, что промышленные затраты сами себя окупят, т. е. взятые для промышленности от иностранцев деньги возместятся промышленностью же, не народом и не из того, что у него есть теперь, а из того, что создаст сама промышленность, т. е. из нового труда, ею вызванного и прибывшего. Если земледелие дает людям хлеб, то промышленность доставляет не менее необходимый заработок, на который хлеб-то достать легко. Прибавлю по этому поводу очень важный аргумент, предоставляемый той же американской переписью. При годовом производстве в С.-А. С. Штатах фабрично-заводских товаров на 13 004 млн долларов фабрики и заводы тратят ежегодно 7345 млн долларов на приобретение сырья, подвергаемого переработке, т. е. своим добывателям дают соседних, наиболее выгодных покупателей, и те же фабрики и заводы ежегодно выдают 2746 млн долларов на уплату рабочим (а они ведь – покупатели хлеба), надсмотрщикам и всем служащим и 1028 млн долларов на уплату правительственных налогов, премий за страхование и тому подобных расходов, и эти два промышленных расхода (= 3774 млн долларов, или 7332 млн руб., т. е. по 96 руб. на каждого жителя Штатов) составляют прямой барыш страны от труда, совершаемого на фабриках и заводах Штатов. Если мы представим себе, что тысяча миллионов, или миллиард, рублей вновь затратится на русскую промышленность и что они дадут почти те же, в процентном отношении, результаты, как в С.-А. С. Штатах, то новых товаров получится в год примерно на 1300 млн руб.; служащим пойдет новых заработков в год около 275 млн руб., на сырые продукты, т. е. жителям же страны, если сырье будет русское, около 725 млн руб. и на подати и другие общие расходы около 100 млн руб. в год. Все это (в сумме 1100 млн руб.) останется в стране; все это будет новым ее приобретением, новым средством увеличить народный достаток, и нечего жалеть и плакаться над тем, что за эти прибавки получится еще 200 млн руб. в год всяких доходов предпринимателям за их труды и на погашение и интерес не только начально вложенного, но и оборотного капитала, и пусть даже все эти 200 млн руб. в год уйдут за границу – что невероятно, – все же жалеть нечего, потому что: 1) ведь промышленных товаров из-за границы выпишется меньше, наверное, не на 200, а, пожалуй, на 500–600 млн руб. (так как наша-то промышленность будет, прежде всего, получать ввозившиеся или потребляемые Россией товары) и, 2) производя товаров на 1300 млн руб. в год, легко сбыть из них за границу же гораздо более чем на 200 млн руб. в год. Баланс-то улучшится, а не ухудшится. Надо же понимать, что тут все дело лишь в производительной правильности затрат, что они в России остаются, что на должный начальный рост всей нашей промышленности надо-то всего разве первые 2–3 млрд руб. достать из-за границы, а там, при разумном ведении дела, «сама пойдет».
Видеть и помнить только уходящие из России дивиденды – значит просто жадничать и лежать как собака на сене. Ведь этот дивиденд на займы или на вложенные капиталы во всяком случае, судя по сказанному, составит никак не более, вместе со всеми барышами, как 20 % в год, Россия же получит за это ежегодно все остальное, не считая единовременного обзаводства, которое израсходуется тоже в России и ее достатки увеличит. По моему мнению, это бьет наповал всех тех, которые горячо будируют против иностранных капиталов, входящих ради промышленности в Россию. Но, сверх этого, надо вновь обратить внимание, во-первых, на то, что возбуждению русской переделывающей промышленности, если она разовьется правильно и широко без постоянных перерывов и сомнений, должен ответить вывоз части продуктов, производимых промышленностью, за границу, что и поправит баланс страны. К этому, следовательно, и должно направлять дела, не страшась непонимающих ворчунов. Во-вторых, не надо же забывать, что так быстро возросшая промышленность С.-А. С. Штатов вся возникла не иначе как при помощи иностранных капиталов, которые быстро в Америке погасились вместе со всякими долгами, оставшимися после внутренней неусобицы. То же будет и у нас, если вместо политиканства мы займемся промышленностью, опираясь на свободы, дарованные государем и вызываемые прежде всего именно надобностью в развитии промышленности. В сказанном прошу читателей видеть одну из заветнейших моих мыслей. Предмет этот завлек бы меня очень далеко, если бы я предварительно не высказал своих мыслей, касающихся способов борьбы со злом, причиняемым капитализмом, к чему теперь и обращаюсь.
Мне нечего доказывать, по очевидности, того, что фабрично-заводская промышленность, а вместе с нею горная и перевозочная в том виде, в каком они ныне сложились, страдают нередко от капитализма, жадного до больших заработков. Не вставляя промежуточных посылок, скажу прямо, что есть три способа борьбы с этим и все они более или менее имеют уже приложение в практике. В России должно изучить их и прибегать в соответственных случаях к одному из них. Эти три способа назовем: складочными капиталами, государственно-монопольными предприятиями и артельно-кооперативными.
Под названием складочных капиталов я подразумеваю развитие промышленных предприятий на счет капиталов мелких вкладчиков, будут ли то акционеры, непосредственно участвующие в предприятии, или действующие при помощи промышленного банка или банков государственного и частных, назначаемых не для каких-либо других оборотов, а преимущественно для основания фабрик, заводов, горных выработок и тому подобных «промышленных» предприятий. Путь этот есть тот естественный, которым теперь преимущественно идет человечество в его совершеннейших представителях. В идеале можно себе представить заводы и фабрики основанными на складочные капиталы, поступившие от самих же работников и потребителей, действующих на тех же или на других фабриках и заводах42. Смысл такого, на первый взгляд странного явления очень прост и основывается на том, что промышленность сама себя питает и опирается на доверие. Вот надобно, чтобы это доверие-то было, чтобы можно было верить тем, кому вверяется капитал для устройства заводов, а все остальное приложится само собою. Доверия же можно достичь широким общественным и государственным контролем, не придирчивым к букве, а реально действительным контролем, который, как всякому известно, может отлично совмещаться со свободою действий в известных рамках, определяемых сущностью дела. Если промышленные банки будут давать хорошие дивиденды и тщательно контролировать субсидированные ими предприятия, дело может идти и быстро, и без особо новых приемов. А потому я думаю, что основание чисто промышленных банков, в особенности в соединении их со сберегательными кассами да при участии правительства и местных деятелей, обещает во многих наших делах хороший успех.
При этом способе действия капитализму в собственном смысле слова будет мало простора, если банки затеются не отдельными капиталистами, а преимущественно, при широком покровительстве государства, складочными мелкими капиталами, так как в одни руки при этом не будет попадать больших банковых кушей. Но все же нельзя закрывать глаза на то, что этот способ, практикуемый уже в более или менее широком размере, в более или менее чистом виде, не устраняет биржевой или банковой игры и наживы отдельных лиц в такой мере, какая возможна в действительности, а потому способ, названный мною складочными капиталами, составляет скорее путь для развития промышленности, чем путь борьбы с капитализмом. Он, однако, имеет то великое достоинство, что исторически вызывается и наиболее легко осуществим.
Путь казенно-монопольных предприятий, у нас теперь существующий в виде винной монополии, а во Франции применяемый в виде табачной и спичечной монополий, а также косвенный в виде тех или иных форм откупа, рекомендуется в настоящее время России с разных сторон, в особенности благодаря блестящему финансовому успеху нашей винной монополии. Но я считаю долгом сказать, что не принадлежу к поклонникам многообразных монополий по той причине, что монополии отнимают огромный заработок от народа. Не говорю о винной монополии, которую считаю не только у нас весьма уместной, но и сравнительно легко применимой, потому что дело здесь касается потребления такого продукта, без которого естественным образом люди существовать и далее развиваться вполне могут, так как по личному примеру знаю, что, будучи неленивым работником, я на своем веку никогда водки не пил и даже вкус ее знаю очень мало, не больше вкуса многих солей и ядов. Можно причислить сюда же и табак, хотя я сам курю, потому что и эта потребность людская прихотлива, не составляет потребности насущной, и пользующихся ею получать косвенные государственные доходы считаю вполне целесообразным потому именно, что дело касается не всех, а лишь немногих. Монополии, конечно, представляют многие свои финансовые достоинства и хорошее средство для борьбы с капитализмом, а потому, говоря кратко, я склоняюсь в пользу винной и табачной монополий, но только именно их, но не каких-либо иных, которые предлагаются с разных сторон, например: сахарной, спичечной, чайной, нефтяной, даже железной и т. п. – по той причине, что монополии не дают места конкуренции и вообще сильно стесняют промышленную предприимчивость, а ее у нас нужно именно развивать, убивать же в зародыше – просто грех, а развивать можно только при свободе конкуренции, прежде всего выступающей именно в видах промышленности, наиболее доступных и потребных всем жителям, каковы и суть перечисленные выше, производящие и распределяющие сахар, чай, керосин, железо, спички и тому подобные всем надобные товары. Интересы Государственного казначейства при свободе конкуренции легко соблюсти с помощью соответственных налогов, между которыми со своей стороны косвенные налоги, вроде сахарного и спичечного, считаю совершенно уместными, а если закон будет строго преследовать всякого рода обманы и фальсификации общедоступных продуктов, то, не погашая предприимчивости, достигнутся и улучшения в качестве продуктов. Только надобно, мне кажется, желать, чтобы здесь действовали силы довольно разнородные, а не одни и те же производили обложение и контроль, потому что при этом сочетании легко могут получаться всякие неудобства и риск предпочтения «казенного интереса» общественно-народному, чего быть не должно ради блага народного.
Здание писчебумажной фабрики Варгуниных. Гравюра XIX в.
Артельно-кооперативный способ борьбы со злом капитализма со своей стороны считаю наиболее обещающим в будущем и весьма возможным для приложения во многих случаях в России именно по той причине, что русский народ, взятый в целом, исторически привык и к артелям, и к общинному хозяйству Для меня дело рисуется в особенности удовлетворительно при том условии, если крестьяне-земледельцы, занятые преимущественно в летнюю пору, для зим устроят подходящие фабрично-заводские виды промышленности и будут иметь у себя на месте прочный заработок, продолжая летом только необходимейшую часть дела, т. е. не оставляя исторически привычных сельскохозяйственных занятий; кустарная промышленность этот характер в основании и носит, но, предоставленная случайностям встречающихся сочетаний, дает начало мелкому капитализму скупщиков и т. п., так называемых «кулаков». Однако это не «большие кулаки», а это «кулаки малые», свою пользу народу приносящие, и мне кажется, что, изучив это дело больше, чем оно доныне изучено, и отнесясь к нему с созидательной, а не описательной стороны, можно его развивать в должном виде для вящего народного блага, т. е. для сильного увеличения народного достатка и промышленности. Земства, покровительствующие кустарным видам промышленности разными способами, это ясно и давно поняли, но надобно, чтобы государство не одними законами, но и прямо банковскими пособиями пришло здесь на помощь и чтобы возбуждались не только мелкие домашние виды переделки, обыкновенно под «кустарными» подразумеваемые, но и более крупные, требующие капиталов для начального обзаведения и текущего производства, каковы, например, металлургия, вся керамика, стеклоделие, прядение, тканье, крашение, производство машин, экипажей и т. п. В особенности ясна возможность этого при знакомстве с Уралом, где многие металлургические дела ведутся издавна артельными приемами, хотя и в сильной доныне зависимости от предпринимателей или руководителей, что может быть во множестве отношений если не уничтожено, то сокращено до возможно малого значения, и полагаю – с пользою для хода дел, конечно, при том условии, что и для простых участников рабочих артелей будут открыты доступы к высшим видам образования.