15:09:28:04
Морт в очередной раз пришёл сменить Глеба на посту у монитора и последний, нехотя поднявшись, побрёл в холл, сел на кушетку и стал дожидаться посетителей, погрузившись в ставший уже обыденным полутранс.
Менялись они каждые двенадцать часов. По крайней мере Глебу так казалось: часов в гостинице не было, и о ходе времени можно было судить, только засекая время на экране гаджета, постоянно ведущего обратный отсчёт до момента полной отработки долга. Глеб не любил пользоваться этим устройством, особенно после начисления счёта за тот, второй, сон, благо, своевременно прерванный Мортом – иначе долг бы вырос значительно больше. Был и ещё один способ отследить ход часов: отрывая дверь гостям, посмотреть, какое на улице время суток. Правда, там было почти всегда одинаково сумеречно: в холле Глеб заступал на ночные дежурства, а свет вывески гостиницы выравнивал уличную темноту до постоянной полумглы. Вскоре Глеб привык к безвременью и перестал забивать себе голову размышлениями по этому поводу. Он предельно растворялся в полусне, ожидая появления новых гостей.
Напротив кушетки, которую обыкновенно занимал дежурящий в холле, располагались две лампочки. Левая лампочка была поменьше и загоралась, когда снаружи вновь прибывший посетитель касался кнопки дверного звонка, тем самым уведомляя служащих о своём появлении и желании стать постояльцем гостиницы.
Правая, более крупная, лампочка загоралась по иному алгоритму. Неподалёку от входной двери располагалась небольшая каморка, оборудованная монитором, на который выводилось чёрно-белое изображение с двух камер, расположенных снаружи и позволявших увидеть посетителя, стоявшего на пороге гостиницы. В этой маленькой комнатке дежурил второй служащий. Если слуга замечал, что посетитель явно намерен попасть в гостиницу, но не может найти звонок или, игнорируя его наличие, гордо дожидается пока двери сами перед ним откроются, то он нажимал специальную кнопку, расположенную на стене слева от монитора. Тогда-то и загоралась правая лампочка, уведомляя дежурящего в холе, что пора идти встречать особенно отличившегося постояльца.
Лампочки загорались одинаковым тёмно-желтым светом, резко озаряя обычно тускло освещённый скрытой подсветкой холл, так что нельзя было не заметить появления на пороге гостиницы нового гостя. Посетитель не заставил себя ждать, и Глеб в лучах жёлтого света направился поскорее встречать его.
Лампы гасли, как только служащий касался двери, и она начинала плавно и бесшумно открываться. На этот раз на пороге стоял типичный клиент этой гостиницы – представительный пожилой человек в дорогом костюме. Он гостил здесь не впервой или был хорошо ознакомлен с процедурой "заселения", так как стоял на достаточном расстоянии от двери, сложив руки за спиной и молча ожидая приглашения войти.
Глеб уже хотел по обыкновению зазывающие махнуть рукой, как вдруг вспомнил слова Морта о невозможности побега. Тогда он решил сделать жест так, чтобы рука оказалась за пределами дверного проёма. Гость недоумевающе наблюдал за тем, как слуга, слегка вскинув руку, резко обрушил её вниз и затем уже кивком головы стал зазывать его внутрь.
Переступив порог гостиницы, посетитель уже находился в состоянии транса и неосознанно подписывал услужливо вынесенный из каморки вторым работником договор. Затем дорогого гостя провожали в комнату, которую по неизвестному алгоритму всегда выбирал Морт. Зайдя в комнату, постоялец начинал раздеваться, аккуратно складывая свои вещи на кушетку; в этот момент слуги считали свою работу оконченной и удалялись. Момент, когда постояльцы просыпались, отслеживался по второму монитору в каморке, где высвечивалась схема прохода к комнате, в переплетениях схемы разбирался только Морт, поэтому он и отправлялся на проводы выспавшегося гостя. Если у мониторов дежурил не он, то его всегда можно было вызвать, нажав ещё одну кнопку, включавшую ярко-синюю лампочку над кушеткой.
В этот раз всё шло как обычно, если не учитывать испуганного Глеба, идущего позади остальных и придерживающего свою повисшую плетью правую руку. Он чувствовал её только выше локтя, ровно на том уровне, где она пересекла границу дверного проёма. Глеб совсем не знал, что ему делать, и с нетерпением стал дожидаться пока закончатся проводы постояльца. Но оставшись в одиночестве в коридоре второго этажа (сопровождать гостя он был уже не в состоянии), Глеб непреодолимо захотел спать и почти бессознательно толкнул дверь первой попавшейся комнаты. Как ни странно, она сразу же распахнулась, и Глеб, уже ни о чём не задумываясь, прямо в одежде рухнул на кровать.
В это же мгновение влетевший в комнату Морт резким движением откинул ещё не успевшего провалиться в сон напарника и, подхватив его на руки, стал оттаскивать к кушетке.
Глеб был очень благодарен своему компаньону, вновь предотвратившему увеличение его задолженности, но тем не менее сознание поминутно отключалось и требовало сна. Морт пытался объяснить ему что-то важное, подолгу задерживая ручку на каждой букве. Но Глебу удалось разобрать только «спать», «кушетка», «плохо», и вслед за этим он провалился в, казалось, бесконечное сновидение.
02:05:09:26
Уверенный в том, что проснулся, Глеб открывал глаза и охваченный странным паническим ощущением вставал и шёл к лестнице, расположенной прямо напротив того места, где он спал. Он считал необходимым подняться до конца лестницы, но всякий раз, доходя примерно до середины, вновь просыпался в кровати.
На втором десятке безуспешных подъёмов Глеб начал догадываться, что он во сне, но проснуться ему никак не удавалось и он, ведомый неизвестной силой, раз за разом повторял один и тот же сюжет.
Наконец, в очередной раз открыв глаза, Глеб обнаружил, что лежит на кушетке, тяжело дыша и весь в поту. Он отёр мокрый лоб тыльной стороной ладони и поспешил покинуть комнату, на ходу доставая свой таймер. Ноги гудели, будто вместо сна Глеб прошёл километров двадцать. Взглянув на экран, он облегчённо выдохнул: долг не увеличился и оставалось отработать всего 14 дней 18 часов 6 минут 29 секунд.
Глеб чувствовал себя невероятно измотанным и еле волочился по коридору. Уже почти спустившись в холл, он окончательно решил, что немедленно покинет это место, как только покроет долг. Ни о каких заработках теперь и речи не шло – Глеб просто хотел не погибнуть за эти две недели.
Найдя Морта за мониторами, Глеб приветственно помахал ему правой, восстановившейся после той ужасной ночи рукой, желая показать, что у него всё в порядке; но, увидев печальный взгляд напарника, догадался, что выглядит он очень плачевно. Не вступая с Мортом в диалог (и так было ясно, что он всё понимает, но бессилен помочь), Глеб побрёл на кушетку в холле. Он ещё не успел присесть, когда всё вокруг озарило жёлтым светом. Пришло время встречать нового постояльца.
Открыв дверь, он к своему удивлению обнаружил не источающего лоск и богатство представительного господина, а какого-то потрёпанного молодого человека в обычной, ничем не примечательной одежде с усталым и очень грустным выражением лица. Мгновенно стало ясно, что это не один из тех денежных мешков, готовых отдать половину своего состояния, лишь бы испытать на себе чудодейственный сон в этой гостинице, а обыкновенный бедолага, утомлённый долгой поездкой и попросту ищущий ночлег.
Глеб вспомнил себя ровно в таком же положении и ещё до того, как посетитель успел открыть рот, что есть мочи отрицательно закачал головой, выставив перед собой перекрещенные руки, а затем быстро захлопнул перед ним дверь (никакого хлопка, естественно, не последовало).
Посмотрев на лампочки напротив кушетки – те более не светились, уведомляя, что кто-то терроризирует дверной звонок или покорно ждёт у порога, пока ему откроют – Глеб ощутил невероятное облегчение, убедившись в том, что смог доходчиво объяснить бедолаге: гостиница не сможет принять его в качестве постояльца.
Чувствуя неподдельную радость и даже некую гордость за свой поступок, он уже хотел отправиться обратно на свой пост, но, обернувшись, увидел перекошенное разочарованной гримасой лицо Морта и понял, что, вероятно, поступил неправильно.
Глеб только успел вопросительно поднять брови, а его напарник уже начал копаться в своей заплечной сумки, извлекая из неё какие-то бумаги. Протянутые страницы были приложением к трудовому соглашению, которое Глеб в своё время, очевидно, пропустил.
В тексте был указан размер премии за привлечения нового сотрудника к работе в гостинице – такие цифры даже для этого заведения казались невероятными.
Глеба всего передёрнуло, но он не подал виду и, вынув его из кармана таймер, понуро опустил в него глаза. Увидев это, Морт подошёл и сочувственно похлопал его по плечу, Глеб кивком головы попросил показать напарника, сколько тому осталось.
Ничего не подозревающий Морт, достал таймер, на экране высветилось: «Уважаемый Морт, до полной уплаты долга гостинице "Сон" вам необходимо отработать ещё 2 дня 5 часов 9 минут 26 секунд» – и вдруг он понял, что совершил непоправимую ошибку и быстрым шагом попятился в сторону лестницы, не в силах оторвать взгляд от обезображенного гневом и отчаянием лица Глеба, наконец-таки осознавшего свою участь.
Догнав посреди лестницы виновника своих мучений, разъярённый Глеб схватил его за голову и изо всей силы ударил о стену, угодив прямо в центр низко висевшей массивной рамы.
От гнева и отчаяния Глеб что есть мочи закричал, но, по обыкновению этого места, в помещении не раздалось ни звука. Он, точно обезумев, продолжал вжимать череп Морта в стену, исступлённо оскалив зубы в беззвучном крике.
Внезапно пространство, ограниченное пустой деревянной рамой, в которое с таким ожесточением вдавливали беспомощного слугу, начало покрываться множеством мелких трещин и в следующее мгновение разлетелось вдребезги точно стекло, ни создав при этом ни малейшего шума.
Тело несчастного Морта перевалилось через край образовавшегося проёма и сгинуло в ночной темноте. Ещё не придя в себя от произошедшего, Глеб решил выглянуть в пробитое черепом напарника загадочное окно и высунул голову, ожидая обнаружить там смежную комнату или какое-то другое помещение, где на полу без сознания лежит жертва его безудержного, граничившего с помешательством гнева.
«Ааааааа!!!» – раздался жуткий осипший голос, как только голова измученного Глеба оказалась по ту сторону проёма. Лишь теперь он осознал, что всё это время исступлённо кричал.
Ещё не до конца веря в то, что окно ведёт за пределы гостиницы, Глеб жадно вдыхал прохладный ночной воздух; свет луны освещал его обезображенное бессонницей лицо. Наконец, слегка опомнившись, он уже хотел перемахнуть на улицу, даже не раздумывая о возможных последствиях.
Но этому не суждено было случится: кто-то с бешенной силой прижал его шею к нижнему краю рамы, и измождённый беглец почти сразу же потерял сознание.
00:00:00
Глеб очнулся на водительском сидении своего автомобиля. Двигатель был заглушен и, судя по остывшему салону, довольно давно. Вокруг – темнота, с которой безуспешно боролся лишь слабый лунный свет. Дороги поблизости не разглядеть – наверное, машина изрядно проехала по обочине прежде, чем остановиться где-то в поле. Как именно здесь оказался, Глеб вспомнить не мог, да и не очень-то старался. Его голову заполняла какая-то гулкая тяжесть, было ощущение, что он не спал уже целую вечность, а шея на уровне кадыка назойливо болела. Обнаружив там поперечную ссадину, Глеб незамедлительно выругался вслух, точнее попытался. К своему удивлению он не смог вымолвить ни слова.
Линия жизни
… всё это просто условные вещи.
Красный стоп-кран в руках соседа.
Он прав. Потому что с точки зрения вечности
никто никуда не уехал.
Лёха Никонов
Из трех громоздких двустворчатых дверей функционировала только одна, да и то не полностью. Лишь единственная створка пропускала вновь прибывших внутрь, протяжно лязгая массивными стальными петлями и глухо хлопая при ударе о вторую, извечно недвижимую половину.
К единственному входу со всех сторон грудились разнообразные указатели, давая ясно понять любому: войти можно только здесь и нигде более.
Марк был не из "любых", и перебежки от одной запертой двери к другой и судорожное дерганье за их ручки лишний раз подчёркивали его неповторимую индивидуальность.
Кир молча наблюдал за безуспешными метаниями этого странного человека. И только когда тот окончательно потерял надежду найти вход и в своих отчаянных попытках, того и гляди, норовил зацепиться полой длинного плаща за одну из дверных ручек и упасть, Кир решил окликнуть бедолагу.
– Уважаемый, вот дверь, которую вы, вероятно, ищете, – с этими словами он потянул за массивную металлическую ручку, и раздавшийся протяжный скрип как бы приглашал обоих пройти внутрь.
– О, я.... Спасибо большое, – совсем растерялся Марк. – Вам тоже туда? Меня, кстати, Марком зовут.
Протянув руку, перед Киром стоял приятной наружности молодой человек лет двадцати, не больше. Он искренне улыбался, желая поскорее сгладить неприятные впечатления от произошедшего конфуза. Румянец заливал его пухлые щеки, плавно перебираясь на шею и лоб.
Кир слегка помедлил – на новые знакомства он здесь не рассчитывал, но мгновение спустя уже протягивал руку новому знакомому, натянув попутно максимально дружелюбную улыбку на своё по обыкновению тоскливое лицо.
– Я – Кир, и, да, мне тоже туда, поэтому можем пойти вместе, думаю, так нам будет веселее, – все это он выдал стремительной скороговоркой и, ещё не успев высвободить правую руку из крепкого рукопожатия, левой рукой до упора распахнул тяжёлую входную дверь из чёрной древесины.
Марк, выразив свою благодарность лёгким кивком головы, быстро прошмыгнул вперёд.
Когда вслед за ним последовал Кир, то перед ним предстал небольшой темный тамбур с несколькими гранитными ступенями, на последней из которых уже стоял Марк и, открыв вторую дверь, с нетерпением ждал своего неторопливого попутчика. Кир быстрыми шаги перемахнул через ступеньки и, минув дверной проём, оказался в большом, просторном помещении. И пока он неотрывно смотрел вверх, дивясь высотой застеклённых потолков, наискось пронизываемых солнечными лучами, Марк успел поравняться с ним и теперь усердно поправлял многочисленные декоративные складки своего дорогого плаща песочного цвета, затем одернул воротничок нежно-кремовой рубашки, слегка ослабил темно-бордовый в золотую искру галстук, прогладил пальцами стрелки на терракотовых брюках и уже хотел было подтянуть шнурки на своих изящных темно-коричневых туфлях, когда Кир внезапно окликнул его:
– Глянь, какая красотища! – эхо гулом рикошетило от высоких стен, расписанных репродукциями как известных, так и мало знакомых обывателю картин.
Марк мгновенно бросил так увлекшее его занятие и наскоро окинул взглядом помещение:
– Да, потрясающие картины! Особенно та композиция справа, – восхищался во весь голос Марк. – Расписать стены коллажем из таких громадных репродукций! И кому в голову могла прийти такая авантюра? Посмотри, какие интересные переходы между изображениями, художники явно потрудились на славу. Интересно, сколько в год стоит поддержание такой красоты в надлежащем состоянии?
Примерно с середины оды местной живописи в исполнении Марка, Кир в упор смотрел на него, и с каменным лицом наблюдал за жестами, возгласами и мимикой человека в состоянии эстетического экстаза.
– Я вообще-то потолок имел в виду, – устало произнёс Кир. – Но я рад, что ты оказался ценителем изобразительного искусства, вряд ли местным художествам кто-то пел такие дифирамбы.
– Молодые люди, разрешите пройти, – неожиданно прозвучал голос сзади.
Молодые люди послушно расступились, пропуская представительного усатого господина в изящном костюме-тройке в крупную клетку. Он прошёл мимо, оставив шлейф дорого парфюма, и уверенным шагом, будто бывает здесь каждый день, направился вперед, размахивая на ходу двумя увесистыми кожаными дипломатами коричневого цвета в тон костюму.
Юноши переглянулись и не сговариваясь прыснули приглушённым смехом. Кир подхватил волну веселья и наскоро спародировал походку усатого господина. Тут уж Марк не смог сдержать себя и захохотал во весь голос.
От неловкой ситуации новоиспеченных юмористов спас громкий голос из многочисленных динамиков под потолком.
«Внимание! С пятой платформы, девятый путь, отправляется скорый поезд номер 487 сообщением «Узловая-Конечная». Поезд проследует со следующими остановками: Университет, Завод, ЗАГС, Жилой комплекс "Росинка", Поликлиника 3, Поликлиника 7, Конечная».
– Неплохой маршрут, – став внезапно серьёзным, медленно протянул Марк. – Жаль, только уже не успеть.
– Думаю, будут варианты и получше, – обнадеживающе сказал Кир. – Не привлекают меня эти остановки на больницах. Перед Конечной хотелось бы чего-то поприятнее.
– Рейсы с остановками поприятнее всегда забиты под завязку, – с сожалением произнёс Марк. – Туда не пробиться, билеты надо брать заранее, чуть ли не на второй станции. А на второй станции какие могут быть серьёзные решения? Редко кому удаётся хорошо устроится.
– Ох, и откуда ты, такой оптимист, взялся?
Кир и сам был любителем погрустить и в счастливые финалы старался не верить, но он не спешил раскрывать новому знакомому устройство своего внутреннего мира и решил просто отшутиться.
– Пойдём поближе к кассам, – позвал своего приунывшего знакомого Кир, и бодро зашагал вперед по большому залу. – А то стали на входе, как истуканы, – уже оборачиваясь через плечо, говорил на ходу Кир замешкавшемуся Марку. – Так ненароком можно и персонального поезда до Конечной дождаться, прям как Йенс Привереда.
– Какой ещё Привереда? – заинтересованно спросил Марк и скорее зацокал каблуками, догоняя Кира.
– Ты что, правда, не слышал этой истории? На каком вообще поезде ты через детство проехал? Все ж вокруг знают!
Но вокруг не оказалось никого, кто смог бы поддержать возмущения Кира. Тогда он наконец осознал, что это – самый безлюдный вокзал на его памяти. Всего трое, не считая тех, кто работает на кассе, на такую крупную станцию с рейсами по всем направлениям. На предыдущих двух станциях он отчетливо помнил бесконечно снующие группки пассажиров: как правило, дети с их родителями; реже ребятишки были одни или с более пожилыми родственниками. Большие и маленькие семьи быстро сменяли друг друга на креслах в зале ожидания, а женский голос из динамиков почти бесперебойно объявлял о прибытии и отправлении всё новых и новых поездов. Все эти бурления в необъятном котле жизни тогда мало волновали маленького Кира – активного участия в них он всё ровно не принимал. Билеты были приобретены родителями заранее, и оставалось только дождаться поезда и сесть в нужный вагон.
Но в этот раз всё совсем иначе: вокруг практически никого, билет нужно брать самому, а в путешествие предстоит отправиться в одиночестве. Впервые. От этого внутри было как-то тревожно. И пусто. Так же пусто, как в стенах этого распределителя судеб под номером три.
– Кир, так что за Йенса ты упомянул, расcкажешь?
Голос Марка разом рассёк занавес размышлений, за которым неожиданно даже для самого себя скрылся Кир.
– Конечно, расскажу, – наскоро ответил Кир, – просто до сих пор недоумеваю, как ты мог не слышать эту избитую байку.
На самом деле Кир продолжал недоумевать над здешней пустотой и над тем, как он умудрился не заметить их с Марком совместного шествия по вокзалу. Они уже шли вдоль стальных простеньких кресел, выкрашенных серой краской и соединённых между собой в ряды по двенадцать штук. Обычно подобная вокзальная меблировка являлась неотъемлемым атрибутом зала ожидания, но здесь отдельной комнаты под него выделено не было. Впрочем, учитывая масштабы основного помещения, всякая необходимость в дополнительных залах здесь отпадала.
– Пожалуй, нам стоит присесть, – беззаботно произнёс Кир, невольно поведя рукой налево, в сторону рядов серых кресел. – Билеты у нас не куплены, следовательно, торопиться нам абсолютно некуда.
– Может, сначала хоть расписание маршрутов узнаем? – предложил Марк, уставившись на вереницу пластмассовых будок кассиров и справочных, громоздившихся одна за одной вдоль стены напротив.
– Какое тебе расписание, если ты даже про Привереду не знаешь? – иронично поддел Марка Кир, возбуждая в том уже значительно подугасший интерес к неведомой доселе истории. – Йенсу вон ни какие маршруты погоды не сделали, а изучал он их очень долго.
Так, забросив удочку в реку любопытства своего знакомого, Кир лениво развалился в одном из кресел в крайнем ряду. В свою очередь вся металлическая конструкция отозвалась на посягательство очередного беспардонно усевшегося нахала жалобным протяжным скрипом. Марк обернулся на печальный зов кресел и увидел, как во весь рот зевавший Кир, хлопает по одному из сидений, приглашая его занять место рядом.
С сожалением взглянув, точно прощаясь, на ближайшую кассу, Марк сокрушённо помотал головой и направился к ожидавшему его нерадивому попутчику. Вокзал снова наполнился стуком каблуков о большие, похожие на мраморные, плиты, выстилавшие пол по всему вокзалу.
Прежде, всецело погружённый в свои размышления, Кир не замечал этих резких звуков, издаваемых при ходьбе Марком, но теперь недовольно скривился:
– Они ковры бы что ль постелили! – наиграно возмущался Кир, – с такой акустикой здесь надо вечера органной музыки устраивать, а не пассажиров размещать. Не нравится мне это место.
– Ты про вокзал? – растерянно спросил Марк: внезапная перемена в поведении его попутчика была для него крайне удивительна.
– Нет, я вообще-то про кресло, – ответил Кир, шумно поднимаясь с выбранного места. – Шелохнуться даже нельзя – скрипит будто того гляди развалится.
Кир прошёл вдоль всего ряда и выбрал самое крайнее сиденье у стены, к его разочарованию оказавшееся не менее скрипучим, чем предыдущее.
– Зато полы у них мраморные и стены – хоть картинную галерею открывай! – Кир звонко ударил себя ладонью по лбу и обречённо замотал головой. – И с поездами, небось, также: все старания пустили на линолеум и багажные полки, а сидеть всю дорогу будем на табуретках.
– Ну, во-первых, – примирительно начал Марк, тихонько усаживаясь рядом, – очень сомневаюсь, что эти здоровенные плиты на полу мраморные: непомерно дорого бы вышло, просто дизайн такой. Со стенами – согласен, затраты не рациональные, но признай, вышло потрясающе. – Кир недоумевающе вздёрнул брови и отрицательно закивал головой, нарочно поскрипывая в такт креслом. – А про поезда ты и сам знаешь: они вполне комфортные, не в первый же раз путешествуешь, или я ошибаюсь?
– Да, не в первый, конечно же, третий маршрут предстоит, как и тебе, наверное.
Кир понемногу проникался симпатией к своему неожиданному попутчику и наконец-таки решил поделиться с ним кое-какими серьёзными соображениями и переживаниями:
– Просто, понимаешь, предыдущие два вокзала я помню очень хорошо, и они чётко соответствовали своему назначению: там беспрестанно сновало неисчислимое количество пассажиров, поезда прибывали и отбывали чуть ли ни каждую минуту – во всём ощущался неизгладимый дух движения. Казалось, весь царивший там, на первый взгляд, беспорядок был олицетворением самой жизни. А теперь посмотри вокруг.
Кроме нас и того странного господина с чемоданами, что до сих пор стоит у центральной кассы и никак не может взять себе билет, больше ни одного пассажира на весь вокзал. Кругом только стены, украшенные мертвыми картинами давно умерших авторов, под ногами мертвенно белые мраморные плиты, будто заготовки для будущих надгробий, и нигде, кроме недосягаемо высокого потолка я не вижу здесь жизни.
Меня не покидает чувство, что мы не там, где должны были оказаться. Может, всё пошло не по плану, и мы уже на Конечной?
Кир затих и устало повесил голову, уставившись на свои пыльные поношенные кроссовки.
– Как на Конечной?! – возмутился ошарашенный рассуждениями приятеля Марк, – Быть такого не может. У нас прибытие было на станцию «Узловая-3», верно?
– Верно, – отрешённо ответил Кир.
– А если ты сел на поезд, то до заданного пункта прибытия ты доедешь во чтобы то ни стало. Ты можешь бегать по всему составу, докучать проводникам, высовываться из окон, наплевать на все свои обязанности – поезду это безразлично: ты взял билет, и до пункта назначения тебя довезут, невзирая ни на что. Да, ты подвергнешься штрафным санкциям, изрядно подпортишь своё портфолио, но маршрута это не изменит. Ты уже сделал свой выбор и попросту не можешь не доехать до конца.
– Как важно сделать правильный выбор, – еле слышно, произнёс Кир, заглушая собственный шёпот хлопками ладони по запылёнными штанинам своих джинсов. И, оставив тщетные попытки отряхнуться, уже громче добавил: – А что если твой выбор не имеет решающего значения в том, где ты в конечном счете окажешься?
– Это ещё как? – нахмурил брови Марк. – Я что-то совсем перестал тебя понимать?
– Ну, вот выбрал ты, к примеру, маршрут «Узловая – Инженерная-3» c остановками: Университет, Завод, Инженерное бюро, Инженерная-3. И вот, благополучно миновав университет и преодолев больше половины расстояния от Завода до Инженерного бюро, ты, преисполненный надежд и сил, ожидаешь следующей невероятно значимой для тебя остановки. Но, увы, поезд неожиданно сходит с рельсов. И – о, ужас! – ты вместо выбранной тобой и указанной в билете Инженерной-3 оказываешься непонятно где между двумя станциями. И что здесь решает твой выбор?
Марк беззлобно усмехнулся наивным доводам своего собеседника:
– Мой выбор решает всё, Кир, потому что поезда не сходят с рельсов, такое осталось только в ветхих преданиях. Система работает безукоризненно. К примеру, если ты замешкался и случайно задержался или намеренно остался на одной из промежуточных остановок, а твой поезд поехал дальше – не беда. Ты идёшь в кассу, восстанавливаешь билет и продолжаешь свой путь на ближайшем аналогичном поезде. Новый билет на другой маршрут тебе никто не даст – свой выбор ты уже сделал и выбранный путь должен завершить до конца. А вот перевыпустить старый – всегда пожалуйста.
– Марк, поезд сходит с рельс – кругом одни разрушения и несчётные потери. Твой билет тебе ничем не поможет, – Кир уверенно чеканил слово за словом точно пророк, непоколебимый в своих убеждениях.
– Ну… – протянул Марк, на ходу подыскивая контраргументы, – даже если допустить такую катастрофу, нас бы в скором времени эвакуировали и разместили в ближайших поездах с подходящим маршрутом. И мы бы спокойно продолжили свой путь – вот и всё.
Марк торжествующе развёл руки, ожидая капитуляции собеседника. Но тот лишь поднял свои усталые глаза и тихо процедил сквозь зубы:
– Если будет, кого эвакуировать.
От этих слов Марк совсем опешил, и между собеседниками повисла неловкая тишина. На помощь пришёл женский голос, неожиданно раздавшийся из динамиков:
«Уважаемые пассажиры! Железнодорожная компания «Линия жизни» приглашает всех желающих посетить наши комнаты отдыха, оборудованные душем, туалетом и телевизором. Возможна почасовая оплата. За дополнительной информацией просьба обращаться в справочное бюро вокзала. Спасибо за внимание».
– Да, самое время отдохнуть, – улыбаясь, сказал Кир, расстегивая свою ветровку, раскрашенную черно-бардовыми камуфляжными разводами. – Кстати, увлёкшись нашей полемикой, я чуть не забыл о своём обещании.
– Каком ещё обещании? – встрепенулся Марк; он был рад, что Кир возобновил так неловко сошедший на нет диалог, но в то же время переживал, как бы всё общение вновь не рухнуло под натиском необычных и во многом пугающих идей его странного собеседника.
После прерванного диалога Кир заметно повеселел, было очевидно, что, разделив свои переживания с Марком, он слегка оправился от обуревавших его сомнений. Но высказаться до конца ему так и не удалось, весомая часть крамольных мыслей всё ещё стремилась на свободу и продолжала требовать к себе внимания, тем самым отбрасывая тень на мнимое облегчение. Поэтому, дабы не упускать единственного приемлемого собеседника на этом безлюдном вокзале, Кир стал заходить на второй круг столь важной для него беседы.
Он скинул с плеч куртку и, повращав плечами, точно разминаясь перед боем, с улыбкой сказал:
– Я, конечно, невесть какой рассказчик, и моё повествование может показаться отчасти сумбурным, но, раз уж обещал, постараюсь изложить тебе историю о Йенсе Привереде предельно понятно.
Проговорив это скороговоркой, будто стесняясь вынужденного вступления, Кир более размеренно добавил:
– Йенс тоже верил в безграничную силу выбора и к принятию решения подходил крайне серьёзно, даже слишком; так что тебе эта история должна быть особенно интересна.
Для начала стоит сказать, что забавное прозвище "Привереда" Йенс получил уже будучи одним из персонажей поучительных историй для детей, чтобы он представлялся ребятишкам капризным, разбалованным простаком – ярким примером того, каким быть ненужно. Но так было не всегда. Изначально в историях про Йенса, ему по большей части сопереживали, именуя то Бедным, то Несчастным, кое-где встречается даже Заблудший. Последнее я считаю наиболее удачным, уж оно-то не оставляет никаких сомнений в том, что виной всему случившемуся с Йенсом была далеко не привередливость, как утверждают нынче байки для малышей.
Марк, ещё не до конца отошедший от прошлого диалога, теперь совсем растерялся и решил молча, не задавая никаких вопросов, дослушать эту странную историю, смысл которой ему пока не удавалось уловить, несмотря на загадочные намёки рассказчика. Он даже не понимал, взаправду ли Кир решил открыть ему истинный смысл популярной среди детей легенды или просто насмехается над ним. Единственное, что вселяло в Марка уверенность в искренность собеседника – это полный живой энергии взгляд Кира: казалось, тот во что бы то ни стало стремился донести свои мысли и поделиться обременявшим его знанием.
***
Йенс был обычным пареньком ненамного старше нас, вполне способным, хотя отчасти и ленивым – мало что отличало его от рядового пассажира на станции «Медицинская-1».
Достаточно долгий и нудный путь медицинского образования изрядно измотал его, не раз хотелось ему покинуть гнетущий поезд и радикально сменить маршрут, не повторяя прошлых ошибок. Но Йенс сделал свой выбор – «Узловая – Медицинская-1», и сколько бы он ни роптал и ни раскаивался в своём решении, остановить несущийся вперёд состав ему было не под силу, оставалось лишь смириться и доехать до следующий станции.
Но вот он прибыл на вокзал, одинокий и окончательно запутавшийся в себе, без мечты и каких-либо целей, с багажом, полным тоски и разочарований. Куда ему было ехать? Он и сам теперь не знал. Лишь еле тлевшая лучина надежды вела этого усталого путника к кассам, твердя, что и такому отчаявшемуся страннику найдётся свой маршрут.