Россия – возврат к могуществу. Обретение силы и национальной идеи

Вернемся в 1918 год. Начавшийся в отдельных местах голод, угрожавший всему народу, неспособность наладить выпуск необходимых товаров, провалы в управлении и организации хозяйства, позорный «мир» с Германией с потерей громадной части Европейской территории и с контрибуцией золотом, свидетельствовали о полной потере сопротивляемости страны. Сила уходила из русского этноса. Это ощущал каждый житель России. То же ощущала и коллективная Личность над ним, к которой каждый подсознательно принадлежал. Народ в целом, или этнос, или государство, как ни называть эту высшую Личность, обладает своей волей, способной, как это бывало раньше, и как будет всегда в истории любого жизнеспособного народа, менять поведение и даже мысли отдельных людей, подчиняя их, чтобы избежать общей гибели. Это и начало тогда происходить в народе России, чтобы затем продолжаться десятилетиями.

Но как эта высшая Личность – бестелесное воображаемое коллективное образование может творить такое с людьми? Очередная недоказанная философская теория персонализма? Или мистика? Нисколько. В тяжелые для народа времена в подсознании каждого индивида, но и сознательно, становится вполне возможным: промолчать, когда ранее никогда бы не смолчал; стерпеть, когда бы раньше не стерпел; выполнить приказ, когда бы раньше «умер бы», а не выполнил; проголосовать «за», когда бы раньше начал буйно протестовать; головой своей пожертвовать, когда бы раньше и не подумал сделать так, и тому подобное.

Что-то немного меняется в поступках каждого при грозящей всем опасности. Этого малого бывает достаточно, если так поступают десятки и сотни миллионов. Старожилы ностальгически вспоминают, какими добрыми и дружными становились люди в тяжелые времена. В общей беде все становятся похожи на детей в темном лесу. Жутко напугавшись, они потихоньку начинают искать на ощупь путь к безопасности. Однако то, что они находят, дорога вовсе не туда, куда они направлялись сначала, но хода назад тоже нет. В то место, куда они хотели когда-то попасть, пути нет, и не было, как и того, что они желали там найти, забредя в лес. Теперь же всего важнее спасти свою жизнь. По возможности, жизнь всех заблудших. Если не получится, то хотя бы большую часть, из которых можно возродить народ снова. Ведь Поток жизни не остановится без них. Поэтому спасай вместе жизнь, или погибни, как народ.

Когда так начинает себя вести весь народ (этнос или государство), то он сдвигается на другой курс, в сторону от прежних мечтаний и чаяний. Тогда «не до жиру, быть бы живу». Теперь неважно, становится ли жить людям лучше, или хуже и вовсе не так, как обещали им вожди. Большая часть сплачивается, подчиняясь инстинктам, меньшая часть, как всегда, протестует и гибнет. Но вся страна начинает мелкими шажками подвигаться к лучшему. Какому лучшему? К такому, которое только и имеет смысл для общего Потока жизни, но что становится очевидным только в дни бедствий, – к обретению большей Сопротивляемости и Силы общего этноса-государства.

В сравнении с этим прочее не имеет значения. Жизнь на Земле появилась вовсе не для счастья и комфорта каждой особи. Спросите это у оленя в зубах у стаи волков, или у мыши в зубах домашней кошки. Никто и никогда из этих «природных» жертв не умирает «естественной» смертью: их всех съедают. Но Жизнь у оленей и волков общая, и важно только то, чтобы и те и другие оставались живыми, как существа, взаимно дополняющие экосистему. Череда жизнь-смерть нам в чувствах недоступна, хотя рассудок понимает и смиряется. Мрачно? Не совсем, если только внимательнее присмотреться к природе и прислушаться к Жизни-внутри каждого из нас. В детстве для успокоения перед сладким сном сказки, которые нам читали, всегда заканчивались слишком счастливо. Поэтому повзрослевшему, но воспитанному на таких сказках человеку окружающий мир обязательно кажется жестоким и «злым». Но мир ни то и ни другое, он ни добрый, ни злой. Лучше представлять себя на гордом паруснике, режущим волны неспокойного океана, с великими целями и предназначением для каждого матроса, с очень важной миссией полученной каждым свыше, тогда в жизнь приходит необходимое равновесие и радость. Но ждать от жизни покоя и комфорта бессмысленно: последуют одни разочарования и несчастья.

Вернемся к нашей истории, чтобы понять лучше, что с нами происходит. Через десять лет, после Гражданской войны, когда новая власть вошла в полную силу, это были уже не те большевики, что были прежде, наивные мечтатели, хотя все они по-прежнему имели партбилеты ВКП(б) и принародно чтили своих учителей-классиков. Это была меньшая по числу горстка самых экстремальных пассионариев, захвативших власть во второй раз, но имевших теперь совсем другую цель. Дать народу «счастье» у них не получилось, но оказалось, есть нечто более важное – остаться народу попросту живым. Для этого нужно было вовсе не «счастье трудового народа», которое, как стало всем понятно, не достижимо в обозримом будущем. Оказалось, что главным теперь было сохранить жизнь, сделать страну способной защитить себя от окружавших ее врагов. Но для этого надо было сначала отстоять свою власть, применяя для этого любые средства.

Началась «мясорубка». Вместо обретения обещанного «счастья» у целого поколения русского народа в результате диктата, принуждений, репрессий, расстрелов была вытравлена прежняя дореволюционная нравственность с вековыми ценностями, старыми понятиями о чести, Боге, долге. Все прежнее, как вредное для новой жизни и для достижения поставленной цели, было брошено в пылающую топку Красного паровоза. В результате, новое поколение, сумевшее возродить былую имперскую сопротивляемость и Силу, выстоять и победить в Гражданской и Великой отечественной войнах, было уже совсем иным народом, другим этносом. Но, похоже, иного пути у России никогда и не было.

К 30-м годам прошлого столетия на просторах некогда могущественной, но погибшей Российской империи, окончательно сформировался новый этнос «советский человек» – “Homo soveticus”, как его с удивленной насмешкой называли недруги. У него были уже своя культура, свои песни, мораль, лозунги, великие цели, понятия «что хорошо и что плохо». Неимоверно возросла Сила нового этноса. Тысячи новых заводов, фабрик, электростанций производили для укрепления военной мощи непрерывный поток танков, самолетов, пушек, о чем не мог и мечтать всего пару десятилетий до этого свергнутый «царизм».

Вскоре обретший невиданную ранее Силу новый этнос пожелал опробовать на чем-нибудь свои молодые мускулы. Победы в Монголии над японскими милитаристами были восприняты народом с восторгом, и еще более укрепили веру в сталинскую власть. Но проба военной силы в Финляндии в 1939 году обернулась конфузом. Маленькая, но сильная духом страна сумела дать достойный отпор. Хотя та война закончилась победой, но тяжелой, возможно, с миллионом жертв, она продемонстрировала зарубежным врагам имевшиеся у нас слабости.

Но вот наступил июнь 1941 года, тогда неожиданно началась самая серьезная проверка на прочность родившегося этноса. Это был экзамен на «жизнь или смерть», и только успешно выдержав который новый этнос мог обрести право на дальнейшее существование.

10. Взлет Сталина

Первое крупное хозяйственное поручение Совнарком дал Иосифу Виссарионовичу Сталину в мае 1918 года, когда голод смертельной хваткой сдавил горло Советской республики. Сталин был назначен руководителем продовольственного отдела на юге России и наделен чрезвычайными полномочиями. С применением любых мер хлеб должен был пойти с юга на север! Сталин добился этого, эшелоны с хлебом пошли. Но для этого по его приказам расстреливали не только уличенных в контрреволюции вредителей и саботажников, расстреливали даже подозреваемых. Позже его соратник и помощник К.Е. Ворошилов писал о такой практике, как о похвальной норме. Сталин нашел тогда способ добиваться своего, и он будет применять это всю жизнь. «Можете быть уверены, – писал Сталин Ленину, – что не пощадим никого, ни себя, ни других, а хлеб все же дадим».

В апреле 1922 г. на Пленуме ЦК Сталин был вновь переизбран в Политбюро и Оргбюро. На том же Пленуме он был назначен на новую должность – Генерального секретаря ЦК, что открывало ему широкие аппаратные возможности. Для иного это была бы рутинная организационная работа с партийцами на местах, но не для Сталина. Хотя пост генсека вовсе не замышлялся партией как главный или даже очень важный пост в партийной иерархии, таковым его сделал Сталин.

Однако волей случая – из-за смертельной болезни Ленина, – положение резко изменилось. Сталин, как одновременно член Политбюро, Оргбюро, генсек, комиссар по делам национальностей (Комнац), комиссар Рабоче-крестьянской инспекции (Рабкрин) превратился в ключевую фигуру. Под его контролем теперь проводились все перевыборы партийных комитетов на местах, что позволяло по своему усмотрению делать массовый отбор и перестановку партийных руководящих кадров в губкомах, обкомах, в ЦК национальных партий. Тогда и появился сталинский лозунг «Кадры решают все!». Важнейшие партийные посты на местах с тех пор занимали только сторонники Сталина, впоследствии преданные ему за это.

В последние полтора года перед смертью отношение Ленина к Сталину резко изменилось. Он был крайне недоволен попыткой Сталина вмешаться в политику внешней торговли, попыткой включения народных республик в состав РСФСР (России), как автономий, а не предоставления им равноправия и ленинского права на самоопределение. Это, в частности, доказывает большую политическую дальновидность Сталина, чем «мечтателя» Ленина. Историки Рой и Жорес Медведевы («Неизвестный Сталин»): «Сталин в 1922 году понимал возможность дезинтеграции СССР при наличии для этого конституционных предпосылок».

Когда в 1922 году обсуждались статьи Конституции нового государства, Ленин настаивал на предоставлении всем республикам права свободного выхода из СССР, ссылаясь на «великорусский шовинизм» и неизбежное ущемление русскими функционерами союзных республик. Сталин же был категорически против этой «вольницы» – «национального либерализма», как он это называл, и настаивал на большем единении и централизации СССР.

Ленин тогда высказался о Сталине: «… грузин, который сам является … грубым великорусским «держимордой», нарушающим интересы классовой пролетарской солидарности». В результате было принято компромиссное и, как выяснилось через десятки лет, неудачное решение. История доказала правоту и дальновидность Сталина. Все республики за одну неделю в августе 1991 года отделились от России. Так идейные иллюзии и несколько неразумных строчек в Конституции привели к внезапному, но вполне «законному», с точки зрения международного права, распаду СССР, что оценивается теперь как «геополитическая катастрофа». Рой и Жорес Медведевы: «Получившийся в конечном итоге гибрид двух проектов не обеспечивал параллелизма экономической и национальной интеграции страны. Появление «советского народа» на основе русского языка и объединения культур разных наций и смешанных браков было все же реальностью».

Между Лениным и Сталиным возникал также конфликт личного характера. Сталин всячески препятствовал контактам Ленина с коллегами, ссылаясь на предписания врачей и даже на партийное решение по этому поводу. Супруга Ленина Н. Крупская пожаловалась на этот произвол Каменеву. Когда Сталин об этом узнал, последовал грубый разговор с Крупской. Ленин в возмущении потребовал через своего секретаря у Сталина извиниться перед женой. Сталин, разумеется, немедленно извинился перед ней и «взял свои слова обратно». Но с тех пор и до самой смерти Ленин более не встречался со Сталиным.

Предчувствуя скорый конец, Ленин оставил партии так называемое впоследствии «Завещание». Оно давало весьма нелицеприятные характеристики шести членам Политбюро, имевших основание претендовать на лидерство в партии. Ленин советовал освободить Сталина от поста генсека, ссылаясь на его грубость и авторитарность, но в то же время писал про него: «выдающийся вождь современного ЦК».

Ленинское завещание не было обнародовано на XII-ом съезде партии, хотя и зачитывалось на закрытых собраниях без права записи. Состав ЦК был переизбран, увеличен до новых 17 членов и 13 кандидатов в члены ЦК. Это были исключительно «аппаратчики», руководители крупнейших партийных и советских учреждений, там не оказалось ни одного рабочего или крестьянина, на чем всегда настаивал Ленин.

Это все более удаляло Россию и ее руководство от идеалов демократии. Даже Лев Троцкий, жестокий комиссар при главнокомандующем Красной Армии, применявший на фронтах Гражданской войны децимацию – расстрел каждого десятого в частях, проявивших в бою трусость, писал: «Тот режим, который в основном сложился до XII съезда, а после него получил окончательное закрепление и оформление, гораздо дальше от рабочей демократии, чем режим самых жестких периодов военного коммунизма».

В предчувствии скорой кончины Ленина в партии стала заметна осторожная борьба за место нового лидера. Претендовать на это место могли только Сталин, Троцкий и Зиновьев при поддержке Каменева. Зиновьев – из-за своего авторитета как ближайшего и преданного соратника Ленина, с кем он вернулся из эмиграции и скрывался в июле 1917 года от Временного правительства. Троцкий – как организатор Октябрьского переворота, руководитель победоносной Красной Армии в Гражданскую войну. Сталин не имел столь выдающихся и ярких заслуг. Он имел, однако, нечто более важное в этот момент – «аппаратное» влияние. В печати начали появляться статьи и анонимные памфлеты, восхваляющие или, наоборот, подспудно чернящие каждого из трех претендентов.

1920-е годы прошли у Сталина и его сторонников в борьбе с «оппозициями», возглавляемыми влиятельными и заслуженными большевиками. «Левая», «правая», «новая» или «ленинградская», оппозиции – все они имели серьезные теоретические или идеологические разногласия со сталинской «генеральной линией», однако, в сущности это было борьбой за власть в партии.

Генеральной линией Сталина, по которой он вел партию, была ускоренная индустриализация страны с применением любых мер. В условиях разрухи, во враждебном окружении недавних врагов, пытавшихся задушить Советскую республику, это считалось им первостепенной задачей, перед которой должно было отступить все прочее. Сталину не было равных в защите генеральной линии от нападок оппозиционеров. Поэтому его искренне и «рьяно» поддерживали как в верхах партии, так и в низах. Об этом свидетельствуют как протоколы партийных собраний, съездов, так и воспоминания участников тех событий. «Новые» большевики, вступившие в партию по «сталинскому призыву» в отличие от «старых» ленинцев были и новой консорцией пассинариев, готовых ради укрепления страны жертвовать не столько своими жизнями, сколько жизнями миллионов людей своего народа.

«Левая» оппозиция, возглавляемая Троцким, обвиняла Сталина в потакании кулакам, зажиточным крестьянским хозяйствам, заявляла об опасности мелкобуржуазного перерождения революции. Ведь тогда установился НЭП (Новая экономическая политика), введенная в стране еще при Ленине. Ленин вынужден был вернуться к частнопредпринимательским стимулам в экономике из-за голода и разрухи. В результате быстро окрепли и развились кулацкие хозяйства, применявшие наемный труд, что противоречило основам марксисткой идеологии. Небольшие и средние предприятия возникали как грибы после дождя при НЭПе. Экономика неожиданно и вопреки марксистским догмам вдруг ожила. Общая валовая продукция сельского хозяйства увеличилась к 1927 году на 21% по сравнению даже с наиболее урожайным 1913 годом.

Это был крупный экономический успех, накормивший, наконец, страну. В обращение стали вводиться даже золотые червонцы. Еще важнее – это давало Сталину товарный хлеб, единственный экспортный товар, который мог быть продан за границу в обмен на необходимое для тысяч строящихся заводов и фабрик оборудование. Индустриализация, электрификация страны были для Сталина приоритетом, ради которого он готов был идеологически «поступиться принципами» хотя бы на время. Советская страна могла обрести вновь сопротивляемость, лишь нарастив стальные мускулы. Поэтому, не имея внутренних и тем более внешних инвестиционных возможностей, оставалось только самостоятельное первичное накопление капитала – путем изъятия у крестьянства хлеба для экспорта, оставляя страну на голодном пайке. Вдобавок продавались за валюту реквизированные церковные ценности и художественные сокровища из царских и купеческих собраний, в частности, из Эрмитажа.

«Новая» или «ленинградская» оппозиция в партии, возглавляемая Зиновьевым и Каменевым, боролась со Сталиным за власть, критикуя принятую им концепцию о возможности построения социализма в одной стране, без необходимой для этого – теоретически – всемирной пролетарской революции. Сталин же полагал, что ждать поддержки извне или всемирной революции нечего.

Вскоре обе оппозиции объединились, а их лидеры – Троцкий, Зиновьев, Каменев – примирились после яростной «непримиримой» идейной вражды, и выступили вместе против генеральной линии Сталина.

Борьба велась и публично, на съездах и пленумах партии, и в закрытом режиме на заседаниях Политбюро и ЦК, где все они состояли членами. Однако Сталин сумел переиграть оппозиционеров, вполне демократическим по понятиям большевиков путем. Большинство партийцев выступило на съездах за «генеральную линию», которую олицетворял Сталин. Лидеры оппозиции недооценили способности, хитрость и коварство Сталина, особенно Троцкий, всегда с высокомерием к нему относившийся. Партия большевиков в лице ее высших органов, Съездов и Пленумов, неизменно голосовала против оппозиционеров. В результате лидеры и многие их сподвижники лишились высоких постов, сами лидеры были исключены из Политбюро и ЦК, и даже на некоторое время из рядов партии.

В победе в этой аппаратной, «подковерной» борьбе большую роль сыграла и личная харизма Сталина, его умение представлять себя единственным преданным защитником учения великого Ленина. Он казался новым партийцам, в большинстве своем корнями из рабочих, более «своим» чем его интеллигентные соперники. Даже личные грубость и жесткость, за которые его критиковал Ленин, импонировали им – Сталин подавал это как необходимые качества в борьбе с врагами революции. Потому его «генеральная линия» на укрепление страны любыми мерами встречала большее понимание и поддержку в малообразованной среде большевиков, как и «простые», то есть насильственные способы решения проблем.

Троцкий же вызывал у многих раздражение не только своими искусными демагогическими, речами, но и своим высокомерием, самомнением, основанными на его славной роли организатора Октябрьского переворота. Знавшие Троцкого в личной жизни, называли его «барином». Однако Троцкий по-прежнему пользовался значительной поддержкой в низах партии, он был вполне способен вывести людей на улицы в свою поддержку, и когда нужно делал это.

Зиновьев в личном плане тоже не мог соперничать со Сталиным. В партии он был известен своими колебаниями, нерешительностью. Даже сторонники называли его «паникой». Сталин обвинял Зиновьева и Каменева в противодействии былому Октябрьскому перевороту, в разглашении его подготовки, называя это предательством партии. Троцкому он отказал в почетном именовании «старым большевиком», напомнив, что тот стал большевиком только летом 1917 года. Сталин в публичных обвинениях собрал все «прегрешения» противников. При голосованиях на вхождение в высшие партийные органы Сталин сумел «аппаратно» обеспечить себе большинство голосовавших.

Партийцев увлекала на съездах сталинская идея ускоренной индустриализации страны, невзирая на жесткие способы ее достижения. Партийцы «нутром» ощущали необходимость скорейшего построения мощного государства, способного защититься в условиях враждебного окружения и поднимающего голову фашизма. Партийцы чувствовали в Сталине силу, волю и устремленность к желанным для всех целям. Теоретические же доводы оппозиционеров, их ссылки на учения классиков, как они ни старались «растеребить» партию, не могли сравниться с ясностью и определенностью целей Сталина, его напором и волей к первоочередному укреплению страны.

Сталин переиграл оппозицию вчистую. Зиновьев и Каменев были выведены из высших партийных органов, Троцкий отправлен в ссылку в Алма-Ату.

Третья оппозиция, которая противостояла Сталину, получила название «правая». Ее возглавлял друг Сталина и его семьи Николай Бухарин. Ленин писал о Бухарине: «Бухарин не только ценнейший и крупнейший теоретик партии, он также законно считается любимцем всей партии». Это был мягкий, интеллигентный и доброжелательный большевик. В 1928 году Бухарин занимал высшие партийные и государственные посты: член Политбюро ЦК, член президиума Коминтерна, ответственный редактор газеты «Правды» – рупора русских большевиков, и журнала марксистской теории «Большевик».

«Правая» оппозиционность Бухарина и его сподвижников Рыкова и Томского состояла в том, что они выступили в защиту крестьянства, у которого чрезмерно изымался хлеб для поддержки сверхвысоких темпов индустриализации. «Правые» стояли за подъем жизненного уровня середняков и бедняков на селе, за высокие, но не сверхвысокие темпы индустриализации. Однако это мешало планам Сталина и сторонников сверхвысоких темпов, бравших теперь курс на лишение крестьянства земли и объединение их в колхозы. Сталин полагал, что таким путем крестьянство станет более управляемым, и хлеб станет более доступен для изъятия. Поэтому Бухарина, Рыкова, Томского обвинили в правом партийном уклоне. В ответ Бухарин написал записку в Политбюро, генеральному секретарю Сталину: «Вся страна чувствует, что с крестьянством неладно…. Это маленькая политика, а не политика, которая в эпоху трудностей говорит рабочему классу правду о положении…». Эта записка послужила Сталину основанием для резкой критики Бухарина и других «правоуклонистов». В 1929 году Сталин сумел добиться освобождения Бухарина от должностей редактора газеты «Правды», журнала «Большевик», и вывода его из состава Политбюро.

Протесты «правых» были обоснованы, но безуспешны. В конце 1929 года Сталин принял решение о ликвидации кулачества как класса. Это должно было стать началом организации колхозного строя, сплошной коллективизации на селе. Был выдвинут лозунг: «Кто не идет в колхозы, тот враг Советской власти». Но то было опрометчивое решение. В ответ сотни тысяч зажиточных крестьян стали сокращать посевные площади. Перед принудительным вступлением в колхозы многие забивали свой скот, продавали технику. Производство сельхозпродукции сократилось на 20% в первую пятилетку.

Однако вина за это была возложена на кулаков, и начались репрессии. В наказание кулацкие семьи были разделены на несколько категорий. В первую были отнесены все заподозренные в саботаже, сопротивлении или терроре. Их было решено изолировать, применять расстрел, а семьи высылать в отдаленные районы. Ко второй категории были отнесены наиболее богатые из кулаков. Их также высылали с семьями в отдаленные районы. Кулаков третьей категории оставляли в тех же местах, но переселяли за пределы родных поселений.

По официальным отчетам ГПУ и других инстанций с начала 1930 по конец 1932 года были выселены в отдаленные районы страны 381000 кулацких семей, но эта цифра не включает сотни тысяч середняков и бедняков, перемещенных как «подкулачников». Общее число «раскулаченных» – около 1 миллиона семей, большая часть которых была выселена в суровые северные и северо-восточные районы страны. Тысячи людей, дети и старики, умирали в дороге, вывозимые в холодных вагонах для скота. Добиравшиеся до места выгружались в чистом поле, часто в снег, не имея ни крыши над головой, ни инвентаря для организации нового хозяйства.

Тем не менее даже при уменьшении продуктивности сельского хозяйства, принудительные государственные заготовки хлеба росли. Жесткие меры оправдывал лозунг «Борьба за хлеб – борьба за социализм». Ничто не должно было помешать экспорту, обеспечивающему сверхиндустриализацию. В результате первая «сталинская» пятилетка завершилась в деревне не только массовой принудительной коллективизацией, но и страшным голодом, унесшим миллионы жизней. Историк Рой Медведев: «Осенью 1932 обширные районы страны – особенно Южную Украину, Среднее Поволжье, Северный Кавказ, и Казахстан охватил жестокий голод. … В Киеве, да и во многих других южных городах каждое утро подбирали трупы крестьян, складывали на телеги и увозили за город хоронить в безымянных могилах».

То была страшная цена, которую большевики, Советская власть, а с ними весь русский народ платил за восстановление своей жизни после разрухи и революционной смуты. Ничего подобного не могли и представить себе ни теоретики, ни практики русских революций. Все, к чему они призывали, оказалось миражом, утопией, их обещание скорого счастья обернулось народным горем. Однако это горе сопутствовало обретению русским народом утерянной жизнеспособности, утраченной сопротивляемости – ценой страшных, часто бессмысленных жертв, потерей миллионов жизней.

Несмотря на голод, Сталин настаивал на продолжении экспорта хлеба за границу. Рост экспорта составил от 1 миллиона центнеров в 1928 году до 51,8 миллионов в 1931 году. В разнице этих цифр – смерть миллионов людей от голода. Продажа хлеба за валюту повлекла по приблизительным оценкам гибель до 8 миллионов человек. Но в те же годы страна достигла невиданных успехов в индустриализации. Рой Медведев: «Только с 1928 по 1933 год были построены 1500 крупных предприятий и заложены основы таких отраслей промышленности, каких не знала царская Россия: станкостроения, автомобилестроения, тракторостроения, химической и авиационной промышленности. Налажено производство мощных турбин и генераторов, качественных сталей, ферросплавов, синтетического каучука, азота, искусственного волокна и др. Введены в строй тысячи километров новых железных дорог и каналов».

Разразившаяся через 10 лет Великая Отечественная война не закончилась бы нашей победой, если бы не были построены эти заводы и дороги. В начале войны из захваченных врагом районов промышленное оборудование вывозилось на Урал и за несколько месяцев запускалось в работу на пустырях. Не было бы этого оборудования, купленного жизнью миллионов умерших от голода, и не было построенных в первые пятилетки волжских и уральских заводов, то не было бы Победы. Сверхнапряжение, жертвы, сверхвысокие темпы индустриализации отсталой страны были жизненно необходимы. Весь народ ощущал в те годы опасность оставаться отсталым и беззащитным перед надвигающейся угрозой фашизма. Находившиеся во власти большевики это осознавали, а народ просто чувствовал надвигающуюся беду.

Все связано в судьбе народа. Предыдущие поколения передают не только свою жизнь следующим поколениям. Если на их долю выпадает умереть преждевременно и трагически, то не напрасно, они всегда неосознанно помогают выжить своим детям и внукам. Все мы только мимолетные вихри и струйки общего Потока жизни, которому каждый служит и помогает, как умеет, или как ему это удается.