– Мне доложили, – начал Мандер, – что ты взялся за расследование исчезновения летэвского каравана. Это так?
Игхор кивнул.
– С этим к тебе обратился Яролав Бикрет, так?
Игхор опять кивнул. Крено отхлебнул вина и скорее приказал, чем сообщил:
– У меня есть для тебя другое дело.
– Слушаюсь, – отозвался Игхор, лишь чудом сдерживая охватившее его удивление.
– Как ты знаешь, на окраинах города протекает река Нищих.
Игхор в который уже раз кивнул. Он понимал, о чем речь.
Канализация, несмотря на то, что Корлимар был столицей, в городе располагалась лишь под Королевским Посадом и несколькими другими посадами позначительнее и поприличнее. В других же местах грязь, отходы и экскременты приходилось выливать в ведрах. А на окраинах, вследствие постоянного пополнения мусорной жижи, образовалась настоящая река, которая разлилась на огромную территорию. Официально ее обозначали как реку Нищих, но простой люд называл ее проще и точнее, хоть и грубее.
– На берегах реки, – продолжил Мандер, – орудует банда разбойников. Твоя задача проста – ты должен ликвидировать ее.
– С чего бы разбойникам, – вежливо удивился Игхор, – работать в этом районе? Там нет людей, за счет которых они могли бы поживиться.
– Верно, нет, – согласился Крено сухо, – Однако я просмотрел целую стопку дел о нападениях возле реки Нищих. Каждый из трупов был расчленен, а внутренности не найдены. Мы бы не придавали этому делу значения, однако счет жертв перевалил за сотню.
* * *
Стефар исподлобья смотрел на вожака. Хеган, стоящий в другом конце подпола, переговаривался с каким-то странным мужчиной, одетым так богато, что руки сами тянулись к изукрашенному кошелю и инкрустированному драгоценностями кинжалу на поясе. Но что-то пугало сделать это, пугало даже такого хладнокровного убийцу, как Стефара – может быть, взгляд незнакомца, портивший его красивое лицо, а может, та безграничная уверенность в себе, которая позволила ему встретиться с лучшей в Корлимаре бандой.
Шел уже второй час, а разговор все продолжался. Голос Хегана, командирский и хриплый, заглушал слова его собеседника, и о чем они пытаются договориться ни Стефар, ни его товарищи понять не смогли. Приближался вечер – время работы – однако вожак и не думал гнать незнакомца прочь. И лишь спустя еще четверть часа странный гость наконец удалился, а Хеган повернулся к своей банде и усмехнулся, дернув подстриженными в самой дорогой цирюльне Корлимара усами:
– Что, парни, заскучали? Ну это ничего, так как я только что такое дело нам добыл, что если выгорит, то мы лет десять сможем безбедно жить, ковыряя в носу пальцем!
– А что делать-то надо? – Стефар, как помощник вожака, стремился показать всем свою смелость и не робел приставать к Хегану с вопросами. Он прекрасно знал, что сейчас у того прекрасное настроение, и оказался прав.
– Надо, смешно сказать, завалить с два десятка отбросов у реки Нищих, – ответил Хеган, – и расчленить их. А потом, когда в те места придут стражники, одного из них надо кончить. За это каждый получит…
От названной им суммы глаза всех в подвале загорелись хищным светом.
– А как же мы его узнаем? – прогудел Оглобля, самый высокий из всей банды, – Я вот этих сук не различаю.
– Я знаю, как он выглядеть должен, – успокоил Хеган и направился к лестнице, ведущей наверх.
– Куда мы сейчас? – поинтересовался Стефар, тоже вставая. Привыкший к своей комнате в трактире “Сосновое блюдо”, он был разочарован тем, что пришлось так долго сидеть в сыром и затхлом подвале. Это напоминало ему о детстве.
– Вы пока тут ждите, – ответил вожак, от которого остались видны одни ноги, – Я схожу к тайнику и проверю, есть ли там аванс. Потом вернусь, и пойдем к реке Нищих. В мясников играть.
* * *
– О тебе отзываются как о человеке умном и храбром, – продолжил Крено, – Поэтому я хочу поручить это дело тебе.
– А как же караван?
Его собеседник поморщился:
– Это дело не такое уж трудное и важное, с ним справится и кто-нибудь другой. Возьмешься за это.
– Как прикажете. Но… прежде чем Вы отдадите дело с исчезнувшим караваном другому, я хотел бы кое-что сообщить.
Крено равнодушно взглянул на Игхора:
– Что именно?
– Когда дело началось, я послал запросы в две крепости, чтобы примерно определить, где исчез груз. Из Траглона мне прислали, что он уже проезжал, но дело в том, что комендант крепости, Омуф, безграмотен, и потому подписывался рисунком башни. А в этом ответе была совсем другая… обычная подпись. Я хотел это проверить, но вся переписка с Траглоном пропала.
Крено посмотрел на него несколько странно:
– Молодец, Игхор. Такими темпами ты скоро получишь еще повышение. У тебя настоящий талант, и его лучше направить на реку Нищих. Траглоном я займусь сам. Пропажу бумаг мы будем расследовать в отдельном порядке – не факт, что это как-то связано с исчезновением каравана, будь он трижды неладен. Все, можешь идти.
Игхор поднялся, поклонился и вышел.
Он направлялся к конюшням, чтобы отдать приказ расседлывать лошадей. Ведь Игхор уже собирался в Траглон, чтобы выяснить правду, но теперь… Мрачные мысли снова начали одолевать капитана, ничуть не обрадованного прекращением этого странного дела.
А вокруг шумел Корлимар. Сейчас Игхор шел по главным улицам города, и потому дома вокруг были чистые и опрятные, окруженные кое-где деревцами и оградками. Здесь жили аристократы и богачи, здесь располагались лучшие постоялые дворы. Над изящными черепичными крышами Игхор заметил ярко сверкавший купол Храма Первого Луча, в котором несколько дней назад он получил благословение от самого короля Рианилла.
На улице сновала по своим делам толпа народа. Как и всегда, пока погода позволяла, люди щеголяли в разноцветных одеждах модных фасонов, которые скроются за теплыми вещами темных и унылых цветов с приходом холодов.
То и дело Игхор кивал в ответ на приветствия дальних знакомых, внутренне надеясь не встретиться с кем-то из более близких друзей. В его душе смешивалось множество чувств, голова болела от наплыва мыслей и фактов. Следовало уединиться, подумать и расслабиться. “Боги, – думал стражник, – лишь бы не встретиться с кем-то”.
Его определенно не услышали.
– Игхор! – раздался сбоку громкий голос, – Эй, Игхор!
Игхор повернул голову и увидел проталкивающегося сквозь недовольно ворчащую толпу Растоса, высокого вечно улыбающегося верзилу. Он, как и подобает своему званию, был облачен в гербовый нагрудник стражника дворца.
– Растос, – вымученно улыбнулся Игхор, – Привет.
– Привет-привет, – тот подошел, крепко обнял его, – Пойдем выпьем, я угощаю. Эх, настроение такое, что хо-хо! Пойдем, пойдем. Не-не-не, не в эту дороговизну, – он кивнул на видневшееся невдалеке “Сосновое блюдо”, к которому повернулся было Игхор, – Пойдем лучше в “Голубя”, выпьем пива. Для начала.
Растос, никогда не отличавшийся молчаливостью, с удовольствием пересказывал мрачному Игхору последние сплетни, пока они искали стол в “Толстом голубе” – корчме дешевой и людной.
– Слыхал, кто за принцессой-то поехал? Пазен, принц сважгерский. Она его вроде как на дух не переносит, а он вот ее любит до смерти. Прям как в присказке: “Он ее любит за то, что она его жуть как не любит”. Или “страх как”, не помню. Ну да плевать, любовь вообще штука гадкая. Давай чокнемся! А вот недавно такие новости пришли, ты не поверишь…
Растос подмигнул, опустошил кружку и зашептал, косясь по сторонам:
– Знаешь, крепость есть одна, Траглон называется? Ну, та, что в горах, которую никто никогда не брал штурмом. Так вот оттуда комендант приехал, Омуфом звать, мой давний приятель. Так он говорит, что крепость эту злычи захватили и всех там переубивали. Я это передал своему покровителю при дворе, а теперь и Лобрив об этом знает! Считай, благодаря мне с Омуфом мы все королевство спасли, хо-хо! Но это ж надо, а? Чтобы злычи, да в Корлимаре!
Игхор кивнул, тупо глядя в свою почти полную кружку.
“Омуф, караван, злычи, Траглон” – мысли в его голове медленно ползали, складываясь в одну картину. Одну отвратительную картину.
* * *
Миднерев в одиночестве стоял на вершине башни и читал письмо. Внизу кто-то что-то говорил, кто-то орал, но все звуки и весь мир исчезали. Оставалось лишь письмо и слова в нем, состоящие из написанных фиолетовыми чернилами букв нечеловеческого алфавита, больше всего похожих на змей, крутящихся в странном танце. Черноволосый воин ничего не видел, кроме них, весь погруженный в чтение:
“Мой милый Миднерев,
Стоит отметить, что ты крайне невезуч. Поверишь ли, что комендант этого гребаного Траглона не умел писать и подписывался рисунком гребаной башни? Я сам не поверил в это сначала, но потом просмотрел переписку с крепостью и убедился в этом.
Это лишь невезение, однако – вы еще умудрились упустить этого Омуфа! Он приехал в Корлимар и обо всем доложил Лобриву. Удивишься ли ты, узнав, что Рианилл проявил желание атаковать вас? Сразу же за письмом я вышлю вам столько людей, сколько смогу – надеюсь, они прибудут к вам раньше летэвов. В любом случае наш план надо корректировать – и в первую очередь из-за тебя, ведь если бы ты не дал Омуфу сбежать, то мог бы, как и обговаривалось, резать караваны и утверждать, что они пропадают в Теухурских лесах, а я расследовал бы “дело о свирепой банде”. Теперь же – увы и ах.
Короли решили не разглашать новость о нападении на крепость, но в дело о караване вцепился один из капитанов стражи. Пришлось заказать его наемным убийцам, а это деньги, время и нервы. Их я, конечно, тоже в живых не оставлю, но слишком много проблем из-за одной оплошности.
Недавно пришло сообщение от Фьолета. Говорит, что у них там произошло что-то экстраординарное. Вроде Алинния там то ли кого-то убила, то ли превратила. Хотя что удивляться – она всегда была особой капризной и эмоциональной. Всегда удивлялся, как она умудрялась так хорошо проделывать свою работу – ведь она женщина, а они слишком глупы, беспомощны и не способны на что-либо дельное. Только и умеют ноги раздвигать, а это помогает далеко не всегда.
Напомню, чтобы ты не глупил – от тебя действительно зависит многое. Целую.
Крено”
Миднерев мрачно улыбнулся и сжег письмо. Хоть оно и было написано на том языке, который знают лишь избранные, предосторожность никогда не помешает.
Сзади послышался звук шагов, и вскоре к нему поднялся Мрогер.
– Я, – сказал злыч, – долго думал над твоими словами, и я согласен. Мы будем помогать друг другу?
– Да, – Миднерев не колебался, – будем. Поэтому я и мои люди останутся с тобой, чтобы оборонять Траглон. И, кстати, скажи на милость, кто там так орет?
– Прибыли последние отряды, – пояснил Мрогер, – В этот раз твои люди, изображающие купцов, кроме воинов привезли еще пива. Все рады. И… мы полностью готовы.
– Отлично, – криво улыбнулся Миднерев, – Только будут и еще отряды. Они нам понадобятся.
Глава 12
“Я не совершаю глупости: не даю пощады и не делаю поблажек. Меня либо слушаются, либо предают. А для предателей у меня всегда найдется огонь”
Лиэндоал
– Просто признай уже, что мы заблудились!
Ожоеч остановился, громко и часто задышал. Идущий за ним Рунгос продолжил, даже с какой-то радостью:
– Как я и говорил – мы заблудились! Вернее, ты заблудился.
– Да скоро выйдем к ним, – буркнул воин, в глубине души зная, что Рунгос прав.
Сам он понял это еще вчера, когда они, уставшие, по счастливой случайности вышли к тайнику, который в свое время устроил сам Ожоеч. Так как было это по пьяному делу, то почему он это сделал, воин не помнил, но зато ориентиры выучил наизусть: “В трех шагах от коряги в форме беременной бабы, пень. Ищи под корнями”. Там оказались фляга самогона, дубинка, почти новые сапоги, а в них – пустой кошель и огниво. Вещи эти, безусловно, были полезными – по крайней мере, теперь Рунгос готовил пойманную им живность на огне – но одновременно значили, что беглецы вышли из лагеря ящеров не к северо-западу, как предполагалось, а на восток, ближе к Лишттасу. Ожоеч это понял, но решил смолчать, и теперь постоянно сворачивал левее в бессмысленной попытке приблизиться к войску Кратисса. А теперь об ошибке догадался и Рунгос.
– Так что прекращай юлить, – бросил капитан, идя вперед, – И так видно, что мы идем не туда.
– С чего это ты взял? – поинтересовался Ожоеч, стараясь оттянуть время.
– Слишком тихо, – ответил Рунгос, – и чисто. Армия оставляет после себя следы – вонь и грязь. А все то время, что мы идем, ничего такого не было. Теперь надо понять, где мы оказались, а там уж думать.
Ожоеч обреченно вздохнул и признался:
– Видимо, мы ушли из лагеря ящеров в сторону востока, а не севера, как я предполагал. Солнца ведь не было видно из-за дождя. Нам пришлось много обходить – как ты помнишь, воды было почти по колено, и мы часто шли зигзагами.
– Это уж точно, – кивнул Рунгос, – значит, мы сейчас… ближе к Лишттасу, что ли?
– Ну да, – протянул Ожоеч, – это был мой тайник.
– Я догадался, – ухмыльнулся капитан, – Никто другой не мог бы о нем знать, а ты вряд ли стал бы делать тайник вдали от родных мест. Тогда-то я и понял, что мы вышли не туда. Значит, сейчас нам надо продолжать идти на север, как мы шли до этого, но теперь еще и постоянно сворачивать на запад?
– Видимо, так, – согласился его спутник, – Смотри, впереди поляна. Может, перекусим?
С последнего ужина у них осталось мясо красновки – неядовитой змеи, которую Рунгос убил копьем и пожарил на огне. Она была толщиной в руку и достигала пяти локтей в длину, поэтому съесть все за один раз беглецы не смогли.
Но на вполне логичное предложение (потому что позавтракали они почти с восходом солнца) капитан отреагировал странно – он удивленно посмотрел на Ожоеча и спросил:
– Ты что, дурак?
Воин настолько опешил от такого вопроса, что даже не смог ничего ответить. А Рунгос вышел на поляну, обвел вокруг себя рукой и произнес:
– Посмотри на деревья. Неужели не видишь?
Ожоеч послушался, и только теперь увидел, что на коре росших вокруг поляны деревьев вырезаны чем-то острым изображения ужасных морд, измазанных разноцветными поблекшими красками. На ветвях рядом с ними свисали связки гнилых грибов, маленькие косточки, рыбьи скелеты. Только теперь воин почувствовал слабый противный запах затхлости.
Рунгос тем временем творил нечто совсем уж странное – он встал на колени, подполз к ближайшему дереву и принялся целовать его корни, что-то невнятно бормоча. Ожоеч подошел к нему и, силой заставив подняться, спросил:
– Ты что, с ума сошел? Что ты делаешь?
– Пойдем отсюда, – прошептал капитан. Внятный ответ Ожоеч получил только когда они удалились от странного места не менее, чем на сорок шагов.
– Когда я искал для Лишттаса припасы, – начал говорить Рунгос, постоянно оглядываясь и то и дело понижая голос, – со мной в отряде был один мудрый воин, Имонх. И мы также остановились на похожей поляне, где он принялся делать то же, что я сейчас. Мы все, естественно, лишь посмеялись над его поведением, на что он сказал: “Те-кто-тьма все слышат, и вы за свое неуважение поплатитесь”. Никто его, естественно, не послушал, а один, самый безрассудный во всем отряде, в ответ на это лишь помочился на такое дерево. Имонх неконфликтный человек, он промолчал, только вот ночью…
Капитан замолчал, его лицо болезненно искривилось. Ожоеч слушал его без особого доверия к словам, но ничего не говорил – он был виноват за то, что они заблудились, и потому не высказывал своего мнения.
– Ночью этого парня не стало, – продолжил Рунгос, отводя ветку от лица, – Вечером он отошел от костра, и почти сразу же закричал. Я никогда не слышал таких криков – знаешь, так не кричат даже перед лицом смерти. Мы кинулись к нему, а он уже был мертв. Тело не тронуто, а вот вместо лица… просто голый череп, который рос из шеи. И – тишина. Мы к Имонху, а он и говорит: “Те-кто-тьма карают за непочтение, они наслали на нас и ящеров”. Мы уже не стали с ним спорить, но я с того момента лучше уж корни поцелую пару раз, чем окажусь с черепом вместо головы.
– А что ты бормотал? – поинтересовался Ожоеч.
– Мы у Имонха на следующее утро спросили, что это за поляна. Он говорит, что это место поклонения Тем-кто-тьма. И если ты приходишь на такую поляну, то надо встать на колени, поцеловать корни и сказать “О, Те-кто-тьма, пощадите меня и не губите за то, что по владениям вашим хожу-брожу”. Говорят, что каждое из деревьев символизирует одного из этих самых Те-кто-тьма, и знающие могут обращаться к кому-то конкретному, но я в этом не разбираюсь.
Ожоеч взглянул на небо, по которому бежали серые облака:
– И ты действительно веришь во все это?
– До того случая не верил. Теперь предпочитаю осторожничать. С магией не стоит шутить, как не стоит шутить и с магическими созданиями.
Тут уже воин не мог сдержаться и воскликнул:
– Рунгос, магии не бывает!
Капитан посмотрел на него странно:
– Да? А что тогда убило воина из моего отряда?
– Это могло быть просто животное с болот. Великая Топь не случайно считается опасным местом, здесь постоянно хрень творится, – Ожоеч всерьез удивлялся своему спутнику, – Слопали его по особенному, а то, что именно его – простое совпадение.
– Слишком странное совпадение… – пробормотал Рунгос, – Ну хорошо, а как же ящеры?
– А с ними-то что не так?
– Они мысленно разговаривают. По крайней мере, со мной они говорили именно так. Я слышал их голоса в своей голове.
– Они и между собой общаются так же, – отмахнулся Ожоеч, – Да, это интересно, но это ничуть не магия.
– Думай что хочешь, – буркнул Рунгос, явно разозленный, – Я сам был таким, пока не увидел все это.
– И все равно я говорю, что магии нет, – решил оставить последнее слово за собой воин, – Вот когда увижу что-нибудь действительно магическое, тогда изменю свое мнение. Но мне уже двадцать семь лет, а до сих пор я не встретил ничего сверхъестественного. Повод задуматься.
Рунгос не ответил, лишь ускорил шаг. Идущий за ним Ожоеч, однако, вовсе не был спокоен. Он то и дело оглядывался, и ему начинало казаться, будто за ними кто-то идет.
“Глупости, – сказал он сам себе, – Это все рассказ Рунгоса. Все можно объяснить естественными причинами. А кроме того… я ведь ничего непочтительного с теми деревьями не совершал”.
* * *
– Ваше Величество, Вам не стоило подниматься так рано, – вскочил со своего места Барнуг, увидев входящего в залу Кратисса. Король в ответ лишь отмахнулся и медленно подошел к столу, вокруг которого собрались старшины. На нем беспорядочной кучей лежали самые разные вещи, начиная от ремней и кинжалов и заканчивая листами пергамента, зеркалами и гребнями. Судя по всему, работа проходила так – один из старшин брал со стола случайный предмет, подробно его осматривал и давал остальным по кругу, пока его не получал Касиф, который делал новую заметку на пергаменте, который держал в руках. Кратиссу даже не нужно было спрашивать, чьи вещи так пристально изучаются.
– Вы нашли что-нибудь? – требовательно спросил он у старшин. Те печально покачали головами и потупились. Вместо них ответил Касиф, отложив перо:
– Нет, Ваше Величество. Фэнзис, несомненно, предатель, но нам до сих пор не удалось найти объяснения его поведению. Нет ни одного письма, ни одной вещи, которую ему могли бы передать в качестве вознаграждения ящеры – он жил как обычный человек, как один из нас.
– И в его доме не было ничего подозрительного? – с недоверием уточнил король.
– Мы вынесли все вещи, – Барнуг указал на стол, – А мебель разрубили топорами, но в ней не оказалось тайников. Стены мы простучали, но и в них ничего не обнаружилось. Фэнзис жил один, его жена умерла несколько лет назад при пожаре – возможно, Вы помните.
Кратисс отрицательно покачал головой и сжал кулаки:
– Тогда нам остается только одно. Приведите его.
Тут все старшины опечалились еще больше, и лишь искоса посмотрел на Барнуга. Тот кашлянул:
– Ваше Величество, это моя вина… Дело в том, что на обратном пути Фэнзис умер. Скорее всего, я слишком сильно его побил. Я приму любое наказание, которое Вы посчитаете…
– Барнуг, – скривился Кратисс, обреченно выдыхая, – заткнись. Доведите осмотр до конца, если что-то отыщете – сообщите мне. Аглертур, – обратился он к столичному голове, – пойдем, надо поговорить.
Когда они вышли из залы и остановились в коридоре, в конце которого за ними пристально присматривали четверо королевских стражников, Кратисс спросил:
– Как идут работы по укреплению Ниргримлаона?
– Мы укрепляем стены, Ваше Величество, – поклонился Аглертур, – а крестьяне из деревень привезли с собой все свои запасы. Но я боюсь, что от такого скопления людей распространятся болезни, тем более что мы не знаем, что могут предпринять ящеры. Стража нашла три подземных хода и завалила их, но мне кажется, что их существует гораздо больше.
– Мне будут нужны все подробности, – коротко велел король, – точное число воинов, женщин и детей, сколько имеется припасов и воды. И продолжайте искать подземные ходы, нам не нужна атака в спину!
– Будет сделано, Ваше Величество, только вот, – голова наклонился к Кратиссу и зашептал, – только вот я боюсь не только за это. Происшествие с Фэнзисом не удалось скрыть от людей, весь город шумит.
– И что же? – нахмурился король, борясь с желанием почесать болевшую под тканью с лекарством рану.
– Раньше сила Болотного Легиона была в единстве, самоуважении и доверии, ведь иначе мы бы не выжили. Люди стояли друг за друга горой и знали, что те, кто рядом, им всегда помогут. А теперь… теперь доверие исчезло. Люди косятся друг на друга, обвиняют во всех грехах, начали поступать доносы!
– Скверно, – коротко оценил Кратисс, – Очень скверно. Недоверие плохо скажется на боевом духе людей. Нужно придумать легенду… Ну-ка, пойдем.
Когда они снова зашли в залу, в ней шел бурный спор.
– …это ты его забил до смерти, Барнуг! – гневно говорил один из старшин, Одмор, – Мы видели, как ты молотил его по морде, там живого места не оставалось. Он уже и не дышал, когда мы его клали на повозку!
– Справедливости ради возражу – он был жив, – отозвался кто-то другой, – Он дышал. Но Барнуг и верно виноват, он у нас силен, и если кого “приласкает” кулаком, то шансов выжить у того мало.
– Это все наглая ложь! – вскипел воин, тряся кудрями, – Что вы все, думаете, я лгу? Оправдания себе ищу? Я клянусь, что видел, как у Фэнзиса из щеки вылезло что-то, вроде змеи, и воткнулось ему в шею! Не верите – давайте прочитаем описание вскрытия тела, его Касиф провел как только мы приехали!
– Что скажешь, Касиф? – спросил Кратисс громко, – Барнуг говорит правду?
Мастер откинулся на спинку стула, помолчал, оглядев остальных.
– Нет, Ваше Величество, – ответил он ровно, – На шее Фэнзиса и верно было красное пятно, но при вскрытии ничего сверхъестественного обнаружено не было.
– А где теперь само тело? – король краем глаза увидел, что Барнуг недоверчиво качает головой.
– Мы сожгли его, – ответил Касиф, – Чтобы показать, что бывает с предателями в нашем королевстве.
– Плохой способ выбрали, – поморщился король, – Он отдает чем-то летэвским. В следующий раз будем топить. Но я надеюсь, что следующего раза не будет – вам всем стоит разнести по Ниргримлаону слух, будто бы меня пытался убить не Фэнзис. Пускай это был… ящер. Который скрывался с помощью колдовства.
– Это не уменьшит подозрительности людей, Ваше Величество, – вежливо возразил Аглертур, догадавшийся, что приказ короля напрямую вытекает из их разговора.
– Добавьте, – жестом велел замолчать голове Кратисс, – что сам Ниргримлаон защищен от такого колдовства силами Щертерега. Пусть по этому поводу народ помолится, возблагодарит за заботу.
– Не кощунственно ли, – сказал Барнуг, – так лгать, прикрываясь Великим Повелителем Чувств? Он может этого не простить.
– Ты лучше помолчи, Барнуг, – одернул его кто-то из старшин, – и не спорь с королем. Уж лучше пускай люди успокоятся, опять станут доверять друг другу. Ну, все согласны?
Старшины закивали.
* * *
– Шорлен, я могу отвлечь тебя от раздумий своим вопросом?
Шорлен открыл свой единственный глаз, взглянул на гостью:
– Что случилось, Црогис?
– Меня тревожит твое поведение. Больше недели мы стоим здесь, на Асхиге, хотя уже давно могли бы уничтожить цроц в их главном городе. Я понимаю, что у тебя есть свой план, которым ты не делишься, но…
Вождь почувствовал ее неуверенность и поторопил:
– Говори, тебе нечего опасаться.
– Но неужели ты ждешь ее?
Этот вопрос привел Шорлена в бешенство. Его мысленный импульс был настолько силен, что Црогис в страхе наклонила голову. Но вождь почти тут же успокоился:
– И ты, и твой… почитатель думаете одинаково. Он тоже спрашивал меня об этом, возможно даже теми же словами. И тебе я отвечу, как и ему – нет, она абсолютно ни при чем.
– Меня это радует, – констатировала факт Црогис, подходя ближе, – Подобные чувства всегда губительны – Нинелн служит тому примером.
Шорлен скривился, снова закрыл глаза. Он очень устал.
– Тогда в чем же дело? – вновь спросила его Црогис, – Почему мы не нанесем цроц последний удар?
Вождь лишь устроился поудобнее, еще сильнее поджав ноги под себя:
– Мы выжидаем – это ты заметила и так. Я хочу… знать всю информацию, знать все, что происходит у цроц. Скоро я буду это знать, и тогда решу, что делать. Я не хочу идти наугад, чтобы потом стоять под стенами, как было под Шисихгниисом. Не хочу доверять случаю, который позволил сбежать пленникам, а вам с Нинелном – расстроить мои планы.
– Это не наша вина! – взвилась Црогис, – К тому же, я сопротивлялась!
– Ложь, – коротко бросил Шорлен, – Я чувствую ложь в твоих мыслях. Ты получала наслаждение, тебе было хорошо. Ты забыла обо всем – как происходит всегда во время брачного периода, до которого еще далеко.
Црогис молчала, но ее поза выдавала правоту вождя. Он удовлетворенно кивнул и поинтересовался, уже без нажима:
– Как так вышло, Црогис? Расскажи, почему ты поддалась этому?
– Ты мне не поверишь, – после молчания произнесла она, по жесту Шорлена садясь напротив, – Но… я действительно была сама не своя. Мои мысли как будто улетели куда-то, и что-то изнутри само заставляло меня не противиться словам Нинелна. Он предложил мне наслаждение, и хотя его аргументы были глупы, я против своей воли согласилась. Что-то говорило внутри меня – что-то, что и командовало мной затем.
– Ты права, Црогис, – жестко сказал Шорлен, когда она закончила, – Я не верю.
– Разве ты не веришь в притяжение друг к другу? Нинелн наглядный тому пример, да и ты, Шорлен, тоже.
Црогис проницательно посмотрела на него, а вождя будто бы что-то кольнуло внутри.
* * *
Дома, высокие настолько, что их крыш не было видно, заслоняли лучи высоко висящего солнца, однако не могли скрыть излучаемое им тепло. Глядя на мастерски расписанные древними строителями кирпичные стены, Шорлен шел по пустой улице. В это время суток большинство ящеров, страдающее от недостатка влаги в воздухе, дремало и потому оставалось в своих жилищах, которые сотнями могли располагаться в одном высоком доме. Но у Шорлена были дела, поэтому приходилось идти дальше, изнемогая от сухости и мечтая о бассейне, в который он вскоре сможет погрузиться.
– Зря ты думал о ней, Шорлен.
Раздавшийся в голове голос заставил молодого помощника вождя остановиться и обернуться. К сожалению, он не увидел там своего главного недруга, лишь трех его подчиненных, что было понятно по разноцветным плащам с узорами. Низкие капюшоны скрывали лица ящеров, да и Шорлен смотрел лишь на длинные кинжалы, чуть видимые в тени рукавов.
– Вас послал ваш вождь, верно? – поинтересовался он, демонстративно берясь за дубинку, висящую на поясе.
– Нет, глупенький, – раздался из-под одного из капюшонов голос самки, – Нас прислала она.
После этих слов все трое двинулись к нему, уже не пряча свое оружие. Шорлен не боялся, и мысли его были холодны и спокойны. Он выхватил дубинку и бросился навстречу, атакуя. Троица, до того представлявшая собой единое целое, разделилась на отдельные силуэты, что заскользили в стороны, рисуя неведомый танец. Пока что их жертва смогла добраться лишь до одного – той самой самки – и постаралась ударить ее по правой руке, обезоруживая. Ему это не удалось – та ловко увернулась и резанула его по обнаженному брюху. Хоть и покрытое достаточно толстыми пластинами, как и у всех ящеров, оно не выдержало, и Шорлен почувствовал боль. Он снова взмахнул дубиной, но тут его ударили сзади, целясь в бедро. Шорлен упал на одно колено, и тут третий, резко распрямившись, словно змея в броске, ударил в лицо. Острие попало точно в левый глаз, и не осталось ничего, кроме боли.
Шорлен повалился на сухую землю, ожидая последнего удара, но того не последовало. Все, что он услышал, был голос самки, холодно произнесшей:
– Не мешай ей жить, Шорлен. Прекрати ей досаждать. Живи, но навсегда запомни это предупреждение.
Он не помнил, как они исчезли в глухих улицах. От них не осталось ничего, кроме боли, крови и осознания собственного бессилия.
* * *
Шорлен вздрогнул, придя в себя. На мгновение ему показалось, что он снова испытал ту боль, хотя теперь в его глазнице была лишь жемчужина.
– Ты сам очень похож на Нинелна, и представься случай, ты поступил бы так же, как и он, – заявила Црогис, – Не потому ли ты и вызвался встать во главе этого похода? Не потому ли, что она смотрела на тебя тогда?
Вождь молчал, но знал, что его собеседница знает ответ, как знала его вся их кладка.
– Ты ведь говоришь это не просто так, – произнес он наконец, – Ты знаешь, как я отношусь к этой теме, как она мне неприятна. К чему же я должен склониться после вызванных тобой чувств и воспоминаний?
– Ты ведь и сам прекрасно знаешь, – в голосе Црогис чувствовалось удовлетворение, – Именно Нинелн спас тебя тогда, нашел в закоулках города. Он лечил тебя, он дал тебе эту жемчужину. Кроме того, больше него предан тебе разве что Сехек.
– Кто-то должен ответить за то, что мы не выполнили поставленную в этой битве задачу. Я не хочу казнить ни тебя, ни Нинелна, но кто-то из вас должен быть наказан. Я бросал жребий, и выпал он.
– А если бы выпала я?
– Тогда я бы заявил, что ты соблазнила Нинелна.
– Ты лжец, Шорлен.
– Нет, – вождь неприятно оскалился, – Я лишь хочу выполнить свой военный долг. И для этого должен казнить кого-то виновного, иначе каждый решит, что имеет право не исполнять мои приказы. Впрочем, это я уже говорил.
– Должен, – не стала спорить Црогис, – Но не смерть. Сделанного не исправишь, старик не станет яйцом, а ты больше потеряешь, чем получишь. И, если это важно… многие считают точно так же.
– Значит, ты просто посланец народа? – спросил Шорлен, думая о своем.
– Не совсем. Я уже говорила тебе – я не была собой в лесу. И я уверена, что Нинелн испытывал нечто подобное. Подумай сам – сколько раз мы с ним оставались наедине, но он вел себя обычно. И раз ты сам не считаешь нас виновными…